Между министром Э.Мильке и руководителем аппарата КГБ в Германии А.М.Коротковым существовали ровные товарищеские отношения. Они обращались друг к другу “на ты”. Чувствовалось, что они испытывали взаимную симпатию, могли позволить себе подначивать друг друга. Они были почти ровесниками, однако при общении с Коротковым министр, несмотря на свой властный характер, постоянно выступал в роли младшего партнера и неизменно проявлял готовность идти на уступки. Судя по документальным данным, руководитель аппарата КГБ в ГДР Е.П.Питовранов был против назначения Мильке министром государственной безопасности, а сменивший Питовранова А.М.Коротков безоговорочно поддержал это назначение. Мильке знал об этом и чрезвычайно высоко ценил его поддержку.
Следует заметить, что А.М.Коротков был весьма непростым партнером на переговорах и подчас прибегал к нестандартным приемам их ведения. В этой связи запомнился следующий эпизод. Я сопровождал Короткова к Мильке в готовности составить протокол беседы между ними. Коротков изложил свое видение проблемы и пути ее решения (сегодня я уже не помню, о чем шла речь). Министр не согласился с ним и обосновал свою точку зрения. Тогда Коротков замолчал и, направляясь к выходу, стал одевать пальто и шляпу. Мильке как-то сник, в замешательстве стал уговаривать продолжить обсуждение и, отказавшись от своей концепции, полностью согласился с мнением Короткова.
Постоянная бдительность была важным признаком натуры министра Мильке. Он чутко фиксировал все подозрительные моменты и немедленно реагировал на них В подтверждение этого хотелось бы привести следующий пример. В 1959 году серьезно осложнилась обстановка в Дрездене и даже появилась угроза возникновения забастовок на его предприятиях. В ЦК СЕПГ посчитали, что МГБ ГДР недооценило серьезность сложившейся ситуации, и министру Мильке было предложено провести обсуждение на собрании партийного актива МГБ.
А.М.Коротков поручил мне посетить собрание актива и составить отчет о докладе министра и выступлениях участников. Однако он посчитал, что это нужно сделать достаточно скрытно. Для этого мне надлежало появиться на собрании актива якобы в качестве переводчика одного из наших офицеров связи, полковника Х. Полковник совершенно не знал немецкого языка, и Коротков считал его настолько бестолковым, что немецкие друзья не заподозрят его в способности понять, о чем идет речь на собрании.
Собрание состоялось в большой столовой министерства, где участники разместились по нескольку человек за отдельными столиками, на которых были расставлены бокалы с пивом. Мы с полковником Х. сели вдвоем за самый левый столик в первом ряду. За столом президиума кроме министра разместились члены парткома МГБ и представители ЦК СЕПГ. Мильке выступил с пространным докладом, продолжавшимся не менее двух часов. По окончании доклада, перед прениями, был объявлен перерыв. Прозвучала команда: ”Внимание!”, и министр проследовал в сопровождении членов президиума к выходу. Сделав несколько шагов, он резко повернул направо, подошел к нашему столику и пожал руки полковнику Х. и мне.
Выслушав наш доклад, Коротков спросил полковника Х, какой смысл был в этом жесте министра. “Министр – воспитанный человек”,- ответил полковник. “Эх ты, простота!, - воскликнул Коротков., - ведь министр дал знать своим сотрудникам: “Внимание! Вот они здесь – соглядатаи. Держите язык за зубами!” Министр оказался хитрее нас.
В период, непосредственно предшествовавший перекрытию границы с Западным Берлином и сооружению Берлинской стены, как на Западе, так и на Востоке активнейшим образом развертывалась взаимная разоблачительно-дезинформационная кампания. Пиком этой кампании стала в конце 1960 года международная пресс-конференция члена политбюро ЦК СЕПГ А.Нордена, имевшая цель доказать, что американцы непосредственно приступили к подготовке агрессии против социалистических стран.
В качестве доказательств непосредственной подготовки к агрессии были представлены топографические карты территории ГДР, на которых были обозначены посадочные площадки для высадки диверсионных групп, места для тайного складирования оружия и пр. Эти карты были изъяты у сотрудников американской военной миссии связи при главкоме ГСВГ в ходе негласной операции, проведенной МГБ ГДР в одной из гостиниц Магдебурга. Указанная операция была осуществлена немецкими друзьями без согласования с советской стороной. Она могла повлечь за собой принятие ответные мер со стороны американцев и послужила поводом для нелицеприятного объяснения между Коротковым и Мильке.
В самом конце 1959 года Мильке посетил аппарат КГБ в Берлине-Карлсхорсте. Он выступил перед сотрудниками с докладом о политической обстановке в ГДР. Министр не имел заранее подготовленного текста и попытался говорить экспромтом. Однако он не владел в достаточной мере политической лексикой на русском языке и поэтому вскоре перешел на немецкий. Доклад носил несбалансированный характер. Министр обвинил своих предшественников Цайсера и Вольвебера во фракционной антипартийной деятельности, в сотрудничестве с Берией и пособничестве империализму. Значительная часть аудитории восприняла доклад без особого доверия, поскольку Цайсер и Вольвебер пользовались у нас широкой известностью выдающихся борцов против фашизма.
После доклада министр встретился с молодыми сотрудниками аппарата КГБ. Встреча состоялась в нашем буфете, который по предложению Мильке и на средства МГБ был оборудован как “молодежное кафе”. На встрече присутствовали около тридцати комсомольцев и молодых сотрудников.
Обращаясь к нам, министр говорил о чекистских традициях, о классовой борьбе, о том, что следует комплектовать органы государственной безопасности за счет лучших представителей рабочего класса, о важности их пролетарского происхождения. Я находился рядом с министром и задал ему вопрос, выразив сомнение, что вписываюсь в его схему. Я не принадлежу к рабочему классу, потому что был призван в Красную Армию из десятого класса средней школы и нигде не работал. Пролетарского происхождения у меня тоже нет. Мой отец – художник, но в Гражданскую войну был командиром Красной Aрмии и имеет боевые награды. Министру не понравилось, что я задал вопрос, но он быстро нашелся с ответом: “Твой отец сделал выбор, став на сторону рабочего класса, и ты должен следовать его примеру, примеру “красного командира”. В последующем при встречах со мной министр неизменно справлялся о здоровье моего отца и просил передавать привет “красному командиру”.
Большое внимание во взаимодействии между Мильке и Коротковым в этот период уделялось созданию и налаживанию нового направления работы – службы активных мероприятий. В аппарате КГБ была организована группа активных мероприятий, руководитель которой был одновременно назначен офицером связи при немецких друзьях. А в МГБ ГДР был создан десятый отдел в рамках главного управления ”A” и специальное подразделение, подчинявшееся первому заместителю министра Б.Беатеру. Эти подразделения сразу же развернули активную деятельность. В 1959 и 1960 годах при широкой поддержке восточногерманской общественности и при активном содействии советской стороны были опубликованы сборники разоблачительных документов “Правда об Оберлендере” - о боннском министре, служившем на советско-германском фронте в карательном батальоне СС “”Соловей”, “Мы обвиняем’ - о 800 западногерманских судьях, скомпрометированных во времена нацизма, “Глобке и уничтожение евреев” - о засилье бывших нацистов в Министерстве иностранных дел ФРГ.
27 июня 1961 года во время пребывания в командировке в Москве Александр Михайлович Коротков скоропостижно скончался. Биографы Короткова не рассказывают о драматических обстоятельствах этого дня, предшествовавших его кончине.
Я позволю себе восполнить этот пробел, следуя рассказу полковника Пекельника, в то время помощника А.М.Сахаровского. Утром Александр Михайлович был принят председателем КГБ А.Н.Шелепиным. Тот был недоволен работой Короткова и объявил о предстоявшем его отзыве из Берлина. Выйдя из кабинета председателя, Коротков вызвал машину и проехал на квартиру Н.С.Хрущева, где был принят Ниной Петровной Хрущевой. Оттуда по телефону “ВЧ” он позвонил Вальтеру Ульбрихту и попросил его заступничества. Ульбрихт немедленно связался с Хрущевым и высказал просьбу оставить Короткова на работе в Берлине. Хрущев согласился и дал соответствующее указание Шелепину. Таким образом, Коротков “переиграл” Шелепина.
Вернувшись домой в хорошем настроении, Александр Михайлович сообщил жене, что все в порядке и нужно собираться в Берлин. Однако отъезд в Берлин не состоялся. В шесть часов вечера Коротков, следуя предварительной договоренности, на теннисном корте встретился с бывшим председателем КГБ И.А.Серовым. Через несколько минут игры он потерял сознание и упал, - случился разрыв аорты.
Эрих Мильке воспринял кончину Короткова, как тяжкий личный удар 29 июня он прилетел на похороны в Москву со всем составом коллегии МГБ ГДР. Проникновенную речь на русском языке у гроба произнес Маркус Вольф. Примечательно, что председатель КГБ СССР А.Н.Шелепин на похороны А.М.Короткова не пришел. В последующие годы программа каждого визита Э.Мильке в Москву обязательно включала посещение Новодевичьего кладбища и возложение венка к могиле А.М.Короткова. Э.Мильке проявлял заботу о вдове Короткова и его дочери.
Сразу после кончины А.М.Короткова на его место был назначен генерал А.А.Крохин. Он пригласил из cлужбы разведывательной информации главка в качестве начальника информационного сектора Самуила Мееровича Квастеля, а К.П.Тихвинского – откомандировал в Москву.
Крохин возвратил меня из группы активных мероприятий в информсектор в качестве старшего помощника, продлив срок моей командировки еще на год.
Во время моей второй командировки в Берлин главным событием в нашей семье стало рождение 9 мая 1959 года второй дочери – Людмилы. Это событие придало новое качество жизни всей нашей семьи, особенно старшей дочери Елены, которая тем временем пошла в третий класс.
В 1960 году произошло также событие, значительно расширившее границы нашего обитания Я сдал экзамен на право вождения автомашины и получил вместе с напарником в пользование служебный серый “Вартбург”, страшно тяжелую в управлении автомашину. Благодаря этому мы освоили ближайшие окрестности Берлина, прежде всего советский военный полигон в начале автобана на Франкфурт на Одере в районе Фридерсдорфа, куда мы стали регулярно выезжать за грибами и ягодами. Более доступными стали и места в самом Берлине – Трептов-парк, Венденщлосс, Вайсензее.
Между тем при Н.С.Хрущеве в корне изменилось отношение власть предержащих к моему отцу. В 1957 году за иллюстрации к произведениям Н.С.Лескова он был выдвинут на соискание Ленинской премии, однако преимущество было отдано более старшему по возрасту С.Т.Конёнкову. В 1967 году Николай Васильевич был избран членом-корреспондентом Академии художеств СССР. В это же время ему и Т.А.Мавриной была предоставлена в качестве мастерской уютная квартира на самом верхнем этаже в доме на Советской площади с видом на памятник Юрию Долгорукому. Кстати, до них в этой квартире жили дети Инессы Арманд.