Чистая этика и невидимая вера

Андрей Козлов Кослоп
Есть религиозная и  есть светская этика. И там и там этика. Религия - в своей сути этика этика.  Только этика. Но светская этика мощнее старорелигиозной. Наверное, потому, что на фоне религии в ней отчетливее видна суть.
Ещё мощнее этика без военных песен  и наставлений малообразованных парторгов.
То есть, получив разочарование в советском трибунном пустословии, официозной  обескрыленной коммунистической идейности, где уже даже не клич оратора, а высушенная бюрократическая протокольная  монотонность, общество ломанулось (осторожно вынужденно переместилось) в религию .  Когда советское подверглось поношению, большей частью бесстыдно лживому, о чем, увы, большинство потребителей живущих не по лжи совершенно не догадалось, так что Лжец Солженицын был принят за святого правдовещателя, тогда эгрегор коммунистической веры стал угасать,  душа человека осиротела. Такое сиротство - безумие или уменьшение умственных способностей. Человек, знавший восторг великой красной  любви, не может жить пустотой, бытовым рутинным насыщением, жвачкой тупых голливудских триллеров.  Поэтому он на социальном безрыбье рад или старым религиям, или упоению футбольным фанатизмом, или каким иным суррогатом.
Что же делать?
Назад в религию - это временный, частичный, символически-факультативный шаг.
Человек, вкусивший веры в коммунизм, в бескрайнее коммунистическое человечество, уверывывает в  религиозные религии лишь терапевтически, лишь тактически. Он ищет опору, которую потерял, потому что совсем без опоры - бездна,  растерянность, даже атомизация, слабость, малохольность.
Религии при этом могут дать и то, что в поздней ослабевающей вере в коммунизм уже рассеивалось.  Это могло дать вполне искренне вдохновение для новохристианина, новоиндуса. В конце концов "кривую Гаусса" никто не отменял, и в общине новоправославных большинство такие же советские люди, ищущие то, что они имели в своем детстве и юности и утратили во время Хрущевско-Брежневско-Горбачевско-Ельцинского полураспада.
Эта наша новая старая религиозность тоже кислая как и брежневизм. Иногда новорелигиозный энтузиазм всё же не бодрит, а трансформирует психоз в формы извращенного фанатизма.  Сильно верущий  в очень конкретные догмы-указивки  очень опасен. 
Но отказаться от невкусной перезревшей веры человек не откажется, потому что помнит пустоты поздне- и после - советского, или потому что нет никаких уже сил и воли, что-то изменять...
Куда ж тогда плыть? - сказал поэт.
Вера должна быть ещё чище, чем советский коммунизм. На ней было много мишуры, политэкономий, диалектических отрицаний отрицаний, рассусоливаний о прибавочной стоимости,  о том, что за стеной два Ивана ковали железо. 
Вера императивна. Ей не нужны какие либо обоснования: ни Бог писаний, ни доводы марксизма.  Она беспричинна. Если есть причина, объяснения, это не этика, не вера, не то, что надо принять и  чему следовать. Во что мы верим тогда? Во всех случаях , будь то Бог или коммунизм,  бесклассовый коллективизм, неизбежный прогресс человечества, личность-индивид верит в свои возможности, в свою удачу, в свой талант. Бог, Прогресс или Коммунистическая справедливость, Дао, Бхакти, Солидарность, Интернационализм, - всё это то, что нам непременно поможет.
Если мы не верим - разве что-то у нас получится.
Если верим - разве вероятность того, что получится , мала.
Если наша вера не есть гипотетическое допущение или невежественное, сомневающиеся а вдруг, то  обязательно получится, срастётся и так далее.
Не назад к Богу-Аллаху-Кришне-Иегове или какой-то гремучей смеси из оных, а вперед к ещё более очищенной психологической установке на сверхзадачу, поисковую активность, на  сказочно образное "то , не знаю что". 
Кстати, все религии также говорят о чистой и нечистой верах.  Чистое как раз находится вне ритуально предписанного поведения. Оно обозначается как беспричинное внезапное просветление, как безумная юродивая святость.   
Но дело тут не в экстравагантности (таковая требовалась в рамках средневековых традиций, чтобы обозначить юродивому право не соблюдать предписанные этикеты). Сейчас  эта инвариантная вера, святая сверхсвященность будет проявлена как-то по-другому. Попадалась в статистических обзорах религиоведов графа "вера без конфессий". Графа заполняется, таковые постные верующие имеются.  Мол, верю, но без догматических нагрузок. Бог один. Пастыри и катехизисы не требуются. 
То есть, как говорил Чжуан-цзвы: когда птица поймана, силки уже не нужны.
Устоявшийся атеизм взял у религий систему этических предписаний, и очистил эти предписания от писаний, притч, обрядов. Но этику гуманист всё равно сохраняет.  И такая чистая этика не менее сильна, чем вера в облачениях печальных вечерь и сладкозвучных бхаджанов.
Но вера - это не этика.
Этика - это как прилагательное.
А Вера - это собственно личность,  это существительное.
Когда индивид верит, верит в свою важность, нужность, ценность - он уже личность.
Христос  поучает:  Люби бога, Люби ближнего, как самого Себя.
 "Себя", "любить" - это уже не практическое, не долженствование,  свойственное вере, как ориентации в определенном направлении.   Это внутренне, это "бесполезные повести".
То есть, и бог, и вера, и любовь - всё находятся в распоряжении себя, то бишь, у  личности.
Какие-то внешние предписания, ограничения, "законы", "религии"  тут излишни. Они как посредники в экономики - больше воруют, чем помогают.
"Сам" тоже может ошибиться, но меньше, чем всё остальное. Если наше Я не может почувствовать ароматы, запахи, вкус соли, что и кто их почувствует за нас-меня? Мы сами решаем, понимаем, ощущаем, открываем, радуемся.  Мы-я. Другого института для этого не существует.
У каждого своя религия. А вместе же мы только, если действительно вместе. Конечно, мы учим и учимся.  Учиться, учиться и учиться у друг друга и учить других. Это и получится коммунизм.
Коммунистическая вера не была и не есть вера с догматом или какими-нибудь октябрением младенцев. Она есть вера, как говорят дзенцы,  без перчаток. Эдакая пост-атеистическая вера. Это самая сильная вера, но её обряд невидим. Святым этой веры несть числа. То и поэты-писатели, и пламенные большевики, и Циолковский  с Лобачевским,  и Маркс с непонимающим его Штирнером, и Лесков с его странниками, и Михаил Булгаков с его литературно-русским евангелизмом, и Ильф с Петровым, и алтаец Шукшин с моряком Конецким,  и все святые всех вер, и любой простой китаец, и друг степей калмык. И все они - "святые" лишь слегка, приблизительно, понарошку, истину же  дорисует гештальт в нашем внутреннем взоре сам завтра утром.   
Не экономика должна быть экономной. А коммунизм - коммунистическим, а вера - без суггестивных нагрузок.  На Востоке говорят, что для этого существует дзен, то есть, медитация, внимательное обдумывание, созерцание.
Да и коммунизму не нужны "нагрузки".  Нужна кооперация. Всё равно какая: производственная, потребительская, научная, художническая, политическая. Главное, чтобы больше, везде, у каждого ручья, у каждого океана. То, во имя чего мы кооперируемся, должно быть нужным, важным, простым, отчетливым. Затем  осуществить франшизу всего этого - и мы в дамках. Золотой век настал. Алилуя!
--
P.S. Староверующим. Старые веры пусть живут. Под влиянием  "невидимой веры" старые веры тоже постепенно получат санацию, так что Провинция Йозефа Кнехта превратит их в симпатичную полезную игру, и старые веры перестанут отличаться от "невидимой веры"... Истиной может быть лишь  неманифестированная вера.  Так что давайте не будем такую веру манифестировать. Намекнем и фатит.