"Идеи либо парят, либо падают надкушенными яблоками Евы, Ньютона или Стива Джобса" Люк Я
...Начну эпиграфом из последнего романа В.Пелевина -- "Вселенная состоит из историй, а не из атомов".
Эту и без того парадоксальную мысль американской поэтессы Мюриэль Рюкэйзер можно развернуть ещё парадоксальней -- "Вселенная состоит не из атомов, а из версий вселенной".
В феноменологическом дискурсе история, как нечто состоявшееся, в сознании исторического деятеля отражается, как версия, то есть психическая гипотеза сбывшегося события.
Конвенциональная сумма таких версий и есть объективная реальность.
В некой аналогии с общественным договором Т.Гоббса существует негласный договор когнитивных версий, в эпоху Нового времени имевший иерархическую структуру с доминантой рационализма над всеми остальными версиями.
Таким образом, онтология есть антология онтологий.
На какой лад не редуцируй "реальное положение вещей" до универсалий, это всегда будет набор более менее удачных метафор.
Рационализация в данном случае всего лишь частный случай упрощения бесконечно сложного, формализация содержаний до простейших логических форм.
А искусство, способ постижения мира через непрерывное воспроизводство метафор -- не объяснять, а показать, ширя богатство многообразия.
В этом смысле вселенная, разумеется, состоит не из гипотетических атомов, а из интерпретаций. Сознание ищет опору "щупальцами" интенций вовне, тем самым означая реальность самое себя.
Гносеологический инстинкт гонит к последним основаниям -- к сну без сновидений, к иллюзии полного пробуждения.
Гегель утверждал -- истина доступна человеку только в опосредованном виде, поскольку сам человек лишь средство Абсолюта: персонаж его сновидения.
У Гегеля активность Абсолюта это нужда в опыте несовершенного.
Вот почему Гегель не мог смириться с внеопытностью "чистого разума".
На кантианский же взгляд, никакого опыта истории нет, есть лишь процессуальное состояние Духа в сновидении Абсолютной идеи о себе самой. От отчуждения нет никакой пользы, она необходима только становящемуся субъекту в истории Духа, как игровое сокрытие, но не самой Идее.
Абсолют априори абсолютен в своей избыточности.
Игра дарит ту же сумму переживаний, что и драма.
Опыт переживаний по любому отчуждён от Абсолюта, ибо, как после игры игроки расходятся, пожав любезно руки, так и в случае драмы, актёры, выйдя из трагической роли, уходят в гримёрку в добром расположении духа.
Это Гегель, видимо, понимал, но не принимал. Вернее, свое принципиальное непонимание Канта, он интерпретировал, как несогласие.
То есть он имитировал понимание, включив в миф об Абсолютной идее, рационалистическую доктрину "чистого разума" Канта, как частный случай.
(Нет гарантии, что Кант, будь он жив к тому времени, в качестве возражения, не сделал бы то же самое)
Бессознательное редублировало сознательное.
История, в рискованной дефиниции, это не со-Бытие, а небытие Ничто.
Образно, чёрное солнце лучами внутрь.
По существу, в исторической интроспекции наблюдался конфликт монотеизма и пантеизма, креационистской идеи с идеей манифестационизма, монизма и дуализма.
Конфликт нуля и единицы.
Если ещё более образно: Кант сомневался, что за пределами песочницы, в которой разум самозабвенно строит песочные замки "научного познания", что-то есть; Гегель же утверждал, что кроме песочницы ничего не существует.
Именно в этой историко-философской точке был момент бифуркации, приведший к постмодернистской шизотопике.
Теперь в постмодернистском равенстве дискурсов правы все в своей неправоте. Истина гипотетична, гипертекстуальна.
Говорить о истине стало дурным тоном.
Оно и понятно, из-за обнаружившегося обилия пространства точка зрения не так уж и важна.
Поэтому способ объяснить происходящее вселенским либидо, Духом Божьим или сведением к психическим факторам: голоду, страху, сексуальным желаниям и т.д. из этой серии.
Естественнонаучное объяснение натурсофично априори.
Электромагнетизм или природные стихии не вносят окончателной ясности в то чему нет конца.
Онтическим онтоисторическое не объяснить, сказал бы Хайдеггер.
Онтоисторическое «сочится» Dasein, не обещая новизны. "Новое" это иллюзия порожденная тотальным тождеством Сущего. Неприходяще новое лишь преданное забвению Бытие. И прогресс лишь череда оригинальных форм такого забвения.
Но это отдельная тема.
Как видите, вместо того, чтобы в недоумении развести руками и замолчать, мы истерично говорим, говорим, говорим, тщетно пытаясь заклясть Тайну, избавиться от неопределённости определённостью нашей речи.
Человек просто обречён означать, иначе он исчезнет, как он исчез в постмодерне, который в апофеозе отрицания уже оперирует не "волей к ничто", а в бессильном ничтожестве воли, полным исключением понятия о чём либо вообще.
Imago mundi nova –- imago nulla.
Образ нового мира -- отсутствие образа.
Иными словами, постмодерн это театральная пауза -- многозначительное молчание.
Надолго ли? Бог весть...если даже само время поставлено под сомнение.
Во всяком случае, честная позиция -- идти некуда, потому что любой путь ведёт к метанарративной химере, следовательно, мы там, где мы есть -- то есть нигде.
Чем не гегелевский финал -- Абсолютная Идея "концом истории" упёрлась в себя.
Идея Бытия всегда оставалась идеей Ничто.
А гак, который она накинула отчуждением всего лишь пульсация всевозможности в возможности не быть.
Что делать?
А что хочешь.
Только хотеть уже некому.
Субъект умер от свободы.
В космологическом ракурсе, Большой Взрыв был моментальным тиражированием, мультипликации одной сингулярной точки, создавшей квантовую иллюзию времени и пространства.
Видимая вселенная, таким образом, пиксельный 3D экран, из которого я вещаю эту фигню, чтобы экрану было что показывать и кому смотреть.
Может по этой причине люди неглупые в бессознательном подозрении не имеют в доме телевизора?