Отлеживался на крышах домов? В каждой их потертой черепице затаилась своя тайна. Они молчаньем говорят со мной. Достают безразличным созерцаньем и саркастическим поскрипываньем под ногами.
Спрыгнул. Свежая пробежка после падения с пятиэтажного дома. Незримые лица рассвета. Отсутствие людей. Только уходящие тени гуляющей пары. Да непонятная погода. Серые плевки неба. Видит ли кто, как пронесся по парку, где дрожат молодые деревья…
Ветер вытеснил Мытненскую улицу, швырнув меня на Староневский. Здесь я замедлил бег, охватывая глазом пепел асфальта, пыль машин, светочи в окнах, узоры в арках, подворотнях…
Невский. В полдень я у станции метро Маяковская отбираю самую молодую белую розу. Она исчезает из ларька. Потом появляется в избранном месте, вселяясь в держащую вахту другую. Опять же, кто это видит?
Марионеткой бреду по главному проспекту. Замираю. Затем снова иду. Вновь столбенею. На Аничковом мосту кричу. Пока товарищи укрощающие не сговариваются меня утихомирить.
Путь продолжаю. Прыгнул на автобус 22. Свесил ноги. Поглядываю – там есть одно кафе, перед которым несколько камней. Так вот эти камни ведают четыре ноги, одно объятье… Мои старички, они бредят воспоминаниями.
Супротив камней с кафе Гостиный двор. Гостем проникаю в помещения. Тешусь золотыми браслетами.
Прорастаю на крышу – пора перелететь. Перебираюсь по шпалам выхлопных газов к Цирку. К Литейному.
Ничего, способного бы стать мне интересным. Лишь вечером замечаю веселых ребят. По Жуковского цокает сапожками элегантная дама. Внезапно, завидев манекен, культурно выбивает перчаткой витрину и уносит под руку восковую жертву… (догадка - терпеливо ожидавшего ее, бледного блондина-мужа).
Тем самым временем на углу с Восстания парень не может очухаться от удивления. Прораб стоял на своде строительного вагончика, докуривая папиросу, швырнул ее и, махая руками-крыльями, устремился к соседскому дому. Как оно летает. Кто это видит?
***
Сии странности происходили, подогреваемые огнем целого сердца, чья парная тень удалялась с утра… Удалялась домой на Жуковского…