Сейнер потерял ход и скоро остановился вовсе, чуть покачиваясь на медленной, ленивой волне. В ярком свете вывешенных по обоим бортам люстр сайра, длинная, сантиметров по тридцать-тридцать пять, сверкая зеркальными боками, выпрыгивала из воды, падала и стремительно неслась прочь; но достигнув резко очерченной границы света, завороженная им, бросалась обратно в самую гущу. Всё бурлило, кипело, как в огромном котле, подвешенном над жарко пылающим костром.
Скуластый невысокий Михаил, одетый, как все, в оранжевую прорезиненную робу, испытывал настоящий восторг и восхищение от нового, не знакомого ранее чувства. Чёрт возьми! Его действительно будоражила эта красота. Он смотрел на других – у всех без исключения на лицах блуждали улыбки. Сейчас будет первый замет. Для Михаила и некоторых других он вообще первый, для остальных – первый в этом году.
– Ну, кажись, начинаем.
– Давай, мужики, с Богом!
– Хорошая, первым сортом пойдёт, – сдержанно переговаривались довольные рыбаки.
Все то и дело нетерпеливо поглядывали на верх надстройки, где высунувшись на полкорпуса из открытого прямоугольного иллюминатора рулевой рубки, в телогрейке и шапке-ушанке, выглядывал капитан, изо всех сил сдерживающий свои чувства и неубедительно напускавший на лицо хмурое выражение.
Но вот погасли и люстры правого, рабочего, борта, загорелись, окрасив воду в кровавый цвет красные фонари, приведя рыбу в совершенно сумасшедшее состояние, и капитан негромко скомандовал: «Майна ловушку!»
– И-и раз! По зыбочку, по зыбочку тянем!» – зазвучали голоса, и сердца в унисон и радостно заколотились. Проворные руки перебирали мелкоячеистую сеть ловушки, всё тяжелее становился образующийся мешок со сбившейся в кучу рыбой. Вот завизжала лебедка, и громадная ложка-сачок, управляемая тралмастером, зачерпнула первую порцию, поплыла к горловине трюма. Тралмастер Сергей сыграв, как поводом, до этого в натяг удерживающимся концом, дал слабину – шелковый шнур проскользил через люверсы и низ сачка раскрылся. Дышащая, живая лоснящаяся скользкая масса полилась в установленный в трюме бункер, откуда, открывая и закрывая заслонку, трюмная часть команды, торопясь – сейчас выльется следующая порция – рассыпала сайру по ящикам, тут же перекладывая льдом.
«Медленно. Не успевают!» – показалось капитану. И вот уже он в развернутых до паха болотниках, оставив без никого мостик, спешит на помощь, стараясь не подавить ногами разлившуюся под ногами сайру. Рыба везде. Выбежал повар Володя, набирает самых крупных в большую кастрюлю: будет жарёха из свежей сайры! «Такое блюдо даже самому Брежневу не подают!» – подчеркивают исключительность своего меню рыбаки-сайровики. И это так! В магазине сайра только консервированная.
Удачным оказался первый замет. И вот пароход опять идёт в поиске, ярко освещённый люстрами и шаря впереди прожектором. Он то замедлет ход, если под лучом начинают поблескивать серебристые бока рыбы, останавливается на какое-то время, и опять, убедившись, что косяк небольшой и не стоит терять на него время, устремляется в темноту. Бывает, в одном районе рыбацкие суда скапливаются целым светящимся городом. Вот какой-то рээс совсем близко и прёт наперерез, нарушая правила. Недовольно и угрожающе загудел тифон. Подействовало, отвернул лихач и уступил дорогу. Рассказывали, что если такой приближается к судну, выбросившему ловушку, с того начинают стрелять. Из ракетницы, а то и из ружья, прямо по рубке! Порядки жестокие.
Кроме капитана, рулевого и очередного на прожекторе, все могут спать. Днём на сон времени особенно не будет. Днём – сдача, подготовка к ночному лову.
Михаил надеялся, что к моменту, когда подойдёт очередь, его вахта уже кончится, и ему не придётся проявлять своё неопробованное пока на этом пароходе искусство швартовщика. Он уже почти уверился в этом, когда, за полчаса до двенадцати, тех самых спасительных двенадцати часов, в приёмнике прозвучало: «Норск, подходите на выгрузку. Левый борт».
Михаил кисло посмотрел на громадный корпус плавбазы, от борта которой только что отвалил сдавший свой улов МРС. Дело в том, что на их рээсе машиной управляет непосредственно прямо с мостика штурман. Дистанционно, с помощью вертикально поставленного метрового колеса-обруча, которое Михаилу напомнило с первого же с ним непосредственного знакомства орган управления на дорожном катке-асфальтоукладчике, выплывшем вдруг из далекого детства. Колесо это было очень капризным, во всяком случае, по отношению к Михаилу. Когда, на каком угле своего поворота оно схватывало и срабатывало на запуск силовой установки, Михаил не понимал, сработает ли в нужный момент команда «стоп» и включится ли реверс, чтобы погасить инерцию, он также никогда не мог быть твёрдо уверенным. Михаил боялся этого чёртова колеса. А воспользоваться телеграфом, находящемся в рубке на всякий случай (Михаил часто использовал этот случай) он не мог – прошло всего каких-то два часа, как команда покинула палубу, и в машинном отделении просто никого сейчас не было. Как только он пришвартуется к базе, всех снова разбудит противный сигнал зуммера, призывая к ящикам со свежей сайрой, которую только недавно в них засыпали, перекладывая льдом, чтобы опорожнить снова, теперь во чрево плавбазы-комбината. Ящики помоются, будут штабелированы, а с наступлением ночи, не успев просохнуть, вновь пойдут на затарку. И так изо дня в день, из ночи в ночь, исключая часы или дни штормовой погоды, когда и экипаж может немного отдохнуть и расслабиться. Если капитан решит пойти в Малокурильск и встать у причала вторым, третьим, четвертым или пятым корпусом, как все нормальные экипажи, отдохнуть можно будет разнообразнее. Но Гриша чаще предпочитает штормовать в море, дрейфуя носом на волну, и в таком случае единственным развлечением бывает водка без закуски – потому что повар тоже далеко не дурак выпить – и трёп про очередную капитанскую пассию, опять допившуюся до «белой горячки».
Капитану «Норска» Григорию Алексеевичу Исакову буквально неделю назад исполнился 51 год. Это был мужчина, что называется, в самом расцвете сил. Михаил хорошо запомнил первый день своего пребывания на судне. Тогда, завершив погрузку всего необходимого для предстоящей сайровой путины и освободив место у причала другим, сейнер стоял на якоре на внутреннем рейде рыбколхоза. Был жаркий полдень. Отобедав, моряки, поснимав рубахи, сгрудились на полубаке, перекуривали перед нудной, но необходимой приготовительной работой, травили без особого энтузиазма. Кто-то плескался в теплой воде за бортом, громко пофыркивая от удовольствия, пытаясь спровоцировать других на купание.
Спровоцировал капитана. Он вышел в плавках из двери надстройки и сразу отвлек на себя неуклюже скрываемое восхищенное внимание мужчин. Капитан молча, с вечною своею полуулыбкой на чисто выбритом обветренном лице с мужественными чертами, огненно-рыжие волосы на голове стрижены ёжиком, прошел напрямую мимо замолчавшей команды к фальшборту, влез на него с ногами и замер, держась руками за планширь. С минуту он как бы давал полюбоваться классическим треугольником своей атлетической спины. Гриша улыбался – это угадывалось, чёрт возьми. Оставив разговоры, команда откровенно любовалась своим капитаном, ожидая прыжка. И он, не заставив долго себя ждать, с положения полуприседа почти без брызг вошёл в воду.
Вынырнув не далеко, но и не близко от судна, как бы подчёркивая тем своё безразличие к каким-либо рекордам, капитан мощно и в то же время показно-лениво поплыл, отблёскивая на солнце мокро-коричневыми буграми мышц.
Команда любила и одновременно не любила своего капитана. По отношению к нему это было возможным. Капитан никогда не старался искать подходы к кому бы то ни было, казалось, он понятия не имел об элементарной дипломатии, субординации – он знал, что он – лидер. Признанный. Григорий Алексеевич не доказывал этого специально никак, это доказывалось само собой и повседневно. Капитан никогда не повышал голоса, выговаривая кому-либо: он или просто обкладывал собеседника матом, отворачиваясь и не глядя в глаза – не зло, по-мужицки, или, если промах был невелик и кэп был в настроении, матерился и улыбался при этом какой-то детскою улыбкой.
Никогда ни с кем из команды он не брезговал выпить. В общих попойках, которые сам чаще всего организовывал, был первым. Никого никогда не ограничивал, даже если моряку предстояло вот сейчас прямо спускаться в машинное отделение или становиться на руль.
Несмотря на такие вольности, дела делались, как нельзя лучше. РС «Норск», которым командовал Григорий Алексеевич, привычно ходил в лидерах по вылову хоть ранневесеннего минтая, хоть, как сейчас, сайры, ловить которую, искать места её скопления Григорий Алексеевич был просто непревзойденным мастером.
Не все любили его демократически-анархистский порядок, но всем, кто приходил в рыбколхоз и просился на «Норск», однозначно нужны были деньги. А с Гришей, как все его называли, и в глаза тоже, заработок был гарантирован. И если случалась, рыба не шла в сети или ловушки, Гриша смело шёл браконьерить, и деньги, себе и команде, добывал.
Михаил поворотом колеса управления запустил машину. Эта операция была им уже освоена, и за сегодняшнее утро он уже несколько раз делал это, давая ход и подгребая к плавбазе по мере того, как их относило течением и слабым ветерком. Надо было всё время находиться поблизости, не то, если кто-нибудь влезет вне очереди, упреков от команды не оберёшься. Михаил крикнул в переговорную трубу капитану, что их очередь подошла, и получил от того «добро» идти на швартовку. Потом он послал рулевого матроса за палубной командой и за старпомом. Они договаривались, что в подобной ситуации швартовать РС будет старпом. Тот не возражал. Но зная этого флегматичного старого пердуна (старпому было под пятьдесят), Михаил предчувствовал подвох, и потому у него заранее уже запотела ладошка, которой он обнимал холодный металл железного обруча.
Поднялся рулевой, и Михаил послал его на помощь швартовщикам. Дав малый ход, Михаил приближался к базе, выбирая, под каким углом, насколько круто подходить к месту швартовки, чтобы не ткнуться чересчур сильно в борт носом или не пройти, наоборот, мимо – то и другое было позором, хоть и развлечением для зевак и сверху, с высокого борта базы, и снизу.
Старпом всё не поднимался. Медлить было нельзя, так как по рации уже недвусмысленно и настойчиво дважды повторили приглашение.
В своё время Михаил был классным баржевиком. Он три навигации отработал в Дальневосточном пароходстве по доставке грузов на необорудованные берега Курильских островов, Камчатки и Чукотки. С каким шиком он подходил на двадцатитонной барже к борту десятитысячника под восхищенные взгляды буфетчицы, дневальной и уборщицы! И не только их. Он разгонялся и шёл прямо в борт под прямым углом, на каком-то этапе вызывая уже тревогу у находящихся наверху наблюдателей. Затем в нужный, тонко выверенный момент Михаил закладывал руль на борт и переводил ход машины на самый полный назад. Баржа резко теряла инерцию, останавливалась, и, окончательно замерев, мягко, как котёночек, прижималась к вывешенным кранцам материнского бока.
Но здесь было это «чёртово колесо»…
Михаил попал на «Норск» совершенно случайно, так же впрочем, как и в сам рыбколхоз имени Чапаева – просто было ближе на электричке. Так как Михаил приехал «на разведку» без трудовой книжки, на рыбалке, с его слов, ни разу ещё не был, секретарь и одновременно жена председателя правления колхоза на собеседовании, учитывая его 23 года, предложила ему имевшееся свободное место третьего помощника на этом рээсе. Потом, когда он уже прибыл оформляться и предъявил трудовую с последней записью «старший помощник капитана малого гидрографического судна ВМФ», капитан-наставник, извиняясь, стал искать место старшего или хотя бы второго штурмана, но Михаил категорически отказался.
Он действительно считал, что, не имея рыбацкого опыта, должен был начать именно так, к тому же успел кое-что услышать об удачливости капитана «Норска». Какие-то при этом недоговоренности и появлявшаяся озорная весёлость в глазах собеседников Михаила не смущали – он был готов к самым невероятным неожиданностям. Рыбаки – они такие загадочные.
Удар был не сильный, но вызвал недовольный гул и не злой пока мат сверху. Зацепиться не удалось, и Михаил пошёл на второй заход. А вот и старпом. Заспанный Захарыч с чувством легкого брезгливого превосходства отодвинул от колеса Михаила и молча, тем не менее, о чем-то шевеля губами, взял управление в свои руки. Михаил с облегчением вздохнул. В конце концов, он не виноват. Он не умеет, и об этом все знают. Вон и боцман снизу успокаивающе подмигивает ему.
Но что это? Куда же старпом прёт так! Ну, это удар ещё похлеще будет. Что на плавбазе творится!
На мостик выскочил капитан. На его обычно безмятежном лице читалась озлобленность. Его позор.
– Что за херня! – как всегда не громко выругался Гриша.
Он быстро прошел к рулю и взял управление.
– Да вот, он… – перевёл на третьего стрелки старпом.
«Ну ты даёшь, старый. Да у меня и то лучше вышло! – возмутился про себя Михаил. – Хрен с тобой».
Гриша чуть покосился в сторону третьего помощника, что-то неразборчивое пробурчал про себя. Похоже, он догадался о том, что здесь произошло на самом деле, но не счел нужным комментировать. Капитан филигранно подвел сейнер под швартовые концы, которые тут же были закреплены улыбающимися матросами. Будить специально уже никого не было необходимости – все были на палубе. Сверху опустили корзину, и назначенные на базу мужики вместе со старпомом, который должен был оформить необходимые бумаги, влезли в неё, и как зверьки в клетке поплыли наверх.
Михаил пошёл облачаться в робу. Быстрее бы развязаться, да поспать хоть немного. Ведь с наступлением сумерек именно ему опять стоять на мостике, начинать поиск. С 20.00 начинается его вечерняя вахта.