Самаркандский гамбит. 1. Карши

 
     Однажды начальство краснодарского проектного института, где я работал, вызвало меня в кабинет и сказало, что в Узбекистане, а именно, в городе Карши испытывается новый насос, и что мне надо будет поработать в комиссии по испытанию и приёмке этого чуда техники. Я первый раз слышал о Карши, но повод побывать в Узбекистане меня вдохновлял.
     Однако прежде, чем рассказать об Узбекистане, а также намекнуть, почему я назвал рассказ «Самаркандский гамбит», я должен сказать несколько слов о распорядке рабочего дня в институте. Дело в том, что по распоряжению Правительства Советского Союза все институты такого профиля для повышения работоспособности своих сотрудников обязаны были делать 15-ти минутный перерыв для физических упражнений. Все, конечно, это игнорировали, а занимались в перерыв своими делами. Заядлые шахматисты института, а их было немало, естественно, играли в блиц – игру. Время устанавливалось всего по 3 минуты каждому. Проигравшим признавался тот, у кого раньше падал флажок на часах, тот, кому ставили мат или оставшийся с «голым» королём.
     Ажиотаж во время матча царил жуткий. С обеих сторон над игравшими нависали болельщики, которые приходили либо в восторг от создавшегося на доске положения, либо в страшное горе. Игравшего хватали за руки, подсказывали куда лучше ходить и обзывали по-всякому, если тот никого не слушал. Во время расстановки фигур каждый всеми силами старался вывести противника из себя. Высшей фишкой унижения считался вопрос: «А ты что, умеешь играть в шахматы?» Если сюда осмеливался прийти гость института, приехавший, к примеру, из Нижневартовска, вопрос видоизменялся: «А что, в Нижневартовске тоже умеют играть в шахматы?» Этим гость института был как бы мобилизован таким «радушным» приёмом, поэтому вовсю старался играть «на полную катушку», но без привычки к шуму и гаму обычно терялся. Проигравшего утешали знаменитой фразой Плеханова: «Не надо было браться за оружие».
     Я ехал в Карши, вспоминая всё, что знал, читал или слышал об удивительной солнечной республике под названием «Узбекистан». Перед отъездом я прочитал в кратком энциклопедическом словаре справку по Узбекистану. Его история была подстать российской, то есть, горько-сладкой и непредсказуемой.
     Кого только не побывало на этой благодатной земле!
     Персия властвовала здесь на протяжении веков. Войска Александра Македонского топтали эту многострадальную землю. Арабский Халифат захватил эту территорию в 8 веке н.э. Монголы во главе с Чингисханом и его потомками проносились по Средней Азии на своих выносливых лошадях в 12-13 веках н.э. Возникали и исчезали различные ханства. Тамерлан основал в Самарканде сильное государство и, согласно историческим данным, выдворил монголов из Средней Азии. Грозный воин, покоритель многих соседних государств, Тамерлан был личностью, оставившей в истории значительный след.
     Он был похоронен в Самарканде. В 1947 году археологическая экспедиция во главе с антропологом Герасимовым вскрыла его усыпальницу, которая до этого была нетронута из-за страшного проклятия. Герасимов, разработавший метод восстановления черт лица человека по его черепу, реконструировал лицо Тамерлана. Миру был представлен образ человека славяно-тюркского типа. Странное красивое, мужественное лицо. Даже умерев, Тамерлан продолжал будоражить человечество. А проклятие, говорят, сбылось, но ничего конкретно я об этом не знал.
     Узбекская нация сложилась только в 10-12 веках, то есть, практически одновременно с русской. Первое узбекское государство было образовано в 15 веке и с тех пор вело суровую борьбу за своё существование.
     В одной из книг по названию, кажется, «Блистающий меч», я прочитал, как Средняя Азия, раздираемая внутренними противоречиями, вошла в состав Российской империи. Россия действовала тогда в основном дипломатическими методами, принуждая к миру многочисленные, дерущиеся между собой ханства. Она включала в свой состав эти ханства, тем самым прекращая и предупреждая вооружённые столкновения.
     Из школьной программы по истории СССР я знал, что во время гражданской войны 1917-1920 годов определённые силы Средней Азии пытались выйти из состава России и обрести независимость. С басмачами, как назывались вооружённые отряды этих сил, боролись отряды иваново-вознесенских рабочих во главе с Фрунзе. Они не желали терять сложившиеся к тому времени экономические отношения со среднеазиатскими поставщиками хлопка – сырья для своих фабрик. Именно после этой братоубийственной войны, а точнее, в 1925 году Узбекистан приобрёл свой статус, как советская социалистическая республика в составе СССР.
     К 1941 году - после всех революционных пертурбаций - внутри   образованного волей народа Советского Союза между вошедшими в его состав республиками сложились вполне гармоничные отношения.
     Это продемонстрировал героический настрой всего советского общества, включая народ Узбекистана, по защите своего социалистического Отечества.
     Во время Великой Отечественной войны Узбекистан принял около одного миллиона беженцев из всех республик СССР, пострадавших от фашистского нашествия. Он принял десятки и сотни заводов и наладил производство нужной фронту продукции. На ташкентской киностудии монтировались десятки и сотни художественных и документальных фильмов, вдохновляющих советский народ на борьбу с оккупантами.
     Верховный главнокомандующий Красной Армии товарищ Сталин лично убедился в героизме узбеков, бесстрашно сражавшихся на фронтах и отдававших жизни за своё государство. Он даже высказал самокритичное мнение, что до войны недооценивал потенциал Узбекистана.
     Внёс Узбекистан свой вклад и в создании атомного оружия СССР.
Именно там, в Ферганской долине, ещё в 1904 году было открыто радиевое месторождение. В начале века радий, как источник неисчерпаемой энергии и как могучий помощник человека в медицине, обратил на себя внимание некоторых прозорливых учёных, включая Вернадского. Такие беспокойные учёные и инициировали создание оружия невиданной разрушительной мощи. И сейчас даже трудно сказать, что лучше – его наличие или его отсутствие. Было бы хорошо, чтобы ядерная дубинка нависала над горячими головами некоторых политиков, но никогда бы не обрушилась на головы неповинных людей. 
     Я ехал в Карши, вспоминал всё, что связывало меня с узбеками, и внезапно вспомнил о своём любимом герое – Насреддине. Я читал и даже видел фильм об этом человеке-мудреце и, как сейчас бы его назвали, хохмаче. Я часто цитировал его крылатые выражения, например такое: «Сколько ни говори: «Халва, халва», во рту сладко не станет». Или такое. Он пообещал эмиру за двадцать лет выучить, надо полагать, узбекскому языку ишака. Когда один из его знакомых сказал, что такое обещание грозит Насреддину смертельной опасностью, этот герой народного эпоса отвечал, что через двадцать лет либо умрёт эмир, либо он сам, либо подохнет ишак.
     Моя жена пару лет назад была в командировке в Узбекистане, в городе Навои. Этот город был построен как город узбекских химиков и в нём разместили производство синтетического волокна. Мы с женой работали на точно таком же производстве в одном приволжском городе, и она посетила Навои по каким-то делам, связанным с этим производством. Заодно она посетила свою подругу Милу, которая вместе с новым мужем укатила в Навои из приволжского города. Жена привезла несколько интересных фотографий не только Навои, но и Ташкента, через аэропорт которого она добиралась до места командировки. Поэтому я ехал, довольно хорошо подготовившись к встрече с Узбекистаном.
     Я появился в Карши, нашёл нужный мне завод, пришёл в приёмную и представился главному инженеру. Он внимательно выслушал меня, позвонил в гостиницу при заводе и сказал, чтобы я отдохнул, а утром приходил. Устроившись в гостинице, я перевёл стрелки часов вперёд на три часа и обнаружил, что настало время спать. Однако мой организм воспротивился этому. Разница в поясном времени привела к тому, что я не выспался как следует.
     На завод я пошёл, как раньше говорили, в дурном расположении духа. 
В кабинете главного инженера меня ожидали специалисты завода, которые сказали мне, что испытания уже закончены, и довольно подробно рассказали о методике их проведения и результатах.
     В конце разговора главный инженер заявил мне, что испытания, по его мнению, прошли удачно, все документы подготовлены, и попросил одного из специалистов показать эти документы мне. Специалист поднёс к моей физиономии документы и показал, где я должен расписаться.
     Я был обескуражен. Мне предлагалось подписать документы по испытаниям насоса, которого я и в глаза не видел. Дурное предчувствие начало сбываться.
Я попросил связать меня с моим начальством. Хотя связь в те времена была никудышней, мне удалось переговорить по телефону со своим руководством и обрисовать ситуацию. К моему удивлению, начальство спокойно отнеслось к моему сообщению. За долгие годы работы я привык, что при подписании каких-либо протоколов или других документов, меня заставляли по десять раз переделывать формулировки и в них бороться за каждое слово. Поэтому я страшно удивился приказу беспрекословно подписать документы, так как их уже ждут в Министерстве. «Так что, мне возвращаться?» - спросил я.
     «Ни в коем случае!» - испугалось начальство – «Посиди там, пока срок командировки не закончится». Затем начальство заявило, что завидует мне, что у меня есть время посмотреть Узбекистан. Не знаю, что за игры проводились за моей спиной, но я, скрепя сердце, подписал документы, отметил командировку нужным числом и вышел за проходную завода. Юмора я не понял. Раз я уже подписал документы, то какого, так сказать, рожна, мне предлагалось посидеть в Узбекистане до конца командировки. Так и не найдя логического объяснения случившемуся, я стал раздумывать, как провести неожиданно свалившийся на меня отпуск.
     В науке есть байка, что учёные удовлетворяют своё любопытство за государственный счёт. Теперь и у меня, наконец-то, появлялась такая возможность.
     Хотя в Карши мне делать было больше нечего, я решил прогуляться по старым кварталам этого небольшого городка. Странный, непривычный вид открылся моим глазам. Частные дома были без окон, смотрящих на улицу. Недаром моя жена с восхищением говорила о том, какие узбеки умные, что не выставляют напоказ всему миру свою личную жизнь. Высокие глинобитные стены, закрывавшие дома, создавали сюрреалистическую картину. Я привык к тому, что в России маленькие домишки обязательно имели три окна, выходящие на улицу. Моё представление о красоте улицы с палисадниками и красиво оформленными резными наличниками окон вошло в противоречие с закрытостью узбекского уклада жизни. Но я уже был подготовлен женой к такому и даже стал склоняться к мнению, что закрытость от посторонних глаз весьма практична.
     Правда, современная часть города выглядела вполне привычно. Я неспеша прошёлся до автостанции и узнал, что утром из Карши идёт автобус до Навои. Мой мозг заработал. Я вспомнил, что в городе Навои жили мои сослуживцы по производству синтетического волокна, которые покинули город на Волге и прибыли на точно такое же производство, размещённое в этой союзной республике. Я понял, что делать. Конечно, надо ехать к Миле и посмотреть на это производство в узбекском исполнении.
     Я зашёл в магазин, купил кое-что поесть и бутылку московской водки. Затем я пошлялся по экзотическому восточному базару, прицениваясь к фруктам. Меня всегда, ещё с детства, восхищали среднеазиатские дыни. Их вытянутые красивые тела таили необыкновенную мякоть, со сладостью которой мог соревноваться разве что рахат-лукум. Я подошёл к одному прилавку. Между двух живописных гор дынь, на этом же прилавке, сложив ноги калачиком, уютно разместился продавец – бабай (пожилой человек) в типовом халате.
     Сидит себе, поджав под себя ноги, бабай у кучи дынь. Сидит, и никуда не торопится. Действительно, куда уже торопиться. Вернулся он с войны лет сорок назад, вспоминает, возможно, как освобождал от немцев какой-нибудь Житомир. Вернувшись домой, наплодил от радости, что остался жив, кучу детишек, обзавёлся сотней внуков, и дремлет, довольный. Распродаёт теперь дыни, что вырастили эти внуки, добывает себе хлеб на пропитание. Хотя, если он – ветеран войны, то у него и пенсия неплохая, А дыни продаёт просто по необходимости – чтобы не пропали.
     Я поинтересовался, почём он продаёт свой товар. Чтобы бабай меня правильно понял, я решил щегольнуть знанием тюркского языка, спросив: «Таньга?». Таньга, по моим понятиям означало деньги. Я дополнительно потёр палец о палец около его лица. Бабай очнулся от дрёмы, и глаза его заблестели.
     Видно, покупателей в тот день было немного, а из Краснодара вообще один. Короче говоря, мы с ним столковались. Такой товар у нас можно было купить, заплатив раз в пять дороже. Бабай, прищёлкивая языком, сам выбрал мне дыню.
Я расплатился и пошёл в гостиницу пообедать, а, заодно и поужинать. Бабай меня не обманул. Дыня оказалась такой же прекрасной, как и его полосатый халат. Моё настроение стало выравниваться одновременно с перенастройкой организма на другой часовой пояс. Посмотрев в общей комнате гостиницы первую и единственную программу телевиденья и убедившись, что советский народ успешно строит коммунистическое общество, сытый и довольный, я лёг спать.
     Утром я еду в Навои! Вдохновлённой этой мыслью я несколько раз перевернулся на скрипучей гостиничной койке и, наконец, уснул.