На честном слове
Было бы наивно думать, что «подвиг» Ю.С.Павлова при первом удачном запуске "семёрки" является досадным исключением. В критических ситуациях работники промышленности более высокого ранга были озабочены «сохранением лица» своего предприятия и подавно. Характерный пример тому – запуск корабля «Союз» по международной программе «Союз – Аполлон» с дефектным передатчиком командного радиокомплекса, обеспечивающего связь и управление кораблём на орбите /сокращённое название «система ДРС»/. Бригаду от НИИ–885 на космодроме тогда лично возглавлял главный конструктор этой системы Евгений Николаевич Галин. События развивались следующим образом.
В соответствии с установленным порядком, по прибытии корабля в МИК, производится, прежде всего, просмотр сопроводительной документации на все комплектующие его системы и приборы. И так случилось, что эту работу по ДРС в этот раз выполнял ещё не достаточно опытный испытатель моей лаборатории майор Бакунов В.П. В результате допущенной им оплошности, в формуляре на передатчик вовремя не было выявлено отклонение от допустимой нормы важнейшего параметра этого прибора – «ток магнетрона». Однако благодаря бдительности другого испытателя – подполковника Иванова В.К. указанный дефект всё-таки был обнаружен. Однако это случилось уже на завершающем этапе работ в МИКе – перед отправкой корабля в барокамеру. Причём, когда Владимир сообщил об этом Галину и потребовал принятия надлежащих мер, то тот поначалу попытался отмахнуться: это, дескать, мелочи, не достойные внимания, и ушёл на обед. Надо сказать, что в подобных ситуациях главный конструктор имеет право – по своему усмотрению и под личную ответственность – либо снять дефектный прибор с корабля, заменив кондиционным, либо /если ремонт не возможен/ допустить его в таком виде, как есть, отметив этот факт в формуляре.
Но Иванов был стреляный воробей и немедленно доложил обо всём мне. Войдя в курс дела и обнаружив по документам, что ток магнетрона не просто превышает норму, но ещё и имеет тенденцию к увеличению, я велел Владимиру тотчас занести данное замечание в бортовой журнал и не подписывать готовность системы ДРС к отправке в барокамеру, пока оно не будет закрыто. По опыту работы с другими радиосистемами я знал, что такое поведение данного параметра – это верный признак выхода из строя магнетрона до истечения гарантийного срока. Однако обычно пунктуально-исполнительный, офицер в нерешительности замялся:
– А как же с формулировкой быть – ведь замечание в бортжурнале должно быть согласовано с конструктором?
Но вопрос для меня был предельно ясен, а время поджимало, и я, нарушив это правило, подтвердил своё указание, беря при этом телефонную трубку:
– А с «таможней» мы сейчас договоримся.
Разводить дипломатию с уважаемым мною конструктором и соблюдать все формальности в этот раз не позволяли ни дефицит времени, ни обстановка. Да, откровенно говоря, после его некорректного поступка по отношению к моему подчинённому, мне и не хотелось этого делать.
Евгений Николаевич, видимо, только что вернулся из столовой и настроился на послеобеденный отдых: в его голосе в ответ на моё предложение срочно прибыть в МИК для закрытия замечания в бортовом журнале чувствовалось явное недовольство:
– А нельзя было этот вопрос решить раньше, до обеда?
Пришлось напомнить, что Иванов по этому поводу к нему обращался своевременно. Галин после этого молча положил трубку, а минут через десять был уже в МИКе. И, беря в руки формуляр на дефектный прибор, не преминул упрекнуть меня снова:
– Ну, зачем же вы сразу в бортжурнал записали замечание: разве нельзя было этот вопрос решить в рабочем порядке?
Мне снова пришлось напомнить, что такая возможность у него была, но он ею пренебрёг. Положению главного конструктора в такой ситуации не позавидуешь. ЗИПа на систему ДРС, как обычно, на полигоне не было. Ставить вопрос о ремонте дефектного прибора со снятием его с борта не позволяли ни жёсткий график испытаний корабля «Союз», ни точная дата его запуска. Поэтому у Евгения Николаевича в данном случае был единственный выход: фактически полагаясь на авось, допускать передатчик в полёт в таком виде, как есть.
Сделав нужную запись в формуляре, а затем и закрыв замечание в бортовом журнале, он, выражая мысли вслух, в заключение произнёс:
– Ну, теперь нашему военпреду за этот промах влетит на полную катушку!
По этой фразе читатель может судить, насколько важен был данный вопрос на самом деле. И слава богу, что злополучный передатчик не подвёл конструктора на орбите. А случись бы такое без коррекции формуляра, то ответственность за срыв международной программы «Союз – Аполлон» легла бы, под горячую руку, в первую очередь на нас, испытателей космодрома.