Первый раз мама отвела меня на Лебединое в три года, на гастролях какого-то театра в Симферополе. Я выходила на сцену и дарила букет больших ромашек. Этого я естественно не помню.
Потом был Одесский оперный театр, пятый по красоте в мире, Спящая красавица, фея Сирени упала во время па де-де - конфуз, яркие костюмы, но это я уже помню. Помню как попросила отвести меня в балетную студию при театре, где прозанималась примерно год. Потом мы переехали.
В Москве первым я увидела Дон Кихота в Станиславского. Я в четвертом классе, мы приезжаем специально из Подмосковья на обледеневшей электричке, узорные окна и жаркая Испания на сцене. И 36 фуэте, которые хоровым шепотом считает вслух весь зал. И еще шотландский интурист в белых гольфа с помпонами, которого мама стукнула программкой по волосатой коленке, когда он попытался положить ноги на кресло впереди.
Потом елки и Щелкунчик, Щелкунчик, Щелкунчик. Рамт, Кремль, на льду, на воде, кажется даже в цирке.
Потом все подряд в Станиславского, он был (и остается) более доступным. Билеты рубль тридцать на галерку, смотрим запоем все. Любимый балет -Жизель. Как это он ее убил, а она его спасла?
По телевизору впервые смотрю многосерийный телефильм «Анна Павлова» – восторг, позже «Манию Жизели» - восторг, но грустный.
Первый раз в Париже и все лишние студенческие деньги трачу на Palais Garnier, 10 евро билет на галерку, божественный Баланчин. На полотке Шагал. Полдня потом шагаю по серому Парижу и внутри у меня расцветают розы.
Попадаю в Петербурге в Мариинском на «Драгоценности» с Лопаткиной – исполнение не хуже.
Потом переезд в Лондон и пишу для всего подряд про культуру: газеты, журналы, радио, сайт, интервью. Леонид Сарафанов, Баядерка – открытие, Роберт Боле Ромео – шок, Маша Кочеткова мающаяся в массовке Ковент –Гардена тогда и пригласившая меня впервые посидеть за кулисами прямо во время представления. Увидела весь этот «Черный лебедь» изнутри.
Пишу рецензии для bbc сайта начинаю ходить в Ковент Гарден как репортер и ревьюер.
Барышников на сцене Sadler’s Wells танцует под музыку Корелли, несколько дней ощущение, что меня промыли стеклоочистителем изнутри. Каждый жест как мазок золотой краски на старинной иконе.
Мэтью Боурн – все подряд, гениально, хожу в Sadler’s Wells запоем. Angel любимая станция метро в Лондоне.
Потом Москва, канал Культура, Russia Today и в Большой как на работу, чуть ли ни каждую неделю.
Дэвид Холберг – Апполон Мусагет на каком-то фестивале балета – любовь на всю жизнь. Мне сначала показалось, что он вообще инопланетянин. Но нет, американец из Аризоны: в молодости рейв, пиво, сьемки в модных журналах. Ничто человеческое не чуждо.
Ратманский – чистый гений. Филин – подвижник, возродивший Стасик, рассказываю ему плача на плече как привели меня сюда в детстве и так я тут и осталась.
Фестивали. Премии. Премьеры. Гастроли.
Съемки в Монако одноименной балетной труппы- другой стиль и полная свобода выражения. Труппа как семья. Жан Кристоф Майо – невероятный.
Съемки большого репортажа в академии Вагановой в Питере. Гуляю по сцене куда ступала нога Павловой и Нижинского.
Проект «Короли танца». Съемки фильма о Холлберге, он раскрывается как очень скромный и глубокий человек. С этим надо что-то делать. Все должны увидеть, как должно быть.
Ноймайер – другая палитра. Киллиан – полное попадание. Новый Боурн, американский балет, новозеландский, штутгардский балет, балет сан-франциско итп. Дальше – больше.
И вот что я хочу сказать, я не считаю себя балетным критиком, специалистом или даже фанатом. Но стараюсь не пропускать ничего интересного и если честно, я не предоставляю свою жизнь без балета, совсем. Спасибо мама.