WANT

Я хочу знать, чем это закончится.
Я хочу знать, сколько мне будет это стоить.


Алан в сердцах ударил по рулевому колесу обеими ладонями плашмя. Как-то совсем некстати господин Рэндом выбрал эту песню, чтобы заиграть в колонках его автомобиля. Оно накатило на него внезапно, еще с утра. Он внезапно почувствовал что-то. Почувствовал что-то, так явно, что ему стало не по себе от беспокойства. Он нервно побрился, зачем-то проверив десять раз достаточно ли хорошо, и дважды спрыснул лицо одеколоном, забыв на второй раз, что он это уже делал. И еще он внезапно возненавидел свой темно-серый удобный блейзер, найдя на нем катышки, и вырядился в свежую черную рубашку. Хэпзиба, супруга его, красившая ресницы в ванной, подозрительно покосилась на него. Но он ничего не мог с собой поделать. Сердце его забивалось от непонятного предчувствия.
Он поехал с утра по делам, Хэп сказала чтобы он взял ее и они с ним заодно заехали бы в магазин, выбрать подарок одному знакомому на свадьбу, куда их пригласили в следующую субботу.
- Хорошо, - сказал Алан, - только в магазин пойдешь ты.
- С чего бы это вдруг? – возразила Хэпзиба, - это же твой коллега. Вдруг я выберу что-то не то?
- А меня должно это волновать? – ехидно спросил Алан.
- И то правда, - в тон ему ответила супруга.
Они оба рассмеялись, пока выходили к машине. Вообще, они не очень одобряли выбор коллеги, и посмеивались над его злоключениями на пути к семейному счастью.
- Если не можешь справиться с последствиями, лучше – не вынимай его из штанов вообще! – феерично пошутила его супруга.
- Да уж, - усмехнувшись, сказал Алан, - Каждому из нас стоило бы иногда думать об этом в самом начале.
Супруга обиделась, приняв на свой счет и поставив тем самым Алана в крайне неуклюжее положение. Он, конечно же, поспешил заверить супругу:
- Я даже о тебе и не думал, когда говорил это! – тем самым вызвав несколько еще более неудобных для него вопросов. Например, о том, а о ком он, собственно говоря, тогда думал. И когда он уже успел его вынуть, и что она пропустила.
- Хэп, я изменяю тебе только с бутылкой «Столичной», не сойти мне с этого места! Много, часто и обильно, но только с ней одной.
- Значит, обо мне, - мрачно заключила Хэп.
- Господи, пронеси, - без всякого выражения в голосе сказал Алан.
- А о ком?
- Я просто так сказал.
- Алан Чарльз Уайлдер, ты никогда ничего просто так не говоришь, - сказала Хэп, - тут налево поверни.
- Ну, допустим, например, это было про мою первую жену. Тебе полегчало?
- Нет, - сказала Хэп, - я говорю, тут. Налево. Ты только что проехал. Что с тобой сегодня?
- Черт! Это ты меня заболтала! – на всякий случай наехал Алан, - Почему женщины всегда так много говорят?!
- Я не знаю, почему женщины всегда так много говорят, - холодно сказала Хэпзиба, - мне интереснее, когда мужчины говорят что-то лишнее!
Губы Алана сжались в тонкую линию. Он был взбешен, но старательно пытался это контролировать.
- Все что вы скажете, будет использовано против вас? – сквозь зубы спросил он.
Хэпзиба расхохоталась. Однако, на всякий случай решила снизить напор, чтобы совсем уж не бесить удивительно нервного не по погоде мужа, и потому постаралась интонацией голоса перевести разговор в раздел шутки-дразнилки:
- Ах, ну, да, ну да… Вас же свела безумная страсть! Вы же так эмоциональны!
Алан старательно растянул губы в улыбке. Веселее ему не стало, но не поддержать настроение жены было невежливо, во-первых. Еще было «во-вторых». Но, во-первых, не вежливо.
- Да не страсть это… это…
- Это? – подхватила Хэпзиба.
- Я думаю,… я… полагаю, этот человек много значил для меня, - сказал Алан без всяких эмоций в голосе, - очень много. Слишком.
- Человека, - странным голосом повторила Хэп, - Алан любил человека. А он тебя?
На этот раз у Алана никак не изменилось лицо на провокацию жены. Он уже привык, а потому держал ухо востро. Только чуть дернулись желваки, незаметно ни для кого. Кроме жены.
- Я не сказал «он», Хэп.
- Ты не сказал «она», Ал.
- Замолчи, Хэп, или я ничего не скажу.
- Черт, вот это ты меня поймал!
Они оба расхохотались.
- Я полагал, что это много значило для меня. Эти. Отношения. По молодости я думал, что это и есть любовь. А теперь мне, пожалуй, даже страшно себе признаться в том, что это было на самом деле.
- Останови тут! Я недолго. Жди меня.
Хэпзиба, кажется, потеряла интерес к его откровениям, и открыла дверь машины, впуская в кондиционированный салон поток теплого воздуха. Алан вздохнул с облегчением. И поправил ворот черной рубашки. Словно бы ему не хватало воздуха.
Нет, не любовь. Страх? Зависть? Ненависть? Соперничество? Желание контролировать? Борьба за власть? За уважение? За любовь? Да нет, он был уверен, что никогда никого не любил. Он бы не отдал бы жизни за это. И вот тут, словно отвечая на заданный Аланом самому себе вопрос, господин Рэндом включил Want. Want. Вот оно. Хотение. Не желание даже. Именно хотение. Хочу. Хочу и пошло все к черту. Хочу и мне наплевать, чем это закончится. Хочу, и мне наплевать, сколько это будет мне стоить. Просто интересно, как далеко ты сможешь зайти. Просто интересно, как далеко смогу зайти я.
В этот самый момент Алана и бросило снова в холодный пот знакомое до боли чувство, от которого он был уверен, он избавился много лет назад, и которое посетило его утром странной паранойей. Так нервно скрести у него внутри, начинало только в присутствие одного единственного человека. Алан даже огляделся по сторонам, сквозь тонированные стекла, вжимая голову в плечи, на всякий случай. Но увидел только пару молодых людей: парня с девушкой, сидящих на скамейке, каждый уткнувшись в свой айфон, и толстого голубя, меланхолично ковыляющего по тротуару.
- Идиот, - сквозь зубы сказал он себе.
В нагрудном кармане завибрировал телефон. Номер был незнакомый. Алан долго смотрел на него и думал, брать или не брать. Но потом испугался, вдруг что-то случилось у детей, и осторожно сказал:
- Алло.
- Миллер, - резко выплюнула трубка, - я не у себя.
- Здорово, Дэн, - сказал Алан.
- Чего творишь?
- Исполняю супружеский долг, - сказал Алан,
- Удачно? – спросил продюсер, ни капли не смутившись.
- Жду жену у магазина в машине. Ты хочешь, чтобы я к тебе заехал?
- А заезжай, - спустя, минуту размышления сказал Даниэль, - правда, в данный момент, я не в стране. В следующий вторник, заезжай, часикам к пяти, выпьем чайку.
- Чего случилось-то? В общих чертах? – спросил Алан.
- Денег хочешь?
- А работать надо?
- Так, совсем чуть-чуть, - сказал Миллер, - халтурка, на пару месяцев, в студии.
- «Рикойл»? – уточнил Алан.
- Нет, - хмыкнул Миллер, - так, молодой начинающий бойзбенд,- Миллер захохотал собственной шутке заранее, - с дурацким французским названием…как там он правильно произносится, - продюсер похоже изобразил акцент Дейва – «Дэ-пе-ше Мод»? Не бойся, ничего противоестественного, надо освежить старый материал. Мне пора идти, прости, Алан. Ну, так я жду тебя во вторник? Алан? Алло, Алан, ты тут? АЛАН?!
- Да, - коротко сказал Алан, когда сумел разжать сведенные судорогой челюсти, - Да, Дэн, хорошо, да.
После слова «Дэ-пе-ше Мод» он явственно услышал в трубке, чуть в отдалении, смех. Этот смех он бы не смог спутать никогда и ни с кем. Он не мог бы его перепутать, и вряд ли мог бы забыть. Он снился ему в ночных кошмарах. И не в кошмарах тоже. Это смех он более не надеялся услышать в своей жизни никогда, ну разве что у себя на похоронах, но в этом случае ему было бы уже все равно. Сейчас ему не было все равно.
Алан почувствовал, что у него взмок лоб, он повернул зеркало заднего вида, вытаскивая из бардачка бумажный носовой платок, чтобы вытереть лоб. Это было слишком невероятно. На него из зеркала смотрела бледная маска с отвисшей челюстью и черными расширившимися во всю радужку зрачками.
- Красавчик, - сказал Алан самому себе.
Через секунду после звонка ему стало казаться, что ему показалось. Что это была какая-то нелепая слуховая галлюцинация. Меньше надо было пить вчера и больше спать.
Хэп вернулась радостная, с большим, празднично упакованным свертком, снова втолкнув в салон поток теплого воздуха, смешанного с запахом ее духов, и он уже почти совсем уверился в том, что это всего лишь игры его разума. Однако, осторожность заставила его нажать пальцем на кнопочку «Сохранить», вечером, на досуге, надо будет посмотреть что это за международный код. Так, просто, чтобы убить паранойю.
- Ну что, поехали? – нетерпеливо спросила Хэпзиба.
- Минуту.
Мысль Алана вернулась на пару десятков лет назад.

***

Я хочу придушить звезды За все, что они обещали мне…


Шел дождь. Экая невидаль, для Лондона летом! Сырость, серое небо и дождь. Однако в студии Миллеровского Мьюта было тепло. Флетч задумчиво ковырял в носу, Дейв зевал. Алан смотрел на мерцающий экран монитора. Все было как всегда. Только отчаянно пахло гарью. Мартин решил поджарить пару тостов.
- Мартин, у тебя что-то горит! - раздраженно крикнул Алан, не оборачиваясь. Флетчу, как видно, было все равно, а у Дейва был, как он выразился «Дасборк», и потому он не чуял этого адского дыма, который, кажется уже начал выедать глаза.
- Нет, у меня все в порядке, - очень любезно и мило сообщил Мартин, потом жизнерадостно расхохотался – ну…вообще, в том смысле, что… я, наверное, должен констатировать факт, что… все уже к чертовой матери сгорело… Я, кстати, не очень понял, как это случилось.
Дейв тут же захохотал в ответ, подскочил, и помчался как подорванный к Мартину, заценить его достижения в примитивной кулинарии, и скоро уже с кухни доносился его веселый смех, вперемешку с предложениями Мартину начать читать в Оксфорде курс для студентов: «Как пожарить себе тост легко и быстро и не поджечь весь дом». Дейв утверждал, что Мартин безусловный профессор, потому что он даже и не знал, что хлеб в тостере можно довести до такого физического состояния за такое ограниченное время. Еще Дейв интересовался полным серьезности тоном, пользуется Мартин для приготовления тостов специальной жидкостью для розжига, или по старинке применяет керосин, и что бы он ему посоветовал. И неизменное Мартиновское:
- Хе-хе-хеее….
Было ему ответом.
Флетч отложил газету, и пошел поучаствовать в веселом междусобойчике. Начиная ржать уже из коридора. Вскоре с кухни послышались его мудрые команды, которые он отдавал сухо и четко, словно оперирующий хирург:
- Лопатку.
- Нет, лучше вилку.
- Вторую бери.
И, наконец, Алан не выдержал, и тоже пошел в центр событий поучаствовать в серьезном мероприятии. Он отодвинул плечом заслонявшего собой живописную картину Флетча.
Мартин животом полулежал на кухонном столе и сосредоточенно…точнее он пытался быть сосредоточенным но сияющая счастливая улыбка в тридцать два зуба то и дело освещала его лицо, держал обеими руками тостер.
- Вот скотина ты ****ская, а? Не отрывается… Март, ты что, тост клеем намазал? – Дэйв, держа в каждой руке по вилке, отчаянно отдуваясь, обеими руками пытался оторвать оплавившийся кусок от задней стенки,
- Нет, а что, надо было? – невинно вопросил Мартин, - так ты мне напомни в следующий раз, я намажу…
- Елки, горячо блин…я тебе намажу…
- Хе-хе-хееее….
Как уже упоминалось, Мартин животом полулежал на столе. Был он, так сказать, топлесс. В смысле свитер свой он снял. Очевидно, гордясь свежим летним загаром, приобретенным вопреки серой сырой природе вокруг. Дейв закатал рукава клетчатой рубашки до локтей, уперся в стол, и старательно скреб заднюю стенку тостера.
- Март, а как ты это делаешь по утрам обычно? – сквозь зубы прошипел Дейв.
- Я боюсь, у тебя не совсем корректные представления о моем утре, Дейв, – улыбаясь так, что улыбка сквозила в его голосе, сказал Мартин, - я не делаю это с утра. С утра я, как правило, еду в электричке в Сити. Потом я просыпаюсь. Иногда.
И тут настало время хохотать Дейву. Флетч тоже начал смеяться, вспоминая, как выволакивал на перрон спящего Мартина уже неоднократно.
Алан тоже засмеялся, и, недолго думая, присоединился к честной компании. Справа от Мартина орудовал адскими кочергами Дейв. Слева сопел озабоченный Флетч, злорадно ухмыльнувшись, Алан посмотрел критически на расположение сил, и подумал, что выбора у него нет, и он, недолго думая, прилег Мартину на спину, как и был в рубашке и кожаной безрукавке:
- Пустите мастера, - глумливо проговорил он, - как бы невзначай, подхватывая тело Мартина с обеих сторон, аккуратно, как ребенка, однако настойчиво, будто бы думал только о деле. Он сам не понял, что же его так осенило, разлечься на полуголом Мартине. Обычно, он бы не решился. Но Мартин почти всегда ходил по студии полуголый. Они как-то привыкли. Он не хотел показывать, что его это беспокоит, потому что остальных, как видно это вообще никак не беспокоило. Потому так и сделал.
Одной рукой поверх руки Мартина хватая тостер, второй дергая решетку на себя. Он сознательно, и исключительно из товарищеского глума ограничил свободу юноши, заставив его чувствовать себя беспомощным. И вдруг Алан почувствовал, что тот, неожиданно, напрягся. Увидел мурашки, пробежавшие по загривку. И вместе с тем, напряжение тела Мартина было не враждебным. Скорее… он не мог с этим ошибаться, в этом было что-то сексуальное. Какая-то странная энергетическая волна прошибла его от Мартина и он вдруг почувствовал, что тот не сильно-то и пытается освободиться, он как-то поддается его воле, и его забавляет эта ситуация. Мартин расслабился под ним, растекся, словно вода, вмиг подчинившись и отдавая ему право власти добровольно. Алан мог бы поклясться, что вот именно тогда это все и случилось. Точнее именно тогда он понял, что это случиться между ними в любом случае. Рано или поздно. Он не мог объяснить что ему сказало это. Дейв рассеянно скользнул взглядом по расслабленной позе Мартина, и задержался где-то в районе его виска. Потом медленно перешел на Алана.
Алан опасливо отклячил собственный зад, потому что ощущение покоряющегося ему тела, против его воли кольнуло ему в паху, и внезапно он поймал себя на том, что под пристальными взглядами Флетча и Дейва скрестившихся на нем, он старательно имитирует тот факт, что увлеченно, прищурившись всматривается в недра старого тостера, на самом деле просто пытаясь опустить голову ниже к плечу Мартина, потому что запах его кожи это то что ему было чувствовать в данный момент крайне важно, и чем сильнее тем лучше. Алан, кажется, даже в этот момент испытывал не столько Мартина, сколько самого себя. Он прекрасно понял, что это был первый момент, когда он стал воспринимать своего товарища как сексуальный объект. И ему было интересно, чем это закончится. Кажется, это не было необратимо. Он не был влюблен в него безоглядно, он ни в кого в своей жизни не влюблялся безоглядно, скорее стоило бы отметить, что Мартин держал его интерес.
Алан радовался ситуации, и развлекался. Он не терял голову. Кажется. Потому, все ждал, когда же сработает естественная преграда. Он был уверен, что сработает. И ему перестанет хотеться Мартина. Потому совершенно бесстыдно эротически провоцировал и себя и товарища.
Мартин обыкновенно вел себя нарочито глупо, словно полоумная блондинка «бимбо», демонстрируя наивность и полную неадаптированность к быту и к «жизни в целом», как он часто называл жизненный уклад Бэзилдона и в частности драки с местными гопниками, которые, по его откровенному признанию, восемьдесят процентов времени их тупо били. Остальные двадцать им с Флетчем удавалось убежать. Возвращались из Лондона с работы они на последней электричке, и избежать этого было довольно сложно. Впрочем, Мартин воспринимал это как неизбежное зло, противиться которому особенно не желал, просто порой, когда бывал в настроении, жаловался или шутил с коллегами на тему «мира, в котором они живут, и жизни в целом». История о том, как он водил свою девушку в кино, и позже, спустя пару часов Флетч тащил домой героя-любовника, которого он нашел сидящим в луже, пьяным до состояния выхода на орбиту, заблевавшем все вокруг, поднимала настроение даже их менеджеру Миллеру. Он каждый раз даже снимал свои очки, чтобы вытереть выступающие от хохота слезы, когда слышал эту историю. Мартин самодовольно-смущенно хихикал, он как-то умел это делать одновременно и смущенно и самодовольно, как когда Дейв попросил у него зажигалку и Мартин сказал посмотреть в кармане его рыжей куртке. В кармане Дейв нашел также пакетик травки, карамельку и женские чулки, этот факт он конечно не мог не отметить, задумчиво входя в студию с чулками в руках:
- Мартин, а зачем это тебе?
- Хе-хе-хеее… - самодовольно-смущенно отвечал Мартин, вполне искренне полагая это исчерпывающим ответом.
Алан был старше, как тогда казалось, намного, и он как-то сильно подозревал, что это клоунство, и нарочито простецкая манера, как и противоестественная податливость, которой особенно восхищался Даниэль Миллер, в том смысле что Мартин всегда делал все о чем его просили без всяких вопросов, это просто Мартиновский персональный способ победить.
Это только значительно позже, когда Мартин врос ему под кожу так, что выдирать его из себя пришлось с такой же болью и отвращением как будто бы что-то из жизненно важных органов, типа селезенки или поочередно обе почки, Алан с ужасом осознал, что его юный друг, таким образом просто компенсировал переразвитый эгоцентризм, изуверскую жесткость к людям и агрессию. И что уж такому скептику, каким был Алан, стоило бы соображать с самого начала, что такого букета сияющих ангельских качеств забесплатно на этой земле не выдается. Но тогда он просто подозревал, что это такой у Мартина мальчишеский род компенсации, чтобы выглядеть успешнее в глазах товарищей. И жалел его за это. И заигрывал с ним. Словно бы желая дать Мартину поддержку, которой у него не было.
Алан понял позже что не стоило бы ему слушать и Дейва, который толи нарочно, толи просто не думая, несколько ронял Мартина в его глазах, рассказывая о том, что де, Мартин лишь копирует то, что он делал много лет назад, будучи хулиганом в детстве, и вообще ему просто завидует, потому что сам тихоня. Потому что, честно говоря, он поверил и расслабился, когда не стоило бы. Это он позже понял, что за резон у Дейва был компрометировать Мартина в его глазах, а тогда просто подумал, что может быть из простачка когда-нибудь выйдет толк, и может быть он может ему в этом помочь? Тем более Мартин относился к нему с некоторой долей опасливого уважения, и, казалось, ему льстило Алановское внимание к себе.
Идиот. Лучше бы он внимательнее слушал оттенки этого чертового самодовольного: «Хе-хе-хе» чем Дейва. Так сказала ему однажды Хэпзиба, его жена. И он не мог не согласиться с ее правотой. Хэп любила Дейва, он ей казался милым жизнерадостным простым и общительным молодым мужчиной, таким же как ее муж. Она не любила Мартина, называя его «Доктор Джеккил и миссис Хайд в одном лице». Потому что он с одной стороны был милым и любезным, особенно выпимши, а с другой, сущим монстром, мизантропом, хамом и сволочью. Хэп говорила, что всегда ненавидела подобных мужиков. Алан подозревал, что ее ненависть это что-то личное и сугубо женское но в его интересы никогда не входил психоанализ Хэп с целью того, чтобы она полюбила Мартина. Его личному психоанализу вполне хватило в свое время шокирующего осознания того факта что Мартина любит он сам. Он едва пережил эту мысль. Мартин его не любил уже. Точнее так, он больше в нем не нуждался. Мартин взял у него все, что хотел взять. Он удивительно быстро учился, что в сочетании с феноменальной памятью на то, что ему было интересно, например на аккорды и слова практически всех более или менее достойных песен за последние пятьдесят лет он знал наизусть.
Хэп помогала ему бороться с призраками прошлого, и убеждала его в том, что в своем выборе он был прав. Год за годом убеждала, что в своем выборе он оказался прав. Сам Алан, один бы, был бы далеко не так в этом уверен.
В данный момент Алана обуял исключительно исследовательский интерес. Так ему, точнее сказать, в данный момент казалось. И его заворожили химические потоки, возникшие между их с Мартином телами. Они как будто занимались любовью на глазах Дейва и Флетча и те как бы совершенно не понимали, что тут происходит.
Все еще внимательно рассматривая внутренности тостера, Алан опустился почти к самому плечу Мартина, медленно вдыхая запах кожи. Это было похоже на запах меда. В сущности, не самый изысканный аромат в парфюмерии, слишком приземленный и слишком буквальный, и чем-то даже слегка слишком органический и поначалу неприятный, но зовущий чувствовать себя снова и снова и заставляющий, тем не менее, наполнятся слюной рот, понимая что ароматнее и слаще и быть ничего не может.
Алан прикрыл глаза на секунду, представляя, как медленно спускается поцелуями по хребту ровно до точки между лопаток, и с изуверским садизмом убедился, что он уже полностью готов для того, чтобы перейти к следующей стадии, и борясь с искушением попробовать ее на вкус. …на этом самом моменте, жизнерадостнейшим образом ухмыльнувшись, он почувствовал взгляд Дейва, который прожигал дырку у него во лбу словно оптический прицел.
Ровно в эту же секунду с торжествующим видом Алан вытащил из тостера решетку с пригорелым тостом, любезно позволяя Мартину воспользоваться возможностью, чтобы выскользнуть из его внезапных объятий.
- Кто тут главный? – торжествующе спросил Алан, размахивая решеткой.
- Хе-хе-хее, - очень выразительно сказал Мартин, и отобрал у него решетку. Взгляда искоса, впрочем, хватило, чтобы дать понять Алану, что он ПОНЯЛ что происходит.
Алан радостно налил себе в стакан водки с соком и опрокинул «отвертку» залпом. Шальная мысль о том, что вопреки его ожиданиям, у него внутри ничего не закончилось и он как-то подсознательно каждую секунду ждет какой-то реакции от Мартина, как ни странно, развеселила его ни на шутку. Кажется он начал находить для себя плюсы в работе в этом странном ансамбле. Определенно, пара плюсов начала вырисовываться. И он все еще воспринимал его как сексуальный объект. И ничего, кстати говоря, не срабатывало. Он просто хотел еще. Впрочем, в данный момент, это его не пугало. Ему было интересно, ответит ли Мартин. Сейчас это было самое важное. О моральности своего поведения и комплексах, а также о последствиях, он, пожалуй, подумает завтра. Сейчас он чувствовал себя охотником, и это было чертовски весело. Особенно весело это было делать на глазах ничего не подозревающих товарищей, хотя мысль остаться с Мартином наедине посещала его воображени все чаще.
- Алан, что ты там делаешь? – спросил Дейв, жестом подзывая его вернуться в студию, - размышляешь не засэмплировать ли тостер?!
- Очень смешно, Дейв, - сказал Алан, - сам придумал?
Работа затянулась глубоко за полночь. Алан поначалу вздрагивал от каждого движения Мартина. Глум над собой на тему того, что он ведет себя как одиннадцатилетняя барышня на школькой дискотеке, несколько остужали его пыл, но Мартин аккуратнейшим образом держал дистанцию и ни единым движением не показывал, что то, что произошло днем не было плодом Алановского воображения. Алан и сам так решил по правде уже даже, часам к двум, он уже убедил себя что неожиданно сексуальная податливость чужой плоти было лишь плодом его больного воображения.
Он стоял над звукооператорским пультом, перенеся вес тела на руки, и старался думать о работе. И в ту же самую секунду голое плечо как-то по-мужски настойчиво но в одновременно с этим по кошачьи невозмутимо втерлось в его руку. Алан уже был достаточно пьян, чтобы внимательно посмотреть Мартину в глаза. И достаточно трезв, чтобы понять, что это было именно тем, чего он ждал весь сегодняшний день.
Боже, он тысячу раз после видел эту фотографию из студии. Он и Мартин плечом к плечу. Как же адски невинно это выглядело. Настолько же невинно это выглядело, насколько это не было невинно. Он не знал, что происходило внутри Мартина. Он никогда не знал, что происходило внутри Мартина. Но он знал, что происходило внутри него самого. И это было далеко не невинно. Они писали «Истории Старины».

 

Посмотри на ряд случаев без выбора,
Ты увидишь, как искажено понятие любви,
Обе стороны, ищущие компромисс,
Достигают отвратительнейшего результата.
Но не я, я не могу себе этого позволить,
Я ничем не пожертвую ради любви.


- Любовь, - сказал Мартин внезапно, - я понимаю любовь, как… у-те-ше-ние…своего рода утешительный приз…великую награду …за… всю жизненную… эм-м… рутину. Ну, это знаешь, то, что дается тому, кто пришел…. последний.
- Интересная теория, - сказал Алан, - хотя, спорная.
- Ну, в смысле, секс. И бухло. Они как-то компенсируют отчаянную скуку существования.
Алан сосредоточенно кивнул.
- Согласен. Партикулярно по части бухла. А чего тебе, выходит, так скучно жить?
- Скучно, - честно сказал Мартин.
- Почему? – спросил Алан.
- Не знаю, - довольно жизнерадостно сказал Мартин, - может быть, никто не дает?
- Ммм… - сказал Алан мрачно, - ну пойдем…
- Зачем? – Мартин как-то напрягся в ответ на его предложение. Алан не мог не понаслаждаться парой минут чистого торжества над товарищем.
- Выпьем. А ты о чем подумал? – невозмутимо закончил томительные минуты ожидания Алан. Мартин громко расхохотался в своей фирменной манере, и Алан понял, что он оценил всю глубину его стеба.
- Вот сейчас уехала моя последняя электричка, - тоскливо сказал Мартин, глядя на часы в студии и чокаясь с Аланом.
- Ну, за электричку, - сказал Алан, - Матери-то позвони.
- А смысл, я же все равно не попаду сегодня домой? – спросил Мартин, чем даже на несколько секунд поставил Алана в тупик. Потом он подумал что если отвечать в такой же абсурдной манере, может быть до Мартина дойдет быстрее. Он сказал:
- Ну, сестрам тогда хотя бы скажи…
- Они спят уже.
- Я тебя понял, - сказал Алан, снимая жилетку и надевая кожаную куртку, - ну, мистер Гор, и какие у Вас планы на сегодняшний вечер? Могу ли я ангажировать Вас в богомерзкий клуб за углом, и испить со мной чашу мизантропии, вызванной наблюдением за людьми вокруг пополам?
- Звучит удивительно заманчиво, - сказал Мартин, - особенно относительно запланированной мной ночевки на вокзале. Я вся Ваша.
Мартин быстро натянул на себя белый свитер толстой вязки, и потрепанную рыжую кожаную куртку, влез в ботинки, не развязывая шнурков, и уже подпрыгивал в нетерпении. Алан долго еще расчесывался перед зеркалом, зачесывая волосы назад, потом протянул вопросительно расческу Мартину.
- Лучше не надо, - покачал головой Мартин, лицо у него стало вдруг таким, словно он сейчас заплачет.
Алан расхохотался. Сложное отношение Мартина к своим волосам, жестким непокорным афро-кучеряшкам, убитым в адский желто-белый цвет с какой-то классовой ненавистью, стало у них уже притчей во языцех.
- Ну пошли что ли, Анжела Дэвис, героиня африканского народа…
- Хехехеее…
Они спустились по улице вниз до автобусной остановки.
- Эй, ты куда? – спросил Мартин Алана, внезапно ломанувшегося через дорогу к спящему в коробке из под телевизора, под мостом бомжу.
- Минуту! – сказал Алан. Он быстро присел перед бомжом, кинув ему какую-то мелочь, и помчался обратно, - Никогда не знаешь, что будет завтра, - смущенно пожал плечами он, словно стыдясь проявления своей доброты как слабости перед Мартином, - мне так бабка говорила.
Он отчего-то испугался, что Мартин сейчас засмеет его, как его друзья. Но на лице Мартина не появилось ни тени улыбки. Он с совершенно серьезным видом повторил маршрут Алана, тоже оставил бомжу какую-то денежку, и ничего по этому поводу ему не сказал.
Пройдя еще пару сотен метров налево, они попялились некоторое время на ярко освещенную витрину магазина музыкальных инструментов, стоя и пихая друг друга в бок. Алан рассказывал, что собирает коллекцию редких инструментов, и показывал то и дело куда-то задумчиво пальцем, хвастаясь, что у него уже есть и рассказывая, чего бы он очень бы хотел туда приобрести, Мартин прислонился к самой витрине, уткнувшись носом в стекло, закрывая с обеих сторон глаза от лампы, потому что плохо видел, что там внутри. Алан видел хорошо, но его больше забавляло смотреть на Мартина, смотрящего на инструменты с таким же абсолютным восторженным вожделением как ребенок на прилавок кондитерской, чем на собственно витрину, потому он стоял, прижавшись щекой к витрине, улыбался и смотрел на Мартина. Ему было отчего-то как-то удивительно хорошо. Дождь прекратился, было серо, сыро, но тепло. Воздух был густой и зависал тягучей сладостью во рту и вяз на зубах, словно манный пудинг. Мартин заставлял его улыбаться беспрерывно. Мартин улыбался так, что хрустело за ушами. Он почему-то казался абсолютно счастливым. Алану хотелось подойти, прижаться к нему щекой, чтобы впитать это внезапное ощущение абсолютного счастья. Ему казалось, что Мартин его источает, и если он подойдет сейчас к нему, оно захлестнет и его. Даже когда тот рассказал, как мать выкинула его коллекцию редких пластинок, которую он собирал. Поделился с товарищем сокровенным, так сказать. Он все равно сиял. Алан понял все страдания его раненой души до самого конца, но не мог не засмеяться, Мартин не обиделся, он сам расхохотался в ответ и добавил, что никогда ей этого не простит. Улицы были пусты. Шаги их звонко отдавались на пустой улице. Ночь пьянила их без вина.
Потом ребята затеяли игру в футбол брошенной бутылкой из-под пива, хохоча, и сгибаясь от смеха пополам, потому что вначале Мартин чуть было, в игровом запале, не налетел лбом на столб, Алан расхохотался, глядя на него и влетел задом в телефонную будку, от чего Мартин, в свою очередь, едва не упал от смеха на асфальт.
- Те не стыдно так ржать над товарищем? – подхихикивая, сам спрашивал Алан плачущего от смеха Гора.
- Нееее, мне не стыыыдноооо – ухахатывался Гор, - а еще…еще раз можно?
- ЕБТ! – сказал Алан не вписавшись в дверь клуба, и смешно въехав в нее лбом, - Мартин ты вообще собираешься входить, не?
Мартин рыдал, обнимая столб.
- А… а…брось…брось ме-…ме-….меня здесь….хааааааааааааа…..
- Ма-а-артин, - укоризненно покачал головой Алан, все еще посмеиваясь, и вошел в дверь. Охранник покосился на него. Мартин, однако, за ним не последовал. Алан посмотрел на стены коридора несколько минут, потом приоткрыл дверь на улицу:
- Эээ…Мартин?!
Мартин с удивлением открыв рот, смотрел на мигающую вывеску. Некоторое время он стоял молча, а когда заговорил, голос его выражал очень странные эмоции:
- Алан Уайлдер!!! Это ж гей-клуб!!! – сказал он, - Ты привел меня в гей-клуб, Алан Уайлдер?!
- Ну, еб твою мать, ну ты как вчера родился, - сказал Алан и схватил его за руку, - А чего тут еще работает-то, ночами? Пошли. Тут наливают.
- Ах, да?! Девушкам бесплатно? – одарил очаровательной улыбкой в тридцать два сияющих зуба охранника Мартин, - если так, знайте, я – открытая лесбиянка!
- МАРТИН ГОР!!! – строго сказал Алан.
- Хе-хе-хеее, - ответил Мартин Гор.
Было относительно тихо и немноголюдно. Несколько столиков по углам были заняты, и пара теней шевелилась под музыку где-то ближе к углу. Свет был неярким, и музыка не настолько громкой, чтобы орать собеседнику в ухо. Клуб как клуб. И они относительно спокойно опрокинули по паре кружек. Мимо них продефилировал мускулистый волосатый кент в кожаной фуражке, Мартин с детской непосредственностью ткнул в него пальцем:
- Смотри, Ал, Энди в такой фуражке выступал…
Кент задумчиво пролонгировано уставился на Мартина, впрочем того это не смутило, потому что он этого не видел. Он увлекся кружкой с пивом.
- Это ты сам придумал? – скептически спросил Алан, закуривая сигарету.
- Не, это Дейв, он у нас модельер, - сказал Мартин.
- О, боже, куда я попал, - сказал Алан.
- Я был в этой перекрестной упряжи, как у него на сиськах, - хихикнул Мартин, - красиво.
- М-да?
- Мне нравится, - сказал Мартин.
- Ты бы перестал уже в него пальцем тыкать, - без наезда сказал Алан.
- В кого? – спросил Мартин.
Алан показал подбородком. Мартин подслеповато прищурился.
- Так, ты типа в теме, что ли? – как-то, между прочим, спросил Алан.
- В чем?! – спросил Мартин.
- В теме, - повторил Алан.
- В какой теме? – спросил Мартин. Вид у него был совершенно незамутненный, и зародившаяся надежда в Алане умерла своей смертью.
- БДСМ, - мрачно сказал он, - Связывание. Доминирование. Садизм. Мазохизм. Знаешь, о чем я?
- Я полагаю, наверное, должно быть,…нет, - Щеки Мартина внезапно покраснели. Покраснели настолько, что Алан мог бы поклясться, что чувствовал жар, исходящий от них, - ну, то есть да. Я знаю. Но, вообще,…как бы…нет.
Мартин смущенно уткнулся в кружку с пивом. Они сидели рядышком за баром на высоких стульях. Мартин словно чувствовал себя не очень уверенно поначалу, потому испуганно и доверчиво вжался в него боком. По крайней мере Алан не чувствовал подвоха. Бедро его, и рука от самого плеча до локтя просто упиралась в Алана. Потом он несколько расслабился, когда выпил малость, но отодвигаться не стал. Алан видел много раз, что Мартин сидит так с Дейвом, упираясь в него всем телом, а потому считал себя особенно почтенным доверием в этот вечер, и не сопротивлялся. Ну, вообще-то ему это даже нравилось, в некотором определенном смысле. Он просто не хотел, чтобы Мартин знал об этом. Потому просто сидел рядом, боясь шевельнуть ногой и рукой, чтобы его не спугнуть.
Они молча пили глядя на ряд из бутылок некоторое время. Потом Мартин резко повернулся к нему и выдохнул:
- А ты? – Алан почувствовал его дыхание своей шеей. Вообще почувствовал. И по шее поползли мурашки. Все-таки зря, наверное, он привел его сюда. И правда, это навело его….на… тему. Он опасливо скосил глаза на Мартина и встретился с его изумрудным сияющим взглядом, в нем он прочитал глубочайший интерес и совершенно искреннее восхищение собой. Очевидно, недолго подумав, Мартин справился со смущением, и теперь на его лице был один только неприкрытый интерес и восхищение. Им. Аланом Уайлдером. Вот черт. Алан понял, что придется врать. Он ни за что на свете не смог бы предать этот сияющий изумруд.
- А то, - важно сказал он. Надеясь, что природная бледность кожи не выдаст Мартину его собственный румянец.
- А расскажи, - сказал Мартин, - а как это.
- Мартин, - сказал Алан, отодвигая пиво, - понимаешь, это как-то не корректно спрашивать…
- Почему? – спросил Мартин.
- Ну, Мартин, есть какие-то вещи…за пределами…
- За пределами чего? – спросил Мартин.
- Ну…есть такое понятие как….личная жизнь. Я…я же не спрашиваю тебя, как ты дрочишь, Мартин?
Мартин смотрел на него в упор. И как-то странно улыбался. Точнее, Алан не мог понять, толи это у него такой странный рисунок губ, толи он улыбался. Но как-то странно. Глядя на него в упор и не мигая.
- Дай руку, - внезапно сказал Мартин, - смотри, сгибаешь ладонь так, - он показал как, потом цепко, до боли схватил Алана за запястье, чуть проворачивая руку, и характерным движением опустил ее по его руке вниз и вверх. Потом громко расхохотался.
Алан резко подался назад, едва не упав со стула. Кровь бросилась ему в голову. Он открыл рот, не в состоянии издать ни звука. Он не ожидал такой внезапной и агрессивной провокации от Мартина. Он слишком расслабился, или напился и устал, что поверил в его детскую непосредственность и чистоту, чтобы его мозги смогли так быстро переключиться. Что произошло, он понял, только когда до него дошло что Мартин над ним смеется.
Алан мрачно глянул на хохочущего Мартина исподлобья, слезая со стула:
- Пойду поссу, - мрачно, сквозь зубы прошипел он.
Алан пошел к сортиру, покачиваясь, на негнущихся ногах. От чувства тепла и доверия, соединившего их в этот вечер, и казалось, поселились навечно, не осталось и следа. Теперь его потряхивало изнутри. Толи от никотина с алкоголем, толи от странного сосущего чувства, что поселилось в его животе. Чувства… иррационального страха и злости. Злости на себя и страха сесть в лужу перед Мартином. Он весь вечер ждал, что он ответит, и как только расслабился – ему врезали прямо между глаз. Алан теперь проклинал себя за то что сразу не принял слова Мартина, сказанные чуть раньше всерьез. «Бухло и секс. Против скуки существования.» Развлекаемся, значит. Глумимся. А я, дурак, подумал, фигура речи.
Это было ответом, это не было случайностью. Мартин будет ждать от него следующего шага. И если он не сможет ответить достойно, то полетит со своего пьедестала как баклан со скипидаром в жопе.
Алан застонал над писсуаром, уткнувши лоб в кулак, упирающийся в крашеную в серый цвет кирпиичную стену.
- Хрена лысого ты не знаешь, как это… - сказал он собственному члену, пугая обнимающихся в углу сортира двух голубков. Не потому что он хотел сказать это члену. Просто больше некому было. Мартина тут не было, - А что, в таком случае, ты делаешь со мной сейчас? Дурак. Какой же я фееричный дурак!
С другой стороны, подумал Алан, когда мыл руки, в поведении Мартина была одна положительная сторона. Очевидно, что он ИНТЕРЕСОВАЛ Мартина, если он стал пробовать его на зуб. Если бы не заинтересовал – он бы не стал. Хм, а вот
это, определенно, была положительная сторона вопроса. Алан посмотрел на себя в зеркало, повернув голову в одну, потом в другую сторону, гордо выпятив подбородок. Кто кого? Посмотрим.
- Играем дальше, парень, - сказал Алан своему отражению.
Из туалета Алан вышел уже в значительно лучшем настроении. Прокручивая в мозгу варианты, как ответить Мартину.
И только позже понял, что в тот момент, когда он посчитал себя победителем, он… заглотил Мартиновскую наживку, и поймался щекой на его крючок как тупой толстый карась. Но в тот момент он чувствовал себя победителем. Он уже знал, как он ответит Мартину, и что-то подсказывало ему, что он не сразу найдет, что ответить.

****

Вечером, он приехал домой и включил компьютер, даже толком не раздевшись, сбросив только ботинки. Никогда этот чертов лэптоп не грузился так долго. Он словно издевался над ним, предложив срочно установить пару тройку обновлений, и зависнув, загружая скайп.
Когда он добрался до сайта с телефонными кодами, у него уже даже руки тряслись от ненависти к этой коварной железяке.
Однако ожидание стоило того. Интуиция его не подвела. Он вытащил телефон, и долго с умилением рассматривал экран. Нет, выходит не зря его плющило и таращило с самого утра. Его несчастные нервы не могли не почувствовать колебания ноосферы, если приближалось ЭТО.
Так вот, как он и подозревал, у телефона был код маленького калифорнийского городка под названием Санта-Барбара. Места на карте, на которое он обыкновенно даже боялся смотреть. Алан потер лоб и хихикнул. Калифорния. Значит, Миллер, звонил ему из Санта-Барбары. Значит. Значит не все еще так плохо с его слухом и мозгами. Значит. Этот номер как-то связан с Мартином. Теперь вот хрен его кто заставит его стереть. Он не знал еще, каким образом он ему и зачем сможет пригодиться, но мысль о том, чтобы его стереть показалась ему чудовищной. Калифорния. Сама мысль о ней внезапно навеяла ему старую мелодию, которую ему было так сложно забыть. Почему-то мысль о Калифорнии заставила его включить эту песню. Он много лет этого не делал. В смысле не включал ее специально, а сейчас вот как-то случилось такое настроение. Все равно ход мыслей и его воспоминаний уже невозможно было остановить. Значит, легче поддаться чем пытаться сопротивляться из последних сил.

Простота – это самое лучшее,
Или просто легчайшее?
Самый узкий путь* – самый ли чистый?
Так иди ко мне босиком,
Перетерпи лишения ради меня
Если ты хочешь моей любви
Если ты хочешь моей любви.

Человек перенесет тяжелейшие условия,
Выживет, принимая сложные решения,
Так решись на меня,
Стань безупречным для меня,
Если ты хочешь моей любви
Если ты хочешь моей любви.

Ленивые говорят и пустые обещания,
Обманывают Иуд и сомневаются в Фомах,
Не стой и не кричи.
Сделай что-нибудь ради этого.

Ты можешь исполнить
Свои дичайшие амбиции,
И я уверен, ты наконец сумеешь справиться с тем,
Что тебя тормозит.
Так откройся для меня,
Рискни здоровьем для меня
Если ты хочешь моей любви
Если ты хочешь моей любви
Если ты ХОЧЕШЬ моей любви,
Если ты хочешь моей любви,
Если ты хочешь моей любви.


* Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Евангелие от Матфея, глава 7, стих 13…

Он всегда думал, что это песня о Мартине. Лучшая песня о Мартине, которую он когда-либо слышал. Мартин, кажется, тоже так думал. Он даже псевдоним тогда себе взял, чтобы регистрироваться в номерах гостиниц. Мистер Искариотт. Иуда Искариотт. Но он не сразу узнал себя в его, Алановской аранжировке, точнее говоря, он отреагировал резко, обидно, холодно и жестко. Она ему совершенно не понравилась, хотя по правде говоря, сам Алан считал ее просто гениальной. Это чем-то напоминало…наверное…и Калифорнию тоже, да. Полдень. Ленивый, пассивный и расслабленный июльский жаркий полдень. Плавящийся воздух над полем. И вроде бы все так хорошо, но отчаянно нечем дышать и почему-то ужасающе страшно от этого слишком отчетливого спокойствия. Вроде бы, стоило бы радоваться жизни, но даже птицы отчего-то не поют. Только слышно, как лучи солнца выжигают последнюю жизнь из наполовину высохшей травы. И может быть пару рулад какой-нибудь очумевшей от жары цикады. Странное, противоестественное, сомнамбулическое, предапокалиптическое спокойствие. Ибо неизвестно что должно было случиться. Гроза ли, торнадо, ураган ли, или нашествие саранчи с телами лошадей и волосами как у женщин, что-то типа этого обещал Иоанн Богослов, разве нет? В любом случае, в этом до зубной боли спокойном, расслабленном и жизнерадостном полудне было не более оптимизма, чем в сводящем с ума штиле в преддверие самого страшного шторма.
Предапокалиптическое патологическое спокойствие. Это было тем, что источал Мартин. Алан думал, что вот эта аранжировка… это был его такой странноватый импрессионистский звуковой портрет... "Портрет Мартина Гора". Может быть, именно поэтому его так и взбесила констатация этого факта. Алан был тогда моложе, он только теперь понимал, что, наверное, стоило бы ему это простить на тот момент. Вряд ли этот груз давался Мартину легко, и вряд ли он бы хотел об этом поговорить, как выражаются американские психоаналитики. Просто потому что у него не было выбора. Просто потому что он уже сделал этот выбор для себя. Это был тот путь, который поставил перед ним его талант, и который заставлял его жертвовать собой, и жертвовать теми несчастными, кто сдуру пошли за ним. Хотя, а пошли бы они за ним, если бы думали, что он не настолько силен, что испугается этого выбора? Конечно же, нет!
Они не простили бы ему слабости, и он не смел пасть в их глазах. Он не смел пасть в своих собственных глазах. Он просто шел вперед, придавленный непосильным грузом. Отрубая эмоции, отключая чувства, отрицая все человеческое, что было в нем, потому что оно его предавало и лишало его сил. А в нем и не было ничего человеческого в ту пору. Дейву он казался Богом. Ему, Алану, он казался механической игрушкой, с нарисованной улыбкой. На самом деле, неправы были они оба. Он был просто человек, на которого свалился непосильный груз. Который его, как-то, в конце концов, с человеческими потерями, вопреки здравому смыслу, вытащил. И пусть раны, что едва не убили его самого, были нанесены им самому себе по собственной воле. Они все были в свое время мастерами рвать себя на куски живьем. Тем не менее они все всё еще были живы.
Но Алан понимал, что тогда он этого всего просто не осознавал. Не видел, не знал. Он сидел в глазу урагана и не понимал, что ураган уже давно делает свое дело. Он думал, что Мартин просто самодовольный дурак, и не ценит то, что он сделал для него. То, во что он вложил самое себя, и вряд ли он когда-нибудь превзойдет себя в этом жанре.
Алан расхохотался, закрывая лицо рукой. Помотал головой.
- Идиоты, господи, какие же мы идиоты, - сказал он вслух, вставая с кресла и отправляясь в душ и переодеваться. Посмеиваясь над все еще отчаянно зудящим чувстве стыда за ту ужасную сцену, он вспоминал, как они сцепились тогда с Мартином. Мартин, строго говоря, его даже поразил тогда. Изуверская педантичность его характера в работе еще никогда не проявляла себя так ярко. Он как-то даже забыл о своей мягкости и податливости, он давил на него с мощностью типографского пресса, он стоял на своем и не сдавал врагу ни пяди выжженной земли. Алан в свою очередь, уперся совершенно не на шутку. Они орали друг на друга с краткими перерывами около восьми часов. Флад, их саунд продюсер, с которым они записывали «Песни Веры и Преданности», пытался их помирить, но получил с обоих сторон, оскорбился и ушел вниз, в подвал к стиральным машинам и заперся там до вечера. Флетч пытался призвать их орать потише, но Алан сказал ему, чтобы он шел и учился хлопать в ладоши лучше, а то скоро тур, а он еще не готов, а ему, между прочим, платят как полноценному музыканту. Флетч мрачно посмотрел на него поверх очков и сказал:
- Да, и не забывай об этом!
Потом из комнаты выплыл Дейв, которого они не видели пару суток, и попросил их перестать орать, потому что он начинает нервничать. Он зря попался под руку Мартину, потому что Мартин наорал на него. То есть, внезапно забыв про собственную мягкость и спокойствие, жестко, резко осадил Дейва. Мартину нельзя было орать на Дейва. Никогда. Всем можно было, а Мартину было нельзя.
Алану Дейв порой напоминал юную овчарку. В тот момент особенно. Как у отличной породистой собаки, очень гордой и чувствительной, на которую внезапно наорал хозяин, у Дейва тут же приключился шок. Он остекленел сначала, не в силах поверить, не в силах осознать, что его горячо любимый хозяин мог так повысить на него голос, не в силах понять, что он мог сделать не так, что хозяин делает ему так больно, он же так старался ему угодить…. А потом его пробило на слезы. Наркотики делали свое дело, Дейв теперь был в принципе не в состоянии совладать с собственными эмоциями. Он свалился на пол в случившемся истерическом приступе. Обычно, Мартин бы тысячу раз бы извинился и попытался бы успокоить Дейва.
Но внезапно в глазах его полыхнула черная вспышка, он сквозь зубы сообщил, что их всех ненавидит, сказал, пусть делают, что хотят, и ушел в бар.

****

 

Мартин все так же сидел, облокотившись о стойку и болтая ногами на высоком барном стуле. Только рядом с ним, на стуле Алана теперь так же жизнерадостно сидел этот гребаный кент в перевязи и фуражке. Общение их проходило, как видно, в дружелюбной и непринужденной обстановке. Алан подошел сзади и резко, сгибом локтя, взял Мартина за шею, лишая возможности нормально дышать, и совершенно невежливо опрокидывая его на себя:
- Я очень надеюсь, я ПОМЕШАЛ вам, джентльмены, - сквозь зубы сообщил Алан. Мартин прошипел что-то непереводимое, вцепившись руками в его руку, и, видимо, пытаясь дышать. Кент испугался одержимости в глазах Алана и тихо свинтил.
- Домой пошли, - сказал Алан, пытающемуся откашляться Мартину.
Они поднялись по лестнице к выходу, вышли на улицу, в полном молчании. Мартин не сказал ему ни слова, ни по поводу того, куда они собственно идут, и почему, ни по поводу чего другого. А Алан тоже молчал. Он не был зол на Мартина сейчас. Но его до ужаса озадачил тот приступ ярости, который он испытал, при виде Мартина легко болтающего с кем-то другим. Ему честно захотелось его придушить на месте. И этого чувства он очень сильно теперь и сознательно опасался.
- Ты чего? – наконец выговорил Мартин, когда они спустились пару кварталов по направлению к Темзе.
- А ты чего? – мрачно парировал Алан.
- Слушай, мы просто разговаривали, - сказал Мартин.
- А я – Чарльз, принц Уэльский - сказал Алан.
Он внезапно схватил Мартина за руку и потащил за собой.
- Куда ты меня ведешь? – довольно спокойно спросил Мартин, проходя вслед за Аланом на пустующую стройку. Под их ногами хрустели куски упавшей штукатурки, доски, куски стекла, металла и какой-то прочий мало поддающийся идентификации в ночное и плохо освещенное время мусор.
- Просто поговорить, - сквозь зубы сказал Алан.
Физиономия у Мартина была какая-то странно самодовольная. Толи спьяну, толи от природы. На него, безусловно, произвела впечатление вспышка Алана, да вот только совсем не в том, смысле, в котором, наверное, хотелось бы ожидать. Алан покосился на него и удивился, что в столь темное время он увидел, что у Мартина зеленые глаза. Они светились изнутри очарованием гибели, ведьминским светом, словно болотные огни. Увидеть болотные огни было чрезвычайно дурной приметой там, где он вырос, но кажется, встретить Мартина было еще более худой приметой, так что ему уже нечего было терять.
Алан схватил Мартина за плечи, развернул на месте и от всей души приложил к ближайшей обшарпанной стене, прямо на надпись «Британия для белых» и SHARP-овскую эмблему скинхедов-антирасистов, полустертую на обвалившейся штукатурке. И, не давая опомниться сразу и как-то немного больно, потому что боялся промахнуться, впился в губы Мартина. Сердце билось у него в ушах так, что было даже больно. Он не слышал своего дыхания, он не слышал судорожного выдоха Мартина, они ни черта не слышал, кроме бум- бум-бум-бум, и боялся открыть глаза. Когда до него дошло что жребий брошен и обратного пути нет, его едва не парализовало от страха. В сущности, это был самый наверное худший поцелуй в его жизни. Самый ужасный его ночной кошмар. Его трясло от страха и он чуть не прокусил Мартину губу, он ничего не соображал, но адски боялся оторвать свои губы от его, потому что дальше последовал бы ответ. Он надеялся, что еще секунда, другая и ответ последует ДО того, но время шло, дыхание кончалось, запал тоже.
А Мартин стоял и ни черта не делал.
То есть абсолютно. Он даже не схватился руками за руки Алана, хотя по идее должен был бы чисто инстинктивно, потому что падал назад, на стену. Алану очень захотелось умереть. В этот самый момент. Чтобы Божественные Силы поразили его Громом Небесным, в этой ссаной подворотне, и чтобы он разом превратился в прах под этим все еще странно светящимся взглядом. Потому что он смотрел на него и молчал. Алан чувствовал себя как Наполеон в битве при Ватерлоо. Ну, это…как бы это сказать попроще, в полной жопе. Совершенно эпичный получился провал. Интересно, а как он теперь будет это расхлебывать? Потому что после всего этого смотреть в глаза Мартину он не сможет.
- Я тебе не нравлюсь? – хриплым голосом спросил он Мартина. А чего уж тут, терять-то уже нечего.
- Ты мне нравишься, - сказал Мартин совершенно спокойно, - на самом деле, ну, я так думаю…
У Алана свело где-то под ушами и на затылке с обеих сторон одновременно. Он поставил одну руку по правую сторону головы Мартина, упираясь в стену, вторую по левую, и очень мрачно в упор смотрел на него. Ему очень хотелось спросить Мартина а точно ли он знает, что нужно делать, когда люди целуются. Нет, он вообще видел, что знает, но очень хотелось съязвить, потому что он устал быть единственным идиотом в этой подворотне. Однако, чувство юмора покинуло его и слова просто не складывались в предложения.
Они стояли и молчали, глядя друг на друга. Потом Мартин внезапно сказал:
- И то, что ты делаешь, мне тоже нравится.
- Вот как… - совершенно непередаваемым металлическим тоном сказал Алан. Его внезапно прошиб холодный пот. До него как-то внезапно дошло, а что если?
- Дейв? – спросил он Мартина.
- Что, Дейв? – быстро ответил Мартин. Как-то слишком быстро.
- Ну… вы с ним… ну, у вас с ним что-то есть, ну, это… о-отношения, вы встречаетесь? - давно он так не заикался. Какого черта он все это затеял? – В этом дело?
- Ах, ты про это, нет, - сказал Мартин, вздохнув, - этого у нас нет.
Будь он тогда умнее, он бы заметил это предательское: « у нас». Вот теперь бы он бежал оттуда как укушенный. Но он тогда был слишком неопытен и юн, и глуп тоже, он устал, был возбужден, и пьян и зол, и он все еще не знал как выбираться из того дерьма, в которое он сам себя загнал, потому услышал только слово «Нет».
- А почему ты меня не целуешь?
Мартин пожал плечами. На его взгляд – это был исчерпывающий ответ. Алан еще никогда не чувствовал себя так близко к убийству человека. Однако, тут же, не меняя выражения лица и не говоря ни слова, Мартин поднялся на цыпочки, взял в руки рассерженное лицо Алана с гневно раздувающимися ноздрями и мягко осторожно притронулся к его губам своими губами.
Алан-то и зубы разжать не мог. Идея о том, чтобы убить Мартина все еще казалась ему значительно более привлекательной идеей, чем идея с ним целоваться, однако невысокий юноша был удивительно настойчив. Медленно, ласково, упорно, и где-то даже педантично, он обцеловывал короткими, мягкими поцелуями его верхнюю, а потом нижнюю губу. Касался каждой из них языком, пока их не начало щекотать странно, Алан даже хотел ему это сказать, и приоткрыл рот для этого… Разумеется, Мартин тут же воспользовался преимуществом, и углубил поцелуй. Более того, он воспользовался, также и удивлением противника, для того чтобы развернуть его спиной к стене, и впиться в его рот еще настойчивее, хотя по-прежнему поразительно ласково и нежно. А гребаный засранец умел целоваться. Он любил целоваться, и заинтересованность в процессе демонстрировать не стеснялся. Алан начал оттаивать. Это ему определенно начинало нравиться. Может это даже и к лучшему, что он его не убил? Алана внезапно развеселила его собственная мысль.
Он хмыкнул и ловким движением вернул Мартина в исходное положение.
Вопреки его ожиданиям, тот не стал сопротивляться, или отстаивать свою активную позицию, с готовностью приняв его. Не с предыдущей пассивной обреченностью принял, а с выраженным энтузиазмом. Ловя его губы и язык и двигаясь навстречу, Алан почувствовал себя желанным. Это завело. Очень завело.
Он просунул руки под свитер Мартина, чувствуя как его обожгло жаром кожи. Мартин аж подпрыгнул, руки были ледяные, впитав в себя холод каменной стены.
- Ай, прости, - Алан даже смутился на секунду, как-то он совсем не сообразил.
- Да ладно, - рассмеялся Мартин.
Их губы снова слились с сочным звуком, накрывая их чувством странного единения здесь, посреди улицы, одни. Создавалось ощущение, что мира вокруг попросту не существует. Поцелуи становились все короче, дыхание ускоряло свой темп, кислорода не хватало, и кружилась голова. Руки Алана, скользнули по спине Мартина вверх, потом вниз. Потом снова вверх, они уже стали такими же горячими как кожа Мартина. Ладони переместились ближе вперед, по мягкой коже живота и вверх, до самых подмышек задирая свитер и останавливаясь на груди.
Мартин вздохнул и выгнулся навстречу ему, теперь его бедра втирались в него, недвусмысленно намекая на ту реакцию, что вызывало в нем подобное обращение. Как-то Алан пропустил ту секунду, после которой они уже не целовались, а занимались любовью. Вообще, если бы их не обматерил какой-то проходящий бомж, он бы видимо так об этом и забыл, что надо соблюдать хоть какие-то приличия.
- Чертовы пидарасы!
Алан отскочил от Мартина как ошпаренный.
- Вот черт, твою ж мать, а? – Алан подумал, что у него сердце выпрыгнет из груди. От страха и возбуждения. Он рванулся в сторону, таща Мартина за собой, об стену, где они стояли минуту назад грохнула стеклянная бутылка:
- ****ый ****ец!
- Хе-хе-хе, - сообщил все что думает о ситуации Мартин и скаканул вслед за Аланом, коротким путем через забор. Они отбежали подальше, на одну из освещенных, центральных улиц и только там остановились. Алан согнулся, опираясь на коленки, пытаясь отдышаться:
- Если…. Если… - он некультурно сплюнул на тротуар, - ****ь,… Господь Всемогущий, если я переживу сегодняшнюю ночь….
- Переживешь…хе-хе-хе, - сказал Мартин, - Ты так легко не отделаешься! У Него для этого слишком извращенное чувство юмора.
Мрачный юмор Мартина заставил Алана расхохотаться. Хоть дыхание он так и не восстановил еще. Мартин однако, выглядел вполне довольным происходящим, для пай-мальчика, которым он любил казаться в экстремальных ситуациях он оказывался слишком невозмутим и доволен. Видимо это тоже было его борьбой со скукой. Алан начинал подозревать что в рассказах об подкарауливающих их с Флетчем за каждым углом гопниках не все правда. Ну уж слишком светилась эта милая вечно улыбающаяся физиономия. И видимо прогуливал уроки физкультуры в школе реже. Потому он ходил вокруг него в нетерпении:
- Ну, и какие у нас дальше планы, Ал, - спросил он ухмыляясь, - пойдем пообнимаемся к скинам?
- Без меня… - сказал Алан, распрямляясь, - хватит с меня на сегодня.
- Я хочу выпить, - сказал Мартин, - я что-то протрезвел. А до работы мне еще три часа. Протрезветь я не успею. Я вот думаю, может мне тогда и не начинать трезветь вообще?
- Разумно, - сказал Алан, - а ты поймешь там чего делать-то надо, на работе-то?
Мартин пожал плечами:
- Я не могу тебе сказать, что я в принципе обычно это понимаю. Так что никто, полагаю, ничего не заметит. У нас есть три часа. Надо убить время.
Алан рассмеялся.
- Пойдем ко мне. Я думаю…мы…найдем, чем заняться. Терять-то в общем, уже нечего. Да и ты… пока еще… пьяный.
Громкий хохот Мартина маниакально-жизнерадостно огласил окрестности.

****

Никогда еще Алан не ждал приезда Даниэля Миллера с таким нетерпением. Он уже все на свете себе передумал. И взвесил все за и против. Вначале он хотел согласиться на любое его предложение. Потом его стал преследовать этот хамоватый смешок, который послышался ему в трубке рядом с продюсером, и он стал опасаться мысли о том, что будет выглядеть как прибежавшая на зов собачонка, и настроение у него разом испортилось. Тем более что очевидно, что Дэн обсудил все с НИМ прежде чем предложить. Он бы никогда не сделал такого шага не обсудив с НИМ. Это было очень неспортивно. Так думать, так делать, и в принципе, так психовать, но ситуация оказывалась одинаково хреновой какой бы выход он не избрал. В случае отказа он будет выглядеть гребаным трусом, в случае согласия, он рискует выдать себя с головой.
Алан стал названить Миллеру, чтобы перенести встречу, но Миллер не брал трубку, словно бы догадался о его колебаниях. Потом оставил сообщение на автоответчике:
- Это Дэн Миллер. А ты, Уайлдер, даже и не думай. Жду тебя во вторник на чай. Не вздумай прихватить пирожные.

***

Я хочу, чтобы ты позвонил мне по телефону своих наркотических зависимостей
Я хочу оставить тебя в живых, тогда навсегда останется возможность для убийства позже.


Алан с грохотом поставил перед Миллером литр Джека Дэниэлса.
- Молодец,… ха-ро-шый маль-щык, - сказал Миллер, не вынимая сигары изо рта.
- Я так тронут, Дэн.
- Щадищь.. – Даниэль показал на кресло рядом с невысоким столиком, - Пить будешь?
- Я за рулем. К тому же, я ненавижу виски. У тебя нету вайт-спирита? Или там, стеклоочистителя? Мне в этом случае, в принципе, все равно.
- Сейчас все брошу, и пойду искать тебе вайт спирит. Мне надо с тобой поговорить, жри чо дают, - Дэн сказал это без тени улыбки на лице, и даже затушил сигару, - кажется, для него это правда было серьезно. Алану не хотелось его расстраивать или каким-то образом проявлять к нему неуважение, тем более что Дэн, сам, себе никогда не позволял не выслушать или по возможности не поддержать любую их идею, и нежелание его выслушать или поддержать было бы просто чудовищных размеров неуважением.
- Хочешь меня напоить и воспользоваться моим невменяемым состоянием? – пошутил Алан, садясь в кресло и откидываясь назад на мягкую кожаную спинку, разговор, видимо предстоял долгий. Ну ладно, оставит машину тут и закажет такси.
- Вот именно, - тихо сказал Дэн. Он все еще не улыбнулся ни разу.
Алан кивнул. Он отчего-то внезапно почувствовал себя маленьким мальчиком. Хотя Дэн вовсе на него и не давил. Пока.
- У тебя не будет столько вайт-спирита, - сказал Алан.
Миллер щедро налил в стакан виски. Себе тоже. Чокнулся, молча с Аланом и выпил практически до дна.
Алан тоже выпил. Чтобы не заикаться.
- Ты у Ма-мартина был?
- Откуда ты знаешь?
- Код был Санта-Барбары.
- Ты знаешь телефонный код Санта-Барбары наизусть?!
- Нет, я просто любопытный. Я все проверяю. Мне внезапно стало интересно, где шляется мой продюсер, и почему рядом слышится знакомое до боли Хехехе, и при чем тут я. Он был рядом, когда ты звонил?
- А-а-а, - сказал Даниэль, - ну тогда ладно. Скажу как есть, раз так. Ну да. Я был у Мартина. Вообще я по делам ездил, но заехал, так чисто по-дружески. Посмотреть на новый дом, ну… да. Как-то так.
Он снова наполнил их бокалы.
- Водку я с тех самых пор и не пью. Так что спасибо за виски.
- Выбирай сам свой яд! – сказал Алан.
- Март сказал, что считает некорректным работать над общим материалом, и в случае, если вы, мистер Уайлдер, не согласитесь, то он наверное, как ему кажется, - Миллер передразнил уникальную постановку фразы от мистера Гора, пытаясь заставить Уайлдера улыбнуться как минимум, но тот лишь молча сидел и смотрел в одну точку, - он полагает, что над материалом работать нельзя. Потому что как бы это выразиться, из уважения к вашему творческому вкладу и тому что вы вложили … и он попросил меня поговорить с … вами.
- Мог бы позвонить мне сам, - в голосе Алана послышалась стервозность, - раз уж решил быть настолько любезным.
- Хочешь пригласить его на ланч? - Миллер не впечатлился и потянулся к телефону, - Да, пожалуйста. Я сейчас его наберу, сколько там времени сейчас? Как раз утро…
- НЕТ! – ой, как истерично-то получилось, Алан сам застеснялся своего крика. Миллер расхохотался в голос, - На данном этапе я еще не готов к этому. Мы… будем встречаться?
Ему не надо было пояснять понятнее. Миллер и так все понял. Он пожал плечами, потом его лицо стало глумливым:
- Ну, если вам ОЧЕНЬ надо… то пожалуйста, то встречайтесь на здоровье! Главное – чтобы на здоровье. Вы, в конце концов, взрослые мужчины. У вас семьи и дети. Кто я такой, чтобы вам мешать. Правда, я, сказать по-правде, был о тебе, Эл, другого мнения. Нет, про Дейва, я, признаться, никогда не сомневался даже ни доли секунды, с того самого момента, как увидел его но Алан, ТЫ?!
- Дэн, ну ****ый в рот, а? – тоскливо отбрехался Алан. Лично он не видел в этом никакого повода для веселья, - ну это не так все смешно, как тебе кажется!
- Да, ну? – хихикнул Дэн, - А, по-моему, ухохотаться можно!

***

Я хочу быть там, где ты узнаешь цену желания

- Вы не видели мои очки? – спросил Энди, подслеповато щурясь, и входя в комнату.
Молчание послужило ему ответом. Алан только покосился на него через плечо.
Следующий вечер в студии начался привычно. Алан приехал в студию раньше всех, еще днем. Выспавшись, после трудной ночи. Точнее, после ухода Мартина он как-то толком и спать-то не мог. Провалился, словно в обморок упав, на несколько часов, а потом ворочался, не находя себе места. Постельное белье пахло Мартином. А, стало быть, неумолимо приводило его мысли в воспоминания о том, чем они вчера занимались. Мысль не давала ему расслабиться и заснуть спокойно, заполняя его нервы чувствами беспокойства и стыда. Нет, вчера это не было так плохо. Более того, это казалось таким естественным и натуральным, что вроде бы не то что бы у них не было выбора, но им бы и в голову не пришло его сделать. Но сегодня Мартина не было рядом – он ушел на работу, как видно все-таки вовремя, и не стал его будить, просто захлопнув за собой дверь. Будь он рядом, бытовые мысли, типа о том, что нужно приготовить чай, и проводить Мартина на работу, или типа того, они бы унесли этот ненужный взрыв трусливых эмоций, также бы помогла необходимость делать вид крутого и опытного взрослого самца перед Мартином. Но Мартина не было, а потому, необходимости делать вид тоже. Да и чаю он, как-то совершенно не хотел.
Потому он просто ворочался с боку на бок, отгоняя горячие колющие мысли о сказанных в любовной горячке словах, и сумасшедших действиях, а более всего о несказанных, и несделанных вещах. Ему казалось он сболтнул лишнего но не сделал нужного. Он потерялся. Потерялся вчера в горячих поцелуях, и ласках. Он еще имел достаточно куражу чтобы иметь холодную голову, когда вначале, пытался из вежливости продемонстрировать коллекцию своих любимых пластинок, а Мартин, с деловитым видом посмотрел на часы и совершенно металлическим, нечеловеческим, и патологически серьезным голосом заявил ему в лоб:
- У нас два часа пятнадцать минут на все.
На все.
По рукам. Алану не стоило объяснять, что Мартин имеет в виду. В общем, он просто повалил его на кровать, целуя его в губы, в нос, в лоб, в висок, в щеку, в ухо, под ухо, языком под челюсть, в подбородок и снова в губы. Мартин застонал так, что он думал, что он уже готов кончить, на выдохе, едва слышно, с затаенной неудовлетворенной жаждой ласки в тихом стоне. Просто, в восторге от его неожиданной нежности, застонал. Алан не ожидал услышать такое одобрение таких малых, с его точки зрения действий. Не ожидал, но это торкнуло его до самого мозжечка, потому, повторив свой круг, и подхватив подбородок Мартина, вылизывая шею, даже задержал дыхание, не желая пропустить и малейшего звука.
- Черт. Ты заводишь, - прошептал он он.
- Аааааааааааххх, - пробило ему яйца второй горячей волной. Дыхание Мартина рядом с его ухом все ускорялось, и становилось прерывистей, служа безусловным индикатором правильности его действий. Алана это успокаивало и доводило до идиотского расслабления. Идиотского в том смысле, что он просто на глазах тупел, млел и растекался по Мартину как кусок сливочного масла по горячему блину. Было так тепло. И спокойно. Он был в его руках, и он хотел там быть. Тут не могло быть второго мнения.
Он спустился ниже по шее, под ключицы, Мартин сам позволил ему завести его руки за голову. Так было лучше, да. Он поцеловал его руки под локтем, сантиметров десять вниз, где кожа была самая мягкая и чувствительная, и место самое незащищенное, получая удовольствие от того, как Мартин вздрагивает под ним. Не то что бы недолго думая, вообще не думая, просто чувствуя, что это будет правильным, он провел языком по груди, по соскам.
Словно читая неписанный закон возбуждения наизусть, Мартин действовал по-писанному. Изогнувшись, прижался к нему бедрами, напоминая своим возбуждением об его возбуждении. Алан застонал сам, сквозь зубы, выдыхая, стараясь сдержать эмоции, ровно до того момента пока не услышал:
- Погладь меня.
Он сглотнул и сделал, как повелели. Ну, он сам понял где надо гладить. Не живот же. Там и погладил, да. У него в ушах словно взорвалось сто грамм тротила. Ему стало не хватать воздуха от жесткости и твердости того, что он гладил.
- Руки, - отчаянно проныл Мартин ему в ухо, - руки пусти.
- С чего бы это вдруг? – вежливо уточнил Алан, - Меня пока все устраивает!
Мартин не стал объяснять нюансов, просто вырвался из его плена, и взобрался на него сверху, целуя в рот до боли в челюстях, и срывая с него одежду.
- Я тебя понял, - сказал Алан, когда смог схватить хотя бы немного воздуха. Кажется, он все-таки слишком увлекся изучением предмета и забыл оценить степень его возбуждения. Ах, ну, точнее, что он тоже мужчина и вряд ли будет ждать его инициативы. Это добавляло изрядное количество перцу в это эротическое блюдо. Он его хотел. Мартин его хотел. О, черт.
Вспоминать все это поутру было какой-то извращеннейшей китайской пыткой, раздирающей ему душу в клочки своим широким спектром эмоций от чистейшего эротического экстаза до чернейших приступов параноидального страха и неуверенности. Молчаливый уход Мартина хоть и был оправдан, чисто по-человечески, и даже может быть, с определенной точки зрения, отдавал некоей заботой об его покое и его чувствах, но это был чертов ад. Если бы Алан хотя бы смог посмотреть ему в глаза перед уходом, было бы как-то легче.
Алан раздраженно подскочил на кровати и пошел в душ. Теплая вода расслабила его и как-то примирила с его треволнениями. Он больше не хотел, чтобы этого никогда не случалось, ну, по крайней мере, точно не в тот момент когда проводя руками по телу с исследовательским ироничным мазохизмом отмечая, что в некоторых местах кожа после прошедшей ночи все еще была нездорово чувствительной, откликаясь с готовностью на прикосновения своих собственных рук так, словно это были чужие руки или губы. Теплая струя воды скатилась по губам, заставив облизнуться. Он чувствовал себя идиотом, он чувствовал стыд за то, что они сделали, он не знал что он собирается сказать Мартину, да, это все осталось по-прежнему, но теперь это все перестало его так остро волновать. Гораздо острее Алана стал волновать вопрос, о том, что он очень хотел, чтобы Мартин сейчас оказался рядом с ним. В этом душе.
- Влюбленный дурак, - Алан ухмыльнулся сменам своего настроения.
Он как-то автоматически подхватил себя снизу, под яйца, меланхолично вспоминая, как это делала рука другого мужчины. Рука, потом рот. Мартин, как-то особенно не колебался, прежде чем сделать, это, просто рванул застежку на его штанах, высвободил напряженную плоть, и взял в рот. Ну, вот, теперь не только нет пути назад, но и терять-то уже точно нечего, подумал Алан и громко и счастливо застонал, выгибаясь навстречу ласке. Чувствуя прикосновения, щекочущие, ласковые поначалу, усиливающие темп и амплитуду прикосновения, и наконец, решился открыть глаза. Ощущение – это отнюдь не все что он сейчас хотел получить от Мартина. Ему хотелось видеть, что он берет у него в рот. Одно ощущение не могло бы ему помочь. Он оперся на руки, заставляя себя привстать, это было очень важно сейчас ВИДЕТЬ, что ОН берет у НЕГО в рот. Алан закусил нижнюю губу, увлекшись открывающейся картиной.
- Ты, - выдохнул он, - берешь у меня в рот.
- Я беру у тебя в рот, - констатировал Мартин, хотя и понял, конечно, прекрасно, почему ему ТАК надо было сказать это вслух. Ему и самому в некотором смысле доставила удовольствие констатация этого факта, правда в несколько ином смысле чем Алану, разумеется.
Алан не сразу понял, стоя в душе и ловя полураскрытыми губами жесткие струи воды, что он уже начал всерьез ласкать себя, и само собой это не прекратится уже, он уже перешел эту грань. И что он уже отчаянно напрягся под движениями собственной руки по собственному члену, ускоряющемуся и заставляющему картинки в его голове меняться все быстрее и становится все жарче и жарче. Ему уже было мало этого слегка смущенного, скомканного и тем, наверное и вштырившего так сильно минета. Он вспоминал свое сумасшествие в другой момент, когда оказался на спине Мартина, сжимая свои зубы где-то между его торчащими лопатками, чтобы продолжать сдерживаться, и помнил вкус его пота, который сносил ему крышу осознаванием того чем, и как они занимаются, и тем что этот пот был результатом его собственных усилий.
- Я хочу тебя. Я хочу чтобы ты подчинялся мне. Я хочу чувствовать, что ты поддаешься мне, я хочу чувствовать твое тело подчиняющимся мне по твоей воле, потому что ты меня хочешь, я хочу чувствовать, как ты хочешь меня. Я хочу видеть, как ты меня хочешь, - Он, кажется, срывающимся в горячечном ритме голосом шептал то, что не хотел, то что не надо было, наверное, шептать. Но ему было так хорошо. Если он когда-то чувствовал в этом богопротивном акте какую-то любовь, все что он знал до того, меркло перед тем счастливо парализующем его голову и чресла ощущении сейчас. Он точно нес ***ню. Но, если бы не это, то он точно бы шептал Мартину сейчас про любовь, и потом, наверное, с утра удавился бы. Нет, он любил его. В этот самый момент, когда обладал им. Он любил его. Он любил в нем все. И как он реагирует на его движения, и как он реагирует на его боль и на его нежность, он тащился от линии плеч под ним, от рук, от изогнутой спины, от вкуса капелек пота, сползавших между этими чертовыми лопатками, которые он слизывал с упорством маньяка. Ему нравилось, как реагировали на изменение его темпа его мышцы. Он сжимал его сильнее чем надо было, это было потому что сам Алан сжимал бедрами его бедра. Это наверное было слишком интенсивно для первого раза, но ему не хотелось по-другому. Тот, другой, не возражал. Он просто делал все то, что он просил. Без всякого смущения, или возмущения. Это все было странно эротично. Это было чище чем с девушкой, в чем-то, как-то более стыдливо, но это было более интимно и более доверительно, но и вместе с тем, как-то что ли более выхолощено-сексуально. Это был секс в чистом виде, вне биологических инстинктов. Это было удовлетворением его личных потребностей другим мужчиной, добровольно. Это была какая-то абсолютная любовь, но Алан был совсем не готов обсуждать это с Мартином на данный момент. Он итак думал, что со своим чувством обладания и тем, как его штырит это ощущение, он слишком много открыл, и оно точно вылезет ему рано или поздно боком. Ему было тепло с ним, потому что он доверял ему, потому что он тоже был мужчиной. Но при этом, Алан прекрасно знал одну гаденькую вещь. Гаденькая вещь заключалась в том, что он этого мужчину боялся. Он боялся открыться ему и сказать, «Я тебя люблю», хотя сердце просило, а губы умоляли. Он боялся, что он примет это за слабость, и отвергнет его. Он знал, что этому мужчине нравится его сила, но он не знал, чего это все будет ему стоить, и он был не готов пока давать оружие против себя в ЭТИ руки.
- Ты принадлежишь мне, - это было сугубо аморально, возбуждаться на ощущение собственной власти под лежащим под ним телом, но Алану сносило это крышу, и он не мог сказать, что тело выказывало какого-либо рода возмущение. Оно затихло, конечно, поначалу, привыкая к его вторжению, но вскоре довольно-таки жизнеутверждающе застонало, поощряя его не останавливаться. И не давать ему воли.
Он стонал теперь просто безостановочно, просто от того, что он слышал очень возбужденные стоны Мартина, вызванные его действиями, он точно делал ему хорошо, и ощущение этого звенящее в его ушах очередным судорожным тихим вздохом, или истерично-эротичным «аах» заставляли его самого стонать, просто потому что иначе у него сводило в солнечном сплетении, иначе он бы просто сошел с ума от возбуждения, ему казалось, что банальное движение воздуха в его легких, рождающееся в хриплый, болезненный стон хоть как-то помогает ему бороться с болью раздирающей его от собственного перевозбужденного поступательно двигающегося члена.
Это заполоняло мозг, и явно это было слишком для усталого и полупьяного мозга, но так чертовски сильно хотелось еще, что он сжимал зубы, в попытке продлить удовольствие хотя бы на секунду дольше. Он был мокрый. Мартин был мокрый. Простыни скатались между ними, прилипая, и путаясь, мешаясь двигаться. У них уже практически не было сил продолжать, но и остановиться сил, тоже не было.
Мартин просил еще, а он уже просто не мог, у него дрожали руки и ноги, но все еще отчаянно хотелось ****ься как можно дольше. Кажется, за окном уже светало вовсю, но он был очень занят. Наконец, до Алана дошло, что можно как-то изменить позицию, и хоть теперь он не лежал на Мартине сверху, обхватывая его руками и ногами, сжимая бедрами его бедра, и вколачивая его своим болтом прямо в собственную кровать, и это не давало ему теперь ТЕХ ощущений, это дало ему другие. Он поставил Мартина перед собой на колени. И внезапно понял, что двигаться он теперь может гораздо интенсивнее, и физически это ему значительно проще. Что он и сделал. Впрочем, изменения позиции внезапно взбодрило их обоих, и ему совсем немного пришлось сделать, чтобы послать их обоих за границы экстаза, и он уже не заботился тем фактом, насколько громко он орет. Это было настолько же неважно как и жизненно необходимо, потому что ему казалось, что яйца у него точно сейчас лопнут от эмоций и усталости. Он упал на Мартина сверху, словно без чувств, и вырубился мгновенно. Да, и вот очнулся… с утра. Один.

****

 

Когда Мартин приполз с работы, в студию, он, по меткому выражению Дэна Миллера был тих как муравей, ссущий на хлопок. Он молча вошел, едва кивнув всем присутствующим. Пока Даниэль был с ними в студии, в одной комнате, Мартин убедительно изображал умеренный энтузиазм, отчаянно подперев голову рукой под подбородок, и иногда покачиваясь из стороны в сторону. Всякий раз Флетч осторожно его возвращал в вертикальное положение, а Дейв, глумливо двигал его локоть вправо или влево, ставя руку под разным углом к подбородку, то ли помогая товарищу упасть лицом в стол, то ли пытаясь его расшевелить. Мартин только смотрел на него из-под полуопущенных ресниц, с невозмутимым спокойствием тайской статуи золотого Будды, уходящего в нирвану, по которой лазает шумный и неуемный малыш.
- От работы кони дохнут? – Дэн потрепал Мартина по голове.
- М-м-м, - сказал Мартин.
- Слушай, тебе не надоело еще болтаться как цветок в проруби? – там сидишь как зомби, тут сидишь как… гхм.. .тоже зомби.
Мартин пожал плечами:
- Я.. я не знаю. Я думаю, что…я надеюсь, они все-таки меня выгонят, когда-нибудь. После сегодняшнего, я надеялся что выгонят.
- Может, уйдешь сам, не дожидаясь? – спросил Дейв.
- Как это? – удивленно вскинул взгляд на него Мартин. Судя по его лицу, он правда не понимал, как это можно сделать.
Дейв наморщил лоб. Он был единственный человек в студии, который не подумал, что Мартин над ним глумится. И стал подбирать слова, чтобы объяснить. Алан аж ложку уронил в свой чай, с необъяснимым, по крайней мере для Эндрю Флетчера и Даниэля Миллера, восторгом наблюдая за происходящим. Он находил мизансцену чрезвычайно занимательной. Впрочем, на моменте, когда Дейв стал объяснять как писать заявление, и где в какой стороне листочка ставить дату, Алан хотел сказать Мартину, что издеваться над детьми и животными – аморально. Он даже рот открыл. Но Мартин успел ответить:
- Как я могу уйти, они же меня взяли? – он сказал это на полном серьезе.
Алан так и не закрыл рот. Он как-то не подумал, что это диалог двух равных.
- Думаешь, они так сильно расстроятся от невозможности видеть твою невыспавшуюся физиономию каждый день?
- Эээммм….. – задумчиво сказал Мартин, и полминуты смотрел в потолок - нет. Я полагаю, что вовсе нет.
Настроение его на констатации этого факта внезапно улучшилось.
- Где, в левом углу писать, да? – спросил он Дейва. Алан с ужасом понял, что Мартин НЕ издевался над Дейвом, и Алан еще раз с интересом посмотрел на него. Ночью он думал, что он **** гораздо более эволюционно развитое существо, ну, по крайней мене так ему показалось. Надо же было так напиться.
Мартин старательно избегал его взгляда.
- Ты на какой электричке уехал из Бэзилдона, в семь двадцать что ли?– внезапно спросил Энди, - я тебя совсем потерял с утра.
- Нет, я на ней не уезжал, - сказал Мартин.
- А чего меня не подождал?
- Я не поехал на электричке на работу, - ровно с тем же выражением в голосе терпеливо повторил Мартин, - я дошел.
- По рельсам что-ли? – хихикнул Дейв, а Флетч обеспокоенно приложил ладонь ко лбу Мартина, проверяя, нет ли у того жара, и не бредит ли он.
- Да нет, я не тронулся умом, - немного раздраженно Мартин скинул со лба его ладонь, - я до дома и не доехал вчера, если честно. Я был все это время в Лондоне.
- АААА, ВОТ ОНО ЧТО! – громко расхохотался Дейв, - Горячая выдалась ночка?
Алан не сразу понял, что перестал дышать.
Совершенно изуверским тоном Мартин сообщил миру следующее.
- Эммм…ничего.
Алан, отхлебнувший чай, закашлялся.
- Эй, береги себя, Ал, - сказал Миллер заботливо, подходя и хлопая его по спине – там еще работы до черта.
- Кхе-кхе…с-спасибо, Дэн, - сказал Алан. Он сидел и чувствовал, как его щеки заливает краской.
Когда он пришел, он сказал Дэну, что Мартин ночевал у него. Так просто, ляпнул не подумав. Потому что Дэн сказал, что Энди уже обзвонился ему и спрашивает, где Мартин, и что говорит, что домашние ему тоже звонили. И спросил, не в курсе ли он. Алан посчитал, что в этом нет ничего такого, чего бы стоило бы скрывать, ну мало ли, шли поздно из бара, какая разница!
Он очень надеялся, что Дэн будет не в настроении сжирать его живьем и не станет уточнять этот факт перед всеми сейчас. А уж он-то как-то сумеет удержать лицо. Даниэль открыл было рот, чтобы выдать разоблачительную новость, которая на его взгляд, должна была всех развеселить, но Алан подскочил, с очень озабоченным видом:
- Может все-таки, пойдем, поработаем? – делая вид, что у него вовсе не трясется ложечка в руках сказал Алан.
- А пойдем, - живо сказал Мартин. В той комнате был диван. На который он уже давно нацелился.
В общем, на этом интерес к данной теме как-то сам собой угас.
Мартин деловито вошел в зал, лег на вожделенный диванчик, обхватив себя руками и поджав под себя ноги, и мгновенно вырубился. Дейв вбежал в комнату, хихикая и прижимая к губам палец, мол, тсс, тихо! В руках у него были очки Энди Флетчера, которые он явно стырил и радовался этому как ребенок. Он поискал глазами, куда их можно было бы положить, чтобы было посмешнее и увидел… спящего ангельским сном Мартина. Это искушение было для Дейва чрезмерным. Он восторженно захихикал, и зааплодировал сам своей идее, заставляя ухмыльнуться даже мрачного Алана. Дейв водрузил очки Флетча на нос Мартину. Тот даже не шевельнулся. И вот в этот момент в студию и вошел озабоченный Флетч:
- Вы не видели мои очки?
- Ни-ееет! – отчаянно закрутил головой Дейв, лицо у него стало, словно у маленького ребенка, уверяющего маму, что это не он, а кот съел все малиновое варенье. Он так же успел повернуться к Алану и заговорщически ему подмигнуть. Обычно Алан не поддерживал их развивающих игр с очками Флетча, но тут ему было сложно устоять перед искушением. Тем более он одним глазом то и дело посматривал на спящего в очках Флетча Мартина. Флетч тоже смотрел на Мартина, но во-первых, без очков он ни черта толком разглядеть не мог, и во-вторых, Мартин в студии часто тоже носил очки, и потому ничего странного в этом быть не могло.
- Алан, ты не видел мои очки?
- Я бы сказал тебе, Флетч, где я видал твои очки, но ты, скорее всего обидишься, - ласково улыбаясь сказал Алан.
Флетч выругался себе под нос.
- Успокойся, Флетч, мы купим тебе новые, - сказал Дейв, отчаянно наморщив нос, в попытке не хихикать так уж заметно.
- Мне не нужны новые, я ретроград, я хочу старые очки. Свои любимые старые очки.
- Флетч, успокойся, выпей еще кофейку, - сказал Алан, - тебе кофе можно в студии пить круглосуточно, совершенно без всяких очков!
Дейв посмотрел на него и выразительно покрутил пальцем у виска:
- ТЫ ЧТО?! – возмущенно сказал он, - А как же Флетч будет читать при этом газету?!
Они закатились от хохота вместе. Флетч обозвал их обоих дегенератами и моральными уродами, и уверял их, что он не знает, кто украл его очки, но как только найдет их точно даст кому-то по наглой рыжей морде. Алан тактично указал ему, что он не может, конечно, объективно судить о мужских физиономиях и нюансах их выражений, но единственный человек с рыжим от природы цветом волос среди них, это сам Флетч, и попросил Энди обязательно позвать его посмотреть на то, как он будет бить сам себя по морде.
Дейв заскулил от смеха и даже изобразил краткую но выразительную пантомиму «Флетч бьет сам себя по наглой рыжей морде». Энди же продолжал слоняться из угла в угол по студии, периодически тоскливо завывая, словно дух, не нашедший покоя, в поисках очков. Первые три раза Алан с Дейвом улыбались, отчаянно, до боли в щеках, стараясь сдержать удушающий их смех, от упорной повторяемости стона, но на четвертый их разобрал такой дикий хохот, что они просто не смогли его сдержать. Мартин проснулся от их хохота и воплей, и зевая, сел на диване. Он попытался потереть глаза спросонья и потер очки, и очень этому испугался. Это все вызвало новый приступ хохота товарищей. Дейв согнулся пополам, и отчаянно хватал ртом воздух, ноя, что он точно сейчас подохнет от хохота. Алан закрыл лицо руками, незаметно вытирая слезы, выступившие от смеха.
Мартин понял, видимо, что даже протерев очки в них он видит мир как-то не так как положено, потому снял их и… тут же громогласное:
- ХЕ-ХЕ-ХЕЕЕЕЕ – радостно огласило студию. Кажется, до него быстро дошла картина происшедшего. В этот момент в комнату снова заглянул Флетч.
- Флетч! – радостно сказал Мартин, - Зачем ты надел на меня свои очки пока я спал?!
- Я?! – возмутился Флетч.
После краткой разминки работа пошла шибче. Они записали пять вариантов одной песни. Все они им нравились чем-то, а чем-то совершенно нет, ну, в итоге, когда часы пробили одиннадцать, они решили что утро вечером мудренее. Энди взял Мартина за шкирку, и сказал, что им пора, а не то они опять опоздают на электричку.
Дэн сидел у себя в кабинете, а Дейв сидел на телефоне, в дальней комнате, болтая с подругой. Алан пошел закрыть дверь.
- До свидания, Алан, - церемонно попрощался Флетч.
- С нетерпением буду ждать нашей скорой встречи, Энди, - в тон ему ответил Алан.
Мартин ничего не сказал. Алан удивленно приподнял бровь, сам себе, пока закрывал дверь. Даже по шкале Мартина делающего вид, что ничего не произошло, на его взгляд он просто превзошел все правила приличия. В дверь постучали сразу же, коротко, Алан еще не успел навесить цепочку. Он открыл дверь. Там был широко улыбающийся Мартин:
- Я забыл…что-то, - кинул он Флетчу через плечо, настойчиво оттолкнул Алана, врываясь внутрь и быстро закрывая ногой дверь, впился губами в его губы.
- Ммм, хорошо, что вспомнил, а то «что-то» уже начинало недоумевать! – парировал Алан у самых его губ, Мартин хмыкнул, но лишь углубил поцелуй. Соприкосновение губ сразу пробило эротическим током оба тела, возбуждение теперь уже знало точный и короткий путь, оно научилось вчера, и тела еще не забыли, потому сработало сразу. Голос Дейва бубнил что-то вдалеке, в относительной безопасности, было тихо, только слышались нетерпеливые шаги ходящего туда-обратно у самого крыльца Энди.
Алан прижал Мартина к входной двери всем телом, горячо целуя в рот, даже сквозь чувственную горячку глумливо ощущая присутствие Энди меньше чем в метре от них, не представляющего себе совершенно что сквозь деревянную перегородку, они отчаянно сосутся у входа как какая-то ****утая парочка любовников. Хотя, строго говоря, именно ебанутой парочкой любовников они в этот самый момент и оказались. Вот в тот момент, когда Мартин его поцеловал сегодня, взасос и тайком. До того – это было черт знает чем, трахом по пьяни, дурью, экспериментами. После – стало понятно, что они – любовники. Этого ебаного момента он ждал весь день, он это понял, когда их с Мартином губы слились. Он сказал, да, я согласен быть с тобой.
- МАРТИН! – сквозь дверь громко сказал Энди, он, видно, приложил ухо к двери, чтобы лучше слышать. Алан стал стараться не так громко засасывать товарища, и даже задержал дыхание, впрочем, он чувствовал, что на него, как и на Мартина сквозь возбуждение и адреналин, против воли накатывает смех, из-за абсурдности ситуации, - МАРТ! ЭССЕКСКАЯ ЭЛЕКТРИЧКА – НЕ ЭНДИ! ЭЛЕКТРИЧКА ТЕБЯ ЖДАТЬ НЕ БУДЕТ!
- ДА МИНУТУ, СЕЙЧАС, УЖЕ ИДУ! – сказал Мартин, старательно хватая ртом воздух. Алан уже не целовал его, просто лежал на нем сверху, тяжело дыша и лихорадочно облизывая губы. Он прижимал нижнюю часть спины Мартина к себе, и слушал, как Энди бубнит себе под нос все что он думает о некоторых суперзвездах, которые искренне полагают, что эссекские электрички их будут ждать. Лимузины могут ждать суперзвезд, минивены и частные самолеты будут ждать суперзвезд, но эссекские электрички – НИКОГДА!
- Не уходи, - как-то тоскливо, по-бабски получилось у Алана. Он сам себя запрезирал за эти слова, как только сказал. Он же знал, что Мартину надо идти, да и вообще он не собирался подставлять ни его, ни себя. Все, что произошло – было, их личным делом, и никого это не касалось.
- Я и не хочу, - честно признался Мартин, - но…
- Да я понял, - Алан вообще много чего хотел ему в эту секунду сказать. «Я не хочу уходить» растопило лед, и выпустило наружу то, что он старался в себе контролировать. Он сразу захотел сказать Мартину, каким адом для него был этот день, и как он ждал от него хотя бы взгляда, как он чуть не умер от его «ничего» . Но понял, что это будет как-то не по-мужски, потому просто тронул его щеку, и тихо спросил – Завтра?
Мартин кивнул. И в этот момент его откинуло от двери мощным ураганом по имени Эндрю, ворвавшимся в тихую студию. Алан быстро сунул руку в карман штанов Мартина, вытаскивая его бумажник и со значением пытаясь сунуть ему под нос:
- Ну вот же он,… - вторая рука Алана обнимала Мартина за плечо и выражала отеческую заботу, - Уже вернулся, Энди? – холодно поприветствовал Алан Флетчера, - Соскучился по мне?
- Ой, а чо это? А..мой бумажник, - радостно сказал Мартин.
Флетч молча выпинал его на улицу. Алан некоторое время постоял у окна, ухмыляясь, глядя на рассерженно вышагивающего вдоль улицы длинноногого Флетча, и как-то одновременно вальяжно и жизнерадостно вприпрыжку отстающего от него на полкорпуса Мартина.
Когда Алан повернулся, чтобы идти в студию, в дверях он заметил задумчивую фигуру Дэна Миллера. Он меланхолично протирал очки своей застиранной майкой.
- Лимон съешь, - посоветовал он проходящему мимо Алану.
- Зачем? – спросил Алан.
- Чтобы рожа так не сияла.
Алан поблагодарил старшего товарища за совет, и долго ломал голову над вопросом, как долго он мог там стоять. Потом он вспомнил все, что было до. И что- то ему в первый раз в жизни стало как-то похуй, чего там кто мог о чем подумать. Ну, то есть не совсем похуй, но Дэн же далеко не дурак. Он вошел в комнату. Дейв как раз клал телефонную трубку.
- Чо ты такой веселый сегодня, Ал, - спросил Гахан, хихикая, - это просто как-то противоестественно! Сколько человек ты сегодня убил?

***

Я хочу, чтобы ты знал, что моя жестокость – это просто способ победить,
Я хочу носить имя разрушителя,
Я хочу иметь спички на случай если мне придется внезапно сгореть.
Я хочу, чтобы ты знал, что понятие «быть добрым» слишком переоценено


Он был счастлив. Может быть не единственный раз в своей жизни, зато совершенно абсолютно. Алан сидел и мечтал в наушниках, черт знает о чем мечтал, улыбаясь, туда сюда водя ручку управления, имитируя занятость и творческий процесс. Ему не приходилось особенно стараться, потому что он сидел и обрезав семпл случайно попавшего в микрофон дыхания Мартина делал эротический полувсхлип. Эта деятельность поглощала его с головой. Завтра наступило. Была пятница. А стало быть, завтра будет суббота, а послезавтра воскресенье. Алан жаждал продолжения банкета. В первый раз заниматься любовью после бессонной ночи, спьяну в четыре утра было клево, но совершенно как-то непотребно и в сущности, противоестественно. В том смысле что, хотелось сделать это как-то более качественно и душевно. При всем том, что для четырех утра получилось, как-то даже слишком охуительно, стало интересно, а как оно будет, если сделать это в полную силу. Мартин эротично стонал ему в уши, сам не зная того, и это провоцировало разгул эротической фантазии Алана.
Правда, признаться, ко времени прихода Мартина он немного подрастерял свою смелость, и его несколько затрясло, в непонимании, чего же все-таки ждать. Но потом пришел Мартин и сел рядом с ним, рука об руку, с покорностью японской гейши, и с таким же непроницаемым выражением на лице. Алан увидел, что он был одет в черный тонкий трикотажный свитер, который довольно откровенно подчеркивал все достоинства его фигуры, сладострастно облегая плечи, грудь и талию. Глубоким вырезом и закатанными рукавами давая достаточно кожи взору. Джинсы обтягивали бедра, задницу и прочие интересные Алану части тела так плотно, что вызывали желание пощупать и проверить, не слишком ли. Алан присмотрелся внимательнее. Мартин был выбрит тщательнее обычного. Алан остро чувствовал его запах. Он не был надушен, каким-то образом поняв, что Алан не большой фанат парфюмерии, но запах был теплый, его, личный, чуть только смешиваясь с запахом чистой одежды, он вштырил Алана сильнее любых духов с афродизиаком.
Алан понял, что Мартин СОБИРАЛСЯ на свидание с ним. Это заводило. Нет. Он вообще-то тоже примерил пяток рубашек, пока остался удовлетворен тем, как его рубашка с карманами расходилась на груди и в каком месте. И как стоило бы закатать рукава, и как зачесать назад волосы, чтобы они были чистыми, и стильными но не дай бог не вызвали бы мысли о том, что он делал прическу специально. Но мысль о том, что Мартин это ТОЖЕ делал вызвало в нем прилив какой-то неожиданной теплоты.
Он не был дураком, и понял, что то что произошло у них с Мартином, было у него в первый раз. Мартин не предупредил его до, не сказал ничего и после. Впрочем и не надо было, потому что его энтузиазм и самоотдача полностью покрывали отсутствие явного опыта. Эта маленькая тайна, еще более сблизила их в этот вечер. Мартин был мужчиной, которого он уважал, и к которому испытывал симпатию, а стало быть он бы не стал бы травмировать его выяснением нюансов, в страхе унизить ненароком или как-то обидеть. Но, про себя Алан чувствовал как эта маленькая ложь стала таким Некоторым Особенным Подарком, который он получил. Некоторым Особенным Подарком, о котором Мартин никогда не заикнется. Которого он, скорее всего, на самом деле, в глубине души, стыдится. Но который стал определенным шагом желания, и доверия навстречу ему. Он стал его первым мужчиной. Просто и без истерик и пафоса. Алан как-то подсознательно почувствовал, что обидит Мартина если попытается акцентировать это. С другой стороны, это позволило ему посмотреть на игру, которую Мартин вел с ним несколько иначе.
И сейчас ОН сидел рядом, одетый так, как Алану нравилось, и не чувствовал ни малейшего угрызения совести в том, чтобы показать, что он хочет ему нравиться и хочет ему принадлежать. Алан подумал, что ничего на свете не хочет так, как зацеловать его за это от макушки до пяток. Это было какое-то откровение за словами, о котором он раньше только читал в книжках, и только сейчас, ощущая жар руки и бедра Мартина сквозь одежду, понимал, что оно существует на самом деле. Это был лучший день на работе. Наиболее продуктивный и четкий, и приятный, но он как никогда хотел его закончить пораньше. Мартин был рядом, и он постоянно чувствовал контакт. Единственный раз, когда их контакт прервался, был момент, когда Дейв в шутку лег на спину Мартину радостно влезая между ними и крича им в ухо:
- А ЧО ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ?!
Мартин напрягся и выгнул спину как испуганная до усрачки кошка. Алан удивился. Потому что Мартин вообще очень любил, когда до него дотрагивались. Алан знал, что Флетч порой тискает его как куклу, а Гарет, их саунд продюсер носил его, спящего, пару раз при нем на руках. Потому его крайне удивила реакция его тела на Дейва. Дейв не заметил, и тем был блажен, а вот Алан долго не мог выбросить ее из головы. Он словно потерял связь с Мартином в этот момент. Он не мог понять почему. Связь восстановилась, впрочем. Но Алан запомнил напомнить себе об этом при следующем удобном случае.
Они поехали домой на такси. Сидя сзади, соприкасаясь бедрами, заранее доходя до крайней степени трясучки по поводу всего происходящего. Алан решил пошутить:
- Не жалеешь, что поехал? Дейв так звал тебя с Марком сегодня в клуб, - ему казалось это хорошей шуткой. Заодно, он хотел проверить свои подозрения насчет Дейва.
Мартин странно глянул на него. И когда он отчаялся получить какой-либо ответ тихо, и совершенно меланхолично спросил, однако в мягком голосе явственно зазвучала сталь:
- Что ты имеешь в виду?
Алан хотел сказать, что он почему-то ревнует его к Дейву, что ему явно кажется, что Дейв хочет показать преимущество своих прав на Мартина, потому что когда Мартин тихо отказался с ним пойти, сославшись на важные дела, Дейв устроил ему скандал, словно разъяренная супруга, которую муж отказывался вести на традиционный субботний продуктовый шопинг. С видом оскорбленного в самых святых чувствам и с четким ощущением того, что он имеет законное право на Мартина. Он чуть не расплакался от обиды, и ввел Мартина в эмоциональный ступор, как известно, Мартина нельзя было заставлять что-либо решать силой, или давить, он погружался в какой-то интеллектуальный паралич и анабиоз, из которого его нельзя было вывести ни искусственным дыханием по методу рот в рот, ни каким другим методом.
- Отстань от человека! – строго сказал Дейву Флетч, - сказал же, не может.
- Ничего, просто пошутил, - сказал Алан Мартину в такси. А что он еще мог ему сказать?
В тот момент он чувствовал себя ревнивым параноиком. Не буди лиха, пока оно спит, так его учили в детстве. Прошло едва ли больше нескольких месяцев, когда у них состоялся тот примечательный разговор с Дейвом. Мартин с Дейвом в последнее жили друг с другом словно кошка с собакой. Дейв бросался на каждое его слово, а Мартин, обычно спокойно пропускавший все мимо ушей давал ему в лобешник со всей пролетарской ненавистью, провоцируя Дейва на еще больший взрыв словесных эмоций. Они к вечеру просто растаскивали их в разные стороны, и думали, что писец подкрался незаметно, но поутру, соскучившись, видимо, за ночь, друг по другу – они счастливо улыбались, шутили, терлись друг об друга и вообще вели себя как два голодных котика в ожидании миски еды. Словно ангелы.
Но к вечеру снова дрались.
Так случилось и в тот примечательный вечер, когда Флетч увел Мартина на футбол, оттащив его от мордобоя с Дейвом за шкирку, а Алан с Дейвом ждали их в пабе и бухали пиво.
Дейв жаловался на Мартина. Что он никак не может найти с ним общего языка. Ему кажется что он делает для него все. А ничего не работает. Мартин вообще его не воспринимает, закрываясь в себе. Так же хитро и незаметно пытался выпытать, что Мартин говорит о нем Алану, заметив очевидно, что они с Мартином теперь очень много времени проводили наедине. Алану было интересно, подозревает ли он что-то, но Дейв был невинен как святая дева Мария.
- Послушай, я так бы хотел быть ближе с ним, - внезапно выпалил Дейв.
- Ближе к нему? – уточнил Алан. Ему казалось что, по-английски так правильнее.
- Нет, ближе с ним, - упорно повторил Дейв. Все-таки в мысли Мартина о том, что Дейв очень любит спорить, очевидно, лежало рациональное зерно, - ну понимаешь, мы, как бы друзья, а я хочу, чтобы мы были очень близкие друзья. Я хочу знать его, понимать, хочу чувствовать его, хочу быть ближе с ним.
Алан задумчиво засосал пиво и холодно произнес:
- Ты что, гей? – в его случае нападение было лучшей защитой, так почему бы не?
- Не! Что ты! – Дейв даже не обиделся, просто всплеснул руками, - у меня девушка есть!
- Прости, - сказал Алан, - я все никак не освоюсь с вашим эссекским диалектом. Мне было показалось, что ты имеешь в виду, что ты хочешь с ним переспать.
Он вправе был ожидать вспышки гнева от Дейва за свою довольно агрессивную шутку, однако Дейв рассмеялся и грустно сказал:
- Да ну… да он не такой.
Обе брови Алана взметнулись высоко-высоко. Иногда он очень жалел о том, что только он понимал некоторые шутки. Дейв, однако, понял его выражение лица так, как хотел:
- А что, ты думаешь,…может..? Он? Ну… не знаю, ты вроде старше, опытнее, Эл.. ты думаешь, я неправ, да? Нет, я иногда думаю, что, может быть, я ошибаюсь. Он иногда так смотрит, пристально, в упор, я… это так жестко…у меня…я … даже забываю, что у меня девушка есть, короче, у меня дыхание перехватывает и…
- Он плохо видит, - отрезал Алан, - но это, почему-то оказывается не его проблемой.
- Ай, да, ну ладно..значит так и останусь гетеросексуалом, - как-то с грустью сказал Дейв, заставив их обоих расхохотаться.
Алану нравился Дейв. За эту легкость, что он внушал. Он в первый раз понял, что ему неприятны те обстоятельства, которые ограничили рамки их дружбы. Впрочем, он уже не в силах это изменить.
- Я тоже хотел бы, чтобы ты был моим другом, - честно сказал он Дейву.
- Я не гей! – сразу отреагировал Дейв.
- Чертов Эссекс!
- ****ский Лондон! – парировал Дейв.
Они ухохотались после этого, и как раз тогда их товарищи радостные вернулись праздновать победу «Арсенала».


Я хочу написать свой секрет на твоем небе,
Я хочу видеть, как ты теряешь контроль,
Я хочу видеть, как ты проигрываешь,
Я хочу точно знать, чего тебе это будет стоить.

****

Но это все случилось после.
Сегодня они доехали до дома Алана. В следующий раз он пришел в себя от реальности происходящего только в тот момент, когда почувствовал остро как сливаются и растираются капельки воды на их полностью обнаженных телах в прохладной спальне. Был адский прикол в том, чтобы заниматься любовью впопыхах, не успевая толком снять одежду. Но в этом каком-то викторианском ощущении темной спальни, и голых тел рядом, специально приготовившихся к тому, чтобы заниматься любовью, оказывался какой-то особенный интим. Алан знал, что быстро сегодня, все точно не пройдет. Потому и не торопился.
Слабый холодный цвет луны обрисовывал странную линию губ Мартина. Они казались сегодня не просто улыбающимися странно, они выглядели словно бы более пухлыми и манящими чем обычно. Алан почувствовал что если не притронется к ним прямо сейчас, то начнет предательски капать голодной слюной. Провел по ним медленно одним пальцем. По верхней, и нижней, не в силах оторвать взгляд. Рот раскрылся сильнее захватывая его палец в благодарность. Этого пока он не мог выдержать, потому впился в них судорожно, чувствуя мгновенно как они поддаются, раскрываются под ним и двигаются навстречу.
Разомкнуть губы, чтобы через секунду снова сомкнуть. Спальня становилась все теплее, и вовсе не из-за центрального отопления. Он лежал сверху голый, чувствуя тело Мартина от подбородка до пяток и медленно ритмично посасывал его нижнюю губу, потом верхнюю, потом наоборот, чувствуя, как растет напряжение между ними.
- Мне нравится заниматься с тобой любовью, - прошептал Алан.
- Мне нравится, как ты заставляешь меня кончать, - сквозь зубы и совсем не с той нежностью, на которую рассчитывал Алан просверлило раскаленным сверлом его мозг.
Он отстранился, ухмыляясь, и снова повторил свой маневр с пальцем, на этот раз заставляя Мартина взять свой палец в рот и засосать. Мартин послушно сделал все так, как он хотел, прикусив, напоследок, зубами его палец, за что получил в шутку мокрыми пальцами по щеке. Алан знал, что играет с огнем тут, и сразу прошептал:
- Если захочешь остановиться, просто скажи. Ты понял?
- Понял. Дотронься до меня.
Алан медленно спустился к его груди захватывая между указательным и большим пальцем сосок. Не настолько, чтобы сделать больно, но настолько, чтобы дать понять, что он здесь не для того, чтобы гладить его тело.
Мартин выдохнул судорожно, второй рукой автоматически поглаживая себя с другой стороны. Алану больно было делать то, что он сделал, но у него не было выбора, он вынужден был это сказать, хотя мозг его кричал, молчи, мудила!
- Не смей себя трогать, когда я рядом, - сквозь зубы прошипел он, разве что радостная ухмылка Мартина подсказала ему, что отказ в этом зрелище станет стоящей жертвой, - пока я тебе не прикажу это делать!
Мартин опустил руку вниз. Послушавшись, как будто, а фактически просто поглаживая себя по животу.
- Ну так не ****и, - удивительно любезно и оптимистично сказал Мартин, - а сделай что-нибудь.
Алан в первую секунду не решил, что сделать, заткнуть ему рот, или сказать что-нибудь гадкое, но потом решил пойти более сложным и более действенным способом. Медленно спустившись поцелуями по середине живота, прямо через лобок к толстому члену, деловито захватывая его ртом до середины сразу. Дальше не вышло. Как и следовало ожидать, желание шутить у Мартина как рукой сняло. Он раздвинул ноги перед ним, выгибаясь в сладостном стоне, когда Алан вытащил изо рта и облизал головку его члена, чтобы в следующем движении снова съехать по стволу вниз, чувствуя, как от соприкосновения с шелковистой кожей начинают похотливо гореть губы.
- ЕЩЕ! – услышал он, когда выпустил член и начал покрывать поцелуями бедра рядом. Вот это слово он готов был слышать от него круглосуточно. Он снова взял в рот еще дальше чем мог, потом еще, чувствуя, что обретает контроль над телом внизу. Его захватило это ощущение дарения удовольствия не ради чего, просто ради процесса. Он нарочито медленно скользил губами по члену Мартина, задерживаясь и не сжимая слишком. Поглаживая подтянутый живот внутреннюю часть бедер, слегка, едва касаясь, одними кончиками пальцев, потом облизывая их и снова касаясь. Ему нравилось, что это погружает Мартина в эротический транс, так им удавалось хотя бы как-то разделить обуявшее его этой ночью ощущение. Он не хотел давать себе воли. Он хотел насладиться их близостью до конца. Он ласкал его так минут пятнадцать, так, что заболели челюсти, хотя ушам никак не надоело слушать тихие восторженные вздохи. Он поднялся выше по его телу. Прикусив сначала один сосок, потом второй, и заныть отчаянно.
- Я хочу тебя…
Господи, он умер, и попал, очевидно в рай.
- Доставь мне удовольствие.
- Дай мне в рот.
- Как прикажете, сэр, - хмыкнул Алан, забираясь к Мартину на грудь. Мысль о том, чтобы отъебать его в рот в такой неудобной для него и зависимой позиции невероятно взбодрила его, выведя из эротического транса в совсем другое настроение, с которого он задохнулся, опираясь руками об изголовье кровати, аккуратно вкладывая головку мимо припухших губ, с готовностью принимающих его. Руки. Руки Мартина схватившие его за голые бедра. Сжавшиеся чуть сильнее, когда он задвинул глубже, чем он бы мог это выдержать.
- Гооосподиты*****божетыымой……..
Это было горячо. Он ритмично задвигал бедрами, входя и выходя несильно, но часто и настойчиво, стон Мартина упершегося ладонями в его живот, чтобы сдержать его напор порвал нахуй ему барабанные перепонки, заставив их сладострастно кончить от самого прекрасного звука, который ему приходилось слышать. Только вот ему самому ни в коем случае не следовало это делать сейчас!
Он развернул его, резко утыкая лицом в подушку, заводя руки за спину и коленом раздвигая ноги так широко, как только мог. Мартин был возбужден достаточно, но такое обращение лишь усилило его удовольствие. Алану очень хотелось связать ему сейчас руки, тяжело дыша он дотянулся до ближайшего ремня, обматывая его восьмеркой и потом вокруг обеих рук, сжимая до боли продевая штырек застежки в дырку. Реакция Мартина четко говорила ему о том, что он был не единственным охуевшим перевозбужденным животным в этой комнате.
Неверный свет луны мог врать, но он мог поклясться, что бедра Мартина двинулись вверх, навстречу ему, когда он, мокрый от пота и задыхающийся осторожно провел членом по внутренней стороне бедра вверх, вниз, и снова вверх. В любом случае он хотел в этом убедиться, и выиграть еще хотя бы пару минут до того, как у него снесет нахер башку от секса по совершенно необъяснимой для него причине. Он закусил зубами руку Мартина в районе трицепса, потом между лопаток, снова заставляя выгнуться в пояснице. Облизал руки вплоть до самого ремня, потом аккуратно опустившись вниз, и упираясь подбородком в голую задницу медленно взял в рот два пальца правой руки, заведенной за спину, так же, словно бы он ему снова сосал.
- Возьми меня, - прозвучало отнюдь не неожиданно.
Член Алана вибрировал воистину на одной звуковой волне с этими частотами. Он подумал, что Мартин уже достаточно возбужден, чтобы принять его без особенных церемоний, но, на всякий случай, облизал ладони и несколько раз смачно и звонко ударил его по заднице, исключительно, чтобы отвлечь нервы. Его потрясло сообщение Мартина о том, что если он не выебет его сейчас, тот планирует закончить этот вечер без него. И наполнило массой разнообразных картин, впрочем это же и заставило его забыть о всех своих намерениях, и присунуть свой гудящий от напряжения горячий член между широко расставленных для его услады стройных ног. Кажется, вторжение немного вернуло Мартина на землю, хоть Алан и старался несмотря на свое тяжелое эмоциональное состояние быть помилосерднее, но это было даже хорошо, потому что он по-крайней мере смог его хорошенько отъебать, медленно двигаясь, пока тот привыкал к его присутствию внутри себя, и быстрее засаживая, чувствуя, как тело начинает ему поддаваться, и подмахивать навстречу, усиливая ощущения.
Он кончил внутрь. Заставляя кончить и Мартина. И долго еще наслаждался ощущением собственной спермы своим членом и рукой, медленно поглаживая бедра Мартина в самом верху, когда уже вынул из него и ласково принялся покрывать поцелуями его шею сзади и затылок.
- Пить, - сказал Мартин.
Он принес ему вина. Потом долго идиотничал, отказываясь развязывать руки, и поить Мартина из бокала самому. Вино, разумеется пролилось где только можно, заливая простыни и тело Мартина. На простыни Алану было наплевать, но с других мест он старательно его слизал, заводя их обоих по новой. Эта ночь точно должна была продолжаться очень долго.

****



Прошло несколько месяцев.
Алан сидел, нахохлившись, закрыв лицо рукой. Депеш Мод собрался в полном составе. Они слушали материал, предложенный Маэстро Гором. Все. Жизнерадостный Дейв в шортах, серьезный Энди, Миллер с помощниками. Все сосредоточенно слушали:

«Вот новая игра, в которую мы так любим играть,
Игра, не без добавления реальности,
Ты обращаешься со мной как с собакой,
Ставишь меня на колени,
Давай поиграем в хозяина и раба!»

И только Алан сидел красный, как свекла. Маэстро чувствовал себя великолепно. Дейв сидел и орал ему припев прямо в ухо, подпевая, ему чрезвычайно понравилась провокация. Мартин улыбался загадочной улыбкой Мона Лизы и периодически ежился, когда дыхание Дейва, или его губы, слишком задевало его чувствительную кожу около уха. На взгляд Алана – Дейв приставал к Мартину совершенно откровенно, еще более откровенно чем Мартин в представленном демо откровенничал об их сексуальной практике. Все остальные словно сидели в каких-то свинцовых шорах, если не чувствовали, как раскалился этот гребаный воздух вокруг них троих.


«Это так похоже на жизнь,
Играемую в постели,
С тобой наверху,
И мной под тобой,
Забудь все о равенстве,
Давай поиграем в хозяина и раба»

Проблема была в том, что когда Алан слышал эти слова, которые говорил Мартин, у него, как правило, была полная эрекция. Была она и сейчас. Вообще он очень конкретно вспоминал тот раз, когда Маэстро был в особо ебливом настроении и легком состоянии укурки, что, правда никак не сказалось на реакции его тела на ласки в отрицательном смысле, и поеблись они как-то особенно феерично.
- Хахаха! – громко сказал Дейв, аплодируя, - А еще раз можно? Март, ****ский ты сукин сын, ну ты жжешь! Хахаха… Эл?
- Что? – тихо спросил Алан.
- Тебе нравится? – спросил Дейв.
- Нет, - мрачно сказал Алан.
Дейв закатился от хохота вместе с Энди и Дэном. На их взгляд мрачное выражение лица Алана было чрезвычайно комичным.
- О, наш «мистер хороший мальчик» так смущен нашими дурными манерами! Март! Ты заставил его покраснеть! – насмешливо проговорил Дейв, и пропел, передергивая с похабностью интонаций:
- Ооо…ну даавааай поиграем в хозяина и раба-а-а, ну давай уже, сделай меня, Эл!
- Хеее-хеееее-хееееее – прозвучало отчетливо и громко, перекрывая все остальные голоса.
- Ну, давай Алан, ну вернись на землю, тут ебутся! – польщенный реакцией Мартина продолжил свой радостный глумеж над товарищем Дейв, - я конечно понимаю, что в твоих консерваториях, твои бабушки пожизненные члены…. британского географического общества….не рассказали тебе про то, как люди ебутся раком… но ты же уже взрослый мужик, Алан, ты старше нас всех! Тебе бы стоило нас поучить….
Мартин откинулся в кресле назад, и практически уже выл от хохота, по щекам его текли слезы. Дейв, правда, не понимал всего юмора ситуации. Он считал что у Мартина такой дичайший восторг вызывает его неподражаемое чувство юмора. И он продолжал глумиться над высоким происхождением и тонкой душевной организацией Алана, которого шокирует мысль о том, чтобы надрать кому-нибудь задницу в ролевой игре. А Мартин держался за живот, и тихо скулил.
Алан убрал руку от лица. Губы его вытянулись в нитку. Он внезапно, неожиданно для самого себя разозлился настолько, что едва сдержал желание дать Мартину при всех наотмашь по лицу, и сказать что-нибудь очень скабрезное на тему того, как он пару дней назад сам стоя на коленях, сука, голый, давал ему во всех мыслимых и немыслимых позициях и просил еще. Алану хотелось вскочить на стол, схватив Мартина за грудки и сладострастно поделиться с Дейвом своим первозданным восторгом, который заставил его самого истерически зарыдать, когда Мартин простонал ему заветные три с половиной слова. Он хотел посмотреть в глаза Дейву, и сказать, а знаешь ли ты, как взрываются кишки и распадаются мозги от счастливейшего « Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ» под свист ремня со смачным шлепком опускающегося на беззащитную, растянувшуюся перед тобой вожделенную плоть. От экстатического крика, снова свиста и снова этого страшнейшего яда. Я.Тебя. Люблю. Алан. Знаешь ли ты, как это бьет поддых, как капают слезы и сводит предательской судорогой рот. И хочется слиться с ним, внизу, впиться ртом в рот, войти внутрь, войти под кожу, и застыть так, в отчаянной и неудовлетворимой жажде близости и единения. Хочется сбросить все защитные панцири, и плакать, как маленький ребенок, обнимая его всем своим телом. Потому что это «Я тебя люблю» оно убивает. Так не должно быть. Он должен быть сильным, и доставлять удовольствие тому, кто снизу. Тот не должен был прочувствовать его границы. Потому что это «я тебя люблю» оказывается сильнее. Выходя за рамки секса и чувственного удовольствия на грани боли. Как остаться тем, кто дарит это удовольствие, имея на это силу и мощь. Как это сделать, если тебя разрывает заживо? Как это сделать если слезы застилают взор, а руки трясутся и хотят нежно касаться шеи и чувственных губ, губы хотят целовать глаза и лоб и шею, губы нельзя, табу, потому что первый способ потерять человеческий облик и просто взять то, что хочешь в истерическом забвении, поэтому только шею и лоб и глаза и стонать, свозь зубы, отчаянно в ответ сквозь зубы крича одноклеточное « Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. Каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом, каждым движением. Это Я тебя люблю, ты просто чувствуешь мою любовь, впитываешь ее и получаешь от нее кайф». Совершать удар, причинять боль не причиняя боли, ровно настолько, чтобы понимать, что доставляешь удовольствие, и слышать экстатическое признание – это настолько извращенно, ненатурально прекрасно, что это просто неописуемо. И они даже не трахались для этого. Они ЕЩЕ не трахались, а ему хотелось орать от оргазма. Алану хотелось объяснить все Дейву как можно подробнее и натуралистичнее, и спросить, глядя в глаза: Ты, сукин сын, ****ь, ты знаешь, что ради таких моментов стоит жить?!
Алан вздохнул с усилием потирая лицо, особенно подбородок и губы, его неудовольствие смешалось с острой сексуальной фрустрацией, и против воли еще и возбудило его, что было чертовски взрывоопасным коктейлем. Но воспитание, консерватории или бабушки, действительные члены британского географического общества делали свое дело, он взял себя в руки. Он молча выдохнул, внимательно посмотрел на свои пальцы, лежавшие на столе, и тихо сказал Миллеру:
- Ты правда полагаешь, что цензура пропустит это в эфир?
Миллер слушал на повторе «Ставишь меня на колени» и сосредоточенно кивал.
- А хорошо, - сказал он, - А мне нравится. Это хорошо. Скажем, что это социальная сатира, - сказал он, - Пусть только попробуют показать, что они не понимают где. Жизнь всех ****, а мы смело глумимся над тем, в каких позах. Остро. Социально. Пускаем в сингл.
- ЧО?! – в три голоса спросили Мартин, Дейв и Энди.

***

То, что произошло дальше, не стало для Алана неожиданностью. Оно вошло в его жизнь незаметно и плавно. Слишком незаметно и плавно, чтобы что-то решить. Слишком незаметно и плавно, чтобы осознать. Он вошел как-то в студию и увидел Дейва, нервно мацающего бутылку с пивом и хихикающего. На него орал Дэн Миллер:
- Если ты приблизишься к дому Мартина Гора ближе чем на сто метров, я вызову полисмена!
- А на сто один можно? – хихикнул Дейв.
- Узнаю, что ты туда опять пополз, убью нахуй. Матку вырву.
Алан почувствовал как его брови удивленно лезут наверх. С тех пор как он не видел Мартина он явно что-то пропустил. Дэн был очень зол. Дейв был какой-то странный, он был пьян и его трясло, и он вел себя еще ненормальнее чем обычно. Еще более ненормальный чем обычно Дейв, это о чем-то говорило, надо сказать! Алан подошел и молча встал рядом с разъяренным Дэном, очки которого съехали на кончик носа, а руки уперлись в бока с очень угрожающим видом.
- Что-то случилось? – спросил Алан, но на него никто не обратил внимания. Это было очень странно. Он начал волноваться.
- Какого черта вы там делали? – раздраженно спросил Дейва Дэн, - Ну какого гребаного черта?!
Дейв закатился от хохота, на взгляд Алана не слишком адекватно ситуации и внезапно ткнул пальцем Алана в живот.
- Спроси у Алана. Он у нас такой МАСТЕР по таким вещам. Ох, он тебе и нараскажет, что можно делать ночью!
Алан мрачно ударил Дейва по руке, тыкающей ему в живот.
- Ты спятил, Дейв?
- Я НЕ ЗНАЮ ЧТО АЛАН ДЕЛАЕТ НОЧЬЮ, ПУСТЬ ХОТЬ ВЫЖИГАТЕЛЕМ КАРТИНЫ КАРАВАДЖО НА ДВЕРЦЕ ХОЛОДИЛЬНИКА ВЫЖИГАЕТ! НО ФЛЕТЧ ПОТОМ НЕ ЖАЛУЕТСЯ МНЕ ЧТО ПЫТАЛСЯ ОТКАЧАТЬ МАРТИНА КОГДА ТОТ ПЫТАЛСЯ ОТРАВИТЬСЯ, ****Ь!
Внезапно лицо Дейва изменилось. Уголки губ повисли вниз, словно у куклы и по щекам как по заказу скатились две увесистые слезы.
- Он меня не выносит, Дэн! – всхлипывая сказал он, - ОН МЕНЯ НЕ ЛЮБИ-И-ИТ! Тебя, кстати, тоже, - скорость смены эмоций Дейва воистину поражала, он снова получил по руке от мрачного Алана, пытаясь ткнуть пальцем ему в грудь, - Правда-правда, Мартин сам мне это сказал!
Алану показалось что его только что отпинали в живот изнутри. Он забыл как дышать на пару минут. Ему показалось, что это все ему снится. Это был какой-то бред. Однако, ему, по всей видимости удалось сохранить лицо, потому что скользнувший по нему взглядом Дэн незаинтересованно отвернулся и снова уставился на Дейва.
- Дейв, я тебя предупредил насчет Мартина, да?
- Да.
- Ты меня понял?
- Да.
- Иди работай, Дейв, - голос Дэна стал спокойнее, и это немного ослабило мерзкое тянущее ощущение внутри Алана.
Дейв повернулся и пошел по коридору, внезапно остановился и повернулся:
- Даниэль Миллер! – позвал он.
- Что ты имеешь мне сказать, Давид? – усталым но терпеливым голосом воспитателя в школе для умственно отсталых откликнулся Дэн.
- Дэн, почему он меня не любит?
- Дейв, я бы больше удивился, если бы он нашел причину тебя полюбить! Я тебя в данный момент просто ненавижу. Сгинь-пропади с глаз моих!
- Но он любил меня!
Алан молился про себя, чтобы этот вечер откровений на сегодня уже закончился. Ему уже было более чем достаточно. Дейв скользнул по нему темным сумасшедшим взглядом и внезапно заявил:
- ЭТО ОН ЕГО НАСТРАИВАЕТ ПРОТИВ МЕНЯ!
- Дейв, если тебя не устраивает, как к тебе относятся другие люди, это не значит, что в этом виноваты они или кто-то третий, - тихим едва слышным голосом, однако, чрезвычайно корректно по интонации проговорил Алан, - я не хочу выступать в роли судьи, но может быть в том, как к тебе относятся, виноват все-таки ты сам?
Дэн захохотал громогласно, хлопая себя руками по бокам.
- Что бы я без тебя делал, Ал, в этом дурдоме, что бы я без тебя делал?!
Как ни странно, Дейв тоже рассмеялся, хотя по его глазам не было заметно, чтобы он понял шутку Алана.
- Дэн, скажи ему, пусть он меня полюбит? – проныл Дейв, уже наполовину в шутку, но эта шутка заставила Дэна взвыть, - Дэн, ты старше! Он тебя слушается! Ну скажи ему, Дэн, а?
- Вы уже ступайте-таки, куда шли, мистер Гахан. Перестаньте испытывать мое терпение. Оно не безгранично.
Алан автоматически передвигая ноги сделал пару шагов.
- Ну-ка, Алан, зайди ко мне в кабинет на секундочку, будь так добр, - сказал ему Дэн, - У тебя что-то болит? – заботливо спросил он.
- А? – спросил Алан, потом проследив за взглядом Дэна заметил, что держится рукой толи за живот, толи за грудь, словно человек, испытывающий колики. Руку свою он едва чувствовал, потому даже как-то удивился, - Ничего, все в порядке, - сказал он, и проследовал за Дэном.
- Может таблетку какую дать? – спросил Дэн, - Не надо терпеть боль!
Алан как-то по-дурацки захихикал этому старому мудрому родительскому совету. «Не надо терпеть боль!» боже…если бы от всего помогали таблетки. «Не надо терпеть боль!» - Ха-ха-ха…охх…не надо, само отвалится, - сказал Алан.
- Ну, смотри. Обращайся если что. Садись, я тебя надолго не задержу.
Алан опустился на диван напротив стола Миллера. Миллер присел на краешек стола, озабоченно сложив руки на груди. Он закатал рукава клетчатой красной рубашки и задумчиво смотрел на свои запястья. Желваки его ходили ходуном. Тон, однако, которым он обратился к Алану был достаточно спокойным и миролюбивым:
- Алан, я чего спросить-то хотел. Я знаю, вы с Мартином близки.
Алана снова кольнуло в живот.
- Мы хорошие друзья, - на всякий случай сказал он.
Дэн озадаченно на него посмотрел. Уточнение он счел излишним.
- Я о том и говорю. Ты… можешь узнать, что там случилось? У Мартина.
Алан задумчиво поднял брови.
- Ну…с божьей помощью…. А…что вообще на самом деле случилось, Дэн? Потому что вообще когда я всех видел в последний раз, они все, и Мартин и Дейв были веселы и жизнерадостны и даже не сильно пьяны. Что произошло?
- Ну с моей точки зрения выглядело это так. Я пришел на работу рано. Потом, около двенадцати меня от зачарованного наблюдения за финансовым отчетом оторвали крокодильи вопли и повторяющиеся звуки ударов тупого предмета о твердую пустую поверхность. Или пустого предмета о твердую тупую поверхность.
Алан заржал. Нервно. Дэн продолжил:
- Я вышел из кабинета и увидел, как Флетч пытается пробить головой Дейва раковину, очень нехорошо при этом ругаясь, и выражаясь самым уродливым и непристойным образом, что вообще с Флетчем редко случается. У меня даже уши свернулись в трубочку вместе с мозгами, пока я пытался представить себе все то, что Флетч обещал с ним сделать.
- Хааа-хааа-хааааа, - Алан не мог удержаться. У него даже слезы выступили от хохота.
- Смешно ему, - пробурчал Дэн беззлобно.
- Извини, Дэн.
- Пока я пытался спасти лицо вашего бессменного фронтмена, и изолировать находящегося в состоянии невменяемости Флетча, мне позвонил Мартин, и голосом умирающей лебеди, сообщил, что он сильно извиняется, но никак не может сегодня посетить ни одно из горячо любимых им мест работы по причине легкого недомогания. Я, было, решил, что у него банальный бодун, и хотел, было, ему вставить по первое число. Но Флетч внезапно попросил меня не давить на Мартина. Я пообещал, что буду ласков с ним как мамка, и дам сиську, если Флетч перестанет ****ить Дейва и объяснит мне что происходит.
Алан потер лицо рукой. Взял в одну руку стакан, в другую бутылку с минералкой.
- И что же сказал Флетч?
- Флетч выдал примерно следующее «Я пришел. Они там. Черт его знает. Дерутся. Ор стоит на весь подъезд. Дверь не открывают. Чую ****ец» Потом из двери вылетает Дейв. Март целенаправленно пытается, по словам Флетча, или поставить рекорд по скоростному употреблению C2H5OH, или, что более вероятно, напиться вусмерть, с непосредственной целью, сдохнуть.
- ****ь! – стакан выпал из рук Алана, вода пролилась на ковер, - Я прошу прощения.
- Нет, ничего, я тоже как-то так и высказал свои мысли на этот счет.
- Я уберу, - сказал Алан, схватившись за стакан и разумеется, порезавшись. И потрясенный отчего-то видом крови, стекающей по пальцу, замер.
- Сам уберу, - Миллер оттолкнул его обратно в диван, - Хватит с меня на сегодня человеческих жертв в вашей стае товарищей. В общем, Флетч сказал, что он его эээ… в общем привел его в чувство, старым добрым деревенским методом «пальцы в рот», холодным душем, и заставил проспаться. С утра, убедившись, что пациент подает признаки жизни, стонет, матерится и просит его пристрелить, передал нашего красавчика с рук на руки прибывшим домой из самовольной отлучки в гости к родственникам матери и сестрам. Сообщив им, что их брат и сын отравился за пятичасовым чаем овсяным печеньем, но в данный момент чувствует себя лучше, и можно даже попытаться дать ему бульон или пару тостов, и отбыл на работу.
- Я правильно тебя понял? - переспросил Алан, - ты хочешь сказать, что ты полагаешь, что Мартин ээ… проявил внезапно некие суицидальные наклонности?
- Хорошо ты это сейчас сказал, - сказал Дэн…. – да некие суицидальные наклонности путем попытки отравиться, чтобы сдохнуть.
- Но зачем? – спросил Алан, - с чего бы это вдруг? Сроду не подозревал в нем ничего подобного. ПОЧЕМУ?!
- А вот это я бы и хотел, чтобы ты узнал у Мартина.
Алан захохотал очень высоко и несколько даже на взгляд Дэна придурковато. Очень для себя нехарактерно, на взгляд Дэна. Алан хотел сказать, что он с большим успехом может пойти научить фонарный столб декламировать Канта, чем попытаться по-девичьи пооткровенничать с Мартином. Но на лице Дэна висело выражение абсолютной серьезности. Алан озабоченно облизал палец, чтобы унять кровотечение. Ну и убрать глумливую ухмылку с лица.
- Я просто хочу знать, к чему это приведет. И насколько это все серьезно, с чего это эти сволочи, которые тут дерутся каждый день, вдруг проявляли такую невъебенную чувствительность? - Сказал он, - Я хочу, чтобы поговорил ты, поскольку ты как-то с ними со всеми умудряешься разговаривать и они тебе доверяют, и не впадают при общении с тобой на непротокольные темы в анабиоз или маразм, или сразу в анабиоз и маразм одновременно.
Алан хмыкнул. Картина, представившаяся его внутреннему взору от слов Дэна, оказалась до ужаса красочной и до боли знакомой. Вообще…он как-то и сам уже на удивление сильно хотел узнать, что же такое случилось с Мартином, и естественно по сугубо личным причинам. Потому он кивнул, и озадаченно посасывая палец пошел заниматься своими делами. Сказать, что у него откатились яйца – это просто было ничего не сказать. О черепную коробку изнутри билось, заставляя колотиться сердце «Он тебя не любит. Он сам мне сказал», нет, Алан знал, что Дейв та еще сучка, и язык у него без костей, но как далеко от правды он мог бы зайти, и зачем ему было бы нарочно перевирать слова Мартина? «Он тебя не любит. Он сам мне сказал», ну не бывает же дыма без огня в самом деле? Потом до него доперло, что шутки шутками, а Мартина сегодня могло уже и не быть. Его аж замутило. Внезапно ему показались его переживания слишком эгоистичными. Он вышел к телефону в коридор и набрал его номер, трубку взяла сестра и сообщила, что он спит. Он положил трубку и сомнабулистически направился к своему рабочему месту. Как будто бы он в самом деле сможет сегодня работать. Нет, он поимитировал рабочий оргазм пару часов но мысль о том, что ему надо съездить к Мартину, не отпускала.
Дейву тоже не сиделось на месте спокойно. Флетча он боялся, а Алана от него по странной причине подташнивало. Дейв стал отпрашиваться у Дэна на концерт Рамонез. Сигарета, три кофе, сигарета. Алан понял что он не соображает зачем пялится в монитор.
- Группа Рамонез выступала у нас на прошлой неделе, - сухо отрезал Дэн, - я тебе что сказал про Мартина?
- Ну вдруг ему нужно чего? – сказал Дейв.
- То что ему надо ему даст Алан, - отрезал Дэн.
- А почему это АЛАН?! – с наездом спросил Дейв.
- Ну не может Флетч каждую ночь у Мартина ночевать! У него должна быть какая-то своя жизнь…
- Дэн, мне это вовсе не трудно, - начал Флетч, - я живу через улицу, за углом. Зачем Алану тащиться в нашу окраину. Побьют еще за то, что рожа незнакомая, а значит подозрительная, или за то что одет не как подобает на районе, - но Дэн перебил его:
- Ты мне сегодня нужен, Энди, по финансовым делам,
- Мне тоже не трудно, - подал наконец голос Алан.
- Так иди уже! – нетерпеливо проговорил Дэн.
- А как же я? – спросил Дейв.
Но глас его остался гласом вопиющего в пустыне.
В электричке Алан прочитал весь «Таймс», пытаясь отвлечься, включая объявления о потере кошек, посчитал циферки в биржевой сводке и долго медитировал на фотографию леди Ди в новом вечернем платье, под руку с супругом. Процесс захватил его. И дурацкие мысли сверлили голову уже не так болезненно.
Он дошел до дома Мартина, предварительно сверившись с картой. И постучал в дверь. Ему открыла женщина, по всей видимости, мать Мартина. Он сказал, что его зовут Алан Чарльз Уайлдер, он музыкант из Лондона, является Мартину коллегой по работе, и сказал что трудовой коллектив послал его проведать здоровье больного. А так же узнать, не надо ли чем помочь. Если она и удивилась, то лицо ее ничего не показало:
- Проходите пожалуйста. Нет, спасибо, ему уже лучше, я думаю, что мы ни в чем не нуждаемся, но еще раз спасибо вам за проявленное внимание.
- Это наш долг. На самом деле, это просто мелочи. Простите меня за беспокойство, миссис Гор. У вас очень уютный дом.
- Ох, огромное вам спасибо, молодой человек! Давайте свою куртку, мистер Уайлдер, я повешу ее в шкаф, комната Мартина наверху. Мартин! – крикнула она громче – к тебе пришли с работы!
- С какой работы? – испуганно отозвался Мартин. Звук его голоса внезапно разбил лед в желудке Алана, так как все внезапно стало таким знакомым и обычным, и тайная надежда на то, что на самом деле ничего не случилось, ничего не изменится и все будет в порядке, воспряла в нем, и восстала из пепла, словно птица Феникс. Он и не знал, как он испугался за него, ровно до того момента как услышал его голос. У него словно гора с плеч упала.
- Это я, Март, - сказал он, входя в комнату.
- Ал?!
Мартин сидел на кровати, поджав одну ногу под себя и задумчиво тренькал что-то на гитаре. Судя по всему с ним все было в полном порядке. Он выглядел бледноватым, да и вообще лицо было каким-то странноватым, но видимо в творческом отношении день для него прошел значительно толковее, чем для них всех. Алану очень хотелось в сердцах спросить «Чего же ты творишь-то, засранец! Ты вообще отдаешь себе отчет, что ты к ****ой матери парализовал мозг четырем человекам одновременно?! Как можно вести себя так безответственно?» . Он просто не знал как сформулировать, чтобы не спровоцировать внезапный взрыв Мартиновских эмоций, ну по крайней мере до того, как он не поймет, что же все-таки его спровоцировало на нервный срыв. Взрослым тут в любом случае придется быть ему.
- Он самый, - сказал Алан, мрачновато, - Как ты?
- Не желаете ли чаю? - Мать Мартина появилась в дверях.
- Спасибо, миссис Гор, ради бога, не беспокойтесь из-за меня!
- Что вы, мистер Уайлдер, никакого беспокойства. Я только что его приготовила, и мне было бы очень приятно вас угостить.
Мартин одним ловким движением встал с кровати, отставил гитару, подошел и тронул Алана за плечо:
- Пшли, - шепнул он ему на ухо, - сопротивление бесполезно. Оно только продлит твои муки.
Алан пошел вслед за Мартином по лестнице. Разглядывая сюрреалистичную курчавую пушистую рыжеватую макушку и испытывая целый спектр противоречивых эмоций сразу.
- Уважь мою мать, - сказал Мартин тихо, себе под нос, но Алан слышал прекрасно, - ей так редко случается поговорить с кем-то из моих друзей, кто может связать пару слов на хорошем английском. Она так обрадовалась, что я, наконец-то связался с кем-то из приличных людей.
- Право, не знаю что сказать, Март. Я, конечно, крайне польщен твоими словами, но я, в глубине души, не очень уверен, что по сути своей, твое знакомство со мной – является для нее таким уж большим поводом для радости… - ехидно парировал Алан.
Громкое жизнерадостное «ХЕХЕХЕХЕ» убедило его в том, что пациент чувствует себя значительно лучше, чем ему казалось.
Крепкий черный чай, впрочем, взбодрил его, да и есть уже хотелось довольно сильно, у него с утра маковой росинки во рту не было. Он сильно приналег на хлеб с маслом, заедая его печеньем, что не помешало ему битый час, практически не закрывая рта обсуждать с миссис Гор новые платья принцессы Дианы – она тоже читала сегодняшний «Таймс» биржевые сводки и пропажу домашних животных. Старшая сестра Мартина покрутилась вокруг, но вскоре потеряла интерес к Алану, так как он не обращал на нее никакого внимания, разве что сказал, что у него есть два брата.
- А чем они занимаются? – спросила миссис Гор.
Услышав, что они классические музыканты, пианисты, миссис Гор совершенно растаяла, и заворожено слушала как Алан полчаса рассказывал о своей семье, об учебе в музыкальном колледже. Алан правда, умолчал, что ушел из дому со скандалом, и с ними не общается уже несколько лет. Это показалось ему в данный момент лишней информацией. Может быть потому что он отчасти тоже отдохнул в этот момент, хотя бы немного ощутив себя в семье. Ему не хотелось разрушать этот странный, но по-своему волшебный момент.
Мартин все это время молчал. Судя по его лицу, он был чрезвычайно счастлив возможностью помолчать, и очень благодарен Алану за эту самую любезно предоставленную возможность. Алан наблюдал за ним искоса, отметив про себя, что у Мартина слегка трясутся руки. Но держался он хорошо. И если не обращать внимания на пять раз упавшую чайную ложечку, и судорожный стук белоснежной чайной чашки о блюдце, то в том, что ему незамутненное спокойствие улыбающейся физиономии дается с нечеловеческим трудом, заподозрить его было трудно.
Большой белый пес Мартина, пришедший на явное оживление на кухне, выпросил и быстро проглотил Алановский последний бутерброд. Миссис Гор попыталась выгнать пса на улицу пинками, а пес испуганно попытался спрятаться где-то между ногами, под стулом Мартина, явно не подрасчитав сочетание высоты сиденья стула и собственных размеров. Мартин рассмеялся и ласково потрепал пса за ушами, схватив его обеими руками за шею.
- Иди, на место, парень, - сказал он тихо, заставив пса деловито зацокать когтями, и отправиться, куда сказал хозяин.
Алан поблагодарил миссис Гор за чай, и они снова поднялись наверх, в комнату Мартина.
- Ну, так что, собственно произошло-то? - с места в карьер спросил Алан. Поняв, что если он не спросит Мартина сейчас, то не спросит, наверное, уже никогда.
- Эээээ…..я, наверное, напился, - сказал Мартин, снова поджимая под себя ногу и садясь на кровать.
- Это я в курсе, - сказал Алан. Мартин, разумеется, не предложил ему присесть где-то конкретно, потому, он, взвесив все «за» и «против» поколебавшись, сел на кровать рядом с ним, - я не о том спрашиваю.
- Я, думаю что, я… просто… напился. Я, в некотором смысле, даже уверен, - повторил Мартин.
- Да Флетч все рассказал. И как он тебя откачивал тоже, - совершенно спокойно парировал Алан.
- Все? – переспросил Мартин.
- Практически, - сказал Алан, - И вот это «практически» не дает мне покоя, друг мой. Вот просто знаешь, я и спать не могу, я и жрать не могу.
- Что? – невиннейшим и наигрустнейшим из всех возможных интонаций спросил Мартин.
- Четыре буквы. «Ди». «Эй». «Ви». «И». Дейв.
- А что? – вроде бы одно и то же слово, два раза, но теперь на холке Мартина выросли едва заметные шипы.
- Вот в этом и вопрос, Мартин. А ЧТО? – повторил сквозь зубы Алан.
- Я уже сказал, я просто напился, ничего не было, - сказал Мартин.
- Мартин, - Алан судорожно сцепил руки на груди, - я ненавижу высказывать ультиматумы, ты меня прости, но если ты не будешь говорить со мной сейчас, я уйду, - он сам охренел от собственной смелости, но пробиться сквозь эту маску иначе было совершенно невозможно, - Я не из твоей комнаты уйду. Я вообще уйду, из твоей жизни, в очень широком смысле, потому что, блин, я к чертовой матери, ранен в самое сердце, а ты выеживаешься тут. Я не послан тебе, чтобы играть со мной в кошки-мышки!
- Я не могу об этом говорить, - тихо, но очень отчаянно простонал Мартин.
- Я, значит, могу идти? – сквозь зубы спросил Алан. И даже встал. Для наглядности. Мартин молчал, он подобрал коленку к подбородку, обхватил ее обеими руками и замер, глядя в никуда, по-прежнему поджимая под себя другую ногу. Часы тикали, вися на стене, отсчитывая томительные секунды, но он не подавал никаких признаков жизни.
Алан встал. Потянулся. Подошел к полке с пластинками. Смотрел на нее невидящими глазами минут десять, не меньше. Они все тогда не знали, как профессионально Мартин умеет пользоваться кнопкой «пауза». Вот и он надеялся, что она закончится раньше чем его терпение. Однако, все было не так просто. Мартин находился в своем анабиозе, и ему там было явно хорошо. Значительно лучше, чем нервно почесывающемуся Алану, в душе которого закипал адский огонь ярости. Он уже подошел к двери, когда услышал то, что он не ожидал услышать. Услышал и остолбенел. Он думал, что в последний момент Мартин не выдержит и скажет ему что-то вроде «Не уходи».
- Брось меня, - сказал Мартин.
Алан подумал, что ослышался.
- Брось меня. Я причиню тебе боль. Я не хочу. Вообще-то.
Нет, он бы уже ушел. Если бы Мартин сам не предложил. Это как-то показалось ему странным. Как и тихий и пугающе серьезный тон, которым это все было сказано. Даже интонации голоса были какие-то… непривычные, не мартиновские, слишком спокойные, уверенные и серьезные. Но формулировка была привычно изуверской, потому он снова подошел и присел на кровать. Потом взял подушку, подложил под голову и прилег, параллельно с Мартином.
- Ты знаешь, Март, - задумчиво сказал он куда-то в потолок. Темнело, но свет они не включали, - а я уже это знаю. Я это понял сегодня. И, тем не менее, я тут. Точнее я и поэтому тут. Знаешь, почему?
- Почему? – одними губами спросил Мартин.
- Потому что наши отношения для меня что-то значат! Потому что как-то вот так случилось, что ты что-то для меня значишь. Я знаю, что тебя колбасит от банальных разговоров про любовь, но я уважаю тебя…
- Я не достоин твоего уважения, - удивительно жестко, но совсем беззлобно отрезал Мартин. Алан аж привстал, чтобы на него посмотреть. Ай, была-не была!
- Ты любишь Дейва?
- Я, сейчас, в данный момент, как-то не очень в этом уверен, - сказал Мартин.
Хоть у Алана и скручивало кишки в двойную спираль от манеры речи Мартина, он решил потерпеть. Вдруг еще чего скажет. Он уже подозревал, что не зря пришел, и это стоило того. И действительно, Мартин продолжил.
- Я пьяный был, - сказал он.
- Я уже понял, - сказал Алан.
- А он ко мне влез.
- Влез?!
- Через окно, - уточнил Мартин, - тут с улицы удобно. Я сам…иногда так, хожу…домой. Или…наоборот.
- Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, - понимающе процитировал Алан.
Он приподнялся на кровати Мартина, задумчиво глядя в окно, словно оценивая на глазок высоту и удобство передвижения.
- Он, в общем,… он знает про нас, - все тем же ровным тоном сказал Мартин.
Алан кивнул. Он это уже понял. Он, правда, хоть убей не мог понять, что в этом факте ТАК шокировало Дейва. Точнее, именно это его и интересовало больше всего.
- Он сказал, чем я хуже. В смысле, чем он хуже.
О, это все объясняло! Алан закусил большой палец чтобы не ляпнуть что-то о чем он, скорее всего пожалеет через минуту после того как скажет.
- Чем он хуже чем ты, - сказал Мартин, - я как-то не умею отвечать на такие вопросы, - признался он почесав коленку и растянувшись на кровати рядом с Аланом, - и почему он тогда тоже не может иметь то же что и ты.
- Это чего?
- Это меня, - сказал Мартин.
Алан вынужден был признаться самому себе, что его ни в одном еще самом захватывающем триллере не колбасило так, как от этой монотонной и малосодержательной речи.
- И…что…же…произошло…потом? – сквозь зубы спросил Алан.
- Ничего, - сказал Мартин, - точнее что-то произошло. Но мне стало очень плохо. Я не знаю, я наверное делаю что-то не так, но он сделал мне всем этим очень больно…так больно что я…
- Охуел, - мрачно подсказал Алан, глядя вникуда.
- Охуел, - повторил Мартин.
- Ты любишь Дейва, - сказал Алан. Это был уже не вопрос. И тем не менее Мартин попытался на него ответить.
- Я никогда не смотрел на это таким образом.
Самое страшное, что Алан ведь же точно знал, что он не врет! Но при всем при этом, Мартин не отрицает его слова. Скорее всего, это просто вопрос терминологии.
- Курить можно? – спросил он Мартина.
- В окно, - сказал Мартин.
Они задумчиво перевернулись на кровати в колено-локтевую позу и высунулись в окно одновременно, одинаково отморожено пялясь на фонарь и пытаясь закурить сигарету от зажигалки в трясущейся руке.
Алан понимал, что в нем только что поселилось сразу три чувства, и хоть он и считал себя человеком мужественным и решительным, он хоть его стреляй, не знал что делать. Он понимал, что так или иначе он вписался в ранее сформированный до него коллектив, со своими правилами и законами. Он понял, что с Винсом все было не так-то просто. Что эти очаровашки, Дейв, Мартин, и его персональный секретарь Флетч, в сущности, объединившись, выдавили его из группы. Дейв, Мартин, Флетч, и он чуть не забыл… Дэн. Мартин перетащил на свою сторону и его. Он понимал, что Дейв дорожит своей позицией второго лица, после Мартина. Точнее сказать, того лица, которое может влиять на точку зрения Мартина. Мартин никогда не давил ни на кого, и он был до некоторой степени достаточно внушаем. До некоторой степени. Если ты не напарывался на некий неожиданный внутренний стержень глубоко сформировавшегося внутри него убеждения. Тут можно было Мартину в голову гвоздь забивать, он бы не заметил.
Алан прекрасно понимал, что Дейв не хочет ему отдавать Мартина прежде всего по этой причине. Потому что Мартин был – его. Его, а не Алана. Потому, собственно, несмотря на то, что он пришел сюда с желанием прекратить их отношения, внезапно, он понял, что у него нет повода не доверять Мартину. Все происходило именно так, как он говорит!
У него не было повода не доверять словам Мартина о том, что у них с Дейвом ничего не было. Не было, и не могло бы быть. Хотя о факте взаимного увлечения и интереса сомневаться не приходилось. Но не было бы. Если бы не появился он. Тот, кто отвлек внимание Мартина на себя. Тот, кто стал ему интереснее чем Дейв. Ничего бы и не произошло. Отчасти, он чувствовал и самого себя виноватым за то, что произошло между Дейвом и Мартином. Чувства Дейва были так чудовищно и по-животному предсказуемы. Впрочем, это не мешало ему, при всем при этом отчаянно ревновать к ни с того ни с сего появившемуся сопернику. Потому что чувства Мартина предсказуемы как раз не были. Он очень хотел сказать сейчас Мартину, чтобы тот не льстил себя мыслью о том, что если его не будет, это продолжится. Но сильно не хотел выходить на один уровень действий с Дейвом, ему казалось, он дискредитирует себя этим.
В конце концов, это он сегодня пил чай с миссис Гор, и он, а не Дейв, сейчас торчал кверху жопой, стоя на коленях на кровати Мартина, вместе с ним, куря в окно в полнейшем ****ецовом охуении.
На улице было удивительно темно. И фонарь бил в глаз слишком ярко. Алан посмотрел на часы и с удивлением понял, что уже почти девять. Вот это сюрприз. Он думал, что прошло от силы полчаса с окончания чайной церемонии.
- Мне пора, наверное, - сказал он неуверенно. Вообще он несколько опасался Бэзилдона и того, что ему придется шляться по нему ночью, потому, если уходить, то уходить надо было прямо сейчас.
- Я не хочу, чтобы ты уходил, - сказал Мартин.
- Ты сам сказал, брось меня, - сказал Алан, - я подумал, ты хочешь от меня избавиться.
- Я так не говорил, - на Мартина его манипуляция не произвела ни малейшего впечатления, - я никогда не смогу этого сделать.
Ну что ж, звучало, как признание в любви. К тому же на улице стал накрапывать холодный мелкий дождик. А тут, внутри, в комнате Мартина, было тепло. И вообще было какое-то странное ощущения дома. Он не знал, что будет потом, он просто знал, что остаться было самой лучшей идеей на данный момент. Пусть даже завтра он и проклянет себя за эту идею. Сейчас это определенно выглядело замечательно.
- Оригинальная идея пообниматься, так сказать, в присутствии твоей семьи за стенами кажется мне условно извращенной, - сказал он со смехом.
- А мы тихо, - быстро сказал Мартин, щелчком ловко посылая бычок за соседский забор. Алан хотел было возмутиться подобными манерами, но потом понял, что в противном случае ему придется его или сожрать или бегать по дому выспрашивая всех и вся где ему можно было бы утопить свой окурок, потому повторил маневр Мартина, и Мартин резко закрыл окно, опуская его вниз. Алан схватил его за ногу сразу над коленкой, потому что он явно собирался встать, - и быстро.
- Я с тобой тихо не могу, - хрипловато сказал он.
- Я – мальчик, я найду, чем тебе рот заткнуть, - очень глумливо и очень цинично проговорил Мартин, и дернулся, чтобы освободиться, Алан усилил хватку, потянув на себя, и Мартин, потеряв равновесие, на него упал. Рука Алана при этом не осталась на месте. Он медленно провел ею вверх, гладя бедро Мартина изнутри и чуть сзади, по той штанине, по которой надо было. Внезапный, испуганно-восторженный тихий выдох прямо у самого его уха – сделал ему день, определенно, - Ну или, постелю тебе на раскладушке, тогда…
- Раскладушка слишком громко скрипит, знаешь ли, - Алан нашел его губы, сразу же поняв, что они его тоже искали. Они сцепились в сладкий замок, не в силах разлучиться ни на секунду, потому что на тот момент что они разлучались, у них словно бы отключали истекающий живой водой прозрачный солнечный источник. Их тела начинали жить как только соединялись их губы. Алан засунул свои ладони под пояс светло-голубых джинсов Мартина, так что они теперь лежали плашмя на его пояснице, а точнее немного под. Губы Мартина съехали вниз, к расстегнутой на груди рубашке, точнее прошлись по груди, отчего спина его выгнулась, заставляя его ладони съехать еще ниже, демонстрируя совершенно недвусмысленные желания.
Он себя чувствовал желанным, как всегда. И он себя чувствовал умелым. Это было то, что кроме естественного сугубо физического удовольствия всячески тереться и ласкаться об кого-то, исподволь, где-то очень глубоко, морально подсадило его на Мартина.
Опыта у Алана в этом деле по-правде говоря было ничуть не больше. Он блефовал как подорванный, потому что ему нравился похотливо-восхищенный заинтересованный взгляд, который был адресован ему. Он думал, что скорее всего зассыт от страха и стыда в процессе, но… только потом понял, что он об этом забыл. Все, что они делали казалось ему таким естественным. Не в том, смысле, что его это не заводило, не перехватывало дыхание и не заставляло ерзать весь день на месте при мысли, о том, что может произойти при их следующей встрече. А просто получалось, как-то само. С ним было легче чем с девушкой, потому что он был парнем, и знал, чего хочет он, и Алан прекрасно знал, чего хочет другой парень. То чего хочет Мартин он научился замечать с полувзгляда. Это было нетрудно. Хотел он практически всегда.
Когда Алан стал смотреть на Мартина с сексуально заинтересованной точки зрения, он и сам оказался удивлен тому, насколько все что делает Мартин аппелирует к сексу. Его долгий, немигающий взгляд в упор, то как он облизывает губы, да и даже сама его манера речи, раздражающая при поверхностном взгляде, замедленная, чуть высокомерная, вызывающая, прикрывающая это все невинностью миловидной мордашки и сияющей придурковатой улыбкой… вся эта манера внезапно тоже выстроилась для Алана в одну непрерывную чувственную линию, и он внезапно понял, что это все тоже далеко не просто так. Мартин не то чтобы флиртовал с ними, нет, он не заигрывал с ними и не предлагал себя в традиционном понимании слова флирт, но он заставлял их думать о сексе. И, в некотором роде, говоря прямо, он заставлял их думать о сексе с ним. Черт его знает, понимал ли он это сам, скорее нет, скорее это просто было тем, что шло у него изнутри, из самой его сути.
Он был как кот. Независимый, когда был сыт и доволен, и жадный до ласки. А что бы вам не погладить котика? Он же тут ходит и мурлычет и трется об вас? Ну вы просто полный же урод, если не погладите котика. Не потискаете его, не накормите, это противоестественно человеческой природе! Но вообще – если вы не хотите его гладить, то он не это имел в виду и вообще имел вас и факт вашего существования в виду!
Если уж даже он, Алан, наивно расслабившись, отдал свой мозг на растерзание этому коту, только спустя несколько месяцев поняв, что произошло, то строго говоря, Дейв, с его сугубо животной чувственностью просто инстинктивно шел на этот зов. И, в отличие от Алана, Дейв точно не страдал приступами рефлексии и мучениями уязвленного самолюбия от факта того, что оно вынуждено униженно и растоптанно следовать сексуальным позывам своего хозяина. Дейву на это было точно насрать. Дейв даже не видел, что этот гребаный сексапил предназначается вовсе не ему одному, Алан прекрасно видел, что Флетч действует как абсолютно завороженный, он видел как Дэн, достаточно скептически настроенный к Мартину, в сердцах не раз матерящий его как бестолкового мямлю, зачарованно повторял за ним слово в слово то, что тот ему говорил, и чувствовал себя при этом счастливым. Это был какой-то своего рода массовый гипноз.
Только он, Алан страдал больше всех. Потому что у них, в отличие от него, это все не соединялось в восприятии с воспоминанием об ощущении голой кожи на голой коже, судорожного дыхания-всхлипа, дрожащего в унисон с его перевозбужденным членом, быстрого-быстрого биения сердца под своей рукой, стонов, взрывающих ему мозг, словно тринитротолуол. Только Алан страдал от того, что в ответ на длительный, немигающий хищный взгляд из-под светлых, длинных, полуопущенных ресниц и удивленно полуоткрытый все еще слегка припухший от вчерашних поцелуев рот, он отчаянно хотел аккуратно и цинично положить это тело на звукооператорский пульт и сделать с ним то, что с ним надо было сделать.

***

И тем не менее, они вынуждены были прервать поцелуй. Алан стоял посреди комнаты в позе «пенальти» и глупо улыбаясь прикрывался пластинкой «Stooges» «Идиот» в районе не слишком неожиданной эрекции. Мартин играл в хорошего мальчика и маменькиного сынка, и он не мог отказать себе полюбоваться на это шоу образцового лицемерия.
Ах, коллега так далеко живет, ах, в Бэзилдоне ночью так опасно! Он с умилением наблюдал за наволочкой в цветочек на раскладушке, и даже пару раз пытался помочь миссис Гор, перекладывая «Идиота» из одной руки в другую, Мартин отчаянно кусал губы, чтобы не расхохотаться в голос, уж он-то в отличие от миссис Гор страсть Алана к творчеству Игги Попа понимал как никто в этот момент. В общем, когда они наконец собрались, устроились и выключили свет, Алан чертыхаясь вскочил к двери поворачивая ключ, и без лишних разговоров плюхнулся в кровать к Мартину, под одеяло, молча хватая его и заваливая на себя, продолжая ровно с того места, с которого они прервались.
С утра они вскочили от третьего звонка будильника, матерясь и собираясь на ходу, на ходу хватая что-то пожевать и влезая в куртку. Флетч ждал их на углу, по пути к станции, нетерпеливо меряя шагами узенькую бэзилдонскую улочку. Точнее, ждал Флетч Мартина. Увидев Алана он слегка удивился, брови его изогнулись вопросительно, но не было времени разводить светские беседы, электричка уходила через десять минут, да и сонный и злой, вытащенный из теплой постели Алан был не в настроении поболтать, потому буркнув Флетчу что-то что условно можно было принять за приветствие, он сунул ему руку, Флетч коротко ее пожал. Так же молча пожал руку Мартина и буркнул им обоим:
- Быстрее, опаздываем.
И почесал вверх по улице.
Флетч шел благородной длинноногой иноходью, Мартин рядом двигался как-то вприпрыжку. Алан шел меняя аллюр с одного на другой, пытаясь приспособиться к их скорости, получалось плохо в обоих случаях, в общем, пока они добежали до поезда он так измотался, что отрубился, только лишь коснувшись задницей сиденья, и счастливо проспал на Флетче всю дорогу. Мартин, сидя напротив, надвинул кепку на нос и уткнулся головой в окно.


****

Я хочу видеть, как ты вписываешь себя в славу,
Я хочу чтобы твои прикосновения оставили на мне шрамы,
Так я буду знать, где ты был.

Картины прошлого, одна ярче другой накатили на Алана как-то совершенно внезапно. Вроде бы он сидел тут, в офисе Миллера, расслабленно раскинувшись в кожаном кресле, и вроде бы помнил кто он и какой сегодня день. Но алкогольное тепло, растекающееся по его телу, дало отличную смазку поневоле обрушившимся на него воспоминаниям, и они проникли внутрь и расцвели пышным цветом.
    Голос Миллера убаюкивал. Он рассказывал о разводе Мартина и всей санта-барбаровской котовасии. О том, как и за что, Мартин уволил своего музыканта, и как тот сбежал к Дейву, и тот его радостно ухватил. О быте и нравах калифорнийской деревни и об отжогах мистера Гора. Алан расхохотался над всей этой душераздирающей историей. Нет, это было совершенно не по-товарищески, и уж точно не по-мужски, но он отчего-то удивительно обрадовался тому факту, что Мартин развелся с Сюзанной. Он даже не слишком разделял обеспокоенность Миллера о том, что Мартин запил горькую, а в случае с Маэстро – ЭТО о чем-то точно говорило. Он в жизни не вышел на сцену не приняв на грудь пары бутылок вина, и то в лучшем случае, он объяснял, что так ему не было страшно.
- Ты что, людей боишься? – спрашивал его Алан.
- Нет, - доверительным шепотом отвечал Мартин, - я просто…я, понимаешь,…я боюсь.
Алан смеялся, пока сам не увидел на нем, что такое приступ панической атаки, до сердечного приступа и обмороков, и после этого решил, что пусть уж лучше пьет. Тем более как правило по нему это не было особенно заметно. Ни по кому из них, никогда не было это особенно заметно, особенно по молодости.  Алан всегда гордился собой, и своей компанией за это, но иногда всерьез задумывался об этом с другой стороны, так ли адекватно они себя в принципе вели будучи трезвыми.
  Миллер рассказывал о так называемом дележе имущества и смертельной битве за детей, причем  выигрыш был далек от стороны Мартина:
- Надо быть идиотом, чтобы разводиться в Калифорнии! – сказал Алан.
- Я именно так и сказал, - кивнул Дэн, - Мартин ответил, что надо быть идиотом, чтобы родиться Мартином Гором. Я не нашелся что ответить.
Алан начал ржать. Он ничего не мог с собой поделать. Он хохотал до слез, сгибался пополам, запрокидывал голову назад, бился о мягкую спинку кресла. Он, наверное, лет десять так не смеялся, а может быть даже больше. Ему даже плохо стало с непривычки. Перехватило дыхание и заболел живот.
- Налить тебе еще? – спросил Миллер заботливо.
- Давай, - пытаясь отдышаться сказал Алан.
- Вообще, я был крайне удивлен, что он о тебе заговорил, - внезапно тон Миллера стал предельно серьезным, - Джонатан говорил мне как-то, ну чуваки рассказали, которые с Мартином по кабакам сантабарбаровским шляются, что он вообще запретил им твое имя упоминать при нем.
- Во-от как… - протянул Алан. Возможно, Миллер боялся его этим задеть, но он лишь странно ухмыльнулся. Вот как. Значит ему все еще не все равно. Кажется, Алан зря убедил себя в том, что все давно закончилось, - Хеее…. – сказал он, - как интересно. Значит он попросил тебя поговорить со мной, да?
   Или алкоголь был такой забористый, или внутри него начало формироваться странное забытое ощущение немотивированного идиотского восторга.

***

Три слова.
Эти три слова, сломали его.
Сломали его мир, разбили хрупкое ощущение счастья, спокойствия и доверия. Разорвали ему внутренности и мозг. Выбили почву из-под ног. И попросту, его убили. Всего лишь три слова.
   Мартин вошел в студию, было рано, никого еще не было, и сообщил, даже не поздоровавшись, в лоб, не поднимая глаз:
- Я переспал с Дейвом.
Будь Алан умнее, он бы отреагировал иначе. Будь он равнодушнее, он бы отреагировал иначе. Он не смог быть ни умнее ни равнодушнее, он молча наотмашь ударил Мартина по лицу. Мартин отлетел к стене, и так же молча, пулей вылетел обратно в дверь, на улицу.
- ****ь, - сказал Алан сам себе.
Он автоматически дошел до своей куртки, дрожащими руками вытащил пачку сигарет и зажигалку, и вышел покурить в туман под моросящий дождь. Он долго стоял с незажженной сигаретой во рту глядя в одну точку. Он раньше не знал, что бывает так больно. Вроде бы, они никогда ничего не обещали друг другу с Мартином. Вроде бы они точно знали, что оба независимые и взрослые мужчины, и у каждого есть право быть собой. Но, ****ь, это было так больно, что у него разрывало кишки. Да еще и Дейв. Ну ****ый в рот. Спустя минут пятнадцать он попытался закурить намокшую сигарету, но это у него не получилось, он чертыхаясь кинул ее на газон и полез за другой. То, что капли дождя скатывались у него по лицу с волос, его мало волновало. Он не знал, чего он хотел сейчас больше, убить Мартина, убить Дейва, или сдохнуть самому.
   Первая нервная затяжка немного вернула ему ощущение реальности, и он хотя бы немного стал видеть, что происходит. Мимо него прошел Флетч. Кажется он что-то ему сказал, но слух к Алану еще не вернулся. Он еще раз затянулся, Флетч обернулся и подошел к нему:
- Ты чего тут мокнешь? – спросил он Алана. Алан хотел ответить, но судорогой свело рот. Он молча протянул Флетчу пачку сигарет. Флетч с удовольствием угостился, закурил от зажигалки, отвернулся, потом резко повернулся и уставился на Алана как баран на новые ворота, у него даже отвисла нижняя челюсть:
- Ты чего, ревешь что ли? – спросил он удивленно, - случилось чего?
- Нет, это дождь, - сказал Алан, внезапно поняв, что Флетч был прав. Потому что отчаянно щипало глаза, - Или… - он шмыгнул носом, - дым чтоли…в глаз попал….
- А где Мартин? – спросил Флетч.
Алан не нашелся, как ответить.
Он пожал плечами.
- Когда я с тобой, малышка,
Мне сносит крышку,
Мне просто всегда нехватает,
Мне просто всегда нехватает – жизнерадостный голос Дейва напевающего хит Винса  огласил серую дождливую улицу.
- ****ь, - снова сказал Алан. Сегодня это слово явно вознеслось в вершины его хит-парада на сегодня.
- Здорово, Дейв, - Флетч протянул ему руку.
- Здорово, Энди, Здорово, Эл! – Алан сделал вид, что не заметил протянутой ему руки Дейва и учтиво кивнул, старательно раздвигая губы в гримасу, которая по его мнению должна была изображать дружественную улыбку.
- Я слышал, твоя футбольная команда вчера проиграла, - заявил Дейв, сам ухохатываясь от собственной искрометной по его мнению шутки.
    Чертов эссекский пидорас, он просто светился счастьем изнутри! Алану очень хотелось приложить его круглую, сияющую физиономию об асфальт. Но ему не очень хотелось посвящать Энди в детали своей интимной жизни, а в том факте, что Дейв молчать не станет и выпалит все что знает и даже то о чем представления не имеет – он не сомневался также как в том, что его зовут Алан Чарльз Уайлдер.
- Ничего, - произнес он сквозь зубы, - в следующую игру отыграемся.
Дейв снова громко захохотал, скаля зубы.
- Мечтай-мечтай, - сказал он, - А где Мартин?
Определенно это был второй по популярности вопрос на сегодня.
- Я здесь, - тихо сообщил вынырнувший из тумана Мартин. Он ни с кем не поздоровался, прошел мимо не поднимая глаз. Алан снова почувствовал как его что-то ударило в живот. Господи, напиться и забыться. Как он сегодня будет работать? Как он будет разговаривать с Мартином? Как?! Черт, надо валить из этой чертовой группы, пока не поздно. Если бы он только знал, чем это все обернется. Нет, он подозревал, но наивно думал, что у него будет больше времени. Во много раз больше времени.
   Дейв жизнерадостным щенком поскакал за удаляющейся фигурой Мартина, сразу же потеряв интерес к товарищам, продолжая напевать Винскларковский хит на все, ****ь, времена:
Мы скользим и соскальзываем,
Когда начинаем любить,
И мне просто видимо не достаточно,
- Господи, какой извращенный бред, - сказал Алан.
- Мы знаем, - сказал Энди.
- Он трезвый писал? – спросил Алан.
- Мы не знаем. Но это лучше чем, «Эй, ты такой красивый мальчик, Кэ-рэ-а-эс-и-вэ-ы-й…»
- Хааа…. –Алан рассмеялся, - как хорошо, что я не был знаком с вашим творчеством до того, как к вам пришел.
- Мартин полагает, что ты врешь, - холодно заметил Энди.
- Эй, чуваки, пойдемте уже что-ли? – обернулся прямо от входной двери Дейв.
- Мы идем, - сказал Энди, - пошли, хватит гулять.
И направился в студию.
Алану ничего не оставалось делать. Не мог же он стоять тут вечно.
   Мартин в сердцах швырнул куртку на кресло, и рванул по лестнице вверх бегом. Дейв подорвался за ним прямо в верхней одежде. Алан повесил свою куртку, поколебался, пару минут, пока Энди разматывал шарф, и занудно складывая его в ровный рулон чтобы положить полочку. Алан подошел к креслу, взял куртку Мартина, педантично и медленно поглаживая, стряхнул с нее капли воды, расправил в плечах, и аккуратно повесил на вешалку.
  Энди искоса удивленно наблюдал за ним:
- Там дождь. Не высохнет. Иначе. – Зачем-то стал оправдывать свои действия Алан. Судя по лицу Флетча – зря. Он покраснел.

***

Я хочу, чтобы ты смотрел, как я сгораю в огне
Я хочу список отвратительных вещей, сделанных во имя тебя,
Я хочу протянуть руку во тьму, и почувствовать что оттуда протянет руку мне

Миллер уехал в Берлин на неделю.
Они в студии были одни. Вчетвером.
Алан надел наушники. Это избавляло его от необходимости имитировать какого-либо рода социальные интеракции. Дейв по-прежнему светился и нездорово сиял. Чисто технически это было хорошо, потому что его голос еще никогда не звучал так нежно, вдохновенно и звонко. Алан даже заслушался.
     Мартин меланхолично бухал пиво в углу. Тихо, спокойно и методично. Уперши свой взор в потолок и оборотивши к Алану свой точеный, до болезненности эротичный профиль. Эта картина сводила с ума. Алан не нашел в его чертах ни капли сожаления или раскаяния. Нет, ясное дело, Мартин не был радостен и счастлив, но виноватым он себя тоже не чувствовал. Даже обида на Алана, которую он немудрено что чувствовал, выражалась у него на лице каким-то высокомерным презрением.
    Алан был зол как черт. У него просто все клокотало внутри. Он был зол на Мартина за его маску полнейшего похуизма, за нежелание сделать хотя бы что-то для их отношений. У него на лице было написано, что он и не собирается просить прощения. И он был зол на себя, что дал ему пощечину, потому что этим он подставил сам себя. Март теперь может легко впасть в обиду, и элегантно махнув хвостом перед носом Алана, срулить к Дейву. И дать этому малолетнему полудурку восторжествовать. Божественно! Прекрасно! Его поставили перед отличным выбором: проиграть или… проиграть! Спасибо, Март. Большое спасибо тебе за все, Март. И это все, чего стоило это чертово доверие, все чего стоили их усилия, все чего стоили их отношения!?
    У него было чувство, что его втоптали в грязь. ****ь. Да, кто угодно на свете, только не Дейв. Он ненавидел Мартина в этот самый момент. Но он не мог проиграть.
  Зевнув, Мартин встал и отправился по своим делам вниз. Энди попросил его зайти по дороге в кабинет Миллера и принести ему папку. Все знали, что когда Энди садился за стол, поднять его мог только подъемный кран.
- Конечно, - сказал, Мартин.
И Алан решился. Он снял наушники и проследовал вниз за ним. Он никогда бы не сделал этого больше никогда, но в данный момент – решалась его жизнь. И пусть он проклял себя потом за это, но он это сделал. Он подошел к Энди и сказал ему на ухо, чтобы он всеми правдами и неправдами задержал Дейва, потому что ему ****ец как смертельно нужно поговорить с Мартином наедине. Даже если Энди и удивился, он не подал виду и сказал:
- Без ****ы. А…у тебя точно все в порядке?
- Да. То есть, нет. Пожалуйста, Энди, мне это важно. Мне нужно с ним поговорить, а я не знаю, как это сделать.
- Мордобоя не будет? – строго нахмурился Энди.
- Ничего такого, о чем тебе бы следовало волноваться, зуб даю.
- Ладно, - недовольно сказал Энди, - если чо услышу – пасть порву. Обоим.
- Можно я поцелую тебя в щечку?
- Дитынахуй…
Алан все-таки ткнулся носом в щеку Энди чмокая губами в воздухе. Просто потому что сложно было избежать этого искушения.Он подождал на верхней ступеньке, пока дверь кабинета Дэна закроется за Мартином, и ловко съехал по перилам вниз. Рванул на себя дверь кабинета, закрыл ее и встал растопырив руки, так, чтобы ясно дать понять Мартину, что он оттуда не выйдет.
     Мартин стоял, растерянно обзирая шкаф с папками, в поисках нужной.
- Ударь, - сказал Алан.
Все еще не глядя на него, Мартин красноречивым жестом предложил ему как минимум отъебаться.
- Серьезно, - сказал Алан, - Март, учитывая сложившуюся ситуацию, знаешь, я просто физически не могу попросить у тебя прощения. Мне кажется это глубоко противоестественным. У меня речевой аппарат парализует, ну, ты понимаешь…
  Странно, но Мартин кивнул. Все также, в профиль. Но слушал.
- Потому я ничего не могу тебе сказать, - сказал Алан.
Нормальный человек бы сказал, а хуле ты приперся тогда, но Мартин слабо подходил под это определение. Он повернулся к Алану и уставился на него в упор.
- А я…думаю, что, - внезапно сказал Мартин, совершенно не агрессивно и не нагло, но как-то патологически уверенно, - я, как-то не вправе просить прощения.
     А вот это было уже даже интересно.
-  Я бы мог сказать, что я этого не хотел, был пьян, или это случайно получилось, но ты знаешь, это на самом деле не так, - все также ровно продолжил Мартин, -  В общем, ты знаешь сам, что я знал, что я делал. Это не значит, что я горжусь этим, пожалуйста, не подумай, что я хочу это сказать.
    Ей-богу, приступы патологической откровенности Мартина были еще хуже чем приступы его патологического вранья. В первый раз в жизни Алан понял, что он предпочел бы ничего не знать. Ну, или по-крайней мере, предпочел бы слезливое и сопливое трогательное раскаяние и пару лживых обещаний. Когда он смог расцепить челюсти он спросил только одно:
- И что ты предлагаешь мне делать со всем этим?
Мартин пожал плечами.
Алан очень не любил вести себя по-бабски, но не нашел другого выхода:
- Он тебя не любит, - сказал он.
- Я знаю, - сказал Мартин. Его не впечатлило, как видно.
- Не потому что он не любит тебя, а потому что, блин, он никого не любит кроме самого себя. Может быть, я плохо тебя знаю, после того, как мы спим вместе полгода, но ты, кто угодно, только не гребаный альтруист. Хотя, тебя сам черт не раскусит…
- Ал, понимаешь, нам не всегда дано право выбирать.
- Чушь собачья! Я всегда выбираю свою судьбу сам, уж по крайней мере, находясь в здравом уме и светлой памяти, я отдаю себе отчет с кем я собираюсь переспать и почему!
- Ты прав, - сказал Мартин, - но это не совсем так. Ты совсем не все можешь…выбрать… решить…не…все. Это…просто…происходит, потому что так должно было быть. Я..знаю что я сделал, но это…это не то, что я…вправе…решать.
- Мартин, это была самая нелепая отмазка, которую я когда-либо слышал. Ты бы хотя бы потрудился бы что-нибудь придумать?
- А зачем? -  спросил Мартин.
- Ради наших отношений. Ради уважения к ним. Если они тебе хоть чего-то стоят. Стоили.
   Глаза у Мартина заблестели слезами, он наклонил голову. ****ый в рот, да скажи же ты хотя бы что-нибудь?! Алан сам едва держался. Он не знал что ему больше хотелось сделать отчаянно разрыдаться или еще раз вмазать Мартину по физиономии. И то и другое было одинаково паршиво.
- Давай, - сквозь зубы прошипел он, - я был неправ. Извини. Черт тебя дери. Извини меня, я не должен был давать тебе пощечину, это против правил. Давай, подойди и сделай то же самое. Мы будем квиты, и спокойно разойдемся. Прояви свое уважение ко мне хотя бы так!
- Хорошо, - сказал Мартин.
  Алан на всякий случай как-то автоматически закрыл глаза. Потому пропустил тот момент, когда Мартин, встав на цыпочки, подхватил его лицо в ладони и нежно поцеловал его в губы. Никогда еще в жизни Алан не бывал так шокирован поцелуем, сказать по-правде. Легчайшее прикосновение пронзило его током по оголенным нервам, заставив ослепнуть, оглохнуть, и не чувствовать телом ничего кроме острой боли, от губ до самых кончиков пальцев на ногах. Он чуть не заорал от этого прикосновения, но через секунду оно сменилось сладостной истомой, и он уже не в силах был открыть рот. Он не в силах был оторвать свой рот ото рта Мартина, пропуская тот момент, когда он чисто автоматически начал отвечать на поцелуй. Это было неправильно и педагогически неверно. Это все этот чертов вкус их поцелуя, который подсадил на себя как на какой-то наркотик. Алан возбуждался даже при воспоминании этого вкуса у себя во рту. Это все это чертов запах кожи, едва слышимый, но так напоминающий о том, что приносило ему оргазм почти каждую ночь. Он подхватил затылок Мартина, скользя пальцами по короткостриженному затылку и зарываясь пальцами в курчавые волосы, не то, что бы автоматически, он просто знал, что это это безумно торкает Мартина, а ему почему-то хотелось, чтобы его торкало, когда он рядом с ним. Ему хотелось, чтобы он попал от него в зависимость. В зависимость от его внимания, в зависимость от его настроения, в зависимость от его ласк. Его заводила мысль об этом. Его заводила мысль, что Мартин зависим от сексуальных взаимоотношений с ним. Эта ниточка, за которую он мог потянуть, обещанием ли ласки, или угрозой ее не дать. Невидимая связь, которая простиралась далеко за пределы одной комнаты. Она заводила сильнее, чем, быть может, самое искреннее заверение в самой горячей любви. Это была власть и контроль.
   А может быть…может быть и… *** с ним, с Дейвом? Что он сделает, чтобы отобрать у него Мартина, кроме того, что уже сделал?  Догадается, как с помощью секса можно им управлять? Да ему и в голову это не придет. Он отпустил голову Мартина, когда тот спустился по его шее, туда, куда позволяла расстегнутая рубашка, ежась от кайфа. Какой смысл ради принципов отказываться от хорошего регулярного секса? Как говорит известная пословица, если он сам добровольно и выкинет Мартина из своей постели, так это только для того, чтобы трахнуть его на полу.
   Мартин совершенно искренне растрогал его тем, что опустился перед ним на колени. Он по-прежнему ничего ему не сказал, просто опустился на колени и обхватил его талию. Это было очень трогательно. И заставило Алана искренне расчуствоваться, и даже простить. Вообще если бы его так сильно не волновало то, что в такой позе наверняка утыкалось Мартину под подбородок, он бы так и стоял, завороженно глядя на коленопреклоненного Мартина. Но оно его очень волновало.

***

В новом кабинете Миллера. В новом офисе Мьют. Спустя где-то лет двадцать после этого памятного события, вспоминая этот эпохальный поцелуй Иуды, Алан снял пиджак, и кинул его на тот самый диван, где примерно через полчаса после того момента их  с Мартином и застал Флетч, полуголых и с упоением лижущихся, с нужной ему папкой где- то приблизительно где-то под жопой Мартина. Не то что бы они всерьез собирались заниматься сексом в кабинете Миллера, но просто они как-то никак не могли остановиться.
   Он раньше и не знал, что Энди умеет так вычурно выражаться. Смысл его выражений в целом сводился к «Чтобы я, ****ь, еще раз, тебя, Алан, прикрывал. Поговорить, он, сука, пошел! Разговорчивые, вы *****, мои…коммуни-*****-кабельные…» но конечно, это было во много раз непередаваемо более красиво в его исполнении. Кажется он наградил их парой пинков под зад, Мартин просто громко ржал, потому что ему все это показалось удивительно смешно, Алан тоже не обиделся, потому что заслушался. Алан посмотрел на камеру в углу нового кабинета Миллера и внезапно заржал. Он никогда еще не был так рад недоразвитости техники в начале восьмидесятых, как сейчас. Он представил себе восторг Миллера, узнай он историю своего потрепанного дивана. И это рассмешило его еще сильнее.
  Миллер не понял внезапного приступа его веселости.
- Послушай, Даниэль, -  внезапно сказал Алан, - Я тут вспомнил. Знаешь, мне как-то Март сказал, что я не понимаю, но на самом деле… у нас далеко не всегда есть выбор. Я ему не поверил тогда. Ну, у меня были свои, личные причины ему не поверить. Но я сейчас начинаю думать, что, наверное, он был прав.
- Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил Дэн, пристально глядя на Алана через очки.
   Алан залпом допил виски, шмыгнул носом, ухмыльнулся, и посмотрел на продюсера:
- Знаешь, в чем правда, Дэн?
- В чем?
- Правда в том, Дэн. Что на самом деле, я ведь сделаю все, о чем он меня попросит.
Лицо Миллера мгновенно окаменело, и приняло традиционный рабочий вид, кажется, с этого момента моральные колебания Алана перестали его волновать:
- Это значит «да», и мы договорились, Алан? – уточнил он.
- Это значит «да», и мы договорились, Дэн.

****

Творчество, и секс.
Все строилось на этих вещах. Это то, что держало их вместе. Алан только не всегда знал, где начиналось одно и кончалось другое. То, что делал Мартин захватывало его изнутри, пусть он и не говорил ему этого никогда. Его поддевало под больные места каждое его слово. Каждая нота. Он знал, о чем каждое слово каждой песни, правда, он также знал, что Дейв думает, что каждое слово в каждой песне о нем. Он просто знал, что это не так. Он считал откровенность Мартина неприличной. Но она заводила. Он имел секс. Остальное время он рисовал образ идеальной любви. Их идеальной любви. Все началось просто. С исследования новых образов и звуков. С поисков поэтического стиля и звучания в целом. И чтобы он, еб его мать, знал, когда это перешло в завораживающее исследование Мартиновской сексуальности. И в мечтательное воплощение его эротических фантазий об их любви.
    Он видел, что нарисованный им образ завораживает Мартина. Он лучше других знал, что Мартина мало что интересует в этой жизни, кроме музыки, и эротомании, переходящей в острых своих приступах в отчаянную и неудовлетворимую жажду любви. Правда полная атрофия восприятия социальных норм и стереотипов сильно усложняла для него процесс вступления в отношения. И это наверное было хорошо, а то он бы в студии вообще не появлялся. Алан вообще подозревал, что если бы не их сугубо творческая заинтересованность друг другом, они бы никогда не смогли продержаться вместе и полгода. Однако, он…влюбился в их любовь, нарисованную им самим. И он заставил Мартина в нее влюбиться. Это самое большее, что он мог для них сделать.
    Первое, что он сделал, это слегка подставил Мартина, впрочем.
Это была его маленькая месть за измену с Дейвом. Ну, он имел на нее право. Раз они оба согласились на эти правила игры. После их предварительных облизываний, Мартин был в таком состоянии, что согласился бы на все что угодно, и он прекрасно это знал. Он предложил ему снова «поиграть». Как правило это значило, заняться чем-то большим чем просто секс.
   Мартин посмотрел на него так, что он понял, что тот готов ему отдаться в ближайшей подворотне в самой непристойной позе. Его глаза убийственно сияли. Словно изумруды в брильянтах на солнце. На лице его, во всем его теле читалась одна членораздельная мысль «Я хочу тебя сейчас же». Она у него почти всегда читалась. Но сейчас совершенно непристойно.
   В свою очередь, Алан сделал все что мог и даже больше. Он сделал все от души. Ему никогда так не хотелось доказать и утвердить свою власть над этим телом. Он заставил его биться под ним, едва не сорвать голос под ним. Он чувствовал запах восторга, наклоняясь, чтобы очередным засосом оставить на его теле еще чуть больше отметок, чем он бы мог, он чувствовал запах кожи и адреналина. Это было чертовски не по-товарищески так думать, но в этот момент он понимал, что о лучшей шлюхе он, в тот момент и мечтать то не мог.
     Он поставил Мартина на колени, заставляя у себя отсосать самым наверное наигрубейшим образом. Он надел на него наручники, оставив руки за спиной, и сделав Мартина еще более беспомощным, чем он мог бы быть, оказавшись между его раздвинутых ног, абсолютно голый, на коленях, до боли вцепившись ему в волосы, и изо-всех сил насаживая на свой крепкий ствол. Ему нравилось, что несмотря на то, что Мартин уже раз пять едва не подавился его ***м, он не демонстрировал ни единой попытки каким-то образом защитить свою жизнь от вполне явной опасности. Он отлично отрабатывал свою роль. Это заводило, черт возьми, почти как и мысль о том, что бы случилось с Дейвом, если бы он увидел это после празднования своей мнимой победы.
    Он минут пятнадцать зачарованно наблюдал за тем, как его член скрывается во рту любовника. Вытаскивая его только за тем, чтобы медленно и сладострастно отшлепать им по нижней припухлой губе, услужливо приоткрытого, чтобы угодить желаниям хозяина рта. Чтобы увидеть, как язык облизывает головку, подхватывая снизу, обводя вокруг, скользя прямо по впадине посередине, потом, потираясь об него щекой. И чтобы потом опять всунуть его до отчаянного всхлипа, и попытки вырваться из его жесткой хватки. Впрочем, он был уверен, что ему нравится то, что он с ним делает. Иначе он не делал бы это ТАК хорошо. Он никогда не знал, насколько хорош Мартин был в постели с женщинами, но он бы мог поклясться здоровьем всех своих родных, что этот засранец, от природы слишком хорошо знал, как надо обращаться с ***ми.
Он развернул Мартина навзничь на кровати,  бесцеремонно засовывая ему в рот средний и безымянный пальцы левой руки, заставляя обращаться с ними так же со своим членом, мягко и ритмично засовывая их внутрь. Он облизал его грудь и шею, он знал, это заводит. Он сменил свой язык на сознательно неаккуратно и беспощадно щиплющие пальцы на его соске, заставив против воли сжать зубами его пальцы, за что он совершенно безбоязненно хлопнул Мартина по щеке. Сейчас было можно.
  - Ты - моя шлюха, - не мог он жизнерадостно не сообщить, присасываясь к его губам. Они только поддавались в ответ, заставляя его углубить поцелуй, закрепляя свое право на владение. Он спустился вниз, продолжая подвергать длительной и целенаправленной пытке его соски. Губы сменялись языком, снова сменялись пальцами, и снова губами. Единственное, что Алан не смел трогать, так это член Мартина. И вовсе не потому что у него не было желания взять его бархатистую тяжесть в рот, просто ему нравилось ощущать отчаяние тела Мартина, понимающее, что ему не получить разрядки привычным и ожидаемым способом. Он был готов делать все что угодно, чтобы держать Мартина в этом состоянии как можно дольше. Он хотел его, с каждой секундой все больше, не в силах этого скрывать, не в силах этого контролировать. Очень хорошо, что он сковал его руки наручниками, иначе, это веселье закончилось бы уже очень давно.  У Мартина бы просто не хватило бы силы воли.
    Алан тоже был возбужден до крайности, но его желание измотать Мартина вконец, держало его в некоторых рамках. Ему нужно было оставить на нем следы, ему нужно было заставить его унижаться перед собой, ему нужно было заставить умолять, целовать свои ботинки, и прося его трахнуть. Ради этого, он был готов вытерпеть не только созерцание твердого, возбужденного и истекающего желанием члена Мартина. Ради этого он бы вытерпел бы пару пыток самой Святой Инквизиции. Он вцепился в Мартиновский сосок ртом, присосался как вампир, едва ли прикрывая зубы от соприкосновения с возбужденной плотью.
     Он знал, что это уже далеко не приятно, то что он делает. В смысле, далеко за той степенью, которую бы можно было бы характеризовать словом приятно. Другое дело, что то количество эндорфинов, что должно было наполнять тело Мартина к этому моменту уже искажало восприятие стимулов настолько, чтобы принимать боль за удовольствие.
     Он кричал уже сам не зная толком чего прося от Алана остановиться или продолжать, он уже сам этого не знал.
     Впрочем Алану все сложнее было контролировать что происходит, потому что его собственная плоть напоминала хозяину, что таким образом она может закончить все так и не начав. Он поднял раздвинутые бедра Мартина на себя, пользуясь его возбуждением, вошел в него полностью, заглушая сдавленный стон Мартина хриплым, своим. Он едва принял его целиком, ему далось это с явным трудом. Парень внизу не мог оттолкнуть Алана или придержать, потому что руки были скованы за спиной, крупные капельки холодного пота и зажмуренные в отчаянии глаза, все что он видел, но черт его дери, это его заводило, и он не стал останавливаться. Чувствуя, как с каждым медленным толчком тело на нем расслабляется и поддается, но это чертово напряжение сначала, и гримаса боли слишком завели Алана, чтобы тупо удовлетвориться дальнейшим стандартным внуренним массажем для обоюдного удовольствия.
     Он сам не знал, как догадался, и что стукнуло его по голове в эту секунду. Перекоротило наверное что-то. Он просто хотел, чтобы это ощущение повторилось. Алан схватил рукой Мартина за шею. Не прекращая своих движений внутри,  придавливая большим и указательным пальцем сонные артерии, понижая возможность кислороду проходить в мозг. Черт, это было приятно по сразу нескольким причинам. Он чувствовал испуг Мартина, то, что тот не мог контролировать, его тело снова судорожно сжалось на нем, он отпустил руку, не в силах оторвать взгляд от лица Мартина. Тот, однако, ничего не говорил ему. Если только все еще находился в сознании.
     Он проверил это снова пару раз шлепнув Мартина по щеке, Мартин возмущенно послал его на ***, как нельзя лучшим образом убедив его в том, что он находится в полном порядке. Алан склонился над ним сильнее, благодарно целуя в рот, но трахая его все сильнее и быстрее.
    Он хотел снова чувствовать этот контроль над тем, чего контролировать нельзя. Он продолжал целовать Мартина, одной рукой закидывая его коленку себе на плечо, другой, фактически снова сжимая его шею, чуть слабее но на более продолжительное время, заставляя картинки мира значительно видоизменяться в глазах Мартина.
  Он не знал, слышал ли Мартин его отчаянный вой:
- Ты-мой, ты принадлежишь мне, - потому что глаза его с трудом фокусировались.
 Он знал, что надо прекращать, потому что он больше не контролировал себя.
- Давай, - Мартин простонал из-под низа, из того ****утого клубка из тел, что они из себя представляли, - доделай что делал! Твою мать, ты дашь мне кончить сегодня?
- Дам, - рявкнул Алан, скатываясь с него разом, разворачивая Мартина животом вниз, так ему будет проще. Трясущимися руками расстегивая наручники, под аккомпанемент стонов Мартина, у которого явно затекли руки, и резко рванув прицепил их за изголовье кровати, даже будучи в таком сумасшедшем состоянии замечая, как кожа на запястьях порозовела и стерлась, - когда посчитаю нужным!
    В общем, не мудрствуя лукаво, стоило бы отметить, что кончить он ему дал. Очень энергичной долбежкой, он засунул ему снова пальцы в рот, заставляя вцепиться зубами в свою руку, заставляя кончить без помощи рук, только от того, что он его трахал. Ну…это в общем не так страшно, что у него тоже оказались содрана кожа на пальцах, в конце концов, это даже было честно.
   Нужно ли говорить, что когда он узнал, что Мартин с Дейвом подрались в студии на кухне, на следующий день, он был в экстазе. Подрались именно после этого всего, потому что Дейв может быть будучи дурачком во всех иных ипостасях, в этой дурачком не был, и точно понял причину засосов, и краснеющих нарывов на запястьях Мартина.
   Энди, который их растащил по разным углам, как котов, тоже понял. Понял даже больше чем должен был понять. Алан в первый раз в своей жизни увидел такую откровенную ненависть во взгляде человека, обращенную к себе.
  Ничего, переживем и это.
   У Дейва случилась сущая истерика. Когда он понял, что у него отобрали его игрушку. Он перевернул половину студии вверх дном, обложил всех отборнейшим матом, и пошел в коридор, демонстративно из коридора стал названивать Миллеру, и говорить, что он уходит из Депеш Мод. Удар предназначался одному светловолосому курчавому перцу в углу, который едва фокусировал взгляд на данный период времени, и находился в чистейшем анабиозе от укурки, но вздрагивал периодически, когда до него доходил смысл сказанных Дейвом слов. И тут Алан с ужасом понял, что у Дейва тоже есть ниточка, с помощью которой он может управлять Мартином. И сложно на самом деле предсказать, что может оказаться сильнее в управлении Мартином.
- Депеш Мод не будет существовать без Дейва, - сказал он патологически спокойным и ровным голосом, тем же вечером, когда они шли к Алану домой, и когда Алан в сердцах посоветовал ему послать Дейва на ***, и положить уже конец этим чертовым истерикам, которые проникали в его, Алановскую жизнь, все глубже и глубже.
- Депеш Мод не будет существовать без тебя, - ответил он Мартину.
- Я чувствую себя вправе принимать такие решения, - сказал Мартин, - И я… я все-таки  надеюсь, что несмотря ни на что, мы найдем возможность продолжать.
- Да, я как-то, наверное, именно этого и боюсь, - сказал Алан,  - что МЫ ее найдем.
  Он подчеркнул слово «мы», он имел в виду, что он даже и не сомневается, в том, что Мартин найдет способ убедить Дейва, и он даже знал какой. Этот проклятый Депеш Мод заражал сумасшествием всех, кто его касался, даже сам Алан, никогда не сомневавшийся в собственном рационализме подозревал, что какая-то неведомая сила уже начинает его толкать делать совершенно не то, что ему казалось делать правильным. И он уже запутался в своих поступках как в лабиринте Хэмптон Корт, и потерял выход.
- То есть получается так, - сказал он, хохотнув, -  Каждый раз, когда Дейву захочется получить что-то от Мартина, ему достаточно будет немного пошантажировать его своим уходом. И Мартин сделает все.
   Он надеялся обидеть Мартина своей прямотой. Но как обычно сработало как-то не так как предполагалось:
-  Ты слишком хорошо меня понимаешь, - сказал Мартин абсолютно металлическим тоном, - Меня это напрягает.
  Это был слишком двусмысленный комплимент, даже на вкус Алана.

***

Я хочу помнить, когда мои ночные кошмары были четче.

 - Дейв, я тебя люблю, - сказал Алан, - Ты просто молодец, Дейв! МОЛОДЧИНА! Просто  герой! Обожаю тебя, Дейв.
Дейв даже как-то опешил. Особенно, когда Алан полез к нему целоваться, от души обмусолив, ему обе щеки. Прямо посреди улицы, где Дейв его догнал на полдороги до студии.
- А Мартин уже знает? – спросил Алан, неприлично сияя глазами.
- Нет, - Дейв внезапно помрачнел, - Не знаю, как ему сказать…
- Да ладно тебе, ты уже все сделал, - Алан хлопнул его по плечу – Уж сказать-то об этом легче легкого…
- Мартину?! – ужаснулся Дейв, - Сказать Мартину?! Легче легкого?!
Алан расхохотался как больной. Дейв такой Дейв.
- Боже мой, я сойду с ума, - сказал Дейв, - а если он мне по роже даст?
- Я попрошу его быть аккуратнее и не портить тебе лицо, потому что ты – фронтмен, и ты им типа работаешь!
- Спасибо, Алан, - Алан не понял, в этот раз, был ли это сарказм, лицо Дейва было очень озабоченным, - А может ты тогда сам ему и скажешь?
- Что ты женишься? Ну что ты, Дейв, конечно же, категорическое «Нет». Хотя бы потому что я бы предпочел посмотреть на это со стороны, - ухмыльнулся Алан, -  говоря по правде, я бы даже продал бы на это пару билетов.
- Сволочь, - пробурчал Дейв, - все бы тебе глумиться над товарищем только… Дай сигаретку…
- Свои надо носить, - парировал Алан, заставив Дейва скривиться, как случалось каждый раз, когда Дейв стрелял у Алана сигареты, а Алан разными способами намекал ему о том, что надо прекращать эту пагубную привычку. Стрелять сигареты. Пачку сигарет, однако протянул, - Или это был весь ваш свадебный бюджет?
    Алан думал подъебнуть Дейва, однако тот грустно кивнул:
-  С деньгами ща совсем херово. Надеюсь, Миллер даст зарплату перед Берлином, не представляю, как я там буду жить…
  Алан не стал спрашивать, что за спешка жениться на подруге детства, с которой они знакомы много лет, и на второй день после этого уезжать в Берлин где в студии Ханса они должны были дозаписать альбом по идее Даниэля, которому подсказал его знакомый бухгалтер, который работал в Хансе и хотел работать на него. Даниэль был уверен, что новые впечатления их встряхнут. Из всех  истерик Дейва с Мартином и ко, он сделал один вывод, что жеребцы в стойле застоялись, осатанели от скуки и невозможности пристроить куда-то свою разыгравшуюся удаль, и решил, что новые впечатления от проживания в Берлине, новая страна, новая обстановка однозначно помогут им сублимировать собственную дурь во что-то значительно более общественно полезное.
    Нет, он не стал бы спрашивать Дейва, почему нельзя сделать было это после возвращения из Берлина. Кто лучше него мог знать причину. Боже, он ожидал подобного фортеля от Дейва, но даже не думал, что это произойдет так быстро и так просто. Он ожидал хотя бы каких-то пусть даже нелепых, попыток вернуть себе Мартина. Алан приготовился к долгой и изматывающей борьбе. Но у Дейва все всегда было или просто или никак. Ах, Мартин мне изменяет! Вот я пойду и в пику ему женюсь! Пусть так и знает! И пусть мне же будет хуже. Ха-ха-ха. Но ему даже как-то стало внезапно жалко Дейва, потому что он не думал, что тот так быстро сольет ему партию. Жалко. Он был приятным соперником. Ну, по крайней мере, теперь они смогут, наверное, стать друзьями.
- Ай, ладно, пошли уже что-ли…
- Ну, пошли, герой-любовник.
     Алан дал ему фору в пять минут, пока вешал куртку, и наливал себе чай. Дейв, без всяких эротических игр и прелюдий ляпнул все громко с порога, поняв, что если не сейчас – то потом он скорее пойдет скажет Джоанне что передумал, чем скажет  Мартину, что он решил жениться. И не важно, что он не спал неделю, неважно, что он изжевал нахрен угол своей подушки, чтобы не реветь от отчаяния, как девчонка. Не важно, что он считал себя преданным, что ненавидел Мартина больше чем кого бы то ни было на свете. Не важно, что он решил, что больше никогда не позволит себе зависеть от него, никогда не продаст душу за еще один его взгляд. Не важно что он решил что докажет ему, что он тоже не пальцем делан, что он не умрет без него.
   Дейв вошел в комнату, увидел Мартина, развалившегося на подушках, поджавшего под себя ногу, с остывшей кружкой кофе, которую он как-то по-детски трогательно сжимал обеими ладонями и смотрел куда-то мимо стены, мимо Флетча, сидящего на том же диване и читающего газету, совершенно расфокусировшимся взглядом,  и очевидно просто отсутствовал в этом измерении.
   Внезапно обида на Мартина показалась Дейву ничтожной и малозначительной. Особенно сейчас, в тепле студии, где он был рядом, сонный, домашний, полуодетый и родной. Ну, трахнулся с бывшим по привычке, все же живые люди, ну с кем не бывает! Да и вообще, они все мужики, так что какие счеты могли у них быть?!
    Но Алан угрожающе звенел внизу чашками, и Дейв подумал, что в его глазах он точно будет выглядеть лохом тогда, и вообще, если бы это была какая-то телка – один разговор…но изменить ему…ему Дейву…с их же товарищем, с АЛАНОМ! – это было чистейшее святотатство, и надругательство над их с Мартином дружбой. Потому он подавил в себе эту мысль невероятным усилием воли. Алан поднимался по лестнице, когда Дейв нарочито бодрым голосом быстро выпалил:   
- Мы решили с Джоаной пожениться в эту субботу!
  Мартин не пошевелился. Ни один мускул ни дернулся на его лице, а глаза все также смотрели сквозь Флетча.
- О, молодчина, Дейв, МЫ вас поздравляем, - сказал Флетч, не поднимая глаз от газеты. В этот самый момент в студию, держа фарфоровую чашечку на блюдечке вошел ухмыляющийся Алан.
- Доброе утро и отличная погода, джентльмены, - сказал он, делая вид, что все происходящее его не касается, -  чертов дождь холоден как лед и солнца Лондон не увидит, видимо до следующей весны, да и утро, как-то не задалось с самого начала.
- Здравствуй, милый Алан, - сказал Флетч, - солнышко ты наше. Если бы не ты, день бы правда прошел впустую.
   Мартин дернул головой и уставился на чашку Алана. Кажется его внимание привлекло движение.
- Мартин, - тихо сквозь зубы проговорил Дейв, - МАРТИН!
Мартин с трудом оторвался от слежения за чашкой Алана и вперил немигающий взгляд в Дейва.
- Мартин?
Мартин молча смотрел на него в упор. Вот черт, и почему он всегда выглядит идиотом, как бы прав ни был?!
- Я ВАС приглашаю, - сказал Дейв, сверля Мартина взглядом в ответ, в поисках какой-либо реакции.
- Мы обязательно придем, Дейв, - сказал Флетч, - да, Март?
Мартин внезапно отчаянно зевнул, едва прикрывая рот рукой. Дейв ожидал от Мартина всего чего угодно, только не такого изуверского демонстративного похуизма. Мартин был Мастер изображать похуизм, но сегодня он просто превзошел самого себя.  Дейв нетерпеливо стукнул кулаком в стену, черт, он едва держал себя, чтобы не броситься на него в отчаянном желании ударить, встряхнуть, все что угодно, чтобы только он не смел сидеть тут с таким похуистичным выражением лица, словно личная жизнь Дейва волнует его не больше личной жизни садовой гусеницы.
     Алан сел в кресло, с легким стуком ставя чашку на блюдце, и прикрывая лицо рукой, искоса внимательно наблюдая за всей этой мизансценой. Он, пожалуй, был вторым человеком в этой комнате, которого также сильно интересовала игра Мартина. Впрочем, глядя на то, как начинает злиться Дейв, и на невозмутимое лицо Мартина, он скорее начинал внутренне радостно хихикать. Все-таки он был прав, это было шоу.
- Она что, залетела что ли? – спросил Флетч. Он явно подозревал что в повисшей тишине что-то не совсем так, и старался несколько разрядить обстановку. Ну, как умел, знаете ли.
- Нет! – отрезал Дейв.
- А что так внезапно? – спросил Флетч.
- Не твое дело! – отрезал Дейв с неожиданной агрессией.
Мартин тоже поставил чашку на столик, встал, потянулся, поскреб подбородок и направился к двери.
- А я не смогу, - сказал он неожиданно, проходя мимо Дейва. Они все втроем вздрогнули, потому как не ожидали услышать сегодня голос Мартина, - мне надо собачке прививку делать.
- Ты не сможешь прийти ко мне на свадьбу, потому что твоей собачке надо делать прививку? – медленно повторил Дейв. Алан прыснул. Флетч укоризненно покачал головой. Кого он укорял, впрочем, было не очень понятно.
  Мартин не удостоил его ответом. Он, как всегда, испытывал идиосинкразию на необходимость как-то объяснять свои поступки, или оправдываться. Он взялся за ручку двери.
- А как-тус..тебе побрить не надо? – сочась желчью спросил Дейв.
- Все что мне надо … я сам побрею, без тебя, Дейв – неожиданно быстро парировал Мартин и захлопнул за собой дверь.
   Алан сдавленно заныл от сдерживаемого восторга. Дейв схватил его чашку со стола и в сердцах кинул ее в захлопнувшуюся дверь, обливая чаем все, рассыпая белые фарфоровые осколки. Алан очень хотел зааплодировать, но врожденная осторожность напомнила ему о том, что блюдечко все еще стояло на столе.
- Это был мой чай, Дейв, - тактично отметил он.
- КАКОЙ НАХУЙ ЧАЙ?! – также тактично, ну как он обычно это делал, спросил Дейв.
- Мой, нахуй, чай, - спокойно повторил Алан, - зачем ты бросил мой чай в дверь, Дейв? Я его не на *** готовил. А чтобы пить, Дейв. Если бы я знал, что тебе надо обязательно покидать фарфор в дверь, я бы и тебе приготовил. Но я, извините, не знал.
- Ой, прости, Алан, - внезапно Дейв словно очнулся, - Флетч, ну не смотри на меня так!
   Флетч снял очки даже. На его лице было написано, что он сейчас Дейва просто прибьет.
- Ну уберу я, уберу сейчас, - Дейв поторопился схватиться за ручку двери.
- А НУ, С-С-СТОЯТЬ! – раскатистым басом рявкнул Энди.
Алан подумал что в этом определенно есть смысл. Внизу, в кухне явно свободно разгуливал Мартин, а это значило, что Дейва без намордника туда отпускать было совершенно нельзя. Дейв вздрогнул и остановился, - Пошел и сел рядом со мной, быстро – металлическим голосом сказал Энди. Дейв послушно занял место Мартина рядом с Дейвом, поджав под себя ноги обнял обеими руками подушку, к которой прислонялся спиной Мартин, глубоко вдохнул и на выдохе жалостливо заскулил.
   Эндрю встал, и пошел вниз за метлой и совком, чтобы собрать с пола все это безобразие.
- Я же правильно все сделал, да, Алан? – несчастным голосом произнес Дейв.
- С моей точки зрения – абсолютно, - совершенно искренним тоном сообщил Алан. С его личной точки зрения ничего лучшего Дейв сделать просто в принципе не мог. Неужели Дейв на полном серьезе полагал, что ему стоит следовать его советам? –  Спасибо тебе за все, Дейв.
- В каком смысле «спасибо»? – на лице Дейва вначале выразилось совершенно искреннее и чистое как слеза ребенка удивление, а потом он вдруг резко помрачнел, - ****ь, - сказал он.
   Момент триумфа сменился полным провалом.



 ****

Настал день Х.
Они должны были вылететь в Берлин.
Энди, разумеется, на свадьбу Дейва тоже не пришел. Вообще, они втроем нажрались в полнейшее гавно перед самым полетом. Вдруг там, в Западной Германии нету пабов?!
   Алан вообще очень плохо помнил, как они погрузились в самолет. Он помнил только навязчивую мысль перед аэропортом, чтобы не забыть свои чертовы чемоданы и еще Мартиновские вещи тоже. Он конечно надеялся что Мартин сам позаботится о своих вещах:
- Ты ****ь вообще помнишь где твой чемодан, и что тебе надо ехать?! Ты можешь следить за своими вещами?!
- А мне похуй, - Мартин в ответ радостно расхохотался. Тринадцатая кружка пива была в этот момент точно лишней.
В этот момент Алан понял, что ему придется вести тело, и спрашивать Мартина он больше не стал.
   Еще он помнил, что сам начал ржать как безумный, уже в аэропорту, когда увидел потного, взъерошенного Энди с косо сидящими очками на лице, который обреченно толкал вперед тележку со своим чемоданом, на котором вырубился Мартин. Лицо у него было отчаянным. Посадка на их рейс уже заканчивалась. Алан вообще не понял, как он потерял их, они шли рядом, потом ушли. Он уже было начал психовать, но тут они появились  точнее появился Энди, обреченно толкающий тележку.
- Вы где шлялись, сволочи?! – спросил Алан, заплетающимся языком.
- Все пропало! – громким шепотом проговорил Энди.
- Что, Флетч?
- ВСЕ!!! – в ужасе сказал Флетч, - Мы никуда не летим!
- Ты с ума сошел, Флетч?
- Это ****ец!
 - Флетч?!
- ПАСПОРТ! – сказал Флетч, - мы с Мартином не можем найти Мартиновский паспорт!
  Алан одним глазом посмотрел на сладко сопящего на чемодане Мартина, и выразил свое сомнение в том, чтобы Мартин сильно помогал Флетчу в поисках. Он вообще выразил свое сомнение, что Мартина в принципе интересует вопрос, где его паспорт.
- Господи, что же делать? Миллер его убьет!! – запричитал Флетч, - без паспорта нас не посадят в самолет! Миллер нас всех на мацу пустит!
- Вас – пустят. Стоило бы, честно говоря, - сказал Алан хихикая, и доставая оба паспорта из сумки, - а нас посадят. В самолет, я имею в виду…хи-хи.
- У тебя паспорт Марта? – у Флетча вытянулось лицо. Он явно хотел спросить какое отношение личные вещи Мартина имеют к Алану, но их фамилии уже стали объявлять в громкоговоритель.
- Ох, ****ь, надо торопиться,… - сказал Флетч, - а его как-то можно поставить на ноги?!?! – спросил он про Мартина.
- Лучше сдай в багаж, - мрачно сказал Алан. Но когда Флетч понял его буквально и стал толкать тележку по направлению к ленте, он заорал:
- Давай уже подними его на ноги как нибудь!!! Я его подержу – сдавай багаж быстрее!
   Молодожен Дейв, как видно уже давно метал икру в самолете, по поводу их отстутствия. Он наверняка был зол как черт. Во-первых, их групповым игнором величайшего события в его жизни… нет, Алан хотел пойти, просто они все немного напились, и когда он вспомнил о свадьбе Дейва, тот, скорее всего уже должен был сладко спать после качественно отработанной первой брачной ночи, а Алана шатало на поворотах, и потому он не пошел. Мартин, естественно делал вид, что ничего не происходит, ну а Энди делал так, как скажет Мартин.
    Этот путь до самолета Алан не мог забыть еще очень долго. Никогда еще путь до своего места в самолете не давался ему с таким невероятным трудом. Ему казалось, они шли час. Вообще Мартин не был особенно тяжелым, но ему казалось неудобным нести его в самолет на руках, а так как он его вел, Мартин периодически падал. Наконец, они прошли внутрь, явившись под черные, горящие огнем возмущения и ненависти очи Гахана как были, разящие перегаром: Энди с покореженными очками – кто их ему погнул и в какой ситуации Алан, честно говоря, не понял, и собственно Алан, покачивающийся, но крепко держащий то и дело сползающего вниз Мартина за талию.
- Вы что охуели?! – спросил их фронтмен едва сдерживаясь, чтобы не завизжать.
  В ответ Алан уронил Мартина на колени какой-то пожилой даме в вишневом пальто и елизаветинских буклях, продолжив череду фееричных падений за сегодя.
Мартин открыл глаза, воззрился на даму спросил:
- А….а….э…то не….оч-ч-ень…заметно…что я… пьяный?
- Ну что ты, совсем нет! – заверили подбирая его Флетч и Алан.
- Извините, мадам!
- Ради бога, простите!
- Х-хорошо, - сказал Мартин и снова упал, на этот раз в проход.
   Когда Алан сел в свое кресло, с помощью Флетча со второго раза кинув на соседнее кресло рядом тело товарища, он был близок к тому, чтобы вознести благодарственную молитву Богу, хотя принудительные походы в церковь по настоянию родителей в детстве отбили у него желание это делать в принципе.
    Последним штрихом, завершающим их славный отлет в глазах Дейва, стала картина, поражающая своим циничным натурализмом. Алан с закрытыми глазами спящий в кресле и … Мартин растянувшийся поперек его коленей так же доверчиво как и на чемодане Флетча до. Дейв понял, что если он не напьется в такое же состояние во время полета, то точно недолетит, потому что его разорвет от злости. Черт. Черт. Черт. Черт! ЧЕРТ!!!
 

***

   Алан поселился в небольшой но уютной квартире за углом от студии. Все было не так плохо, нужно сказать. Вообще все как-то сложилось наилучшим из всех возможных образов. Они провели с Мартином в постели больше суток. Нет, они ничем не занимались, они просто спали, валялись, пялились в телевизор, часа два с упоением стервозничали на разные лады по поводу музыкального канала и того дерьма, что там крутят. Потом сходили за едой. Потом попили пива из бутылок, задумчиво глядя  на подсвеченный закатным солнцем Берлин, и лениво поболтали о работе, о клубах и о Дэвиде Боуи.
    Потом снова легли спать. От этого отдавало какой-то застарелой рутиной, но странным образом в этом было что-то, что Алану очень нравилось. Это было очень сложно объяснить конкретно чем. Но он чувствовал себя спокойно.
Поутру к нему зашел Дейв.
- Зомби чует кофе, - потянув носом вместо «здрассте» сказал Дейв.
- Доброе утро, Дейв.
- Привет, Ал. Я пришел к тебе сказать, что сегодня прекрасное утро!
- Это так мило с твоей стороны, Дейв.
- Я просто проснулся и понял, что живу всего лишь через дорогу от тебя!
- Я тоже люблю тебя, Дейв, - Алан все так же стоял, негостеприимно придерживая рукой дверь. Дейв нетерпеливо приплясывал, и, очевидно, ждал, когда тот пригласит его войти. Но Алан отнюдь не торопился это делать.
- У меня нету кофе, - сказал Дейв.
- Соболезную, - сказал Алан.
- А кафешки все еще закрыты. И магазины тоже. Бля, ну пусти уже…
Алан встрепенулся:
- Послушай, Дейв, я очень рад тебя видеть, ты не подумай пожалуйста, ничего такого, но просто.. я не думаю, что это хорошая идея…
- Слушай, тебе что, кофе жалко?
- Нет, - сказал Алан, - просто я как бы… неодет.
Дейв удивленно воззрился на Алана, который стоял перед ним в пижамных штанах и сверху надетом черном банном халате. На его взгляд, он был даже слишком одет.
- Окей, я не буду на вас смотреть милорд! Давай сходи, надень свой шейный платок, цветок в петлицу, ночной колпак… ночной горшок…или что там не хватает в твоем утреннем смокинге… только скажи где у тебя кофейник,  - сказал Дейв, отодвигая Алана и без всякого стеснения врываясь на его территорию, - а кухня там?
   Он бодро направился в спальню.
- В другой с-с-стороне, - сквозь зубы сказал Алан.
Он потер лицо обеими руками, сверху вниз и обреченно посмотрел на себя в зеркало, висящее над полочкой у двери. Заодно наблюдая в зеркале жизнерадостно хихикающего, также оптимистично скачущего в обратную сторону, теперь уже по направлению к кухне Дейва.
- Ко-офекофекофекофекофе. Если я не выпью кофе с утра – я-труп!  - радостно проорал с кухни Дейв, - Молчаливый, вялый и обездвиженный труп.
- Да, ну?
- Да точно тебе говорю! Совершенно не могу жить без кофе! Как хорошо, что у меня есть мой лучший друг Алан Уайлдер,  у которого есть кофе.
- Д-дело в том, что я не один, Дейв, - наконец решился он сказать это вслух.
- Ничоо, пусть привыкает, - сказал Дейв, наливая себе в чашку горячий ароматный напиток, - а сливки есть?
- К…чему…привыкает? – настороженно спросил Алан.
- Сливки, говорю, есть?!
- Да на, подавись, - в сердцах сказал Алан, ставя на стол молочник.
- Спасибо, ты такой добрый, Чарли, - расхохотался Дейв, намеренно называя Алана по второму имени,  как его называли домашние.
- Так, к чему пусть привыкает, Дейви? – Алан нарочно употребил его уменьшительное имя, но Дейва его сарказм абсолютно никак не задел. Он его попросту не заметил.
- К твоим товарищам, - Дейв шумно втянул в себя кофе, и выдохнул в восторженном экстазе, - я в раю! – сказал он.
  И вот именно тут из ванной  вышел Мартин Гор. Он задумчиво вытирал полотенцем голову. Он был в костюме Адама. Алан стоял к двери спиной, и ему не надо было оборачиваться, чтобы понять, что происходит. Лицо Дейва сказало ему все.
- О, Дейв, какими судьбами? – тон голоса Мартина был так же ровен и спокойно любезен и учтив, словно бы он находился на приеме у королевы, и был одет во фрак с бабочкой.
   Алан посмотрел на него с интересом. Дейв тоже смотрел. Молча. Лицо его выдавало просто невыразимую словами смену чувств. Мартин медленно-медленно встряхнул полотенце и так же мучительно медленно обернул его вокруг своих бедер. Алан едва удержался, чтобы не зааплодировать этому импровизированному стриптизу наоборот. Если бы он всерьез не опасался того, что здесь начнется мордобой, он бы так и сделал. Мысль о мордобое странным образом соединилась в его мозгу с тем фактом, что Мартин был абсолютно раздет, и он почувствовал, что щеки его пылают. Ему стало внезапно неудобно за самого себя.
- У..него…кончилось… кофе, - заставил себя сказать Алан.
- Ах, кофе кончилось, – сквозь зубы повторил Мартин, так, что прозвучало как пощечина. Дейв дернулся, словно от боли.
- А у тебя что кончилось, Март? – мгновенно отреагировал он, - вода?!
- Хее-хеее-хееее-хеееее – сказал Мартин издевательски, - смешная шутка, Дейв. Сам придумал?
  Алан раньше не замечал в Мартине такого сладостного упоения от актов садизма над товарищами. Он шокированно засмотрелся, замерев с кофейником в одной руке и чашкой в другой, на медленно входящего в кухню и присаживающегося на стул юношу. Лицо Мартина сияло какой-то наиизвращеннейшей радостью и самодовольством. Дейв, судя по всему тоже прилично опешил, потому что от его разговорчивости внезапно не осталось и следа.
- Ты же говорил, что будешь жить у своей подруги, Кристины, - несчастным голосом прошептал Дейв.
   Мартин вздохнул, и съехал по стулу чуть ниже, раздвигая ноги шире, заставляя пушистое белое полотенце сформировать аккуратный разрез на своем левом бедре, которое как раз попадало в зону обзора Дейва, ну и Алана, конечно.
- ****ь, - выругался Алан, проливая горячий кофе себе на руку и чуть не уронив чашку. Поведение Мартина было настолько двусмысленным, что он снова залился краской как девственница, несмотря на то, что он точно понял, что у них предыдущей ночью ничего не было, как и ночью до, и ночью до той которая до. Он только благодарил Бога за то, что это не он был сейчас на месте Дейва.
- Март, ты будешь кофе?
- А дашь? – маэстро явно был в ударе.
- Тебе – дам, - в тон ему ответил Алан.
- Кристина уехала, - спокойно сказал Мартин. Поверил даже Алан, хоть и сам слышал вчера, как Мартин с ней разговаривал по телефону и говорил, что скоро приедет в Берлин, и что он ее очень любит, как он ее любит и как он сильно по ней скучает. Ну, настолько-то Алан немецкий язык, конечно же, понимал. Он правда не знал, в курсе ли Мартин, что он знает.
- Ммм, - сказал Дейв, - а до тех пор, пока она не вернется, Март, ты ебешься с Аланом?
Алан с грохотом поставил чашку перед Мартином.
- А до тех пор, Дейв,  - спокойно сказал Мартин, - я ебусь с Аланом.
Алан закашлялся нервно, прикрывая лицо рукой. Мартин, еб твою мать!
- Черт, - сказал Мартин, протягивая руку за молочником, - я же забыл, я сюда пришел, потому что у меня воды нет. Извините. Спасибо за кофе, мистер Уайлдер, вы так неожиданно любезны сегодня.
- Мне доставляет удовольствие за вами ухаживать, мистер Гор, - сквозь зубы сказал Алан. Если Дейв его сегодня не убьет, то он точно это сделает. Так или иначе. Он отодвинул стул и сел рядом с Мартином.
  Мартин очень оригинально повел себя с молочником. Он задумчиво попытался накапать себе сливок в кофе, но у него это не получилось,  потом заглянул в него. Взболтал в руках, поднял вверх, открыл рот… Алан спрятал лицо в ладонях, с него на сегодня шоу было уже достаточно. Он удивлялся, что Дейв это терпит, он бы уже давно встал и ушел. Просто идти было некуда. Но даже с закрытыми глазами он чувствовал запах чистой кожи Мартина. И чувствовал что он рядом, практически или даже фактически голый. Он сидел и думал, что они не трахались уже две недели. Он вообще больше ни о чем, кроме того, что они на трахались уже две недели думать не мог. Черт, когда же Дейв уже уйдет? Он ненавидел это дурацкое слово, но ему приспичило. Дейв залпом допил свой кофе.
   Мартин захихикал совершенно по-идиотски, и, неприлично причмокивая, облизал свой палец. Алану не надо было на него смотреть, чтобы понять, что он, естественно пролил сливки мимо рта потом стер их с голой груди. Алан всерьез подумал, что стоит сделать вначале: трахнуть Мартина а потом убить, или действовать в его случае следует все-таки в обратной последовательности. Дейв даже дышать перестал.
- Какой же…ты… какая же ты сука, Мартин! - вскакивая из-за стола бросил Дейв, в его голосе так явственно прозвучали слезы, что Алан чуть не упал со стула, он слышал что-то похожее на сдавленный всхлип.
- Дейв! – он тоже встал из-за стола, пытаясь догнать Гахана, пока Мартин циничнейшим образом громко и звонко хохотал над срывом Дейва и жизнерадостно хлопал себя по коленке. Кроме него юмор в ситуации, кажется не видел никто, но его это ничуть не смущало.
  Дейв выбежал из квартиры, хлопнув дверью, оставив озадаченного Алана задумчиво закрывать за ним замок. Мартину стало скучно глумиться на кухне в одиночестве, потому он задумчиво прошлепал в коридор за ним. Алан повернулся. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то Мартину. Ну хотя бы то, чтобы он никогда бы не пытался сделать с ним что- то подобное. Но тут же закрыл. Парень стоял за его спиной, сложив руки на груди, и смотрел на него удивительно тяжелым взглядом. Налет юмора с Мартина как рукой сняло. Чернейшая меланхолия, злость, тоска и какое-то смертельное отчаяние это было все, что Алан видел в нем сейчас. Мартин смотрел  на него, не видя его и даже не моргал. Его челюсти, его руки, словно судорогой свело. Алан внезапно совершенно расхотел на него наезжать.
- Эй, - тихо, даже как-то нежно, сказал он, - иди сюда… иди ко мне.
Он осторожно коснулся руки Мартина, заставляя его вздрогнуть и дернуться назад.
- Т-с-с…тише, спокойно, - он схватил Мартина за руки крепче и потянул на себя, - не дергайся, эти руки никогда не делали тебе плохо. Они  никогда не делали тебе больно. Они делают тебе только хорошо. Только хорошо и никак иначе.
   Он крепко схватил Мартина за голову, фактически рывком вжал Мартина в себя. Точнее его лицо себе в голую в вырезе халата грудь, сцепленные руки Мартина вдавились в его живот. Он не сопротивлялся, но и положения не менял. Алан медленно погладил его еще влажный курчавый затылок.
- Эх…Кучеряшка ты …****утая… кто тебя в голову то укусил?
Мартин хмыкнул прямо ему в грудь, расцепил руки и соединил их ровно у Алана за спиной, на талии. Он нарочно назвал Мартина прозвищем, которым они обзывались в студии, чтобы поржать. Тут тоже сработало. Мартин сразу расслабился, размяк в его руках. Алан стоял и чувствовал себя счастливым. Наверное, в первый раз в жизни чувствовал себя счастливым. Он даже потом когда вспоминал, он понимал, что никогда не до не после не чувствовал себя настолько беззаботно счастливым. Он чувствовал дыхание Мартина своей кожей, Мартин так и стоял, уткнувшись лицом ему в голую грудь. Он чувствовал, как у него по телу от каждого вдоха Мартина расползаются щекочущие мурашки абсолютного счастья, а каждый выдох поднимает тепло, рождающееся внутри его тела на градус выше. Одной рукой он держал Мартина за спину, пальцы второй судорожно зарыл во влажные кучеряшки, прижимая его голову к себе.
    Он чувствовал что они рядом, что они вместе. Он знал, что это только на несколько минут,  но он просто и наивно, совершенно по-детски сейчас отчаянно хотел, чтобы это продолжалось вечно. Ему даже совершенно не мешала уткнувшаяся ему в спину холодная и твердая ручка входной двери, спиной к которой он стоял. В тот момент, когда он уже совершеннейшим образом размяк и превратился в тупое и счастливое существо, Мартин медленно поднял голову, и совершенно непередаваемым голосом выдал:
- А у тебя стоит.
- Да ну? Быть не может! – засранец, испортить такой святой момент! Ладно. Испортить ли?
    Он попытался прижать к себе Мартина за талию, особенно в нижней части тела к себе ближе, но Мартин уперся обеими руками ему в грудь. Не всерьез конечно, лицо его украшала  счастливейшая улыбка от уха до уха, в тридцать два с половиной зуба,  делая его похожим на Диснеевского персонажа.
- Дразнишь? – со смехом спросил Алан.
Улыбка в ответ стала только еще шире и ослепительней. Хотя секунду назад казалось, что шире и ослепительней просто не бывает. Я тебе поржу! Я щас твою ехидную ухмылочку разом с лица сотру! Алан рывком сорвал полотенце с его бедер, с легким шлепком опуская обе руки на Мартиновскую круглую задницу. Не важно, каким тощим бы ни был Мартин, задница его никогда не теряла удивительной заманчивой округлости. Он сам даже несколько смущался этого факта. Алан тоже, но по другой причине.
    Он подхватил снизу, чуть сжал, прижимая к себе уже резко без всяких церемоний. И руки уже не упирались, схватили его за плечи только спазматически резко, чтобы не упасть. Губы мгновенно нашли губы, осторожно и мягко касаясь. Медленно ощущая, как прикосновение включает зажигание и нарочно не торопясь, чтобы насладиться этим ощущением сполна.
      Алан медленно провел рукой вдоль спины Мартина. Помимо всего прочего его удивительно заводил тот факт, что он был почти полностью одет, а Мартин  - абсолютно обнажен. У него мгновенно сбилось дыхание как только он проговорил эту мысль для самого себя. Ощущение его незакрытости и беззащитности ударяло его в пах каждый раз с энергией несущегося по автобану грузовика. Ударило и теперь, он аж вынужден был подавить рвущийся наружу низкий хриплый стон, прозвучавший как тяжелый выдох.
 - Я хочу тебя, - не давая ему ни малейшей передышки, прозвучало шепотом у самых его губ. Если это не было любовью, то значит этого чувства попросту не существовало, потому что Алан никогда не испытывал ничего более крышесносного, чем шум крови в ушах от резкого скачка давления, после которого он становился уже не собой, а кем-то еще. Он явно действовал не по велению мозга после, он просто терял весь гребаный контроль над собой, это было отвратительно, он каждый раз очень болезненно переживал это после, но он испытывал такой непристойный кайф теряя его каждый раз, что это закрывало для него дорогу назад.
    Он развернул Мартина, не отпуская из рук, так чтобы тот оказался прижатым спиной к стене. Провел рукой по груди, животу, вниз, подхватывая рукой Мартиновский член радующий своим оптимизмом ничуть не меньше его собственного, вызывая у парня стон, наисчастливейший из возможных. Ну еще бы ты меня не хотел. Алан наклонил голову, с силой челюстями раскрывая себе рот Мартина и засовывая ему свой язык, принимаясь одновременно с этим рукой в довольно среднем, но очень уверенном темпе дрочить ему ***. Чувствуя буквально как через какие-то полминуты как пальцы Мартина впились в его руки, не разделяй их и его кожу толстая ткань халата, он бы точно оставил на его предплечьях характерные синяки. Он знал что Мартин просто не может дышать, не может контролировать свое тело, потому что слишком много стимулов сразу, и резко отпустил его, заставив обессилено чуть сползти по стене, удержавшись только на его руках, подхвативших его под подмышки.
   Алан нежно поцеловал вспотевший лоб Мартина. Такая благодарная реакция тела любовника удивительнейшим образом замотивировала его. Алан почувствовал себя в ударе. Он подумал, что возьмет свое позже. А теперь пришло время для приватного шоу. Мартин снова потянулся к нему губами, и он не мог не ответить на это движение конечно, намерянно делая его нежным и очень медленным.
- Потрогай меня, - обожгло ему уши. Это было так восторженно, так сексуально, так мягко, так нежно…но…это был очень жесткий…приказ. Он не сразу научился понимать нюансы мягкости Мартина и он не раз едва не поплатился за это, фактически выпуская контроль из своих рук, когда они занимались своими ролевыми развивающими играми для детей от восемнадцати. Сейчас это было не так важно, но тон он узнал.
- Нет, - потребовалась вся сила воли, чтобы это сказать, потому что ему очень хотелось подчиниться, - Мартин, нет!
Он схватил его голые бедра, впечатывая их обратно в стену. Он сделает что-то получше. Алан резко опустился перед Мартином на колени. Продолжая поглаживать бедра большими пальцами, подхватил кончик его напряженного члена щекой и осторожно и медленно зажал головку между своими губами. Музыку этих стонов он мог бы слушать вечно. Нет, определенно, в том, чтобы показывать шоу для особенно заинтересованного зрителя, был свой изысканный кайф. К тому же это странным образом усиливало у Алана ощущение контроля. Контроля над ситуацией, над телом и удовольствием Мартина. Он вытащил его изо рта, подхватив рукой, и задирая по направлению двенадцати ноль ноль, слегка надавливая, провел языком по обратной стороне. Понимая, что Мартин с величайшим на свете интересом, удивленно приоткрыв рот, смотрит на него, и стараясь не показать свое разыгравшееся самодовольство этим фактом, все также придерживая толстый член у самого основания, медленно засунул его себе в рот. Не то чтобы сильно глубоко, ну как умел. Он положил одну руку на живот Мартина, пока, зажмурившись от прикладываемых усилий старательно сосал его член. Ему очень хотелось, чтобы Мартину это понравилось. Естественно, ему бы все равно понравилось, что у него сосут, но в смысле он очень хотел показать себя с наилучшей стороны, потому разве что не считал про себя при этом, чтобы это чувствовалось идеально.
     Он чувствовал ладонью, что вздохи его становятся все короче и судорожней, чувствовал что сам уже сбивается с дыхания, увлекшись своим делом, и резко отстранился, садясь на пятки.
- Еще! - сказал Мартин. И черт его дери, это снова был приказ. Алан тяжело дышал, и смотрел на него снизу вверх, - Иди обратно, Алан. Сейчас же!
   Охуеть можно было. Алан подумал, что охуел бы значительно сильнее если бы от того что он делала до у него так отчаянно спазматически бы не пульсировал от возбуждения член. И каждое слово, сказанное Мартином отпружинило от его чресел сладкой болью растекшейся по всему организму. Он бы точно сообразил, что этого не надо делать, находись он в чуть более трезвом состоянии. Но ****ь, он не соображал же уже ничерта!  Он просто видел тело, видел голую кожу перед собой, и опершись на руки, оказавшись головой примерно на уровне  коленки Мартина, очень медленно поцеловал его коленку. Потом высунул язык и повел по внутренней части бедра вверх, останавливаясь в некоторых местах, чтобы слегка прикусить нежную податливую плоть. Он знал, что завтра будет презирать сам себя за это, но восторженный, совершенно бесстыдно довольный тем фактом, что Алан стоит перед ним на коленях и целует ему коленки, вопль Мартина сейчас казался ему…  высочайшей наградой.
    Он спустился по другой ноге почти до самого пола, заставляя Мартина расставить ноги шире, чтобы дать его ласкам лучший доступ. И он их дал ему, потому что у него не осталось больше ничего внутри кроме животного желания близости. Еще ему хотелось заставить Мартина кончить. Он был уверен, что это завело бы его еще сильнее, вряд ли в этом смысле Мартин сильно бы возражал, впрочем. Алан подхватил его яйца снизу собственническим жестом, показывая, что все-таки не стоит с ним так расслабляться, потому что он помнит о своих правах на особо нежные и интимные части этого тела, засовывая отчаянно стоящий *** Мартина так глубоко себе в глотку, что сам этого не подозревал, несколькими, буквально несколькими энергичными движениями заставляя Мартина выгнуться в пояснице, запрокидывая голову назад:
- Я хочу, чтобы ты кончил, сейчас, - он подхватил рукой напряженный ствол, усиливая стимуляцию, и продолжая касаться пульсирующей головки губами, - Я хочу, чтобы ты кончил мне в рот.
    Первый выстрел спермы пришелся ему в щеку, заставив повернуться и начать отчаянно ловить это губами. Это действительно, ****ь, возбуждало до невозможности. Он продолжил ласкать его губами, чувствуя, как судороги оргазма потихоньку замирают, совершенно четко понимая, как никогда, что теперь этот человек – его. Ну, по крайней мере до завтра.
- В койку, быстро, - хриплым голосом скомандовал он, отстраняясь от Мартина, и пытаясь встать, - я ****ь, не шучу, - Мартин конечно умудрился захихикать над ним по дороге. Как же его заебало уже это Мартиновское извращенное чувство юмора! – Сейчас кто-то точно доржется, - мрачно рванул он пояс своего халата.

***

Я хочу быть там, где твоя раскаленная ярость вырвется наружу,
Я хочу посмотреть, чего я стою.
Я хочу, чтобы меня завернули в мокрые холодные простыни,
Чтобы я мог увидеть: а по ту сторону, там что-то разве как-то иначе?
Я хочу, чтобы ты стал сильнее,
Я хочу захлопнуть дверь перед твоим носом,
Я хочу ровно того же чего и раньше… но иначе.
Я хочу легких наркотиков…немного легких, легких наркотиков
Я хочу тебя бросить.

Солнце светило ярко, ехидно и нагло продираясь сквозь белые металлические полоски жалюзи, в студии, вызывая приступы тошнотворной мигрени своим пугающим жизнерадостным оптимизмом. Алан застонал от странной боли в щеке, через несколько секунд приходя в себя настолько, что понять, что причина  боли в тумблерах на аппаратуре, на которых он вчера поздно вечером, точнее сегодня рано утром, как видимо, прямо за работой и заснул.
- Твою мать, Чарли, уже два! Скоро придут гости!
- А…ка-кие гости? – спросил Алан. Ну, в шутку спросил. Риторически. Надеясь, что супруга поймет юмор. Вообще, он любил ее именно за то, что она понимала его юмор. Весь его опыт жизненный опыт говорил ему, что сожительствовать с человеком без угрозы для своей и его жизни, можно только при обоюдном наличии чувства юмора. Именно поэтому он в свое время так безбоязненно решился соединить свою жизнь с ее. Потому что она смеялась над его шутками, и, даже, порой, к чести ее нужно отметить, что в нужных местах.
   Обычно, она понимала его юмор. Но только не сейчас. В ответ на свою неуклюжую попытку загладить собственный прокол он услышал, что она устала быть единственным мужиком в доме!
- Кто кого трахает в этом доме?!
- Хе-хе-хеее, - Алан аж сам испугался собственной реакции. Хорошо, что она не поняла. Ладно, это в любом случае было лучше, чем то, что он чуть было ей не ответил.
- Ты мне клялся и божился вчера, что ты поставишь тент у бассейна!
- О, боже… Хеп, у меня было до чертовой матери работы, я как раз собирался…. - честно говоря, он вообще забыл про этот гребаный тент. Вот делать ему нечего, чтобы помнить об этом гребаном тенте, так, будто бы в его жизни нету других проблем,  - и вообще, могла бы мне напомнить вчера!
- Много работы, - Хеп брезгливо схватила двумя пальцами пустую бутылку водки и липкий стакан с мутноватой смесью талого льда с содовой, - ур-р-работался, - она подобрала еще бутылку у двери, - двенадцать часов, не покладая рук. Поставил стакан – поднял. Поднял – поставил…
  Алан виновато потер щетинистую щеку с красноватым отпечатком тумблера, на котором он вырубился вчера.
- Мне бы…чаю-бы… - несмело сказал он.
- Вода в кране, угощайтесь, сэр, – Хеп громко хлопнула дверью.
  Алану мгновенно полегчало, когда Хеп ушла, словно унеся с собой грозовые облака. Даже голова, словно бы прошла. Он выдохнул с облегчением, что обошлось малой кровью, и встал. Хеп словно почувствовала это, дверь снова открылась и она грозно напомнила:
- Тент.
- Мне надо побриться, принять душ…и…чаю…
- Сейчас же.
- Да, босс.
Алан вышел на улицу, щурясь, и ежась, и шарахаясь обжигающего кожу солнца, чувствуя себя как в лучшие времена Дивоушнал-тура, когда им приходилось выходить из отеля утром: несчастным вампиром, которого откровенно намереваются убить. На улице противно полыхала сочной зеленью листьев и ровными рядами свежеподстриженной травы на газоне жизнь. Патологически жизнерадостно чирикали гребаные птички, и медленно плыли по небу легкие воздушные облачка. Он сразу застеснялся своей немытой головы, несвежей майки и небритой рожи. Ему хотелось вернуться обратно где было прохладно и тихо, уверенно и спокойно, полутьма и бухло. В полутьме с бухлом он чувствовал себя дома, а тут на этом ****ском свежем прозрачном воздухе с него словно сняли кожу и выставили на всеобщее обозрение его кишки. Там, у аппаратуры, среди океана звуков, в которые он уверенной рукой создателя вдыхал душу и жизнь, - он был богом. Здесь, под беспощадным солнцем он был небритым алкашом, не первой свежести отцом семейства каких миллионы. Реальность разочаровывала. Он растворялся, в той Вселенной, которая существовала вне измерения времени. Она была создана им еще тогда, десять лет назад, но когда он сидел вчера, погруженный в нее, он чувствовал что она вновь и вновь рождается и оживает под его прикосновениями.      Мартин был чертовски прав в том, что свято чтил его право на его Вселенную, и категорически отказался к ней подпускать кого-то кроме Алана. Алан внезапно почувствовал острый прилив бесконечной благодарности Мартину Гору за это. Кажется, он вновь начинал вспоминать, несмотря на любовно выпестованные обиды, что в этом человеке было до невыносимости, чудовищно хорошо и правильно. Наверное, это все-таки было хорошо, что он принял его предложение… хоть и испугался поначалу того, что такое активное расковыривание старых ран его наверняка убьет.
  Дети носились на улице, на лужайке у бассейна, за размышлениями Алан не заметил, как почти подошел к своему дому.
- Пэрис! А вот и не догонишь!
Сын и дочь принялись бегать вокруг него друг за другом, играя словно вокруг дерева.
- Стенли! Отдай туфлю, придурок!!!
На пятидесятом круге у Алана закружилась голова, он поймал Стена, выхватил у него туфлю, вручил ее Пэрис, отвесил Стену подзатыльник, и гордо вошел в дом с чувством выполненного отеческого долга по воспитанию детей.
- Тент уже стоит, да, Чарли? – собственный дом не встретил его ожидаемым гостеприимством.
- Черт!
Спустя два с половиной часа, он все-таки собрал этот гребаный тент. Естественно как всегда части его друг к другу внезапно перестали подходить, и чего-то как всегда потерялось, и нашлось после получасового скандала засунутым в пасть фарфоровой собаке сидящей в гостиной у камина. Алан матерился, а Стен катался от хохота на пушистом ультрамариновом ковре. Шутка показалась ему исключительно забавной. В педагогических целях Алан заставил сына ему помогать, но тот вовсе не был обижен, и даже собрал свою сторону быстрее. Алан конечно раскритиковал недоработки с той стороны, но Хеп погладила сына по голове.
 - Как же он меня задрал! Сколько можно мучаться? Давно пора купить новый тент! – возмущенно сказал Алан, направляясь в душ.
- Ну, вот пошел бы и купил бы, - кинула Хеп себе под нос.
- Я, между прочим, работаю! – сказал Алан, не оборачиваясь.
- За последние десять лет мы ставили этот тент чаще, чем ты работал, - мстительно сказала Хеп, - несмотря на то, что ставим мы его едва ли раз в год перед твоим днем рожденья!
   Определенно, яростный хлопок двери ванной будет единственным аргументом, на который она не найдется, что ответить!
- И не хлопай так сильно дверью, Чарли, в ванной плитка отваливается! – крикнула Хеп.
Гости позвонили, что скоро будут. Алан взъерошил волосы и решил выйти на улицу, дабы искусственно усилить чувство любви к человечеству, путем употребления аперитива с прибывшим раньше временем тестем. Или точнее притупить боль от общения с представителями человеческой расы подручными способами.
     В этот момент из спальни, яростно благоухая агрессивной пудреной лавандой вышла одетая в открытое платье на бретельках, Хеп.
- Как я выгляжу? – кокетливо спросила она, игриво дуя обведенные блестящей темно красной помадой губы, - я  - секси?
- Сотри это сейчас же, - скривился Алан.
- Алан, ты никогда не был дамским угодником, но сегодня ты сам себя превзошел, - оскорбилась Хеп.
- Ты знаешь, мне не нравится яркая помада.
- Она мне идет!
- Я что-то перепутал, и у нас намеревался вечер в борделе вместо теплой семейной вечеринки?
- О, Чарли, как мило… значит ты ревнуешь, – рассмеялась Хеп, - интересно, к кому? Может быть к Полу? Или может быть к мужу моей сестры, Джону? Злой Отелло! Что ты сделаешь со мной, если я буду строить глазки Полу?! Ммм?
  Хеп насмехалась над ним, но Алан был совершенно не в настроении шутить по этому поводу. Она, кажется, заигрывала с ним, и потому он автоматически, скорее потому что так подобало себя вести, игриво шлепнул ее по заднице, чтобы смягчить несколько грубость своего поведения, и жесткость слов.
-  Я бы все-таки хотел, чтобы моя жена выглядела поприличней, - несмотря ни на что, слова его прозвучали очень желчно и сухо.

***

   Ох, эта чертова алая помада! Сколько крови она ему попортила. У него на нее развилась откровеннейшая идиосинкразия с того самого Памятного их Жития с Несвятым Мартином в Берлине.
  Ему уже тогда сильно не нравилось, что Мартин красится как девица легкого поведения. Не потому что ему не нравилось, как красятся девицы легкого поведения, а прежде всего потому, что Мартин вообще был, по его экспертному мнению, мужиком. Он пытался донести до него эту мысль, но Мартин только смеялся в ответ как безумный:
- Мне претят гендерные стереотипы, - отвечал он.
- Мне претит, что на меня оборачиваются и показывают пальцем, - говорил Алан.
- Они не на тебя оборачиваются, - отвечал ему, как правило, Мартин,  - А меня все устраивает.
- Господи, дай мне сил, - на этом обычно все попытки усовестить Мартина и заканчивались. В лучшем случае. В худшем, он умудрялся в следующий раз вырядиться еще более вызывающе. Алан скоро понял, что даже если он очень недоволен, ему в любом случае лучше молчать. Так получается менее болезненно для него самого.
      В самой восточной окраине Западного Берлина, в Кройцберге, где они жили, и где отрывались тогда все мало-мальски уважающие себя маргиналы, вообще было неприличным одеваться нормально и ничем не выделяться из толпы. Это было также неприлично, как не иметь днем синяков под глазами после бессонной ночи, проведенной в клубе. Это было также непристойно как оказаться утром на работе трезвым и не сбодуна. Это было также непристойно как несожрать пару экстази, или также нереально как отказ выкурить косячок. Потому они каждую ночь ходили в клуб. Мартину удалось не остаться незамеченным даже среди самых выдающихся фриков и отморозков Западного Берлина. Не сразу, правда. Но он очень старался. Он всегда очень старался, что бы он ни делал. И ему удалось.
   Алан стоял на коленях у головы Мартина, лежащего поперек кровати практически нагишом, и увлеченно **** его в сочно накрашенный алой помадой рот. Практически нагишом, если не считать…  черных женских чулок на резинках, на широко раздвинутых ногах. Алан задыхался и не знал, на что смотреть, толи на становящуюся все краснее и краснее и от возбуждения и размазывающейся помады чувствительную кожу собственного ***, толи на подрагивающий в такт упругим движениям его губ по выпуклостям и впадинам члена, напряженный и лежащий на животе хуй Мартина. Хуй этот, окруженный ****ской дорожкой светлых волос с одной стороны и убийственными старомодными кружевами черных дамских чулок с другой, он вызывал у него совершенно чудовищный взрыв противоречивых эмоций. С одной стороны это казалось ему совершенно отвратительным и неестественным сочетанием. Это было некрасиво, немужественно, неэстетично и даже кажется не эротично, это было где-то за границей пошлости. Ему просто свело все в штанах, когда он это увидел. Потому их пришлось сразу же снять, чтобы сдавливание не вызывало асфиксию и смерть мозга от полнейшего непоступления кислорода. Он ебал его теперь, сжав зубы, и хрипя, от отчаянного желания сдержать рвущийся наружу ядерный взрыв начинающийся где-то между его бедер, прямо у яиц, которые он слегка придерживал рукой, направляя свой член в принимающий его с превеликим энтузиазмом рот.
   Чем больше он терпел и чем интенсивнее **** теперь Мартина в рот, тем более четко вырисовывалась в его мозгу мысль о том, чтобы вернуть ему долг с процентами, тем более возможность отсосать *** лежа между раздвинутыми ногами в женских чулках представляется не каждый день. Боже, он не знал, плакать ему или смеяться от своих мыслей, но совершенно точно, что эта идея казалась ему теперь очень опасно эротичной. Кажется, теплые, нежные, ласковые объятия влажных губ Мартина стали причинять его члену боль. Подвывая от невозможности более терпеть Алан буквально вырвал невероятным усилием воли свой собственный хуй изо-рта Мартина, с садистическим нажимом размазывая большим пальцем по щеке Мартина остатки алой краски с губ. Ему каждый раз хотелось это сделать при всех, когда он видел эти губы так нагло накрашенными. Но он опасался чего-то в глазах Мартина, и не делал этого. Сейчас ему было на это наплевать, потому он это сделал, едва не кончив тут же, в эти радужные разводы, смешавшиеся с ручейками потекшей туши, так Мартин старался его ублажить, и так отчаянно он пытался ему засадить поглубже в горло.
   Алан перенес второе колено обратно через голову Мартина, отползая от него на трясущихся руках, пытаясь хоть немного прийти в себя и отсрочить все неумолимее приближающееся семяизвержение. Он чувствовал себя обдолбанным и  тяжело пьяным одновременно, хотя за последние сутки едва ли выпил больше пары пинт пива. У него горел лоб, сердце болезненно пульсировало в обоих висках, в груди, и внизу живота, посылая в голову фантазии все более и более непристойные, и непрерывно усиливая это разрывающее его мозг возбуждение. Он просто хотел продлить это сумасшедшее эротическое опьянение так долго, как только сможет. А он едва мог.
  Мартин попытался ухватить Алана за бедро. Алан всхлипнул:
- Не трогай …не не… Мартин…не трогай меня….в смысле…я не шучу….вообще… не трогай.. - он пытался вообразить себя в этом самом виде, в котором он был, в рубашке, без штанов, ползущим раком на дрожащих руках и коленях, с отчаянно торчащим блестящим кораллового оттенка торчащим ***м, на рождественском обеде у своей бабушки, со всей присутствующей при этом семьей при параде, но даже это ощущение, которое обычно сводило ему челюсти от ужаса, не сильно помогало ему избавиться от понимания что он скорее всего кончит сейчас даже если Мартин только взглянет на него.
- С тобой все в порядке? – озадаченно спросил Мартин, приподнимаясь на локтях.
Алан наклонил голову, задумчиво глядя на свой пульсирующий *** и внезапно захихикал.
- Oriflamme* – сказал внезапно он с французским прононсом, и захихикал еще сильнее, - я чувствую себя героиней Теннеси Уильямса…
- Ал, ты уже вконец ебнулся что ли? – дружелюбно поинтересовался Мартин, заинтригованно глядя туда же, куда смотрел Алан, и переворачиваясь ради этого на бок и задумчиво почесывая живот.
- О..она, она…. – Алан ржал, - искала. Искала…идеальный…знаешь…идеальный цвет, оттенок красного, чтобы не морковный…не вишневый знаешь…. не грязно-кирпичный…
- Ты вконец ебнулся, - устало констатировал Мартин.
- А этот который …чистый алый…. Знаешь… идеальный красный цвет. Цвет орифламмы. Так вот мне…. –  Он сел на коленках, ухохатываясь, к счастью, приступ веселья сработал лучше чем мысли о лице собственной бабушки на рождественском обеде, он смог думать о продолжении,  – мне …кажется…я его нашел. Этот цвет. Он просто идеален, ты не находишь? – он подхватил свой член рукой задумчиво поводя им по воздуху.
    Он ждал когда воздух спальни прорежет наотмашь знакомое до боли «Хе-хе-хе», но Мартин был патологически серьезен. Он снова повернулся на спину, откинул голову и несколько нервно облизнулся. Ему не слишком нравилась идея Алана взять перерыв, он не очень понимал, какого собственно черта они тут делают…
- Libert;, ;galit;, fraternit; – очень мрачно изрек на почти не ломаном французском он.
- Что, простите? – уточнил Алан.
- Кончай там, махать своим алым стягом французской революции и иди сюда, - не очень скрывая раздражение, сказал Мартин.
 - Орифламма – это не флаг революции… это..
-  Да мне, как бы, в общем-то, посрать…
Алану в общем-то как бы, было тоже. Ему было интересно бесить Мартина. По правде говоря, это удалось ему в первый раз, и потому это было чертовски интересно. Мартин явно бесился его равнодушием, а Алана это начинало заводить.
- Ты что это читал? – спросил он, послушавшись, однако, и осторожно залезая на Мартина снова – теперь уже с более обычной стороны, оказываясь над ним лицом к лицу, увлеченно рассматривая его сверху вниз.
- Нет, - жестко отрезал Мартин.
- Ммм, - сказал Алан, голос его просто источал мед, он насмешливо улыбался, - жаль.
  Глаза Мартина сузились внезапно. Алан почти физически почувствовал как его мгновенно наотмашь обдало холодом. Он понял, что Алан над ним глумится, и это ему совершенно не понравилось. Его это взбесило. Нет, Алан не…делал это ради того чтобы поглумиться, просто как-то так получалось, что здесь, полуголыми в полутьме зашторенных окон темно-серого берлинского зимнего то ли утра, то ли вечера, среди скомканного постельного белья, только здесь он чувствовал его настоящие, живые эмоции. Такие…обычные и человеческие…прямо, знаете, до боли… Это было так трогательно, это было то, ради чего в сущности это стоило делать. Это было тем, что обычно называется словом близость.
    Алан наклонился и так нежно, как только мог осторожно прикоснулся губами к его лбу, словно заверяя Мартина в том, что он совершенно не собирался его обидеть. Мартин замер. Кажется, даже дыхание задержал, каким-то удивительным образом, мгновенно подаваясь ему навстречу. Алан застонал от нежности.
   Потом отодвинулся снова, чтобы перевести дыхание. Он так растрогался, что понял, что сейчас просто расплачется.
- А там хорошо кончается? – внезапно спросил его Мартин,  проводя рукой по щеке Алана кончиками пальцев, и Алан не сразу понял о чем он. Рука спустилась к подбородку, потом перешла на другую щеку, легкостью щекотливого прикосновения дразня нервные окончания, внезапно заставляя Алана задуматься, что у него есть и пара других эрогенных зон в самых неожиданных для него местах. Пальцы Мартина остановились на его губах…точнее, у самых его губ, не касаясь, только обжигая теплом.
- Нет, - сказал он медленно, заставляя губы коснуться пальцев Мартина и тут же обжегшись прикосновением. И тут же начиная без этого прикосновения тосковать, - Плохо кончается. В общем, все умерли, - сказал Алан.
   Последнее ему не очень явственно удалось сказать, потому что Мартин не просто прикоснулся пальцами к его губам, но осторожно, но настойчиво пропихнул ему в рот кончик среднего а потом и указательного пальца. Не то что бы сильно, чуть за нижнюю губу, однако очевидно, побуждая его взять их в рот добровольно.
- Как так? – спросил Мартин, как ни в чем ни бывало. В голове снова начало несколько шуметь, мешая чувство нежности с возрождающимся отзвуком затихшего было возбуждения. Он снова вспомнил про свой член, и честно говоря, ему самому стала уже далеко не так интересна мировая литература. Он пожал плечами, закрыв глаза и обхватывая пальцы Мартина губами.
- Я не люблю, когда плохо кончается, - сказал Мартин, - надо, чтобы кончалось…хорошо. Я люблю, когда хорошо…кончается..
  Алан понял, что он имеет в виду, потому что пальцы его медленно трахали его в рот, намекая на то, что Мартин, собственно говоря, хочет от него. Он и сам хотел дать ему то, что он хочет, но раз уж они тут начали дразнить друг друга, он не мог остановиться. Он хмыкнул и слегка прикусил пальцы Мартина.
- Да ну ее нахуй, - сказал он Мартину, зашипевшему, и резко отдернувшему руку.
Потом долго и задумчиво смотрел, открывши рот на то, как мокрые от его слюны пальцы чертят круг по темному соску. Потом не вынес неумелости обращения на его, субъективный, конечно же, взгляд, отпихнул руку Мартина, защепив сосок между большим и указательным пальцем, сразу же заставляя его заостриться, а Мартина зашипеть то ли от боли, то ли от удовольствия, что в данном случае было не так принципиально различно по воздействию.
    Не давая Мартину прийти толком в себя и заставляя стонать дальше, коршуном бросился вниз впиваясь в нежную кожу груди. Сполз ниже, лаская губами и царапая зубами живот, заставляя извиваться под собой. Так хорошо, что это было просто невыносимо. Невыносимо хорошо. Он чувствовал как пальцы Мартина вцепились ему в волосы, кольцо от кожаного бондажного браслета ударило его по виску, вряд ли Мартин пытался его от себя оттолкнуть, скорее подтолкнуть к тому, чтобы они продолжили. Он спустился вниз, забрасывая себе на плечо ногу Мартина в этом чертовом чулке, и быстро взял в рот так много, как только в принципе мог, и даже чуть сильнее, потому что он с трудом сдержал головокружение и вспыхнувшую панику, что он не сможет дышать.
 - А-а-а-а, - в который раз разорвало его уши, заставив двигаться быстрее чувствуя, как само соприкосновение его губ, и ощущение того, как Мартин подается ему навстречу, как судорогой наслаждения сводит его бедра. Чувствуя запах и ощущая нейлон на его плече, наверное, только так он чувствовал себя по-настоящему живым вне поглощающих его фантазию образов и звуков, вне творчества, вне музыки и вне студии. Общего между этим всем было только то, что ему также хотелось насладиться каждой секундой ощущения. Он рывком сбросил с себя рубашку, оказываясь полностью раздетым, ему надо было почувствовать тяжесть тела Мартина на своей голой коже.
    Толстое, старомодное кружево царапало его плечо и щеку. Подперчивая ощущение толстого *** за щекой ощущением тотальнейшего распада мозга и декаданса. Он хотел только отсосать, но черт его дери, раздвинутые перед ним ноги на плечах заставляли его думать уже совсем о другом. Он уже видел перед собой раскинутые в изнеможении после ебли аппетитные и не слишком мужественной формы бедра, заранее очаровываясь красотой и идеальностью формы похабно сияющих молочной белизной капли спермы их обоих на трогательном старомодном женском кружеве.
   Алан выпрямился резко, даже и не пытаясь сбросить с плеча ноги Мартина, просто расположив его бедра под удобным для себя углом. Он просто смотрел Мартину в глаза, тяжело дыша, весь мир теперь зависел только от этого взгляда, только от ЕГО слова, потому что он никогда бы ни сделал ничего такого, что бы ОН не хотел. Все просто теряло для него весь свой смысл. Незачем было делать то, что не хочет ОН. Алан точно помнил те слова, на которых он потерял ощущение времени, ощущение экстаза и боли, ощущение себя.
- Я хочу тебя. Сейчас же, - сказа Мартин.
   
****

Алан помнил, как однажды сказал Дейв – «Берлин нас испортил. Но мы сами больше всего на свете хотели, чтобы он это с нами сделал». Это были наиболее точные слова, какие были сказаны об их пребывании в Берлине.
     Кесслер рассказывал историю о том, как пару дней назад в клубе их разложил как детей на танцполе Frankie Goes to Hollywood со своим Релаксом. Дело в том, что они носились со своим треком про Хозяина и Раба как с писаной торбой, вылизывая его во всех возможных и невозможных местах, в ужасе от того, как его могут принять местные клубы и… в итоге забыли прописать дорожку ударных и басов.
- И тут феерично, - сказал Кесслер, покачивая ногой, хихикая и держа обеими руками чашку с кофе, - все как сдрыснули с танцпола при первых звуках,… О! Лучше бы мы тогда просто сразу провалились под землю!
- О, боже, - Миллер закрыл руками лицо. Ему было и больно и смешно.
Им всем было и больно и смешно. Кроме Мартина. Судя по виду Мартина ему было все равно. Его вообще не волновала эта чертова песня. Он ее в гробу видел в белых тапочках. Его волновали какие-то значительно более всеобъемлющие и эпические размышления.
    Смотреть на самого Мартина было больно. И вместе с тем, это рождало какие-то совершенно нездоровые радостные эмоции. На его лице висела каменная маска, он сидел, закрывая нижнюю часть лица рукой, над похабно обгрызенном маникюром отчаянно блестели глаза, выражающие в себе всю боль еврейского народа. Его глаза даже как-то посерели внезапно, потеряв свою бесстыдную зелень. Алан нечасто видел Мартина в шоке. Мартин был в шоке. Он, с позволения сказать, выглядел несколько обескураженным от самого себя.
     Что было вполне объяснимо. Алан думал, что ему тоже будет больно. Или стыдно. Но ему, отчего-то стало невероятно весело. Нет, определенно на месте Мартина он бы сейчас находиться бы не хотел. Да и не мог бы конечно, его бы так не смогло бы разнести во все стороны, так что тут мироздание раздало всем по заслугам.
    Они распланировали что и как нужно доделать, и глумились на тему того, как они придут в клуб с видом «И снова здравствуйте!». Разговор постепенно перешел на другие песни.
    Миллер объяснял им что-то уже полчаса, даже нарисовал что-то фломастером на пластиковой доске, висящей в углу. Даниэль находился в явном вдохновении, был взъерошен и небрит, но глаза его сияли сквозь толстые стекла очков как у психа, а это значило, что их продюсер вдохновился какой-то новой супер-идеей, и определенно не слезет с них, пока не заставит их хотя бы пошевелиться в нужную ему сторону. На первом этапе надо было хотя бы смотреть и периодически кивать, делая заинтересованное лицо. Иначе он бесился. Мартин сидел прямо напротив него. Мартин не подавал никаких признаков разумной жизни. Он просто сидел и смотрел в одну точку.
   Флетч тоже смотрел в одну точку, сложив руки на груди, и смотрел куда-то вдаль поверх очков, но у него было значительно более разумное выражение лица, и он периодически кивал. С Мартином кстати, он сегодня не разговаривал. Флетч с Мартином не разговаривал. Это было просто феерично, вчерашний вечер определенно удался, Алан был в восторге.
- Мартин?! Ты меня слушаешь?
- Я? – Мартин вздрогнул, когда Миллер внезапно рявкнул ему на ухо.
- Ты!
- А…че- чего сразу я? -  испуганно спросил Мартин.
- Ты по-английски понимаешь? А?
- Я?
- Ты!!!
- У… у…  меня голова болит….
  Дейв заржал как дикий мерин объевшийся анашой. Очень высоко и надрывно и очень издевательски.
- У него голова болит! Хиии-хиии-хиии… го-ло-ва-а-а… - не мог успокоиться Дейв.
- У ТЕБЯ НЕ МОЖЕТ БОЛЕТЬ ГОЛОВА, МАРТИН! – вопил Миллер, выведенный из себя,
- По-че-му? – испуганно переспросил Мартин, вытаскивая палец изо-рта.
 - ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ! – рявкнуло руководство.
  Дейв рыдал. Миллера вчера с ними не было, но он был с ним очень согласен. Джонатан Кесслер вытирал слезы в углу. А вот он, был. Алан тоже прикрыл нижнюю часть лица рукой, чтобы скрыть улыбку, и не бесить Миллера начиная ржать в голос, потому что истерика Дейва была ничуть не менее феерична коматозу Мартина Ли.
- У тебя не может болеть голова, Мартин Ли Гор, потому что у тебя ее нет!!! – продолжил разъярившийся босс, - НЕ МОЖЕТ БОЛЕТЬ ТО ЧЕГО НЕТ, ПРОСТО ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ!!! НЕ МОЖЕТ.
  Мартин внезапно с ненавистью сверкнул глазами на Миллера и на шароебящегося туда-сюда перед его глазами хихикающего Дейва, неизвестно что внезапно вывело его из себя, потому что он как-то неожиданно злобно огрызнулся:
- Я бы сказал, что у меня болит жопа, но здесь дамы.
Алан завыл и скатился с кресла.
Он не знал, кого точно имел в виду Мартин, но поскольку из-под его куртки виднелось то самое знаменитое платье, шутка вышла слишком искрометной даже для самого Мартина.
   Дейв рыдал, стонал сдавленное:
- Бля-а-а-а…, -  уткнувшись в плечо Флетча, который под это дело тоже сменил гнев на милость, тело его начало подрагивать от смеха. Алан держался за живот, влезая на кресло обратно, ему очень не хватало воздуха, он искренне стал бояться задохнуться. Миллер тоже начал улыбаться, не смеялся только Мартин.
- Убейте меня, а? – тихо сказал он.
- Ма-.. ма- ртин  мы не можем, - у Алана не сразу получилось ответить, - видишь ли, Мартин, наблюдение…за… твоими…твоими…эээ… с позволения сказать…  моральными страданиями….это настолько по-нездоровому захватывает, что…ка..ка-жется… вызывает  предэякулятивное состояние…
- Пре-е-ед- ээээ-я-я-якуууляяятииивнооое… - проскулил Дейв, ему определенно понравилось слово.
  Мартин молча встал, не глядя ни на Алана ни на Дейва, и сосредоточенно направился к двери.
- Ты куда? – спросил его Миллер.
- Я сам себя убью, - сказал Мартин.
- Пока не доделаешь песню как следует, даже не смей, - строго сказал ему в спину Миллер, - я тебя с того света достану, стервец!
- Хорошо, - миролюбиво сказал Мартин, - тогда я схожу поссать, пока эти ржут.
  Дейв вытер лицо руками.
- Что вы с ним сделали? – строго спросил Миллер, почему-то строго воззрившись на Дейва:
- В клуб ходили, - невинно хлопая длинными ресницами и дуя губки с безотказной харизмой хорошего еврейского мальчика ответил Дейв.
 Тяжелый взгляд Миллера переместился на Алана:
- В принципе, то же, что и обычно, - сказал Алан, - ничего БОЛЕЕ противоестественного чем обычно! Отвечу за обоих.
   Все было бы хорошо, если бы Дейв так ехидно не хихикал.
- ФЛЕТЧ?!
- Я воздержусь! – сказал Флетч.
- Он и вчера тоже, кстати, воздержался! – быстро ляпнул Дейв, получая свернутой в трубочку газетой по голове, - е-единственный, кто…воздержался…
- Бо-же….я больше не могу… - Алан встал и направился к балкону, у него просто не было сил больше смеяться. Не смеяться у него тоже сил не было. А плакать он уже к этому моменту, кажется, разучился… - Дэн, мне срочно надо на балкон, иначе я просто не доживу до вечера.
- Алан, ты курить?
- Что, опять сигареты не взял, Дейв?
- Не жадничай, Алан!
Алан пожал плечами и протянул ему неоткрытую еще пачку.
- А зажигалка есть?
- Дай говна…дай лопату… - любезно поддразнил он народной мудростью Дейва.
- Б-лядь, - злобно ответил Дейв, взвешивая про себя, стоит ли обида на Алановское хамство того, чтобы гордо вернуть ему сигареты и больше не стрелять сегодня, потом решил что нет, потому что у Мартина он уже стрельнул последнюю, а тот точно вряд ли озаботится в ближайшее время мухой сбегать в ближайшую лавку.

***

Что произошло прошлой ночью, рассказать было легко. Но понять, почему это произошло, никто из них троих не мог никогда.
- Я не могу удовлетвориться – хрипло надрывались колонки в берлинском баре голосом Мика Джаггера. Алан сидел у стойки, задумчиво нюхая стеклянный край пивной кружки и завороженно глядя на ряды Егермайстера. Вообще он пил пиво уже полчаса. Ровно с тех пор, как потерял в баре Мартина, и ему это все уже стало надоедать. Поэтому он впал в легкий ступор, скрывая от самого себя изрядную долю раздражения, которое сверлило его изнутри как бур от перфоратора.
    Дейв жизнерадостно заржал прямо у него над ухом. Он пахнул Дэйвом, потом, алкоголем и травкой. Не газонной травкой, что, в общем, было крайне предсказуемо.
- Алан, я тебя люблю… - жарко дыша в ухо сказал он.
- Что у нас случилось на этот раз? Я надеюсь, кто-то умер? - с тоской в голосе сказал Алан, и читатель не должен его обвинять в недружелюбии, радость Дейва была так подозрительно неожиданна что у Алана как будто все внутренности оторвались и ухнули куда-то вниз.
- Нет, - сказал Дейв, - просто хотел тебе сказать что-то хорошее.
 - Я так тронут, Дейв. Что тебе от меня нужно?
- Ха-ха-ха – захохотал Дейв радостно, с третьего раза, забираясь на деревянный барный стул рядом с Аланом, - то, что мне надо я сам беру, – он снова расхохотался собственной шутке.
   Он наимилейшим образом разулыбался с бородатым немецким гомосексуалистом с мускулистой седоватой волосатой голой грудью на которого он все три раза неуклюже упал. Любезный берлинский медведь-бородач, с ловкостью подсадил губастенького обдолбыша на стул, почти с таким же удовольствием, как бы посадил бы его на себя.
   Алан соизволил окатить Дейва взглядом и брезгливо ткнул пальцем в воротник белой рубашки Дейва.
- Как недавно женившемуся, как новичку в этом деле, так сказать, скажу по доброте душевной, что на месте твоей супруги я бы устроил тебе мерзкий и отвратительный, мелочный скандал, - кисло сказал он, - потому что весь воротник твоей рубашки, и, кстати, даже шея измазаны пошлой алой помадой.
- ХАААААААААААААААААА – запрокидывая голову далеко назад и сияя своей небритой физиономией с красными разводами и красными, опухшими губами, закатился от хохота Дейв, - А я бы сказал ей: ДУРА! ДА ЭТО Ж МАРТИН ГОР!
- Я узнал этот уникальной красоты оттенок, - все так же кисло сказал рядам Егермайстера Алан, - Libert;, ;galit;, fraternit;.
- А? – переспросил Дейв.
- Свобода, равенство и ****ство, - сквозь зубы сказал Алан.
- Хахаха, - сказал Дейв, - ты такой смешной, Алан. А при чем тут свобода и равенство?
- И правда, при чем тут свобода и равенство? ****ство. Кругом сплошное ****ство, - кисло сказал Алан.
- Ты чего?
- Забудь, - сказал Алан, - просто забудь, Дейв. Расслабься.
- Я расслаблен, - сказал Дейв – я а-а-абсолютнейшим образом…хахаха… - он сам решил, что звучит двусмысленно и сам захохотал – расслаблен. Это ты какой-то напряженный. Вы что, поругались?
    Алан внимательно посмотрел на Дейва. Он вначале решил, что тот над ним издевается и хотел дать ему в лицо. Но судя по лицу Дейв так искренне переживал, что он процедил сквозь зубы:
- Послушай, а я даже и не знаю, что тебе сказать,  - сказал Алан, - Где он, кстати? Последний раз, когда я его видел, вот это дерьмо – он снова указал на отдающий оттенком французского боевого знамени воротник Дейва, - было еще на нем, значит ты был последним. Хотя последним ли, вот в чем вопрос?
- Хаааа….  – Дейва не впечатлили его намеки, - Вон там, ориентируйся по Флетчу –  сказал юноша голосом опытного следопыта, - он длинный, рыжий и все время ржет, потому что пережрал экстази, - его видно а точнее слышно издалека. У него больной вид маньяка-педофила..
        Флетч и правда торчал над клубящейся толпой словно поплавок, и сиял. Мартина Алан вначале не сразу нашел, но потом рассосавшаяся толпа облегчила ему задачу. Он сидел на стуле, легкомысленно забросив ногу на ногу, в том самом легендарном платье более похожем на длинную майку с разрезами до самых тазовых костей по бокам, которое он по легенде позаимствовал у своей легендарной девушки Кристины. В обе эти легенды Алан не очень верил. Проводя с Мартином каждую ночь в клубе, и уж как минимум половину каждого дня в одной постели, он догадывался, что роман вряд ли перешел у них платоническую фазу чаще чем пару раз, да и глядя на Кристину он очень сомневался как такая приличная девушка может в это вырядиться.
    Мартин сидел на стуле и трепался с кем-то, совершенно не смущаясь того факта, что фактически демонстрировал человечеству совершенно голое бедро, высотой разреза совершенно четко дающее понять, что кроме идиотской подвязки на черном толстом чулке, доходящем до середины бедра, другого белья на нем по всей вероятности просто нет.
- ****ец, - сказал Алан Дейву, но, обернувшись, понял, что его внезапно и след простыл. Какой-то зачарованный был этот клуб. Все его согруппники появлялись и исчезали по мановению ока сами собой.
- Noch ein Bier, bitte!**  - Попросил он бармена дать ему еще пива.
И вечер чудес на этом не закончился, потому что, когда бармен дал ему еще пива, Мартин внезапно материализовался рядом с ним отбирая у него кружку.
- Я по тебе соскучился – с предельным сарказмом сообщил Алан.
Мартин предпочел изобразить, что не понял сарказма, и отставив половину  кружки в сторону, и толком даже не облизав пивных усов засосал его у стойки прямо в рот. Алан слез со стула, потому что при росте Мартина ему было не слишком комфортно целоваться с ним в такой скукоженной позе. Алан вытер пивную влагу, отпечатавшуюся от лица Мартина на его, зажимая его животом в стойку бара, крепко обхватывая поперек  живота, так что тот толком не мог двинуться. Мог только повернуть голову, чтобы встретить его поцелуй, что, собственно он и делал.
    В гей клубе этого пошиба бармен сразу же перестал обращать внимание на то, что они, собственно, делали. И это было чертовски хорошо. Вообще, всем было в общем наплевать на то, что они там делали, было шумно, душно, темно, и они были не единственной обжимающейся парочкой в этом клубе. Хотя Алану все-таки поначалу казалось это все несколько экстремальным. Но постояв минут десять, упираясь полувозбужденным членом фактически в голую жопу Мартина, едва прикрытую тонкой трикотажной материей он, конечно не забыл о существовании мира вокруг, но критическая оценка его собственного поведения изрядно снизилась. Алан стоял, уткнувшись ***м в жопу Мартина и вспоминал о красочных полосках на рубашке Дейва. Все это наполняло его довольно странными эмоциями. Мартина из своих медвежьих объятий он выпускать не хотел, да Мартина, как видно все очень устраивало. Но отыграться за свое унижение ему хотелось просто совершенно чертовски, просто никак не приходило в голову как. Просто сказать: «****ь, ты ****ся с Дейвом»? – казалось удивительно банально, да и хуй его возражал подобной постановки вопроса, понимая, что в этом случае ему скорее всего будет обеспечена ночь сексуальной фрустрации, потому что да, он очевидно именно это и делал, и очевидно что Алан не мог это принять просто так, и это потребовало бы чрезвычайного напряжения всех его моральных и эмоциональных сил. А он устал. Он хотел только покоя и регулярного секса. Черт вас подери, Небеса, разве это так много, чтобы просить?!  Как там говорится  в старинной мудрости – Господи, дай мне сил изменить то, что я могу изменить, терпения, чтобы принять то, что я не могу изменить, и мудрости, чтобы отличить одно от другого. Алану хватило в этот раз мудрости.
   Он собственнически просунул руку в ****ский вырез на бедре, понимая внезапно, что не так уж Мартин был глуп по части ношения этого платья, скорее глуп был он, что не испробовал его преимущества уже давно. Он подхватил член Мартина, находящийся ничуть не в менее напряженном состоянии чем его собственный, и со стороны это выглядело чуть более похабным, чем милое объятие. Ток, однако, что пронзил их обоих был именно тем, что говорил им, что назад пути нет. Мартину, разумеется, нравилось, что  Алан незаметно гладил его член под этой дурацкой юбкой, кто бы мог в этом сомневаться. Ему чертовски нравилось, что он это делал, Алан даже смел предположить, что он об этом только все последнее время и мечтал. Алану, конечно хотелось сделать то, чего хотелось Мартину, но ему также хотелось сделать что-то и лично для себя.
    Он просунул руку назад, заставляя Мартина расставить ноги шире и отклячить задницу дальше назад. Как он и ожидал, на внутренней поверхности бедра, сзади, там, куда он просунул свою ладонь, между ног, было чуть более влажно, чем предполагала естественная влажность кожи. Мартин сразу понял ЧТО он понял, испуганно напрягшись. Алан, однако не собирался это делать  легче для него.
- Ммм, какой-то добрый самаритянин обеспечил меня лучшей смазкой на сегодняшний вечер, - сквозь зубы сообщил Мартину он, одновременно обращаясь с его задницей не слишком джентльменским образом.
- Алан, какого черта…
- Я бы на твоем месте молчал, - честно сказал Алан. В общем давая Мартину понять, что он дает ему выбор. Рука его по прежнему сжимала его сзади, задрав платье так, как было нужно. Второй рукой Алан рванул зиппер собственных штанов, вытаскивая свой член наружу и приставляя его непосредственно туда, куда он планировал в данный исторический момент им войти.
     Он не ожидал, но Мартин и правда замолчал, хотя по напряжению его тела Алан прекрасно понял, что он находится в приступе совершенно неконтролируемого ужаса. Это несколько примирило его с происходящим. И несколько даже заставило пожалеть своего партнера, просто потому что он не любил насилие, как таковое, а тут он был близок к нему как никогда.
- Кто это был, Мартин… - все так же жестко спросил он, однако снова принимаясь гладить его там, где ему было нужно, путая к чертовой  матери его мозги в ощущении возбуждения и страха.
- А-а-а-ал… - в этом тоне была мольба. Каким бы чертом он не решил сегодня ****ься с Дейвом, он отчаянно просил его, Алановского милосердия за это, и это было тем, что в некотором роде примирило его со всем происходящим. Он никогда не называл его Чарли. Только Алан и Ал.
- Кто. Это. Был, Мартин,  - палец его вошел в него полностью, поняв что и правда, смазки в этом случае им не понадобится, - Дейв?!
- А-а-х-хх…. – Мартина хватило только на то, чтобы выдохнуть отчаянно.
- Тебе бы лучше сказать что это Дейв, - сказал Алан, - мне совсем не хочется ****ься с тобой после акта твоей неоправданной незащищенной доброты к местному аборигену…
   Кажется он недооценил тот факт, насколько был заведен Мартин:
- Это Дейв, - вхлипнул он под ним, - потому что, похоже ничего более страшного, чем его нежелание трахнуть его прямо сейчас для него не было. Это было так просто, почти неинтересно.
- Ты ****ся с Дейвом, - сказал Алан, прижимая свой член к самому входу в тело Мартина. Он мог бы поклясться, что бутылки Егермайстера игриво подмигивали ему теперь. Еще бы, в сущности, стоя у барной стойки многолюдного бара, посреди чертового города Берлина, легко и непринужденно и самое главное, малозаметно для окружающих, задрав платье Мартина, он вдумчиво вставлял свой *** ему прямо в жопу. Этот факт завораживал сам по себе, как и тот факт, что у Мартина не было ни одного веского аргумента чтобы воспротивиться этому.
- Только не надо говорить, что ты об этом сожалеешь, ****ь, потому что ты ни *** не сожалеешь, - он вошел в него полностью, чувствуя как сперма Дейва ему помогает в этом, и точно потерял способность соображать окончательно. То, как сжимало ему теперь хуй, точно не давало возможности ему думать, он только не хотел совсем уж адски переступить все приличия сейчас. Ему было достаточно насаженного на него испуганного Мартина, чтобы получить свой оргазм.
    Он начал двигаться, грубо поворачивая лицо Мартина к себе, потому что ему было интереснее теперь ****ь его и одновременно целовать в губы, в этом был тот самый уровень цинизма, который был ему нужен. Мартин, впрочем не испортил ему вечер, тем, что сразу стал подмахивать и в физическом и моральном смысле, простонав ему прямо в рот, как ему нравится, когда он ебет его по Дейвовской сперме.
   Он тоже сказал ему все что он думал о его манере поведения в общественных местах в крайне возбуждающей и одновременно доходчивой форме, потому что все выдавало тот факт, что Мартину нравится, что он пользуется им и наказывает его в подобной форме. И с точки зрения секса он вряд ли мог бы быть сегодня лучше удовлетворен.
    Но лично его, Алана Уайлдера больше всего удовлетворило обескураженное лицо Флетча, который, не подозревая ничего плохого, и радуясь, что увидел-таки, потерянных товарищей подошел к ним ближе. Мартин стонущий прямо его в рот, от того что, он совершенно и откровенно долбит его сзади, это было то, что стоя рядом не заметить было невозможно.
    Черт, как же его удовлетворил этот ужас, который он увидел, кончив где-то между яиц Мартина, размазывая свою сперму и смешивая ее со спермой Дейва, который он увидел на лице Флетча. Ради таких моментов стоит жить.

 Примечания:

* Oriflamme – В русском переводе этот рассказ Теннеси Уильямса вышел под названием «Красное полотнище стяга». Фактически переводится как Орифламма – (от латинского aureum — золото, flamma — пламя) – красно-золотой штандарт французских королей.

**  Еще одно пиво, будьте добры!(нем)

Я хочу чтобы ты знал: я-знаю.
Я хочу знать, если ты меня читаешь



***

Миллер давеча сказал ему между прочим, в скайпе, относительно Алановской работы над ремастерингом, что Мартину понравилось, что он сделал.
- Ты думаешь, что Мартину понравилось, или Мартин сказал, что ему понравилось? – Алану сложно было удержаться от легкого брюзжания в данном случае.
    Мартин очень редко говорил что-то хорошее об их с Дейвом работе. Плохого, впрочем, тоже не говорил. Он больше молчал. Это Мартиновское молчание было для них страшнее смертной казни. Он умел молчать так, что выматывал тебе все нервы до чертовой матери. Он молчал, а ты чувствовал себя лохом, никчемным бездельником, бездарностью, лично обидевшим его самим фактом своего существования. Никто не умел молчать так, как Мартин. Он доводил их с Дейвом до белого каления, он доводил их до сумасшествия.
- Мартин, что ты думаешь об этом?
Пожимает плечами.
- Тебе что-то не нравится?
- Мне?... я …. я не знаю…я…
- Ты хотел что-то сказать…
- Хотел? Я? А я хотел? – фирменная дурацкая улыбочка от уха до уха.
- Мы с Дейвом так подумали. Мы с Дейвом посмели предположить. Нам с Дейвом показалось, что тебе должно было быть не все равно.
- О, вы так добры ко мне, спасибо.
- Ты так странно реагируешь…
- Разве?
- Очень странно.
- Вам с Дейвом показалось – неживым, металлическим тоном.
- Бли-аааа-ть…. Что нам делать-то?!
- Делайте все, что вам угодно, - на этом месте ему полагалось встать и покинуть помещение. Что Мартин и проделывал каждый раз.
  Для посвященного человека из команды Депеш Мод это означало буквально следующее: Мартин чертовски зол. Мартин недоволен. Он в ярости и считает что все что они сделали полнейшее гавно. Может быть, конечно, гавно не все. Но что конкретно, он считает объяснять выше своего достоинства. Это еще хорошо было до «Насильника», когда Дейв уже крепко подсел на героин, и совершенно потерял свое фирменное чувство юмора. До него они просто переглядывались с Дейвом, говорили одновременно:
- Еб твою мать, - и ржали, очень хорошо понимая чувства друг друга. В Милане же стало совсем хреново, там Дейв начинал доебываться до Мартина в чрезвычайно агрессивной и хамской манере. Дейв вообще до кого только не доебывался тогда в Милане, Алан был почти полностью уверен, что они не переживут этот год, и их стопудово прирежут в какой-нибудь сраной подворотне небритые воняющие чесноком макаронники, к которым за каким-то неведомым хреном, на улице приебался Дейв.
- Ну ты гопник! - сказал он Дейву в шутку, раньше он на этом месте хохотал, как безумный, в этот раз он получил отповедь на три листа устным текстом, и едва избежал физического насилия в форме мордобоя.
     Может быть дело было в том, что они с Дейвом были гребаные параноики, но усилиями Мартина они ей-богу, стали параноидальнее в тысячу раз. Дейв начинал наезжать на Мартина с энергией и таким неутомимым напором доебываясь его,  глядя на который Алан иногда в общем, чисто по-человечески, понимал, что так манило Мартиновскую ****оватую кошачью натуру к Дейву снова и снова. Дейвовский напор воистину завораживал. Это даже выглядело очень сексуально со стороны, впрочем, тем более, что Алан знал что это все не более чем сублимация. Ему определенно нравилось на это смотреть.
     Мартин, правда, упорно не поддавался Дейвовским манипуляциям. Ему было физически очень плохо – иногда до слез. Но он, сука, не поддавался. Вообще Дейв делал только хуже, в итоге, пытаясь вывести Мартина из себя, чтобы получить для себя его одобрение, необходимое ему как воздух, или хотя бы какую-то эмоцию, которая должна была показать, что Мартину не все равно, жив он или мертв. Потому что в конечном итоге Дейв своим поведением только заставлял Мартина избегать его, и замыкаться в себе еще сильнее.
     Мартин страдал. Однако никому не жаловался. А ему, в общем, и некому было жаловаться. Пожаловаться Алану на то, что Дейв его обижает? Алан бы только расхохотался от души и сказал что Мартин сам в этом и виноват. Ты хотел быть с ним, так что же? Будь!
- Алан, Мартин СКАЗАЛ что ему понравилось, - Миллер выделил слово «сказал» большими буквами.
- Господи, спасибо тебе, я страдал всю свою жизнь не зря! Пойду нажрусь от радости в гавно, - Алану опять не удалось сдержать своих эмоций.
В последний раз он так хохотал пару лет назад, он рыдал от смеха, когда Маэстро Гор и его  Дива-Гопник совершенно бесстыдно прилюдно разосрались к чертовой матери, вызвав к жизни умилительное в своей детской обиженной откровенности, так называемое сольное творчество Дейва. И Дейв начал его давить прилюдно и всерьез, требуя оценить наконец его вклад в Депеш Мод – с чем Алан был очень глубоко и искренне согласен, он даже позвонил Дейву и предложил напомнить Мартину и о его, Алановском вкладе, до кучи, тоже, и его невъебенный творческий песенный дар – с чем Алан никак не мог согласиться, но говорить об этом Дейву в лоб не стал.
    Они с Хеп делали ставки, удастся ли Дейву сломать Мартина. Он был уверен, что нет. Хеп хохотала и дурачилась:
- Алан, ах ты, подонок! Ты специально заставляешь меня спорить с собой, потому что знаешь что ты выиграешь!!!
- Какой вообще смысл мне спорить, если я не буду уверен, что я выиграю?
     Он был уверен, что Дейву Мартина не победить. Особенно с такими смехотворными требованиями, что он выдвигал, и которые становились все чудовищнее и чудовищнее. Это был эпичный бой, который длился год с лишним, Алан каждое утро включал компьютер и читал газеты, чтобы не пропустить очередных душераздирающих новостей. Он снова чувствовал себя словно на записи одного из альбомов со своими возлюбленными приятелями. Это все пахло очень так себе, но это пахло домом.
     Мартин за годы окреп. Раньше, хоть он и держался изо всех сил, лицо его против его воли выражало его эмоции, он выглядел несчастным и потерянным. Теперь эмоции на нем не мог бы разглядеть никто. Оно превратилось в железную маску. Этот мальчик уже не плакал, даже наедине с собой. Алан точно видел, что Дейву ЭТОГО не сломать, и заранее праздновал его поражение. Он даже как-то сблизился с Дейвом в этот период. Сходил на его сольный концерт, отвесил двусмысленный комплимент, поржал вместе с ним над Маэстро.
   О том, что Дейв требует права на половину песен первой прочитала Хеп, и разбудила его с утра восторженным криком увидевшего жертву голодного баньши.
- Боже, Дейв, ты совсем слетел с катушек?! – воскликнул Алан, поворачиваясь в постели, подтыкая под спину подушку, садясь повыше и бесцеремонно выхватывая у жены газету, - он читал речь  Дейва, и уже понимал, что он выиграл пари, потому что Мартин как и любой нормальный человек просто не мог бы согласиться с такими чудовищными требованиями.
- Принеси мне кофе, женщина! – радостно пробасил он.
Он уже практически отложил газету, не дочитав последний абзац, решив, что там обычная маловажная фигня. Но что-то заставило его остановиться и вернуться к этой статье. “В противном случае, а именно в случае несоблюдения моих требований, ” - сообщал миру Дэвид Гахан, - “Я не вижу возможности продолжения для Депеш Мод”.
     Алан застыл. С газетой в одной руке и чашкой кофе в другой.
- Ах ты ж, сукин ты сын!
   Не то что бы Алановские симпатии находились сильно на стороне Мартина. Просто у него дух захватило от того, как Гахан переступил черту. От того что Гахан ПЕРЕСТУПИЛ черту. Святая святых. И от того, как он это сделал.
     Эта черта в свое время жирным крестом перечеркнула жизнь его самого, и заставила Алана Чарльза Уайлдера перечеркнуть свою жизнь до возраста 34 лет. Эта черта в свое время заставила его принять окончательно то тяжелое решение, которое ему пришлось принять. Он когда-то говорил об этом Мартину в самом начале их так называемых отношений. Это то, что знал Мартин, знал Дейв и знал Алан. Это то, что знали они трое и Флетч. Эта черта называлась «Мартин не переживет, если уйдет Дейв. Если уйдет Алан – Мартин в той или иной степени…переживет”. Это было ясно и написано чуть ли на дверях Мьют. Алана так тошнило от этого, что он просто не мог этого больше терпеть, на его вкус они все зашли слишком далеко в своей демонстрации того, что он тут далеко не на первом месте. Это было очевидно, и это было табу, табу, которое он бы, Алан, если бы как-то волей каких-то небес, вдруг, в какой-то параллельной Вселенной, окажись он на месте Дейва не нарушил бы никогда.
- Дейв, ты посмел тронуть Великое Табу? – странно ухмыляясь, спросил он Дейва в телефон.
- Ха-хааа, - торжествующе расхохотался Дейв, - ну, может быть хотя бы так до него дойдет, что что-то происходит!
-Да, я понимаю тебя, Дейв, - Алан задумчиво уставился на свой заусинец на большом пальце, - Я как никто тебя понимаю. Но…все-таки, мне кажется, ты, несколько…эээ…как бы это помягче сказать….
- Зарвался? – самодовольно хохоча подсказал Дейв, - о, да! Именно это я и cделал!
- Ну…я бы сказал… “переступил черту дозволенного”.
- Хочешь я дам тебе мудрый совет, Алан?
- Что? – не поверив своим ушам переспросил Алан.
- Не бойся, ха-ха-ха, он не мой личный, мне его один мудрый человек подсказал. Послушай, Алан. Люди делятся на два типа: На тех кто соблюдает правила и на тех – кто побеждает. Победить, не нарушив правила – нельзя! Я буду победителем. А ты просто запомни это, Алан!
    На взгляд Алана Дейв действительно зарвался. И его уже волновало не столько то, как он вел себя с Мартином, как его исключительно напрягло, как Дейв вел себя с ним. Он снова взял ту газету в руки, вглядываясь внимательно в отпечатанные на странице до боли знакомые черты Мартина. Интересно, сможет ли он выстоять?  Или Дейв окажется победителем. Может быть, выстоит и это..значит, что и нет этой черты, и может быть он совершенно напрасно разбил себе жизнь, и может быть зря он ушел?
      Он был на иголках эти две недели, пока не произошла та памятная встреча. Точнее, пока Кесслер не рассказал ему все в лицах. Он так нервничал, что Хеп то и дело подначивала его:
- Дорогой, ты так переживаешь, словно они решают вопрос, не взять ли тебя обратно в группу!
- Милая, ты в курсе, что в Лондоне существует закон, запрещающий бить жен только после 21 часа, "ибо крики избиваемой могут мешать горожанам"?! – вежливо поинтересовался в ответ Алан.
- Сейчас 21:02, милый – так же любезно ответила ему Хеп.
      Дейв победил. Дейв сломал Мартина.
- Ничтожество, - мрачно кинул Алан некоему рандомному портрету Мартина в сети, - Тряпка.
     Он даже как то разом разочаровался в нем. Мартин как-то мгновенно потерял в его глазах свой демонический ореол.  Ему как-то даже стало внезапно неудобно его ненавидеть. Просто человек, сломанный и слабый. Такой же, как и он.
  В общем, теперь Алану уже даже не было смешно, когда Миллер ему по доброте душевной рассказывал Мартиновские пьяные похождения по Санта-Барбаре. Чисто по-человечески, Алан Мартину не завидовал. Он бы вряд ли хотел оказаться в такой ситуации, одновременно пережить развод с женой, дележку имущества и троих детей, и пережить такое унизительное поражение от человека, которого он мог бы называть своим другом. Кажется, он начинал чувствовать к Мартину чувство, которое он никогда ранее к нему не испытывал.
    Жалость.
Хотя, конечно, он сам виноват.

***

 Я хочу замахнуться, зажмурившись и увидеть, что я ударил
Я хочу знать точно, как ты меня ненавидишь,
Тогда я смогу предсказать, что ты сделаешь.
Я хочу чтобы ты знал, все раны наносятся себе нами самими
Я хочу контрольный пакет акций

***

- Я не буду у тебя номером вторым, слышишь, Мартин, слышишь? Я лучше у берлинской шлюхи подзаборной буду, ****ь, номером первым, чем у тебя номером вторым! Ты меня понял?
- Не очень, - честно сказал Мартин, очень озадаченно вытер нос забинтованной рукой Мартин. Потом второй, такой же забинтованной.
- Я не хочу тебя видеть. Уходи.
- Почему? – Мартин выглядел и вправду озадаченным. Не то чтобы он правда не знал что случилось, но сила реакции Алана его удивила. Алан казался ему очень спокойным и уравновешенным человеком до сих пор.
- Потому что я хочу побыть один. Я не хочу тебя больше видеть.
- А я хочу, - сказал Мартин.
- НАХУЯ?! – чуть ли не взвизгнул Алан, заставляя Мартина отшатнуться от неожиданности, - ПОСМОТРЕТЬ НА ИДИОТА?! ЕБ ТВОЮ МАТЬ, НУ КОНЕЧНО, МАРТИН ГДЕ ТЫ ЕЩЕ НАЙДЕШЬ ТАКОГО ИДИОТА?!
- Я не искал идиота… - виновато опустив голову сказал Мартин.
- ТОЧНО, ТЫ ПРАВ! ТЫ КАК ВСЕГДА ПРАВ! ОН САМ ****Ь ПРИШЕЛ! – сказал Алан, - ПО ОБЪЯВЛЕНИЮ!!!
  Это было просто смешно. Он бы засмеялся, если бы мог. Он не знал, что с ним случилось на самом деле, давно надо было привыкнуть, но, черт побери, не вышло! Эпохальную историю про ладони и пьяный марш-бросок Мартина от Александрплатц – а также о том, как Мартин пошел признаваться в любви Дейву – скрыть от него никак не удалось.  Дейв сам ее радостно ему поведал, празднуя по ту сторону телефонного провода свою полную и тотальную победу.
- Ал, послушай…послушай Ал, -  ухохатывался сам своей шутке Дейв, - Если к тебе сейчас явится Мартин с обеими забинтованными ладонями, ты не подумай…ой…ты не подумай только что он так много дрочил…. я бы даже сказал, он не дрочил вовсе!
    Алан не знал, что на него нашло, и не стал, честно говоря, особенно анализировать, почему он прощал это Мартину раньше, а тут его переклинило. Может быть, его спровоцировала уверенная наглость тона Дейва, который явно считал себя победителем. Почему-то раньше он находил в себе силы смириться с изменами Мартина, считая это какой-то придурью, и даже забавляясь, глядя на реакцию Дейва, когда это их ****ое солнышко снисходило до него. Почему-то он никогда не сомневался в своем первенстве в этом соперничестве, почему-то был уверен, что владеет мозгом Мартина, что было значительно важнее чем владеть его телом. Может быть раньше он считал это своего рода эротической игрой, которая его, отчасти, даже забавляла. Однако, он довольно ясно дал Мартину понять, что это не значит, что то, что он простил его …ох, уже в который раз, это не значит, что он готов мириться с этой двойственностью во веки вечные. Сейчас, почему-то его уверенность в себе изрядно пошатнулась. Может быть его так подкосил красочный рассказ Дейва о том, как именно Мартин признавался ему в том, что любит только его. А может быть, он просто устал. Устал психовать, устал считать себя недостойным, устал быть недостаточно хорошим, устал сомневаться и ревновать. Он, черт возьми, молодой, симпатичный, неплохо зарабатывающий мужик, он, черт его дери, звезда, девчонки выстраивались бы в очередь к его кровати. Какого черта он позволяет обращаться с собой какому-то парню с ним, как с гавном? Надо покончить с этим раз и навсегда. И с ним, и с Дейвом, у него должна быть своя жизнь, пусть они разбираются, как хотят.
- Собирай свои вещи и уходи, - очень зло, сквозь зубы сказал он, -  Уходи совсем, Мартин. Ты меня понял?
- П-понял, - внезапно кивнул Мартин, и резко развернулся к двери, чтобы Алан не видел его лица.
- ЭТО Я! – Алан снова заорал, в отчаянии стукнув кулаком по стене,  - ЭТО Я ДОЛЖЕН ПЛАКАТЬ А НЕ ТЫ!
   Мартин шмыгнул носом и кивнул. Да, он был с ним, разумеется согласен. Но это, ****ь, не сработает в этот раз.
- А куда мне идти? – несчастным голосом, совершенно откровенно спросил Мартин. Алану очень хотелось сказать куда. Ну, просто чесалось все внутри сказать, куда Мартину лучше было бы всего пойти!!! Как он сдержался, каким усилием воли, это было просто непостижимо человеческому разуму!
- Меня это не волнует, - чудовищной силой воли, чтобы не допустить смертоубийства в собственной съемной квартире сказал он. Мартину лучше было бы уйти сейчас как можно скорее, - помочь тебе собраться? – сквозь зубы спросил он.
- Не… - Мартин, кажется, несколько подуспокоился, по крайней мере, ему удалось сделать более или менее нормальный вид. Он задумчиво помахал забинтованными лапами в воздухе, - я все равно не донесу…я…потом…а-а…
   Мартин как-то очень сильно внезапно стал заикаться:
- Алан! – внезапно позвал он. В тоне его слышалась мольба.
- Что? – зло спросил Алан, предугадывая, что вероятнее всего Мартин будет просить у него прощения, объясняться, ну и начнет это чертово обычное дерьмо, что полагается в такой момент. Его заранее затошнило от этой мысли. Черта с два!
- А-алан…ты…ну…ты….
- Мартин, какого, ****ь…*** ты…
- Ты мне…д-дверь… …дверь открой мне, пожалуйста…я..я не могу…
Алан чуть не заржал в голос. Господи, ну почему все самые трагичные моменты в его жизни с Мартином были всегда на грани такого убийственного фарса?! Он смотрел, как Мартин в повязках пытается справиться с дверью…и понял, что ему пора принимать успокоительные таблетки. Черт, если он дверь открыть не может, как он вообще собирается…
   Алан внезапно перестал злиться. Совесть и сострадание к ближнему проснулись в нем совершенно внезапно. Он подошел к Мартину слегка отталкивая его плечом от двери и берясь за ручку двери, слегка преграждая Мартину путь. Он внезапно как-то охрип. Пока орал как резаный, все было хорошо, а тут разом охрип:
- Ты… ты вообще ты это…как?
- Я в порядке, … со мной этот… полный….как его…п … порядок, - этот засранец нашел в себе силы улыбнуться ему, как ни в чем не бывало, - я… я наверное… я пойду, пусти меня, Алан.
   Алан молча отстранился, выпуская Мартина на лестничную клетку. У него внезапно защемило где-то под сердцем, при взгляде на его ссутулившуюся и кажущуюся такой маленькой и несчастной фигурку. Он решил дать ему последний шанс.
- Мартин, почему? – Алан все еще надеялся хоть на какое-то сраное «сожалею», или «я тебя люблю» или хотя бы несчастное «а можно до утра остаться хотя бы?», ясное дело что «прости» от него ждать ему не приходилось, но черт побери, он вообще чувствует себя хоть немного виноватым?
- Алан, ты же знаешь, я ненавижу оправдываться, - устало улыбнулся он.
Алан резко захлопнул дверь.
- Твою мать!

****

   Алан был уверен, что Мартин отправился к Дейву. Куда, черт побери, он еще мог отправиться? Потому он спокойно лег спать. Ну, как спокойно. Относительно спокойно, конечно, злоба его едва не задушила, несмотря на все принятое количество высокоалкогольных спиртных напитков. С утра он проснулся в кровати один, и в общем, это было не так плохо, как ему казалось вечером. В этом даже были некоторые плюсы.
     Ему не пришлось никого будить, никого не пришлось угрозами физической расправы вытаскивать из ванной. Он спокойно принял душ, выпил кофе, позавтракал, оделся, удивившись, какое длинное оказывается у него утро. Он успел посмотреть телевизор, начистить три пары ботинок, ну так, просто, заодно, и даже зайти по дороге за сигаретами, купив две пачки, на всякий случай, у Дейва же все равно не будет.
    Дейв был в студии, Флетч был в студии, все были в студии, Мартина в студии не было. Странное чувство дежа вю заставило Алана нехорошо напрячься.
- Он заболел что ли? – проходя мимо Флетча на ходу, делая вид, что ему в общем-то все равно, и он так, из вежливости спрашивает, спросил Алан.
- Кто? – строго спросил Флетч, опуская очки на переносицу.
- Гор.
- Я думал, ты лучше должен знать, что с ним, - холодно ответил Флетч, - Потому что я, например, не знаю.
- Привет Алан! – Дейв разве что не сиял, - Ты сигареты купил? А то у тебя вчера пачка заканчивалась?
- Дейв, ты такой заботливый…это что-то…
- Ха-ха-ха…
- Как мне это надоело, - бурча и дожевывая на ходу бутерброд с огурцом вошел в комнату Миллер, - тянетесь, собираетесь часами, где ваша гребаная пунктуальность?!
- Я вовремя пришел… - обиженно сказал Алан, глядя на часы.
- А Мартин где? – удивленно спросил Дейв.
- Ты МЕНЯ спрашиваешь?! – удивился Алан, чувствуя, как нехорошее предчувствие у него только усиливается, наполняя живот осколками льда. Ему в голову бросилась кровь от мыслей, которые он предпочел бы, чтобы они не приходили ему в голову никогда.
- Да, а почему ты его спрашиваешь? – все еще чавкая спросил Миллер.
В студии повисла гнетущая тишина.
- Когда я в последний раз его видел, Дейв, он как раз собирался идти к тебе.
- Зачем ко мне?! – удивился Дейв, - ко мне Джоанна приехала!
Алан стоял и смотрел на Дейва, не понимая, шутит он или нет.
- Достал он меня, - обиженно сказал Миллер, - за-е-бал. Надо испортить ему жизнь. Бабе его позвонить что ли?!
  Дейв очень высоко и тонко захохотал, поглядывая на Алана.
- Что? – спросил Миллер.
- Не-не, ничего, - хихикнул Дейв, снова глянув на Алана.
- Кристине? – подсказал Алан, леденея внутри еще больше чем раньше.
- А, точно, Кристине, у тебя есть ее телефон?
- Эм…до-до-дома, да, - сказал Алан.
- Тут внизу где-то был телефонный справочник, - Флетч со своими гребанными советами был ни *** не вовремя, как показалось Алану, - Сейчас принесу, сию секунду. 
   Никогда еще эти две минуты пока Флетч спускался и поднимался по лестнице не казались им такими долгими. Он открыл толстый журнал и начал листать тонкие страницы, в поисках телефона дома Кристины.
- Вот! Нашел! – Флетч гордо оглядел всех с победоносным видом, ошибочно приняв кислые выражения лица Дейва и Алана за зависть к его умственным способностям.
- Дэн, а давай…давай, я позвоню? – внезапно нашелся Алан, - Я по-немецки чуть-чуть могу….
- Мартин говорил, она говорит по-английски, - отказался Миллер, - по крайней мере, он утверждал, что он ее иначе не очень понимает…
   Последняя надежда Алана разбилась вдребезги. Миллер пошел к телефону. Вернулся он крайне задумчивый. У Алана звенело в голове, и дрожали руки. Перспектива того, что ему придется признаться с какой Кристиной на самом деле сожительствовал Мартин, и возможно даже перед  немецкой полицией, вырисовывалась перед его мысленным взором все более четко.
- Странная она какая-то, - сказал Миллер, почесывая голову, на которой тогда еще были черные, густые, волнистые волосы, - два сапога пара! Она так удивилась, когда я попросил ее разбудить эту пьяную сволочь и пинками выгнать его на работу, и сказала, что не понимает о чем речь. Мартина она не видела, и, кажется, она не очень поняла, почему она должна знать, где он сейчас. Она сказала, что они с ним друзья, она очень извиняется. Немки такие странные…
- О, да! – сочувственно кивнул Флетч.
- Кто вообще последний его видел? – Миллер потерянно посмотрел на них через очки. Кажется, он уже не только злился, но и начал немного волноваться.
- Он!
- Он!
Алан с Дейвом показали друг на друга.
- Или он! – они одновременно показали на Флетча.
- Спасибо, мальчики, вы мне очень помогли, - сказал Миллер. Давайте подождем до вечера. Может быть, он у ****и какой застрял.
     Разумеется, ни у какой ****и Мартин не застрял, и, разумеется, вечером он тоже не появился. Как не появился и на следующий день.
  У Алана тряслись руки, когда он пытался зажечь сигарету. Дейв спустился к нему на улицу такой же ****утый. С красными глазами и стучащими зубами:
- Слыш чо, - очень деловито спросил он, - А может он того..
- Чего? – Алан с трудом разомкнул челюсти.
- Ну,… того, домой уехал, в Базилдон? Может матери позвонить?
- И чего? Спросить, вы случайно сына не видали, нет? И мы нет! До свидания! Всегда с приветом, ваш Депеш Мод!
- Да, дурацкая идея, - сказал Дэвид.
- К тому же как он, черт его дери мог бы улететь, если он все оставил у меня. Все, Дэйв! Документы, вещи, деньги!
- А, бля, - Дэйв по-гопниковски плюнул на тротуар, - ****ец!
- ****ец! – сказал Алан.
- Так ты его видел вчера?
- После твоего фееричного звонка про то, как вы ****ь, друг друга любите и в какие, *****, места?
- Ага, - Дейв ничуть не смутился своего поведения, он ответил очень быстро и обыденно.
- Видел, - мрачно сказал Алан.
- А чо ты не сказал-то? – спросил Дейв.
- Ты Дейв Гахан, вообще простой, ****ь, как я не знаю что! А как я объясню Миллеру, что я попросил его собрать свои вещи и валить нахрен из моей квартиры, потому что я не могу больше терпеть ваше ****ство, и что вы оба ****е мне мозги мне ни *** не нравится?!
- А чо сразу я? – обиделся Дейв.
- Иди на ***, - устало сказал Алан.
- Ты его чо, из дому выгнал? – удивился Дейв, даже хихикнул от радости.
- Да.
- Чо, прям всерьез?
- Да, ****ь, прям как взрослый, Дейв!
- Ебтааа… - Дейв судорожно затянулся сигаретой, - и чего, он ушел?
- Как ты, ****ь, догадался?!
- Со своими-то лапами? – удивленно уточнил Дейв.
- С лапами, - сказал Алан и отчаянно застонал.
- Во дурак… . Как ты его вообще отпустил-то, Ирод? – спросил Дейв возмущенно, в черных глазах его зажглась искра возмущения поведением Алана.
- А ты как? – спросил Алан.
- А чего я? Мне жену надо было ехать встречать в пять утра, в аэропорт, а он к тебе пошел…откуда я знал, что ты именно в этот раз, окажешься такая злобная мелочная и жадная козлина?
- О, боже, теперь я один во всем виноват, да?
- Ну, да, - сказал Дейв, - а кто же еще, я что ли?
Он был настолько уверен в своей правоте, что Алан даже не нашелся сразу, как ему возразить.
 - Господи, я конечно грешил, но какого хрена ты так меня наказываешь?!
Они докурили и пошли обратно. Надо было что-то решать. Может быть, конечно, они зря беспокоятся, и с Мартином ничего не случилось, но вполне вероятно, что им придется обращаться в полицию. И с этого момента мог начаться просто фееричнейших размеров ****ец для них всех. Волнение за Мартина прочно перемешалось у них с волнением за свои собственные шкуры, и неизвестно, что с этим всем им придется делать. Алан уже представлял себе газетные заголовки, раскрывающие их с Мартином роман и рассуждающие о его таинственном исчезновении, или не дай бог…
     Миллер отпустил их сегодня домой пораньше, в связи с экстремальной ситуацией. Дейв догнал Алана на улице.
- Ну вот что, - сказал он, - я в таких делах поопытнее тебя буду…
- В каких таких делах? – переспросил Алан.
- С полицией, - сказал Дейв, - не попади я к Мартину с Флетчем, я бы уже как пить дать третий срок мотал…
- И чего?
- Чего-чего. Короче, пойдем, поговорим с Кристиной, чего…
- Миллер же разговаривал вчера, - тускло сказал Алан.
- Слушай, Эл, вот ты только не тупи, когда я пытаюсь тебя выгородить! -  нетерпеливо кинул  Дейв, - тупить будешь там, у телки. Будешь косить под идиота-англичанина, который не понимает где он находится  и что происходит – тебе даже не придется особенно трудиться для этого, вот-вот, так же с таким же изумленным  контуженным ****ом будешь стоять и на нее смотреть, как на меня сейчас, только не замахивайся, она же девушка! Девушек бить нельзя!
- Один вопрос, Дейв. Зачем?
- А, ну…типа мы скажем у нас друг пропал, а сами мы, типа не местные, ну, типа, она подруга Мартина и мы типа просим ее чтобы она заявила в полицию, ну сказала типа что вот он живет у нее…
- Она что,  по-твоему, дура что ли? – спросил Алан.
- Не, а чо?
- Ты что думаешь, она не сообразит, что ей придется перед полицией отвечать? ****ь, Дейв, а если случилось чего? Они же будут ее подозревать? А если она расскажет что мы ее попросили, то выяснится что я…
- И чего ты вчера не был такой умный, Алан?
- Два ноль в твою пользу, Дейв.
- То-то, Чарли.
- Ладно пойдем хоть поговорим, может посоветует чего…а как мы узнаем где она живет-то? Телефон…был….о, у Миллера же был телефон, пошли скорее …
- Не паникуй, - Дэвид с невероятно важным видом вытащил из-за пазухи вырванный из телефонной книги Миллера желтый листок :
- Фри-при..бри- ***знаетчо-трассе…
- …штрассе…
- Штрассе…***знаетчо-штрассе  14… поехали, чо…
Они сели в поезд, посмотрев по карте. Дейв внимательно читал список адресов, хихикая то над фамилиями, то над названиями улиц. Алан по черному завидовал Дейвовскому оптимизму.
- ООО! – внезапно заорал Дейв, пугая пассажиров – КАНТШТРАССЕ! Глянь…Алан правда…тут…тут есть..хааа….****оулица….хаха…. …слушай,..
- Это по-другому по-немецки читается…
- Кант-штрассе! Улица-****ееец!!! Улица-****аа… Слушай, я прямо жопой чую, что Мартин где-то там! Хахаааа!
- Дейв, заткнись, я тебя умоляю, на нас смотрят!
Пока они суетились и разбирались, истово долго тянулись тоскливые и нервные полные ужасных предчувствий и чернейшей тоски и отчаяния дни…Алан точно думал, что он видимо примерно тогда и начал седеть. Дейв, в общем, тоже…
    Мартин вернулся.
    Дейв хотел его убить от счастья, но его едва удержали.
- Ты… твою….мать….ты….где…..был? – делая огромные паузы между словами в которых могли бы поместиться абзацы ярчайших эпитетов и выражений тяжело дыша спросил Миллер,
- Мы…весь….Берлин…обыскали…. – проревел Дейв.
- Но меня не было в Берлине, - удивленно пожав плечами, сказал Мартин Гор,  - Я…о, знаете, вы себе не представляете, я тут друзей встретил! Школьных! Я тут на практике в школе был и мы встретились, и они позвали меня к себе в деревню…ну слово за слово…знаете  и…
- МАРТИН, ТЫ ИДИОТ?!
- Нет, я хорошо учился, - сказал Мартин. Выглядела эта сволочь великолепно. Он отдохнул на свежем, деревенском воздухе. Кожа обветрилась, глаза зазеленели словно молодая травка, он был жизнерадостен и счастлив.
   Он, сука, ****ь, сиял.
- Как ваши ладони, сэр? – сквозь зубы спросил Алан.
- Отлично, просто отлично. Спасибо, что побеспокоились. Кстати, хорошая новость, для вас, господа,… - Мартин действительно был сегодня неподражаем, - Теперь я могу дрочить абсолютно сам, без посторонней помощи!
   Алан взвыл и тоже, в свою очередь, попытался бросится на Мартина, так же как и чуть ранее Дейв. Но Флетч его удержал.
  Черт!



***

- Найдите ему бабу что-ли? - вскоре после этого, вечером за стаканом пива сказал им Миллер. Сказал, скорее, риторически, просто к слову пришлось. Выдохнул, что называется.
- И чем это облегчит нам жизнь? – скептически спросил Дейв. Он понял продюсера буквально.
- Бабы – существа ресурсозатратные. Дело не только в деньгах, хотя и в деньгах, конечно же, тоже.
Алан задумчиво кивнул.
- Баба пожирает твое время, твои деньги, твои эмоции и твой мозг. Бог их знает, как они только умудряются это делать! Потратить деньги конечно, можно и на ****ей, но это другое. Они просто возьмут деньги и дадут то, единственное, что тебе по большому счету от них нужно. Секс. Самые честные женщины на свете – это ****и.
- Мартин тоже так считает, - задумчиво кивнул Дейв. Он очень внимательно слушал Миллера, в глазах его то и дело проскакивала странная грусть.
   Даниэль и Алан одновременно довольно странно посмотрели на него.
- Нет, ему нужна честная женщина, - отрезал Миллер, - такая, которая сделает его мужчиной. Которая заставит Мартина остепениться, замотивирует его совершать поступки не только по велению  Всемогущего ***, а на основании так называемого разума…
- Я вот тоже думаю что он ****овать поехал… – кажется, Дейв очень своеобразно понял речь Дэна.
-  «их общей семейной выгоды»,…что, Дейв?
- Я говорю, ты тоже думаешь, что он врет про друзей? Я вчера весь вечер про это думал. ОТКУДА У ЭТОГО ПРИДУРКА МОГУТ БЫТЬ ДРУЗЬЯ?! Друзья…Хаха три раза! Друзья… знаю я… какие у него друзья… зачем ему друзья и…
   Алан молча закрыл лицо рукой.
- Дейв, не пались, - сказал он устало, надеясь, что Миллер примет это за шутку. Дейва, однако, стоило несколько предупредить. Его беспокойная душа явно жаждала отыграться за потраченные Мартином нервы, и эту жажду было не остановить. Но эта же жажда бесстыдно обнажала истинную мотивацию возмущения Дейва поведением Мартина. Дейв был зол на Мартина, потому что он ревновал.
- … и…блин, я точно знаю, что он врет!
    Дэн посмотрел на Алана в упор. Алан выдержал его пристальный взгляд, глазом не моргнув. Итак, Дейва спасать было бесполезно, Миллер все прекрасно знал. Но, кажется, был еще смысл спасать себя:
- Да какое тебе в сущности дело до того, где он был, Дейв? – очень лениво, и наигранно равнодушно, с нотками легкого усталого раздражения спросил Алан. Он очень хотел, чтобы в глазах Дэна это выглядело так, словно ему на Мартина совершеннейшим образом наплевать. Дэн снова внимательно посмотрел на него. Дейв тоже. Но очень удивленно.
- Ну как же так?! А ты? Тебе разве не все равно кто его… 
Алан настойчиво всунул Дейву в руки пиво, поднял его руку вместе с кружкой, улыбаясь, сквозь зубы прошипев:
- Пей, Дейв, пей, милый…, - Ну заткни же свою пасть, сука ты болтливая….не хватало еще чтобы ты и меня запалил, чертов придурок! Теоретически, воображения Миллера не должно было хватить, чтобы представить себе в красках всю их картину мира как она есть. Наверняка, Миллер думал, что связался с кем-то достаточно развитым в интеллектуальном плане, чтобы не позволить Мартину Гору, в способности мыслить которого Миллер сомневался априори, сделать с собой то, что позволили сделать с собой они с Дейвом.
    Дейв набрал полный рот пива. Так что щеки у него стали как у хомяка. Глаза у Дейва были как две сочные греческие маслины в рассоле. Они блестели в полутьме от нахлынувших на них слез.
- Нет! Вы не подумайте только, мне совершенно все равно, с кем он там спит! – отчаянно думая, что он смягчает ситуацию поправился Дейв. Он поставил кружку махом на стол. От резкого движения увесистая слеза скатилась с левой щеки, упав и оставшись лежать на темном дубовом столе.
   Теперь Дэн уже смотрел только на Дейва. Он, как и Алан, прикрыл нижнюю часть лица рукой. Как говорится, комментарии внезапно стали совершенно излишни. Они бы только смазали всю фееричность момента.
- Меня просто убивает, что он … скрывает что-то от меня, он…мы же…друзья…близкие друзья мы, а он… он не говорит мне…и он…мне…он мне, оказывается врал!
- Дейв, знаешь, как  узнать, что Мартин Гор врет? – Алан решил свести эту очень тяготящую его ситуацию к шутке. Рядом с Дейвом в таком состоянии он чувствовал себя как на просыпающемся вулкане. Еще секунда и ****ет:
- Как? – с интересом спросил Дейв.
- Он открывает рот, - со змеиной улыбочкой закончил Алан, глаза его лучились холодом, он все еще пытался заставить Дейва заметить, что ему не стоило бы так расслабляться.
- Ха! – сказал Дейв, вытирая щеки руками, он смеялся, а из глаз его текли слезы, - Ха-ха-ха.
   Дейву, судя по всему, было глубоко все равно, кто и что там подумает.
- Ты такой клевый, Алан, - сказал он внезапно, - я так рад, что ты – мой друг.
- Спасибо Дэвид, - наикислейшим образом ответил Алан, - Я тоже рад.
- Аминь, - сказал Миллер, и отхлебнул большой глоток, - Совет да любовь вам, дети мои. Предохраняйтесь только, я вас умоляю.
   Алан скрипнул зубами, но промолчал.
- В презервативе никакого кайфа, - Дейв, однако, не сумел.
- У тебя жена есть? – спросил Миллер.
- Есть, - сказал Дейв.
- Остальное – разврат.
- Оооо, даааа…. развра-а-ат… – согласился с ним Дейв таким, тоном, что у Алана аж в паху кольнуло. Дейв определенно не сожалел об этом. Судя по его тону, даже вожделел. Глаза его снова засияли, но теперь уже совершенно другим, совершенно шальным светом. Дейв потер ладони, словно бы в предвкушении.
- О, господи, - Алан положил ногу на ногу, достал из кармана сигареты и зажигалку. У него все свело внутри. Мысли Дейва прочитать было как всегда несложно. Он сидел сейчас с Аланом за кружкой пива и радовался тому факту, что он не будет больше испытывать чувства товарищеского неудобства, в следующий раз, когда будет ****ь Мартина. А сделает он это так скоро, как только этот волоокий белокурый шанс ему подвернется. Как только эта ****ская ранимая поэтическая душа снова потянется к человеческому теплу, чтобы развеять невыносимую тоску своего существования. То есть, если Дэвид не окажется дураком, то вот сейчас, они расплатятся в баре, и примерно через час. Как раз тогда  поэт и его вторая половина, по имени Эндрю Флетчер, вернутся с футбола.
   Словно отвечая на его мысли, Дэвид, все еще отчаянно сияя черными маслинами глаз, на которых внезапно появилась не очень соответствующая ситуации эротическая поволока, нервно облизал свои и без того неприлично пухлые полураскрытые губы. Алану очень захотелось хоть немного подпортить Дейву его бесстыдную похотливую радость, но в связи со сложившимися обстоятельствами, он никак не мог.
- Сигарету, Дейв, или у тебя свои есть? – ну как умел, так и подъебнул, чего уж.
- Ой, нет, конечно давай, - Засиял Дейв ему в ответ, - А…сигаретка…сигаре-еточка… .То-то я думаю, мне срочно надо взять что-нибудь в рот!
    Сучка.
Лицо Алана окаменело.
- В общем, скажу вам как старший товарищ…хотя я не понимаю, за какие такие деньги или блага я должен вкладывать вам в голову ум-разум… - продолжил свою мысль Миллер, почесывая живот, -  Мартину нужна хорошая девочка из хорошей семьи, настоящая чистокровная баньши, которая отсосет из него всю…  ****ь, Дейв, хватит ржать каждый раз, когда ты слышишь слово «сосать»,…боже…
- От-сосет!!! – восторженно хихикал Дейв, - хаха, которая отсосет… тут я согласен с тобой, Дэн!
- Иди в жопу, Дейв…
- Д-о-о-о-а, она будет сосать как миленькая!! И ей придется изрядно поработать, я должен вам сказать! – Дейв был в восторге от собственного чувства юмора. Впрочем, Дейв всегда был в восторге от собственного юмора. Даже когда бывал единственным, кто был в восторге.
- Дейв, тебя никогда не напрягал тот факт, что когда ты говоришь, тебя никто не перебивает?
- Нет, - сказал Дейв.
- Вот и меня этот факт тоже совершенно не напрягает.
- А…, - Дейв озадачился, вникая в смысл сказанных Даниэлем слов, - Ой, прости, Дэн.
- Ничего, Дейв, я привык.
- До того как я тебя перебил, Дэн, ты сказал,  что Мартину нужна телка, которая будет сосать…– навесив на лицо услужливый вид вежливо подсказал Дейв.
    Миллер открыл рот чтобы продолжить, но Дейву не терпелось:
- Я бы ей еще кое-что посоветовал, - пробормотал он себе под нос, побаиваясь Миллера, но все еще крайне довольный своим остроумием, - купить в секс-шопе…
- ****ь, Дейв, может хватит уже делиться с нами своими разнузданными фантазиями с участием Мартина Гора?! – Алан не выдержал, и взбесился.
- Резиновый… - Дейв продолжил свою мысль.
- Дейв, не всех присутствующих, заметь, за столом, так волнует сексуальная жизнь Мартина как тебя… - Миллер немного испугался лица Алана и явно оказывал ему поддержку.
В Дейва, однако, словно черт какой вселился:
- ***, - не унимался он.
- Дейв, ****ь! – очень выразительно сказал Миллер.
- Да ладно, ему понравится! – расхохотался Дейв. Смешно, однако было, как видно, только ему.
- Ты кончил? – сквозь зубы спросил Дейва Алан.
В воздухе отчаянно запахло дракой.
- Нет еще! Хочешь мне помочь? – моментально показал зубы в ответ Алану Дейв.
- Дейв, может тебе сходить, припудрить носик?  - Миллер тряхнул Дейва за плечо, чтобы привести парня в себя хоть немного, - Водички бы попил заодно…
  Алан молча встал, рывком опрокидывая стул на пол, пугая прочих гостей бара, и выскочил на улицу.
- Алан! Ал, стой…да стой ты…
   Бесполезно. Алан буквально бросился вниз по улице, быстрым шагом, едва ли не бегом. Надо было куда-то слить разрывающую его на части агрессию, он боялся остановиться, боялся, что просто задохнется от бушующих в нем чувств. Он быстро шел, не замечая сбившегося дыхания, не замечая прохожих, не замечая слез, катящихся у него из глаз.
   Он раньше даже и не думал, что он может испытывать настолько сильные эмоции, он думал, что падение в обморок от эмоций – это такая шутка или художественная гипербола. С трудом переводя дыхание, он схватился рукой за стену отеля на углу Фридрихштрассе, понимая, что еще секунда и он отключится. В глазах у него потемнело, он с усилием провел рукой  по шершавой стене из серого грубого бетона, нарочно причиняя себе боль, чтобы хоть что-то почувствовать кроме серого кокона, который окружал его со всех сторон, делая его слепым и глухим.
- Молодой человек…вам плохо, молодой человек? Вы плохо себя чувствуете? Эй, молодой человек… – спустя минуту до него донеслись слова…по-немецки, сначала он не разобрал что ему говорят, но они повторялись и повторялись и кто-то усиленно тряс его за руку, он проморгался и увидел пожилую аккуратную старушку которая держала его за руку, сочувственно глядя на него сверху вниз.
  Сверху вниз?!
Алан удивился этому факту. Посмотрел вниз, понял, что он сидит на коленях, прямо на асфальте, держась обеими руками за стену. Он хотел ответить старушке по-немецки, «спасибо, я в порядке» но мозг его подвел. Он сказал по-английски. Слава богу, фрау была хорошо образована, она ответила ему на старомодном английском с харАктерным немецким акцентом:
- Обопритесь на меня юноша,
- Не беспокойтесь обо мне, мадам…
- Разрешите, я вам помогу,
- О, нет…
- Вот тут недалеко как раз через пару шагов скамейка, я вас провожу, хватайтесь мне за руку, юноша, я уже не в том возрасте, чтобы вы так стеснялись меня коснуться…
   Седовласая фрау проводила его до скамейки, хоть он и пытался храбриться и показать, что может идти сам. Он упал на скамейку с облегчением, почувствовав себя несколько увереннее сидя. Да и эта короткая прогулка к скамейке в обществе старой немки его несколько привела в себя.
- Я вам чрезвычайно благодарен, - сказал он, - мне правда удивительно неудобно, что я оказался в такой ситуации. Вы так любезны, спасибо вам, мадам.
- Ну что вы, - сказала она, присаживаясь рядом, - Наш долг помогать друг другу.
- Я не могу понять, что произошло.
- Вы очень бледный, - сказала фрау.
Алан потер лицо обеими руками.
- Я вначале подумала, что вы пьяны, знаете, здесь так много баров! Мало ли тут порой валяется пьянчуг! Но потом присмотрелась внимательнее, вы аккуратно одеты, и лицо у вас такое интеллигентное, я подумала, бедный мальчик, а что если ему плохо…
- Я не пьян, - сказал Алан.
- Может быть, вам следует отправиться к доктору?
- Нет, спасибо, я уже в порядке, перенервничал просто, - сказал Алан, перед совершенно незнакомой старушкой он чувствовал себя в большей безопасности чем со своими горе-товарищами, - вы знаете, - он почему-то раскрылся перед ней, - у меня это в первый раз. Такая тяжелая была неделя.
- О, вы много работаете… - посочувствовала ему фрау, - сегодняшней толковой молодежи так тяжело приходится, мой внук тоже часто жалуется…
- Да не то, что бы работа, знаете, просто… заставили меня… поволноваться… в общем… .
- Я понимаю вас, - сказала старушка, -  и это тоже в молодости бывает большой проблемой. Правда, вы знаете, в старости, я вам скажу, не многим легче…
- Быть не может, - сказал Алан.
- Вот увидите.
- Я не доживу, - сказал Алан.
- В вашем возрасте я тоже была в этом абсолютно уверена! – сказала старушка, смеясь, - однако, как видите, молодости свойственно ошибаться.
    Алан тоже улыбнулся через силу, глядя на мостовую Фридрихштрассе. Это была пешеходная зона. Они сидели на скамейке прямо напротив кофейни, а мимо туда сюда, занятые своими делами, суетясь, или просто гуляя, проходили прохожие. Алан понял, что сознание к нему окончательно вернулось, и он начинает понимать где он и что, собственно происходит.
-  Мне пора впрочем, - сказала она, медленно поднимаясь со скамейки, - я с вами совсем заболталась!
- Вас проводить? – вежливо спросил Алан.
- Сидите, проказник, мы с вами только познакомились!
Алан внезапно расхохотался. Фрау удалось вернуть его к жизни. Она игриво подмигнула ему:
- Прощайте, и не переживайте так больше.
- Посоветуйте мне что-нибудь, чтобы перестать чувствовать, - усмехаясь сказал он, - что-нибудь…вы наверное знаете, может быть таблетка, или микстура какая…
- Забудьте ее, - сказала фрау, - просто забудьте ее и все. Раз и навсегда.
- Забыть? Как?
- В Берлине масса красивых молодых девушек, они быстро заставят вас забыть все ваши проблемы,…
- И вызовут новые…
- О, вы, должно быть, англичанин?
- Как вы узнали?
Они оба рассмеялись, и тепло попрощались. Алан остался сидеть на скамейке на углу Фридрихштрассе. Позже он решил еще побродить по городу. Просто чтобы развеяться немного. Он не заметил, как ноги принесли его к дому Кристины. Он вспомнил, как они тусовались тут с Дейвом, часа два не решаясь войти, и споря на улице на прошлой неделе, и усмехнулся. Потом он вспомнил их разговор и ее удивленное лицо, боже, она точно решила что они полные психи! Интересно, она сейчас дома? Какой там этаж? Третий? Да, вот тут посередине, как раз должны быть ее окна:
- ****ь! – едва не в голос заорал он испуганно шарахаясь, и прячась за угол здания. В окне Кристины, меланхолично торчал маэстро Гор. Он был точно без рубашки, как минимум, потому что Алан видел его голые плечи и курил. ЧЕРТ! А ЕСЛИ ОН МЕНЯ УВИДЕЛ?! Алан чувствовал, что сердце начало забиваться у него в груди, черт, он точно поседеет в этом Берлине раньше времени. Твою мать! Еще не хватало, чтобы он его заметил тут, черт, под своими окнами. Он наверняка подумает, что Алан его выслеживает специально. Ой, ну надо же так подставиться. Неужели нельзя было догадаться, куда Мартин пойдет? Ну какой же он идиот, а? Алан осторожно выглянул из-за угла.
   Мартин курил все так же непринужденно, глядя совершенно в другую сторону. До Алана постепенно дошло, что скорее всего, Мартин его не увидит просто потому что он вообще очень плохо видит. Он слегка расслабился, наблюдая как рядом с Мартином в окне появилась голова Кристины. Мартин повернулся к ней и они, кажется поцеловались. Потом они исчезли в темноте комнаты. Нет, Алан и так догадывался что несмотря на весь Мартиновский традиционный пьяный эксгибиционизм, у приличной девушки он запросто так голый ходить не будет. Или полуголый. Что в данном конкретном случае уже было в принципе не важно.Так что это не сильно меняло дело. Но по-своему впечатлило словно хук справа.
    Алан свернул в переулок и вышел к шоссе. Надо поймать такси. Он внезапно почувствовал что он смертельно устал, и что у него подкашиваются ноги. Вот и все, чего это все стоило. Все, что между ними было. Недолго же ты страдал, друг мой, Мартин. Ну, с другой стороны, зато, по крайней мере, Дейву сегодня тоже неповезло, ухмыльнулся Алан уже в машине, уткнувшись лбом в боковое стекло.
    Ключом открывая дверь он услышал, как звонит его телефон. Сердце мгновенно забилось быстро быстро, где-то в шее, в глазах вмиг потемнело. Боже, а если это Мартин. Может быть он пришел в себя и решил с ним наконец нормально поговорить? А что, если он видел его там, у себя под окнами? Может быть не подходить, сделать вид, что его нет дома? Это трусливо как-то…телефон настойчиво продолжал звонить, пока Алан нерешительно топтался на входе, решая снять ботинки и медленно ли прошествовать к телефону, вдруг к тому времени звонящий потеряет терпение и положит трубку? Алан так и не понял почему решив сделать это, через секунду он оказался в ботинках на кресле с ногами, сжимая рукой трубку и задыхающимся шепотом шепчущим в трубку трясущееся:
- Алло..
- Это Дейв, - сказала трубка ужасающе виноватым голосом.
- Ммм, - это все что мог Алан из себя выдавить. Разочарование и успокоение как-то обрушились на него разом. Это был не тот, звонка которого он ждал. Ему внезапно стало просто все равно.
- Слушай, ты это…ты как? Ну, ты нормально, в целом… ну….
- Не стоит твоего беспокойства, Дейв.
- Ты просто ну…ты ушел так…внезапно…
- О, это должно быть так сильно вас обидело, мистер Гахан, мне совершенно нет прощения за мое нахальство и грубость!
- Нет-нет, это ты меня прости!  - возразил Дейв.
Боже, как трогательно, я сейчас заплачу, очень хотелось сказать Алану, но у него плохо артикулировался ответ, видите ли.
- Я дурак, - сказал Дейв.
- Дейв, ну… - он хотел сказать, что это же не значит, черт его дери, что ему все можно!
- Да, ну это не значит, конечно, что мне все можно… - грустно сказал Дейв, словно прочитав его мысли и очень жалостливо, словно щенок засопел в трубку.
- Оххх, Дейв-Дейв…. – Алан опять закрыл лицо рукой. Это было просто невозможно. У него просто не хватало сил.
- Ты меня уже простил, да? – голос по ту сторону провода значительно повеселел.
- Нет!
- А теперь?
- Господи, да отстань ты от меня сегодня, придурок!
- Я не хотел тебя обидеть, я тебя люблю, ты хороший, Алан!
Это выглядело как речь трехлетнего ребенка. Как взрослый мужик мог нести такую фигню было просто для Алана невероятным. Но он просто не знал как ответить. Ему так не хотелось обижать ребенка. Еще ему хотелось спать и чтобы от него уже сегодня отъеблись.
- Хорошо, Дейв, я тебя простил. Что тебе еще от меня нужно?
- Ничего, - сказал Дейв и хохотнул в трубку.
- Тогда до свидания.
- До свидания, милый Алан!

***

  То, что у Мартина с Кристиной все так серьезно не ожидал никто. Они ходили с ней повсюду, как два попугая-неразлучника, Мартин даже таскал ее с собой в студию, лишая процесс работы полагающейся для него интимности. Он даже одеваться стал снова как мальчик. Джинсы, майки, кожаные куртки. Иногда, правда, он приходил один, потому что Кристине, как бы, приходилось иногда и работать, и это, естественно, оказывалось для него чревато последствиями.
- У нашего Пикассо кончился «Голубой период»? – громогласно приветствовал Мартина Миллер, говоря о нем в третьем лице и обращаясь, почему-то к Алану.
- Он не голубой, - сказал Алан, меняя тон и очевидно цитируя кого-то – ему просто «не нравятся строгие ограничения».
- Хе-хе-хееее-хеее – издевательски пронеслось, проходя мимо.
Губы Алана стали еще тоньше, сложившись в мстительную ухмылку:
- Маэстро, должно быть, интересно знать, что чувствуют в этот момент женщины…
  Ему не надо было оборачиваться, чтобы знать, какой именно жест продемонстрировал им обоим Мартин Гор. Он просто, не глядя, отзеркалил его же.
Миллер продемонстрировал Алану большой палец.
- Пять баллов! – сказал он.
- Спасибо, Дэн.
- Бедная девочка! - посочувствовал Кристине Дэн, - Мне жалко ее как-то даже. С этим она долго не протянет!
Алан молча кивнул:
- Не баньши, - сказал он.
- Именно, - польщенный использованием своей терминологии, Миллер поднял указательный палец вверх, - Каковы твои прогнозы, господин Уайлдер, сколько это продлится?
    Ровно столько, пока ему не наскучит демонстративно мстить мне за то, что я его выгнал, и он не найдет себе другой занятие, по меньшей мере, столь же увлекательное, едва не сказал Алан вслух. Может позвать обратно, ради чистого глума, из чистого изуверского удовольствия посмотреть, как рушится молодая формирующаяся ячейка общества и испытать упоительное в своей гнусности чувство превосходства?
- Неисповедимы пути Господни, - пожал плечами Алан.
  Вскоре, увидев, что Мартин водит в студию Кристину, Дейв тут же стал таскать в студию Джоанну.
- Обезьянник, - тихо сказал сквозь зубы Алан.
Миллер прыснул от хохота.

***

  Не так много прошло времени, когда Алан внезапно заметил изменения в повадках Мартина. Он не сразу стал отдавать себе в этом отчет, не помнил, точно когда, он старательно гнал от себя все мысли о нем. Просто, раньше он то и дело случайно натыкался на него взглядом где-то вдалеке. То свернувшимся в кресле с ногами в очередную неповторимую позу и увлеченно зевающим, то, не менее увлеченно, немигающим взглядом уставившимся в окно, то ржущим, то жующим что-то, то с заговорщическим видом прячущим очки Флетчера, или с упорством пациента психбольницы с ампутированным мозгом, с абсолютно отсутствующим видом, в наушниках нажимающих в течении двух часов одну и ту же кнопку, или бренчащим какую-то потустороннюю хрень на гитаре. В последних двух случаях, впрочем, это означало, что Мартин работал. Во всех случаях, все, что происходило вокруг, если это была не реакция Флетча  на свои спрятанные очки, Мартина совершенно не волновало.
    А тут, внезапно, Мартин начал проявлять интерес к его работе. Это было не к добру. Алан стоял рядом с саунд продюсером плечом к плечу, объясняя, что и как он хотел бы сделать, и вдруг его взгляд поймал этот знакомый до боли, упоительно нежный под пеной белокурых кудрей и по контрасту с грубой черной кожей куртки профиль. Мартин не мог не почувствовать его взгляд, но сделал вид, что не почувствовал, так же внимательно слушая их разговор, ни разу не коснулся Алана взглядом. И так же меланхолично, как ни в чем не бывало, отошел.
     Алан решил, было что Мартину что-то нужно от Гарета. Потому что он снова появился рядом, чуть побоку, а потом еще раз. Но потом Гарет не пришел, а Мартин случайно снова оказался рядом. Правда с совершенно независимым видом, и не делая ни малейшей попытки завязать разговор, но черт его дери, он ли не знал Мартина Гора! Неужели, он выбрал правильную манеру поведения, в упор не замечать и не реагировать на Мартиновское шоу, и оно ему, в связи с этим, стало быть, уже наскучило?!  Даже и не думай, я не сделаю первого шага. Только не я, и только не тебе. Однако, Алану как-то даже внезапно похорошело от этих мыслей. Нет, разумеется, он не простил Мартина, но это было чертовски забавно!
    Правда, ему пару раз приснилось, что простил. И приснилось даже во всех подробностях, как. Очевидно, что это от отсутствия регулярного секса. Надо все-таки завести себе кого-то, чтобы не давать постыдной зависимости контролировать свой мозг. В третий раз приснилось так, что он проснулся в липких простынях, чертыхаясь на все лады.
-  Какого *** тебе от меня надо, чертов ты Суккуб?
Это было поразительно нагло, хотя вряд ли неожиданно, когда Мартин «случайно» заснул в его кресле. Мартин заснул в его, Алановском кресле. Ну еб твою мать, а?! У Алановской предыдущей подружки был кот, не надо держать его за дурака!
Алан долго смотрел на пышущие мирным спокойствием черты спящего, несколько раз уже протягивая руку и пытаясь, но не решаясь дотронутся, словно до спящей змеи. Когда он наконец решился потрясти Мартина за плечо, хоть конечно он и знал, что ему нельзя до него дотрагиваться, как только он дотронется, он проиграл, и к чертовой бабушке пропал. Почему он так сам себе решил, Алан не знал, но надо же было поставить какие-то физические и ощутимые рамки.
  Так вот, когда он, наконец плюнул на все и решился, рядом оказался Гарет, он отодвинул его руку от Мартина, приставил палец к губам и сказал:
- Тсс, он спит!
Как будто Алан сам не знал!
  Гарет аккуратно склонился над спящим Мартином и подхватил его под руки, аккуратно, как грудного ребенка, на сон которого недосыпающий месяцами юный родитель молится и которому приносит человеческие жертвы, приподнимая на себя так, чтобы не дай бог не разбудить. И ничего что от грудничка разило алкоголем как от винной бочки.
- Пойдем, малыш, переложим тебя на диван, там тебе будет удобнее - закудахтал саунд-продюсер, словно образцовая наседка. Алан думал раньше, что материнский инстинкт биологически может существовать только у женщин. Гарет, перед его глазами, только что цинично разрушил, практически растоптал своими дешевыми, поношенными но старательно начищенными вельветовыми мокасинами, Алановскую картину мира.
  Губы Алана становились с каждой секундой все тоньше. Мартин не просыпался.
- Возьми «малыша» на ручки, - прошептал Алан. Он надеялся, что голос его передаст все обуявшее его ехидство, но не тут-то было. Надо будет нарисовать себе табличку «Сарказм», и поднимать ее время от времени в этом доме для умалишенных, ****ь!
    Гарет подхватил Мартина на руки, с легкостью. Мартин росту был невысокого, да и хрупкостью телосложения, как подозревал Алан, намеренно поддерживаемой, провоцировал мужчин рядом на покровительственно-заботливое отношение к себе, словно к подростку. Гарет поблагодарил Алана за совет.
- На здоровье, главное, чтобы здоровье было….чтобы оно не пострадало, Гарет, - со всем данным ему Богом сарказмом прошептал Алан.
   Гарет снова не понял. Господи, а они нанимали полноценного профессионала! Мартин, в свою очередь, сквозь сон… Сквозь сон ли, ****ь? Алану было просто интересно,… нежно и доверчиво, действительно умилительно по-детски обхватил шею Гарета, заставив того пускать розовые пузыри слюней от умиления, и поехал на нем в соседнюю комнату на комфортабельный диван. Алан проследовал за ними, не сводя с них глаз, с трагизмом взирая на еще одну жертву, павшую в великом костре любви, и надеясь, что Мартин все-таки как-то проколется. Не в силах отвести взгляда от нежно, но так  соблазнительно цепко, сжимающих шею Гарета, наманикюренных полудетских ручонок.
    С той стороны студии раздавался мрачный хруст. Дейв тоже заценил перформанс, с наимрачнейшим видом раскалывая зубами фисташки. Нет, Мартин не был фисташкой. Он не раскололся. Алан ушел к себе на место ни с чем.
На следующий день, когда он очень захотел дать внаглую подсевшего к нему плечом к плечу Мартину в ухо, Мартин наклонился к нему и прошептал:
- Алан, прости, ты мне не мог бы с демкой помочь,  я не могу ее толком записать, у меня больше сил нету, а?
Ах, вот в чем было все дело! А я-то, мудила романтичная, распустил уже вокруг себя радужные облака!
- Мне за это деньги платят, Мартин, - сказал он сухо.
- Спасибо тебе…спасибо Алан! - Мартин, разумеется, не придал никакого значения его холодности.
- А в чем проблема? - Алан всем своим видом показывал, что предпочел бы остаться в рамках взаимоотношений коллег по работе. Впрочем, Мартин и не давил. Он просто внезапно покраснел.
   Залился краской от ушей до лба, и ото лба до шеи.
- Не, - внезапно сказал Мартин, - прости…не, не надо…
- Чего не надо? - переспросил Алан.
- Ни-чего… я просто ступил, извини меня… это бред…
- Мартин, чего такое-то? - ну еб твою мать, он что его должен еще и уговаривать? Не надо - так не надо!
- Прости! - сказал Мартин, вставая, чтобы уйти.
- Да, ****ь, сядь ты! - Алан дернул его за руку, заставляя заново упасть в кресло, - ЧТО?!
- Я…я не могу ее записывать, - обреченно и убито сказал Мартин, закрывая лицо рукой.
- Почему?  - мрачно пробасил Алан.
- А.. ну…
- ПОЧЕМУ? - в тоне Алана послышалась угроза.
- А там… - Мартин махнул рукой - там…как-то я… я стесняюсь.
- ****ый в рот, ты чего написал-то? - с опаской спросил Алан.
- Да не… не… ничего такого…
- А чего тогда?
- Я стесняюсь, - сказал Мартин. На его взгляд это все объясняло, - понимаешь, просто так бывает, она… она очень…личная такая.
- У тебя есть Дейв - сказал Алан.
- Она не про Дейва, - отрезал Мартин. Это был один из таких моментов, когда Алан внезапно переставал верить в то, что этот человек и тот, который стеснялся и краснел за минуту до - являлись одной личностью, - Это будет неправильно.
- Ты сейчас пытаешься мной манипулировать, Мартин? - Алан решил, что атака в лоб в данном случае - лучшая защита.
- Ты же сказал, что тебе за это платят, - несколько сквозь зубы ответил Мартин.
Как. Как он мог быть двумя совершенно разными людьми в одну и ту же секунду, как?!

***

  Не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться, что Алан помог Мартину сделать то, о чем он его просил. Прежде всего, потому что ему чертовски было интересно, а что, собственно, он хочет ему сказать. Любопытство убило кошку, так говорила ему его бабушка. И чего он ее не слушал, интересно?

Я хочу, чтобы кто-то разделил,
Разделил со мной остаток моей жизни,
Разделил  мои самые сокровенные мысли,
Знал мои интимные секреты,
Я хочу кого-то, кто будет на моей стороне
Кто даст мне поддержку,
И взамен,
Он получит поддержку от меня,

Он будет слушать меня,
Когда я захочу поговорить,
О мире, в котором мы живем,
И жизни в целом.

Дейв с Флетчем переглянулись, расхохотавшись над любимым выражением Мартина. Алан демонстрировал им записанную им демо-версию Мартиновской песни. В студии был общий сбор. Даже Кесслер, бухгалтер и правая рука Миллера, со своими усами а-ля порно-звезда семидесятых и в потертых штанах когда-то песочного цвета, сидел с озабоченным по долгу службы видом в углу и внимательно выпучив свои глаза, внимал всему что происходит. Миллер был помят несвежей рубашкой, всклокочен и небрит, он провел ночь в студии на диване, и потому был не совсем в настроении.
     Алан подозревал, что выглядит, наверное, еще хуже. Он был в этом уверен, по-крайней мере. От него пахло усталостью и потом. Волосы следовало бы точно помыть еще пару дней назад. Щеки покрывала щетина, а глаза были красные как у кролика, они отчаянно чесались и болели.
     Дейв же, напротив, был начищен и отлакирован словно пряник, чисто выбрит, благоухающ дорогой парфюмерией, в строгих брюках со стрелками, в модном пиджаке с отворотами на рукавах. Кесслеру с Миллером было все равно, конечно, а вот Алана это почему-то бесило. Он нервно потер голые предплечья руками, чтобы хоть как-то собраться.
    Энди сидел в тошнотворном свитере. Это было довольно странно, потому что на улице было тепло, но у него в последнее время случались закидоны. Странные приступы депрессии, когда он вел себя как настоящий старик. Покашливал, шаркал ногами, ворчал и кутался в жару в зимние тряпки всегда просто удивительно каких-то отвратительных расцветок. Они, честно говоря, думали, что он придуривается, и ржали по этому поводу при каждом удобном случае.
    Вторая звезда кабаре тоже блистала. У нее, как вы помните, закончился период исследования женской половины своего я, потому он был одет как местный мачо. В бледно голубых джинсах, кипельно-белой майке одного оттенкас сияющими белым носками, в кожаной куртке и кепке и неприлично сияющих начищенных ботинках. Он был довольно-таки напряжен лицом. Но костюм сидел официально и идеально. Он нагло, на американский манер закинул ногу на ногой, щиколоткой на коленку, и покачивался на стуле, сидя за общим круглым столом в дополнительной комнате в студии.

Хотя мои взгляды, должно быть, неправильные,
Они, даже, наверное, извращенные,

- О, да! – согласно закивал Дейв, он явно решил что песня глубоко юмористическая.
- Дейв, кончай ржать! Нашел комические, ****ь, куплеты – строго заворчал на него Миллер. Мартин вообще не шевелился, с лицом гипсовой статуи смотрел в потолок.
- Но смешно-о-о-о же-е-е – Дейв пытался задерживать дыхание, - Март, Ма-а-арт… ну скажи же, а?... бля-а-а…
   Впрочем, это было бесполезно. Алан знал, в таком состоянии Мартина наверное можно было пытать, он все равно ничего не скажет. И надеяться на его поддержку со стороны Дейва было безусловно излишне самонадеянно. Алан и сам бы готов был душу продать, чтобы узнать насколько он был серьезен в этих словах. Хотя, что-то ему подсказывало, что Мартин вряд ли хотел над ним поиздеваться. Скорее, он несколько посмеивался над собой. Выходило кривовато, и пугающе откровенно как внезапный немотивированный стриптиз.
   Мартин тогда сидел напротив него, когда Алан услышал эту песню впервые.  Не говоря ни слова. Просто закончив последний аккорд и словно забыв про струну, на которой осталась лежать его рука, словно забыв про гитару, которую он обнимал, словно забыв даже о том, что здесь был Алан. Хотя это, разумеется, было не так. Он ждал. Конечно, он ждал. Алан боролся с желанием его подбодрить, понимая, что скорее всего он переживает внутри ад. Это не было песней, это было предложением. Не слишком искушающим. Вовсе не блестящим предложением, в общем очень так себе предложением. Предложением, которое не то что бы ты стремишься принять. Кривоватым, обидным и ни разу не лестным для его самолюбия. Настолько нелестным, что Алан не знал, что ему следует сделать, бросить все к чертям собачьим, хлопнуть кулаком по столу и сказать: Ты за кого меня принимаешь, твою мать?! Или подойти, погладить идиота по голове, потому что бить умственно отсталого по морде традиционно считается в этом обществе антигуманным.
- Господин Гор, вы откровенны до непристойности, - холодно сказал он.
Кажется он даже сам на своей шкуре почувствовал как острым ножом резанули по сердцу Мартина его слова. У него и самого, кажется, что-то там заболело. Он судорожно схватил ртом воздух. Ну, покажи же, ****ь, покажи, что тебе не все равно!!! Хоть бровью, *****, поведи.
    Мартин продолжал на него смотреть совершенно неживым взглядом, ни один мускул не дернулся на его лице, или на его теле. Он совершенно очевидно, ждал продолжения. Он ни секунды не сомневался, что Алан прекрасно понимает, ЧЕГО он от него ждет. Алан понимал. Но он не хотел так легко сдаваться. Он просто не мог сдаться ТАК легко. Он хотел контрибуции, хотел отступного за собственную сдачу. Алан хотел заставить его почувствовать, как ему больно, он хотел причинить ему боль. Он хотел вывести его из равновесия, он хотел спровоцировать Мартина на эмоции. На слезы, на крик, на агрессию, на драку, да черт возьми на все что угодно, кроме того что он от него получал.
    Прошло еще минут пять, и Мартин задумчиво кивнул. То ли до него дошли его слова с запозданием, то ли своим мыслям.
- Да.
- То есть, ты это понимаешь.
- Да.
- Отлично.
- Тебе не нравится?
- Нет. Мне не нравится.
- Хорошо.
Алан пожал плечами, с видом, я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
- Алан.
- Да?
- А… - Мартин снова завис, подбирая слова. Алан иногда удивлялся, как он умудрялся так откровенно-хамовато заявлять свое я в песнях, когда элементарный вопрос ставил его в тупик и заставлял подбирать слова едва ли не часами. Он мог бы поклясться, что видит, как зарозовели от смущения его щеки и шея. Это сложно было бы заметить со стороны, но он-то уже присмотрелся к, с позволения сказать, кожным покровам этого индивидуума в различных интимных ситуациях, чтобы заметить реакцию, - это… в смысле… это ответ? – едва слышно спросил Мартин.
- Это ответ, - отрезал Алан.
Это погрузило их обоих в очередную пучину нелепейшего молчания. Мартин не расстроился и не разозлился. Точнее этого Алан прочитать в его глазах не смог. Правда он напугался этой паузы, несколько, внезапно почувствовав себя виноватым, все-таки было в позе и выражении лица Мартина что-то даже слишком противоестественное даже для него. Его молчание придавило Алана тяжестью бетонной стены.
- Разумеется, я помогу тебе ее записать, если тебе так надо.
- О, спасибо, - Мартин очень ненатурально ему улыбнулся,  - нет, правда, большое спасибо тебе за твое мнение, Алан! – он дрожащей рукой потер лоб, взъерошивая волосы, - на… наверное это я зря. Я не был…уверен, что это надо, что…надо было, наверное выкинуть ее к херам. Да, наверное, нет. Не надо. Еще раз, спасибо.
  Он встал, чтобы уйти.
Алан, понял, что зарвался. Ну, точнее, как бы он, конечно же был уверен что он был прав как никогда, что вел с Мартином себя подобным образом. Но вообще-то он совсем не подумал о песне как о песне, в сущности, он сидел и думал о своей обиде и о себе.
- Слушай, я наверное, слишком жестко выразился, - он суетливо подскочил. ****ь, он совершенно забыл, ради чего они собственно тут собрались, и что в мире существовало еще что-то кроме его израненного сердца, - я не хотел тебя как-то обидеть…
- Все нормально, - сказал Мартин, - я понимаю. Это… со мной нормально.
- Песня, - сказал Алан. Задумчиво протягивая руку и трогая Мартина за рукав.
- Проехали, - сказал Мартин.
- Но, - он понял, что он загнал сам себя в тупик, не желая признавать, что он неправ, но понимая, что вообще-то он ведет себя непрофессионально.
- Забудь, - сказал Мартин. Алан чуть не взвыл, когда он резким движением разорвал листок пополам. Потом, сложив вместе, еще пополам и еще и еще. Ему стало физически больно, словно это ему что-то отрывали. Он обреченно посмотрел как белые клочки бумаги падают в мусорное ведро. Не в силах как-то повлиять на этот процесс. Потом он долго смотрел на удаляющуюся спину Мартина. Решение созрело мгновенно, как только за Мартином захлопнулась дверь. Оно было унизительным и идиотским, но оно заставило его счастливо ухмыльнуться.
     Миллер часа два ходил и глумился над его занятием.
Сидя за большим столом, вытряхнув все из мусорного ведра, Алан увлеченно и с маниакальной педантичностью склеивал мелкие кусочки бумаги. Мазал клеем осторожно и с превеликой осторожностью, словно реставратор древней фрески располагал кусочек бумаги на нужном месте.

Он выслушает меня,
Когда я захочу что-то сказать,
И он не так-то просто примет
Мою точку зрения,
На самом деле, он часто будет не согласен,
Но в конце концов,
Он меня поймет.

  Он не спал всю ночь. Пока под хихиканье Миллера заканчивал свою фреску. Пока разбирал Мартиновские пометки, пока вспоминал гармонии и аккорды. Ох, как бы он хотел, чтобы его память и слух были лучше и чтобы бог дал ему чуть больше музыкального таланта. Ну как мог, так  и записал. Он пришел в себя только когда в режущие от недосыпа глаза отчаянно засветило солнце из окна. И это уже был далеко не рассвет. Он понял, что падает лицом в стол, несмотря на то, что организм вибрирует внутри от кофеина, остатков алкоголя, которым он искусственно поддерживал в себе подобие бодрости, и никотина. Ему почти понравился результат, конечно кое-что было не так, но в целом он чувствовал некоторое удовлетворение от того, что ему немного удалось исправить допущенную им же ошибку.

Я хочу кого-то, кто заботится обо мне,
Со всей страстью,
Каждой своей мыслью и каждым своим дыханием,
Кого-то, кто поможет мне увидеть происходящее,
С другой стороны,
Вещи, которые я не выношу,
Я почти полюблю,
Я не хочу быть марионеткой,
На чьих-то ниточках,
Я тщательно пытаюсь держаться подальше,
От подобных вещей.
Но когда я сплю,
Я хочу кого-то,
Кто заключит меня в объятия,
И нежно поцелует,
По правде говоря,
Меня тошнит от подобных вешей,
Но в данном случае
У меня это получится.

  Впрочем, к десяти утра последняя строчка и у него начала вызывать нервный смех. Очень жизненными картинами. Алан очень надеялся, что Мартин его не убьет за это все, ну по крайней мере очень непохоже было на то, что он бы хотел  сам себя выдать. В общем, он пошел ва-банк. И он заметил на лице Мартина откровеннейшее недоумение. Правда, Мартин не стремился встретиться с ним взглядом, но он был откровенно удивлен.
- Мартин, нужна женщина! – выдал свою коронную фразу за этот месяц Миллер.
- Отъебитесь, - нежно сказал Мартин. Когда он не задумывался над тем, что он хочет сказать, слова от него так и отлетали.
- В песне! – уточнил Миллер, а то прозвучало и правда как-то так себе.
- Должен сказать, песня и правда выглядит несколько двусмысленно! – поправив очки серьезно кивнул Флетч.
- Кто-нибудь, не сочтите за труд, покажите мне тут второй смысл, - всплеснув руками, сказал Дэн, - Март?!
- Как хотите, так и понимайте, - сказал Мартин. Он был удивительно любезен. Нет, серьезно, учитывая все обстоятельства. Удивительно.
- Он ненавидит объяснять, о чем песни, - хмыкнул Дейв. Неизвестно, был ли в его словах сарказм, или он просто хотел помочь Мартину. По Дейву было невозможно понять.
- Что я имел в виду – это то, что я имел в виду – внезапно жестко отрезал Мартин, прошипев как-то сквозь зубы, вышло совсем металлически, Миллер как-то даже немного осел, - это никого кроме меня не касается!
   В студии повисла тишина. Все несколько напряглись неожиданной для Мартина агрессивной вспышкой, и резкой, откровенно нарывающейся формулировкой, наверное первой за все время, что они его видели. Желваки Флетча сидящего в тошнотворного желто-серого цвета считере толстой вязки, заходили. Дейв нервно чесался. Он вообще в последнее время приобрел эту странную привычку, и чесался постоянно, но теперь он очень нервно чесался.
Миллер сел за стол, напротив Мартина:
- Извини, Март - сказал он, - мы увлеклись.
- Да…ну ладно…ладно ну Март, ну ты чо, в натуре, обиделся чтоли? – сразу же стал вторить ему Дейв, почувствовав как надо себя вести.
- Все в порядке, - тихо сказал Мартин, как видно придя в себя, - это вы меня извините.
- П-п-песня х-хорошая, - ****ь, с каких пор это он, Алан, начал заикаться, интересно?
- Спасибо, Алан, - прозвучало наинежнейше, но хотелось бы поменьше яда в голосе, конечно. Алан почувствовал, что у него горят уши и щеки.
- Просто… там… «он», - очень мягко и тактично как говорят в психбольницах с пациентами , осторожно сказал Миллер.
- Да-да-да, точно-точно, а кто такой «он»?!
- ДЕЙВ, ****Ь!!! – Миллер полыхнул черными очами, заставив Дейва сдать назад и смущенно захихикать.
- Там «кто-то», - равнодушно сказал Мартин, - кто угодно. Никто.
Интересно, как он умудрился обставить все это так, что Алану теперь хотелось при всех встать перед ним на колени и умолять о прощении за свою грубую бестактность? После всего, что между ними произошло? Он сидел и чувствовал себя виноватым. Убийцей и насильником, покусившимся на святое.
- Кто-то, - задумчиво повторил Миллер, нет, он в самом деле очень задумался, приговаривая  - … кто-нибудь… что-нибудь… кто-то.
- Что-то – любезно подсказал ему хихикающий Дейв, - чье-то… чей-то, - Алан все думал, Дейв такой потому что он Дейв, или он и правда не совсем адекватен сегодня? – Мне нужно чье-то… мне нужен чей-то…  ххааа….мне нужен чей-то…
Сам Дейв считал себя удивительно остроумным.
- Хе-хе-хе, - в полутьме сверкнули зубы Мартина.
- Уймись, Дейв, - устало сказал Дэн.
- Слушай, Миллер, а как ты нашел второй смысл в «Хозяине и Рабе»? – спросил внезапно Флетч.
- Да! - сказал Дейв, - ты его нашел.
- Он там был, - отрезал Миллер.
- Найди и тут, - сказал Дейв, - ты начальник – я дурак. Ха-ха-ха.
- «Ха.Ха.Ха» - мрачно передразнил Дейва Флетч задумчиво потирая подбородок.
- ОНА! – внезапно громогласно рявкнул Миллер, - Не «он»! «Она», слово, надо заменить слово, Март!
  Мартин улыбнулся и пожал плечами.
- Ну точно, ну Март, точно! Тогда – тогда будет другое дело, ну ты что думаешь?!
- Мне все равно, - сказал Мартин.
- Ну, ты же автор…
- Делайте все что хотите.
- Блин ну это же ничем не меняет песню там звук один появляется – а сколько… сколько телок будут счастливо засыпать с мыслею что этой … может быть она!
- Мне, честно говоря, в общем-то …  похуй, - сказал Мартин.
- Нет-нет, я сейчас покажу…какие там слова-то? Дайте мне листок со словами!
У Алана свело за ушами. Час от часу не легче.
- Где слова-то? Мартин?!
- Я их выкинул, -  сказал Мартин. Правду, кстати сказал. Но все начали ржать. Ну, кроме Алана.
- Ну так запиши заново!
- Я не помню…
- Да все ты помнишь…
- Давай я запишу за магнитофоном – вызвался внезапно сидящий в углу тихо и незаметно до настоящего времени Кесслер.
- Не надо, - убитым голосом сказал Алан, он поднялся и принес листок Миллеру. Естественно, это вызвало феерическую реакцию коллег. Дейв буквально катался по полу от смеха, вопя:
 - АЛАН БЛЯТЬ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЛ С ЭТИМ ЛИСТКОМ ВСЮ НОЧЬ?! ТЫ НА НЕГО ДРОЧИЛ ЧТОЛИ?!
 Флетч ухохатывался глядя на Дейва. Алан стоял рядом с Миллером как парализованный.  Миллер пытался пропеть строчку:

ОНА выслушает меня,
Когда я захочу что-то сказать,
И ОНА не так-то просто примет
Мою точку зрения,
На самом деле, ОНА часто будет не согласна,
Но в конце концов,
Она меня поймет.

Дэн адски фальшивил и врал, потому что толком не успел запомнить мелодию, к тому же гомерический хохот Флетча и подвизгивания веселящегося  Дейва, продолжающего предполагать что еще этой ночью делал Алан с этим кусочком бумаги, причем версии становились все более и более неприличные, не способствовал сосредоточению на мелодии. Впрочем фальшивый хрипловатый баритон Миллера развеселил их обоих еще больше.
- Миллер! МИ-И-ЛЛЕР! Эта песня твоя!!! Ты будешь ее петь – заорал Дейв, - Это будет бомба. Бо-о-омбааа! Ты порвешь всех, чувак! Все чарты наши!
  Мартин усмехнулся и прикрыл лицо рукой.
- Дейв, да иди ты! – возмущенно проревел Миллер, - ну-ка пошли к инструменту, вниз, – вот ты тут умеешь петь – ты ее и пой!
   Дейв подскочил на ноги, пытаясь передразнить неповторимые фальшивые интонации Дэна.
- Она-а-а-а меня-я-я поймеее-е-е-ет
- Да иди ты, Звезда, блин! Алан, подыграй ему чтоли…
- Разумеется.
- Нет, Мартин, ну согласись же, так совсем другое дело, - продолжал Миллер, - Так – гораздо лучше!
- Наверное, - сказал Мартин, - Вам виднее.
- «Ма-а-артин…хочет…..чей-то…. Мартину нужен… чей-то….» - пропел из коридора Дейв, он так и жаждал поработать.
- О, нет, только не это снова, - сказал Миллер спешно вставая, и подталкивая Алана в плечо по направлению к двери, - пошли скорее… Мартин?
   Мартин продолжал сидеть в кресле, подперев щеку рукой, вид у него был совершенно неживой.
- Да?
- Пойдем вниз.
- А я вам нужен? – тихо уточнил Мартин, -  Точно?
- Уу б-бл… - начал было Миллер.
- Ты мне нужен, - быстро бросил Алан, торопясь скрыться в коридоре, на ходу стыдясь сказанного. Миллер, конечно, не понял двусмысленности и тут, но он был уверен, что Мартин понял. Он хотел догнать Дейва и дать ему пару превентивных подзатыльников, чтобы он переставал приебываться к Мартину, во избежание неприятностей, но обнаружил, что Флетч его уже опередил.



***

У Дейва не очень получалось. Нет, он кстати, внял пинку Флетча, и забегал вокруг Мартина, услужливо тыкаясь в него лицом, словно щенок, то и дело переспрашивая:
- Так? А может так? А что ты думаешь?
Мартин выглядел так, словно его пытали. Впрочем, почему словно. Он явно хотел, чтобы они оставили его в покое, но поскольку его никто не отпускал, а возражать он не считал возможным, он сидел в углу, кажется не придуряясь, а правда не замечая что Дейв вокруг него бегает кругами и заглядывает ему в лицо. Прошло три часа мучительных попыток, они впятером, вместе с Кесслером, шантажом и уговорами заставили Мартина ее спеть самому. Кесслер даже сбегал за пивом специально ради этого. Получив запотевшую кружку и трогательно по-детски сжав ее ручонками в кольцах и с полуобвалившимся черным маникюром, которые Алану почему-то внезапно захотелось поцеловать, Мартин внезапно приободрился, перестал сиять влажными глазами, встал рядом с Аланом, сидящим за роялем и спел. Спел так, что Алан даже забыл что у него затекла спина и отваливается поясница от долгого сидения на неудобном стуле. Он просто забыл, растворившись в энергии этой музыки, в энергетике этих слов, он не слышал слов, он не слышал голоса Мартина, он не знал, что делают его руки, он просто пришел в себя, словно бы проснулся, когда сыграл последний аккорд.
- Бинго! – сказал Миллер.
Ребята молча зааплодировали.
Они с Мартином вышли на балкон, пока другие спустились вниз за пивом. Алан был никакой. Он всю ночь не спал, перенервничал опять, хотел домой и спать и все вокруг воспринимал так, словно бы он находится в каком-то фильме:
- Какой тяжелый сегодня день, - сказал он, закуривая.
- Да, - сказал Мартин, повторяя его движения, - знаешь я… я.. нахожу…  - он смущенно рассмеялся – душевный стриптиз делом совершенно отвратительным.
Алан скривился.
- Ты знаешь, идея твоего телесного стриптиза, она мне не менее глубоко неприятна.
  Алан, разумеется, намекал на недавнее шоу с публичным стриптизом Мартина на вечеринке, выходку, за которую им закрыли доступ в пару приличных отелей на родине героев. Мартин громко расхохотался, однако, комментария ему не спустил.
- А, что, правда, да?  Тебе не нравится? – переспросил Мартин – Это же выходит, что…ты… все это время… ты… что… ты имитировал оргазм?
- Я хочу тебя убить, - добрым голосом сказал Алан, -  потому что ты сволочь.
- Хе-хе-хе - сказал Мартин.
- Но я, наверное, этого не сделаю, потому что сладостная мечта об этом – это единственное, что держит меня на плаву. Возвращаясь же к теме твоих стриптизов…
- А что в этом такого?
- Идея публичного  обнажения совершенно неприемлема для меня. Только не из тех соображений, что я не видел тебя голым, Мартин. Честно говоря, иногда, когда ты одеваешься… в общем, знаешь, я не очень уверен, что из этого, честно говоря, хуже…
- Вот именно, - Мартин кивнул, - именно это я и хотел сказать. Что вообще-то неизвестно что…
- Послушай,  ты меня прости ради бога, но избавь меня сейчас от своих сексопатологических теорий о мироздании! Я сейчас туп, некоммуникабелен, противен и совершенно не расположен к тому, чтобы принять иную точку зрения. Я не спал всю ночь. Я два часа  с упоением похотливо рылся в мусорке как гребаная крыса,  любовно отскребая ногтями я от шкурок Дейвовских бананов  кусочки этой треклятой песни… потом подбирал к ней аккомпанемент…я…  за вчера наебался на месяц вперед.
- Право, не стоило так беспокоиться, - сказал Мартин, выпуская сигаретный дым сквозь зубы.
- Хочешь ходить с голой жопой по городу, ****ь, да ходи, *****, наздоровье – лето на дворе, яйца не простудишь! – Алан все никак не мог остановиться, -  А на людишек с их ограниченными тупыми ханжескими, *****, взглядами посрать!
- Чо ты разворчался-то, Ал? - сказал Мартин. Прозвучало как-то странно по-дейвовски, а может Алан просто ревновал. Но все-равно по-дейвовски.
- Видишь ли, Март. Если отставить вопрос эпатажа и провокации и не трогать того черта, которого очевидно выслали из ада за адскую ****утость, и который в тебе перманентно сидит… то я бы сказал что я понимаю соображения откровенности, и доверия и открытости и своего рода первозданной невинности…
- Хе-хе-хе…
- Хорошо, наивности, Мартин. Понимаешь, есть огромный  философский нюанс между тем, когда человек раздевается, и когда он раздевается для тебя. Нет, я не имел в виду то что ты имеешь в виду под своим «Хе-хе-хе»…
- Хе-хе-хе, - сказал Мартин.
Алан скрипнул зубами:
- Я имею в виду что это ощущение…отношений, уникальности их, доверия, знаешь, понимания, что это человек твой, обладания…
- Никто никому не принадлежит, - тихо сказал Мартин.
- Где ты уже этого коммунизма-то  понабрался? Чертов Берлин!
- А что ты находишь глупого в этой идее? – спросил Мартин, - Почему, точнее на основании чего один человек может заявлять свои права на личность, на жизнь, на сущность другого?
- Да потому что есть такое понятие, как любовь!
- А что такое любовь? – спросил Мартин.
- Желание обладать! И не говори мне, что я в своей логике зашел в тупик, только потому, что я туда зашел.
- Я не говорю. Но это правда – тупик. Нет. Любовь – это что-то другое. Нет, я думаю, … я… думаю…, - сказал Мартин, - в сущности, не так важно то, что ты берешь. Важно то, что ты даешь.
    Алан закрыл лицо рукой, сил больше не было, и он рассмеялся:
- Мартин,  прости меня за грубость, но я бы на твоем месте поменьше бы давал…
- Хе-хе-хе…
- И брал бы тоже…****ь, как же у меня болит голова, я сегодня, наверное, сдохну…
- Шел бы ты домой, что ли,  - предложил Мартин, - отпросись у Миллера!
Алан решил, а чего ему терять то?
- Пошли вместе? – быстро кинул он, чувствуя, как сердце хочет выскочить у него из груди. Мартин, однако, не понял, или сделал вид.
- Кристина будет поздно, - сказал он, - а что мне дома делать? Ей не нравится, когда я просто сижу дома. Она почему-то потом задает мне странные вопросы, на которые я не знаю, как ответить.
- Пресвятая богородица, что ж ты там выделываешь, когда твоей сожительницы дома нет?! – ну по-крайней мере он смог отдышаться.
- Смотрю футбол, - сказал Мартин, - Пью пиво. Пью пиво. Смотрю футбол.
- Какой милый мальчик, - капнул слегка ядом Алан, - И что же ее не устраивает в твоем образе жизни?
- Я не очень понял, - смущенно сказал Мартин, - она начинает задавать странные вопросы. Почему я не сделал это. Или то. Почему не догадался чашку убрать в посудомойку, почему не догадался сходить оплатить счета, почему в гостиной рядом с диваном стоят пустые бутылки. Почему стоят бутылки? Потому что я сижу и пью пиво. А что они еще могут делать? И как я мог догадаться оплатить счета если я о них ничего не знал.
- И карты кухни с расположением посудомоечной машины она тебе тоже не оставила…
- Нет, - обиженно сказал Мартин.
- Какая злая и непонимающая немецкая женщина.
- Да нет, так она вообще ничего… - сказал Мартин, - хорошая, добрая.
- Она святая, Мартин!
- Почему?
- Дай бог тебе понять! Ладно, ты идешь со мной к нам домой, или нет?
- Я там больше не живу.
- Мне уже хочется убить себя с особым цинизмом, за то, что я это сделал. Я уже прошел через все круги ада. Прости. Извини. Сорвался. Нервы ни к черту. Моя капиталистическая философия обладания частной собственностью, восстает против твоих коммунистических принципов сексуальной свободы. Я их искренне не понимаю, не принимаю, и считаю их аморальными.
- Ты считаешь это ****ством,- подсказал Мартин.
- Я считаю это ****ством, - сказал Алан, - а твоя Кристина, кстати, разделяет твои взгляды?
  Мартин удивленно пожал плечами:
- Откуда я знаю. Я с ней их не обсуждал.
Алан скептически пошевелил бровями:
- Вот как. Стало быть, она не знает.
- А зачем ей это знать?
- Так мы идем ко мне?
- Зачем?
У нормального человека такой ответ бы означал, что он не хочет. Алан вспыхнул, поначалу, но потом вспомнил, с кем он имеет дело.
- Что значит, зачем?
- Ты не принимаешь моих принципов, считаешь их аморальными. И ты меня выгнал. Почему ты зовешь меня сейчас?
- Я уже извинился.
- Я не обижаюсь. Я даже думаю, ты был прав. Нам лучше жить отдельно. Так значительно лучше для наших отношений…так…они…хотя бы…есть. Мы можем встречаться, говорить и…ты знаешь, мне этого так не хватает…
   У Алана на глаза навернулись слезы. Он едва смог их удержать, шмыгая носом и потирая глаза:
- Господи, Мартин! Почему так, а? Почему все так?!
- Я люблю тебя, - сказал Мартин.
- Почему же тогда так больно-то, а? Я должен был бы от твоих слов радостно скакать как обкурившийся мерин, а я стою и разматываю свои грустные сопли по всему балкону. ПОЧЕМУ МНЕ ТАК БОЛЬНО С ТОБОЙ, МАРТИН?!
  Мартин пожал плечами. Он повернулся к Алану, облокачиваясь на поручень балкона, и поправляя кожаную кепку на голове:
- Может быть,… наверное,…  возможно,… вероятно,…. ты… тоже.
- Очевидно, - передразнил его Алан, - вероятно. Очевидно, но невероятно. Так ты хочешь пойти со мной или нет?
- Зачем? – снова спросил Мартин. И снова это не имело под собой намерения отказаться, просто он так и не получил ответ на свой вопрос.
- Я хочу с тобой спать.
- Я хочу с тобой пойти, - оптимистично сказал Мартин, кепка его сидела теперь значительно жизнерадостнее.
- Ну, так пошли.
  Ну, надо же. В конце концов, им удалось друг друга понять. Несмотря на принципиальное различие взглядов! Впрочем, Алан понял, что эта песня для него точно станет песней года. Он снова ее вспомнил позже, сквозь сон – он отрубился практически сразу, даже едва не заснул под душем, честно говоря, он никогда не думал, что он так на самом деле может хотеть спать. Он почувствовал в полудреме,  как рядом под одеяло скользнуло влажное тело Мартина, почувствовал как тяжесть его тела на кровати. Алан подкатился на ощупь и мстительно перекинул руку  через его грудь, вторую подсовывая под шею, сцепляя свои руки в крепкий замок, обнимая его во сне и слыша его отчаянный тихий стон, разумеется, Мартин понял этот нежный своеобразный подъеб. Алан на ощупь, не открывая глаз, прильнул губами к его слегка пахнущей мылом щеке.

По правде говоря,
Меня тошнит от подобных вешей,
Но в данном случае
У меня это получится.

***

   После, в их туре, который последовал за выпуском альбома, Алан  ни о чем так не скучал как о том ощущении безмятежности, которое было у них тогда в Берлине. Это было малодушно, но в такие моменты, как сегодня, он точно бы отдал все что у него было не глядя за то, что бы это вернуть. Ему нравилось быть звездой, прежде всего по материальной составляющей, он стал чувствовать себя значительно свободнее. Плюс, его эго получало хорошую подкормку. Он не готов был бы отказаться от всего этого. Ему нравилось восхищение и преклонение совершенно незнакомых людей. Ему нравились выкрики: Алан! Алан! – когда он выходил из машины. Ему нравилось, когда девчонки, смущаясь и краснея, тянули ему руки, прося автограф. Он видел, что Мартину это все сносит крышу ничуть не меньше чем ему. Он не смел его поэтому в чем-то винить. Хотя, все остальное, что Мартину нравилось ему начало как-то слишком быстро надоедать. Хоть он, поначалу и разделял точку зрения Мартина о том, что в их положении СТОИТ пользоваться их преимуществами.
- Нет, Ал, ну ты только подумай, кто бы тебе дал, если бы ты не был тут? – в лоб спросил его как-то Мартин.
- Спасибо тебе, Мартин. Спасибо тебе, родной, - честно ответил Алан, - это был самый лучший и заслуженный комплимент, который мне когда-либо делали!
- Я не то имел в виду, - смутился Мартин, - нет. Нет, ну, нет,…не… не то. Просто женщины…
- Не волнуйтесь за меня, сэр. Если что, я всегда смогу удовлетворить свою насущную потребность, используя соответствующие физиологические отверстия товарищей!
  Мартин как-то даже осел, покраснев, отпрянул назад, от прицельной резкости Алана.
От его реакции, Алан почти посчитал педагогическое воздействие свершившимся, но тут же как черт из табакерки между ними проскочил Дейв громогласно сообщил:
- Лучше нет влагалища, чем очко товарища!!!
Оглушительное «ХЕХЕХЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!!»  тут же сообщило Алану что это, с позволения сказать, очко, будет засчитано не в его пользу.
     Они возвращались в свои номера, поднимаясь на лифте. Дейв с Мартином о чем-то шептались, придурочно хихикая у него за спиной. Флетч молчал и краснел, словно японская школьница. Двухметровая японская школьница в штанах, начинающихся в подмышках, выбеленными ровно в тон любимого дружка, мистера Гора, волосами, и в лыжах сорок пятого размера.
    Алан устало потер лоб.
- Почему этот чертов лифт так медленно едет?!
Мартин тут же отстранился от Дейва, глядя в зеркальные двери лифта, пристально вглядываясь в отражение нахохлившегося Алана.
- Чарли, а, Чарли?
- Я – Алан, Дейв, - сквозь зубы ответил Алан.
- Так ты Алан или Дейв, Чарли?!
- Хе-хе-хееее!
- Дейв, отстань от меня.
- Март, чо он?
- Ал, ты чего, в самом деле?
-  Меня от вас тошнит.
- У-у-у-у! – восторженно протянул Дейв, - Его тошнит…Март, Ма-а-а-арти, Ма-а-а-арт, - кокетливо мяукая на имени Мартина, словно кот и втирая плечом парня в стену лифта протянул Гахан. Март краснел, старательно отодвигал от него голову, но телом ему никак не сопротивлялся, - Что же ты сделал такое с нашим Чарли, Ма-а-а-рт?!
- Я?! – глупо залепетал Мартин – А че-чего сразу я-то?!
- Твой этаж, Дэвид, - металлическим голосом сообщил Алан.
- Мой этаж. Мо-о-о-ой эта-а-ажик, - Дейв отлип от Мартина и направился к выходу, -  Ох, и устал же я … сегодня… при-то-мил-ся-я-я.
- Хе-хе…
- Спасибо за прелестный томный вечер, джентльмены! Ни за что бы не покинул столь прекрасного общества так рано…я знаю, вы тоже не готовы со мной расставаться…
    Дейв поставил ногу к двери лифта, не давая ей закрыться, словно бы в упор не замечая попыток Алана короткими ритмичными ударами остроносого ботинка выбить его ногу из стратегически важной позиции. Дейв хихикал и не сдавался. Алан не усиливал ударов, не увеличивал их частоты, но и не уменьшал, повторяя их с невозмутимейшим упорством маньяка.
- …. Я знаю вы уже скучаете по мне, и кое-кто из вас – Дейв глазами показал на Алана – кое-кто из вас, джентльмены, будет плакать по мне всю ночь, тайно в подушку, потому что знаете, мы с ним, в  отличие от вас, знаем…знаю, что такое любовь, ты же понимаешь меня, Чарли?
-  Дейв, убери ногу, не ломай лифт.
-  Ну, признайся, ты же на самом деле любишь только меня, Чарли!
-  Уйди с глаз!
-  Наш Чарли такой стеснительный! Чарли, а Чарли, а ты когда сексом занимаешься, ты штаны снимаешь?! Или  в вашей секте фарисеев делают это через дырку в простыне?!
    Сдавленный всхлип от смеха кое-кого за спиной, кого он сейчас не видел, потому что двери были открыты, вывел Алана из себя окончательно. Он терпел это все из последних сил. И дурацкие шутки Дейва по поводу того, что он отказался участвовать в их разврате с ****ями после концерта, и восторг по поводу проведенного времени того, кто не отказался, его это уже достало.
- Ладно, я бы поболтал с вами, но моя девочка…моя мягкая теплая нежная и податливая…кроватка…, ждет меня не дождется…
- Передавай от меня большой привет Джо, - очень нелюбезно и на взгляд Дейва очень нетактично прервал его чириканье Алан.
    В отличие от Мартина Ли, Дэвид отчего-то очень стеснялся и переживал по факту того, что он изменял своей супруге как злоебучий самец кролика. Каждый почти божий день изменял, и очень по этому поводу переживал. Плакал даже иногда, спьяну на дружеской Алановской груди, какой он фееричный мудила. Алан поначалу очень сопереживал Дейву, а потом просто сидел и ухохатывался про себя. Потому он точно знал, что испортил своим милым замечанием Дейву остаток вечера. Ну надо же было хоть как-то и ему получить удовольствие.
   Тот факт, что Мартин как и второй придурок, взял с собой свою супругу, не сильно влиял на его распорядок дня в туре. Он с педантичной честностью и нежнейшим вниманием отбывал с ней свой срок, потом шел в отрыв. Если Алан находился в его поле зрения, то с ним. К сожалению, поле зрения у Мартина без очков было очень ограниченным. Потому Алану приходилось быть очень близко, и по-возможности, регулярно, чтобы туда как-то попадать.
    Попадать, потом, лежа на нем сверху, ночью, медленно, задумчиво целовать, с языком  глубоко и властно, в рот, и одновременно отстраненно  размышлять на тему того, а вспомнили ли бы о нем, если бы он просто сидел у себя в номере и ждал, как ему порой хотелось, вместо того чтобы пасти Мартина. Та женщина, в соседнем номере, тщетно ждала его любовника, каждую ночь на значительно более законных основаниях. Алан сочувствовал ей, испытывая некоторую долю странного торжества, и одновременно жалел себя, что попал в этот переплет. С Кристиной он был показательно любезен, но предпочитал не оставаться с ней один на один. Не дай бог чего. Мартин заварил эту кашу – пусть он и отвечает. По-хорошему Алан просто не знал как себя с ней вести. Его периодически мучал философский вопрос:  следует ли ему ощущать некое неудобство за тот факт, что он трахает ее мужа. Конечно, с одной стороны, это она была женой Мартина, но с другой стороны он первый начал это с ним делать, и его никто вовсе даже и не просил прекращать. Философский вопрос прелюбодеяния таким образом лично для Алана оказывался открытым.
      В воскресной школе, куда в юные годы его посылали родители угрозами физического или того хуже морального насилия, ему не рассказывали, как правильно себя вести с супругами своих любовников, которые по совместительству являются твоими друзьями.  Сам факт того, что он спал с Мартином, являлся смертным грехом, согласно науке, преподаваемой в воскресной школе, и свое право на жизнь вечную, он, видимо, проебал в боях промеж простыней,  а вот дальше как-то детали терялись.
     Он как-то лежал, полуодетый, на кровати, подогнув под себя одну ногу и задумчиво пускал колечки сигаретного дыма в потолок, совершенно бессмысленно и пьяно развлекая лежащего рядом не менее пьяного Мартина логическими упражнениями разума на тему того, почему бисексуальность является большим смертным грехом, чем гомосексуализм.
- Почему это большим?! –  как-то даже очень неожиданно искренне возмутился, фыркнув, Мартин.
- А почему меньшим? – переспросил Алан.
- Ну,…ты же…не….отказываешься….плодиться там, хе-хе-хе,  и это, как его, размножаться, - сказал Мартин, - а значит, выполняешь свой, так сказать, общественный долг. Не стоишь, тем самым своими э…извращенными пристрастиями на пути у эволюции. Какими бы они, эти пути ни были… Хе-хе…
- Мартин!
- Что?
- При чем здесь эволюция, Мартин?!
- Ну, обезьяна взяла в руки палку…
- Во-первых, она не ту палку взяла в руки, что ты сейчас пытаешься мне продемонстрировать… ****ь, да застегни ты штаны! Мартин! Да что я там не видел?!?!
- Хееее-хееее-хееееее-хеееееееееее!
Алан вытащил из под головы подушку и в сердцах зашвырнул ее в Мартина. Смех не прекратился, хотя стал немного глуше. Алан обиженно замолчал. Ему показалось, что Мартин издевается над ним. По тому, что он затих, Мартин, как видно тоже понял что ему так показалось, потому он снял с лица подушку и умиротворяющим голосом как ни в чем ни бывало произнес:
- Ты прав, Алан. Если бы обезьяна взяла эту палку, то она бы не эволюционировала. Я бы, по-крайней мере, на ее месте бы не стал. Зачем эволюционировать, если все что тебе нужно у тебя э…в руках…
  Алан затушил окурок в пепельнице у телефона на тумбочке, скрестил руки на груди и сухо, все еще обиженно произнес:
- Это теория Дарвина, вообще-то. Не то что ты сейчас несешь, а про обезьяну.
- И палку, - удивительно услужливо подсказал Мартин, кусая губы.
- И палку, - сквозь зубы сказал Алан.
- А, ну да, точно, я забыл, - Мартиновские глаза так счастливо сияли, что Алан начал подтаивать где-то изнутри. Он, правда, не очень понимал, чего Мартин так подозрительно жизнерадостен, в принципе, ему стоило бы задуматься, но он уже растаял, потому продолжил. Ему показалось, что Мартину интересно, что он говорит.
- А я говорю про то, как церковь определяет понятие греха. Прелюбо…
- А я всегда говорил, что ради всего этого обезьяне не стоило эволюционировать, следовало бы просто заняться своей па… прости, Алан.
- … деяние, есть смертный грех. Мужеложство – тоже есть прелюбодеяние, но если в случае с гомосексуализмом это вроде бы как ну заблуждение, да грех, но нечто такое когда тебя просто влечет к человеку твоего пола, то в случает с бисексуальностью, то есть когда ты и с мужчинами и с женщинами – это получается просто разврат.
- Что? – переспросил Мартин.
- Разврат, - повторил Алан, - прелюбодеяние.
- ****ство, - повторил Мартин.
- ****ство, - повторил Алан, - и блуд.
- Блуд, - сказал Мартин, -  Хорошее слово.
- Блуд? – удивился Алан.
- Повтори его еще, - сказал Мартин.
- С-сука! – только тут до Алана дошло, что собственно происходит. Он чуть было не высказал все что он думает о Мартине в трех-четырех емких предложениях, но Мартин смотрел на него в упор. Смотрел, и глаза его заволокла такая вязкая и осязаемая дымка чистейшей дистиллированной похоти, что Алан забыл о том, что хотел сказать и осознал свой провал как проповедника только тогда когда понял, что трясущимися от нетерпения руками, он отчаянно выдирает из одежды того самого человека, ради которого он, не мудрствуя лукаво, решился пожертвовать своей бессмертной душой.
    Да, Мартин плохо видел без очков, что  не мешало в поле его зрения регулярно оказываться какой-нибудь шалаве. Слава Богу, этому добру за сценой, не было числа. Алан вообще не очень понимал, как Кристина это терпела. Он не понимал, как она не догадывалась о времяпрепровождении своего мужа, и даже не столько потому что шоу-бизнес – это большая деревня и все равно бы какая-нибудь добрая душа бы донесла, а просто потому что от него просто до неприличия несло этим чертовым сексом. Что-то, что заставляло его напрягаться каждый раз, когда Мартин входил в комнату. Это было что-то что называлось модным словом феромоны, или просто особая характерная хищная расслабленность, но это что-то болезненно отдавалось внизу живота ноющей истомой, это было не то, что он называл эрекцией. Алан ощущал рядом с ним то, что наверное ощущает антилопа-гну, пощипывая травку за пару шагов от лениво помахивающего хвостом сытого льва, взирающего на нее со слишком большим равнодушием. С равнодушием, заставляющим ее подойти поближе, но рождающим взрыв адреналина, потому что несчастная антилопа не может знать, насколько хищник на самом деле сыт. Странно, но несмотря на всю расстановку сил, и Мартиновскую демонстративную пассивность, Алан отчего-то всегда ощущал себя добычей. И Алан знал, что достаточно будет одного взгляда, одного касания и одного жеста, чтобы пробудить в них обоих голод, который нелегко будет удовлетворить, и который снова заставит его зачарованно идти за каждым движением чужого тела под ним.
- Это – та единственная религия, в которую я верю, - сказал ему как-то Мартин, - Бог – это секс!
- Ересь какая, - раздраженно кинул Алан, - чушь собачья! Проповеди для дураков!
- Чушь? – переспросил Мартин, - Проповеди для дураков? Это единственная вещь, которая тобой управляет. Это единственное, ради чего ты встаешь с кровати. Это – вся твоя суть и смысл! Он тобой повелевает – он, единственный твой закон и господин!
- Мной управляет секс?! Мной повелевает?! Единственное, что управляет мной – это секс?!
-  Именно.
- Ты бредишь, Март.
- Я?! Я брежу?! Почитаешь мне Брехта сегодня вечером? С выражением?!
- Да иди ты, извращенец чертов!
-  А Кристина мне читает…
- У вас что, нет секса?!
- Хе-хе-хе-хеее….
   В конце-концов, на самом деле, его это заводило. Может быть, и Кристина думала так же?
 

***

Вот и сегодня, признаться, Мартин вел себя не хуже обычного. Не лучше, правда, но и не хуже.  Но сегодняшние девицы легкого поведения отчего-то не вызвали в Алане никакого энтузиазма.Он сидел на протертом жопами миллионов таких же горе-звезд и съемных ****ей диване в гримерке. ****ями, впрочем, может быть и этими же самыми. Вечер угрожал стать томным с минуту на минуту. Алан пил пиво в тщетном желании отрубить этот мерзкий критикующий всех и вся и вызывающий чувство отвращения к девке, сидящей с ним рядом, голосок. В конце концов, она была не виновата в том, что он ее ненавидел. Они были с ней в одной упряжке, он зарабатывал свои деньги, как умел, она зарабатывала свои как умела она. Он обеспечивал ей кусок хлеба, она удовлетворяла его потребности, просто он был на вершине пищевой пирамиды шоу бизнеса, а она внизу.
   Ему теперь стало ее жалко, но на эрекции это сказалось еще хуже, чем предыдущий выброс желчи.
- Эй, Алан, ты чего там скучаешь в углу! – позвал Дейв, внезапно скользнув по нему взглядом, - иди к нам, повеселимся.
- Я не хочу веселиться. Я устал, - сказал Алан, - я, между прочим, работал.
- Ой, да ладно тебе! Стоишь там себе у синтезатора час и на кнопку нажимаешь! С чего тебе уставать-то? – удивился Дейв, заставив всю гоп-компанию, восседавшую на диванах в разных позах, громко расхохотаться.
- Это вы, господа, работаете час, - сквозь зубы сказал Алан, он вообще не любил при людях выяснять отношения, но Дейв его порой провоцировал, - а я, между прочим, приезжаю в зал с техниками, и между прочим все инструменты, на которых вы играете запрограммированы….
- Да ладно тебе, Алан ты чего, шуток не понимаешь? Чо ты такой напряженный, а?
- Я не напряженный.
- Расслабься, чувак!
- Я СКАЗАЛ, Я РАССЛАБЛЕН, ****Ь! – он рявкнул так, что Мартин аж испуганно стряхнул ярко, безвкусно и неаккуратно наманикюренную ручонку девицы со своего паха. Алан внезапно заржал в голос, позабыв о собственном раздражении. Мартин его испугался. Это было так трогательно. Еще чуть-чуть и он бы оценил. Но спустя пару минут, Мартин, кажется, уже забыл о нем.
     Энди задумчиво лизал в щеку еще одно человекообразное женское пола. ****ей было четыре. Его товарищи были так трогательно заботливы. Дейв, подскочив, намекнул ему на ухо, что вообще-то как бы четвертая ***** была для него. Вообще Алан, признаться, обычно пользовался данной возможностью, в конце концов, они тут все были далеко не святые. Но сегодня, толи он устал, толи непонятно что на него нашло, ему отчаянно не хотелось развлекаться.
- Спасибо, я пропущу, - сквозь зубы сказал он Дейву.
- Шел бы ты тогда уже спать, чтоли, - сказал Дейв, - ****утый ты сегодня, Чарли.
-  Дейв, уж ты ли хочешь бросить в меня камень?
- Хахаха, - радостный, как весенний кролик Дейв, проскакал куда-то за ширму за дамой своего сердца на сегодня. Он слушал  странный саундтрек к этой сюрреалистической сцене. Слушал, как из-за угла раздавались характерные стоны и кряхтенье, и больно зажав проститутку за плечо тихо радовался, что блондинистой твари на диване напротив него, на это было абсолютнейшим образом насрать. Он был занят. Занят настолько, что совсем не замечал Алана, задумчиво закинувшего ногу на ногу и попивающего водку с имбирным элем. Мартин вцепился в бабу, словно это была последняя баба на Земле.  Когда двое из девиц, отработав поочередно с Энди и  Дейвом, ушли, Мартин упорно избегая  взгляда Алана, ловко освободил его от проститутки, и заинтересованно повиливая задом отправился за угол с двумя.
    Энди заботливо снабдил Мартина презервативами.
- Спасибо, Энди, - сказал Мартин.
- Спасибо, Энди, - очень странным тоном передразнил его Алан.
Направляющийся в душ Дейв высоко и ехидно захихикал:
- Спаси-и-ибо Энди! – за Дейвом все равно должно было остаться последнее слово. Мартин, подслеповато щурясь огляделся, явно поняв шутку, которая повисла в воздухе без слов, но сказать ему было нечего, потому он глупо ухмыльнувшись и почесав в затылке скрылся за углом. Энди ни сходил с места.
    Видимо, девицы начали показывать какое-то эксклюзивное приватное лесбийское шоу, потому что из-за угла доносились только наигранные женские стоны да причмокивания. Ну и Энди стоял на углу, счастливо открывши рот, весь красный, он сиял. Алан положил ноги на журнальный столик и закрыл глаза. Он не знал сколько это продолжалось, его вывел из состояния полудремы споткнувшийся об его ноги вышедший из душа в трусах, майке, носках и полотенце, Дейв.
- Упс, прости, дружище, - он потянулся за банкой пива, откупоривая ее и жадно запрокидывая голову. Энди не менял положения.
- Ах, ты мой маленький извращенец, Энди! – хихикнул Дейв, - Ты подсматриваешь за Мартином!
Счастливый Энди повернулся к Дейву и замахал ему рукой, мол, иди сюда, скорее. Дейв кинул мокрое полотенце на пол и, не выпуская из рук пива, поскакал к Энди, заглядывая ему через плечо и одобрительно присвистывая., отпустил пару наипохабнейших комментариев, побуждая компанию, которую Алан со своего места не видел но прекрасно слышал, воодушевиться еще больше, если такое было в принципе возможно.
- Гы, - счастливо расплылся Дейв, - Алан, иди сюда, позырь, ****ец…
- Да пошли вы, - сказал Алан, и лег на диван, закрывши глаза, - зоопарк.
Несмотря на апатию, присоединившийся к тем двоим, третий голос, знакомый до боли, начал его как-то чисто физиологически заводить. Он лежал и начинал всерьез думать, а не забить ли на все и не пойти ли присоединиться к Мартину в высокохудожественном свальном грехе, несмотря на полное отсутствие желания взаимодействовать с чужими людьми, хотя бы просто чтобы позлить Энди с Дейвом.
     Прежде, до этих самых их отношений с Мартином, он, наверное, так бы и сделал. Прежде, но не теперь.
- Да ладно, Алан, давай! Поднимай свою старую ленивую задницу с дивана! Ты что,в натуре, боишься сунуть не в ту дырку?! – мистер Гахан был фееричен.
- Да чего там бояться? – спросил Энди, явно не поняв всю глубину айсберга высокоинтеллектуальной шутки, -  дырки, их всего же две!
- Три, - сквозь зубы сказал Алан, - по одной на каждого джентльмена.
Дейв адски захохотал.
- А ну да, точно, три… - Энди согласился, - но нас же четверо?! А девушек – двое!
- Э-э-э-энди-и-и-и, - Дейв жалостно заскулил, - я так тебя люблю….. ЭНДИ! Но математика не твой конек!
- У меня были хорошие оценки по математике! – не согласился Энди, - Мартин подтвердит…. МАРТИН?!
- Смотри-смотри, а то все интересное пропустишь!
- Штаны лучше бы одел, укурок! Я не собираюсь ждать вас тут вечно! – мрачно сказал Алан.
Дейв ничуть не стеснялся того факта что был в одних трусах, и восхищенно присвистнул:
- Нет, Чарли, скажу тебе честно – он смотрел, конечно не на Чарли а туда, - я не знал даже что так можно! – увлекшись, он начал поправлять в трусах свой мужской половой ***.
- Ох, ядрена же ты вошь, Дейв, ты ему еще пойди яйца полижи!
- Сам полижи, - сказал Дейв, - я разрешаю.
- Вы чо эта, извращенцы? – спросил Энди.
   Нет, он не боялся сунуть не в ту дырку. Но почему-то он стал ловить себя на странном ощущении, когда Мартин касался руками или губами и возбуждался на чужое тело, это причиняло ему физическую боль на грани с отвращением и его начинало тошнить. И философские размышления на тему половогендерной идентичности объекта возбуждения более не успокаивали. Если он этого не видел – ему было легче оставлять это в области абстракции. Видеть этого он с некоторого момента не мог.
- Что ты из себя девочку-то строишь? – Дейв ржал над ним порой, он считал, что Алан не участвует больше в их оргиях потому, что боится выдать чужим людям всю интимность своих отношений с Мартином, - Ты что думаешь, мы не знаем что у тебя с Мартином?
- Дейв, я не знаю, кто из вас что знает, но то, что у меня с Мартином, тебя вообще не касается!
- ЭТАСКАКИХЭТАПОР?! – совершенно откровенно изумился Дейв.
- Дейв, интимная жизнь потому и называется интимной, что она касается только двоих!
- Не надо! Все что касается интимной жизни Марта, меня тоже касается! – отрезал Дейв.
- А Мартин в курсе?
Дейв пожимал плечами, но мнения своего не менял. Эти разговоры с Дейвом тоже оставляли после себя укусы жесточайшей ревности. Мартин не говорил ему, что у них что-то есть. Да и по идее, Мартин не должен был бы успеть еще и с Дейвом чисто физически. Алану было странно, что Дейв так легко согласился на изменения отношения с Мартином, став из любовника сотоварищем по ****ству. Он не мог понять, либо Дейв был настолько слаб что полностью подчинялся Мартиновской воле, толи он просто его не любил. Но даже в этой их дружбе он чувствовал какой-то странный подъеб, в собственничестве Дейва он чувствовал даже большую угрозу.
   

***

Они вышли из лифта. Их номера были на одном этаже. Они попрощались вначале с Энди.
Алан остановился, чтобы открыть дверь. Мартин продефилировал дальше.
- Вы что же, сегодня не желаете меня посетить, сэр? – сквозь зубы сказал Алан, - У вас сегодня нет потребности в общении со своим ничтожным товарищем?
- Вас от нас тошнит, - каким-то неуместно наглым тоном на взгляд Алана сказал Мартин.
- Март. Не играй с огнем, Март, - тихо сказал он.
-  А то что? – Мартин остановился, уперши руки в боки и ухмыляясь.
-  А то больно будет. Когда играешь с огнем, Мартин, бывает, обжигаешься. И бывает, Мартин, больно. Очень больно.
Алан вошел в номер, и развернулся, придерживая дверь. Мартин озадаченно стоял и смотрел на него.
- Что? – спросил Алан, - ЧТО?! – он рявкнул в полный голос –Пошел, Алан, в жопу, ты уже итак наебался, я тебе больше не нужен?!
- Т-ты чо, ты-ты оху-ел что-ли? – Мартин от испуга стал заикаться – Тут же дверь же…моя…номер, там…же Кри…
- А я тебе сразу предлагал зайти, - внезапно очень доброжелательно сообщил ему Алан.
- Ох, ты,…еб твою… - Разумеется, Мартин тут же вошел.
Алана разом словно переклинило раздражение, прозвучавшее в голосе Мартина. Он толкнул его в стенку спиной, хватая правой рукой шею в захват. Мартин схватился судорожно обеими руками в его руку, приподнимаясь, автоматически, на цыпочки, пытаясь компенсировать силу Алана.
- Ал…
- ЧТО?!
- Ты хочешь меня убить? – удивленное спокойствие Мартина в этой ситуации, отчего-то мгновенно привели его в себя.
- В общем да, - сказал Алан кисло, отступая назад и опуская руку, - Просто, видимо я еще не готов.
- Кхе-кхе, - Мартин потер шею, бровь его комично выгнулась, - Ну раз так, то я пойду, да? Меня Кристина ждет.
- Я, между прочим, тоже тебя ждал.
- Ты еще не готов – хихикнул Мартин. Алану достаточно было просто на него глянуть. Очень внимательно. Достаточно, чтобы это идиотское чувство юмора испарилось к чертям собачьим.
- Я как собака весь вечер сижу и жду…
- Но я же здесь? – тихо сообщил Мартин, - А ты меня бьешь.
Отлично. Теперь у него еще и зашевелилось это ****ское чувство вины. Смешавшись с унижением от того, что фактически, как ему казалось, он упрашивал сейчас Мартина с ним остаться, а тот просто глумился над ним, это вызвало настолько кислый привкус у него во рту, что на глазах у Алана показались слезы. Он быстро отвернулся.
- А тебе разве не нравится? – огрызнулся он, чтобы его эмоции остались незамеченными.
- Мне нравится, когда ты меня контролируешь,  - Мартин сказал без тени смущения, или раскаяния, - Мне не нравится, когда ты не контролируешь даже себя!
  Господи! ЭТО НЕВЫНОСИМО! Не может простой разговор причинять столько почти невыносимой боли. Так не должно быть.
- ТАК ВАЛИ, РАЗ НЕ НРАВИТСЯ!
    Это было настолько предсказуемо. Это был бы не Мартин Гор, если бы он не вылетел бы из его номера, хлопнув дверью, словно пробка от шампанского. Радостный женский голос за стеной быстро сообщил ему, что Мартин на самом деле пошел к Кристине. За каким хреном им дали номера с общей стеной? Если они не дай бог решат исполнить сейчас свой супружеский долг, он точно сегодня сойдет с ума, или удавится на собственном ремне, ****ь. У него дико разболелась голова от переживаний, как-то странно, тянуще, мучительно, внутри, снова заставляя возродиться чувство странной тошноты. Шумело в ушах. Хотелось в голос выть. За что ему это все? За что? ЗА ЧТО?! ЗА ЧТО?!
    Где-то в сумке валялась бутылка водки. Алкоголь, может быть поможет ему хоть немного расслабиться, и хоть немного сбережет остатки его разума. Он трясущимися руками попытался налить водку в стакан, и больше пролил. Отчаявшись, он упал на кровать, подминая подушки под спину, решив выпить прямо из горла. Едва не обжегся, долго откашливался, зато начал попадать в стакан, он даже догадался его разбавить какой-то фруктовой мутью из мини-бара. Так было менее жестко. Алкоголь и вправду, скоро, расслабил его. За стеной молчали. Только тихо работал телевизор. Алан подумал что надо бы тоже включить, но он бы скоро начал бы его раздражать, потому он не стал. Алкоголь впрочем, расслабив, сделал ему пакость. Он, разлившись теплом по телу, заставил возродиться забытую в треволнениях эрекцию. Он заставил его захотеть начать трогать себя. Отдаваясь мучительно-неудовлетворенной нежностью в животе о том, что не переклинь его сегодня так по-адски, это мог бы быть кто-то другой.  Они бы смогли оторваться и летать. И все было бы хорошо сегодня ночью. Алкоголь напомнил ему смысл слова хотеть.
   Он протянул руку к тумбочке, на которой лежал список номеров и телефонов их группы и обслуживающего персонала. Он набрал номер Энди, хихикая, чтобы как-то отвлечься от мыслей о том, что они с Мартином могли бы сейчас делать, чтобы пошутить о том, что в отеле пожар, и Энди следует срочно, не одеваясь, с британским паспортом в зубах, эвакуироваться через балкон. Энди вначале поверил и очень обеспокоился, но потом узнал голос пьяного Алана и послал его куда подальше.
    А, будь что будет. Алан решил, если трубку возьмет Кристина, то значит ему сегодня не повезло. Трубку взял Мартин.
- Я готов, - сказал Алан.
- А? – переспросил Мартин.
- Я передумал. Я хочу тебя. Сейчас же.
- Но.
- Выбор за тобой. Или приходи сейчас или вообще не приходи.
Господи, как хорошо быть пьяным! Это же надо было такое выдать?
- Хорошо. Я сейчас приду, - тон Мартина был сух и деловит. Алан бросил трубку и расхохотался. Эта игра в любовницу его рассмешила. Он залпом допил водку, чтобы не растерять остатки храбрости. Дверь соседнего номера хлопнула. Черт, он раньше и не знал, что это такой возбуждающий звук!

***

И все-таки, Алан  ни о чем так не скучал как о том ощущении безмятежности, которое было у них тогда в Берлине. Особенно на той записи, гребаной выстраданной Somebody, когда они как последние уроды тащили мотки проводов, потому что пропили все деньги на такси, к Мартину на вновь приобретенную квартиру.
- Знаешь, а там ничего нет, - роняя по пути переходники прямо на асфальт, сообщил Мартин.
- А? Ну Мартин… ну чо у тебя за руки-крюки… - Алан полез на четвереньках под бордюр, выцарапывая оттуда то, что закатилось, - чего там нет?
- Хха…прости. Совсем ничего.  – Мартин задумчиво сел задницей прямо на асфальт, и Алану не пришло в голову ничего лучше, чем сесть рядом. Они сидели на тротуаре и мимо них периодически проезжали разнокалиберные фольксвагены и прочие порождения немецкого автопрома. Алан закурил сигарету, и предложил ее Мартину, тот не колеблясь схватил ее:
- Нахрена ты снял квартиру, где ничего нет?
- Там акустика – А-Ху-Еть! – шепелявя  с сигаретой в зубах сказал Мартин, - и там же рояль, я же тебе говорил. Понимаешь, акустика. Там такие потолки, строение старое, я точно, точно знаю, что если где Боуи с Игги и творили, так это только в здании типа того. Понимаешь, это не эти гребаные потолки для хоббитов, это акустика, с большой буквы А. Акустика и рояль. А что еще человеку надо?
- Спать, - сказал Алан.
- Ну, там, матрас на полу, у рояля.
- Кушать, - сказал Алан.
- На ней и кушать…
- На ком это, на ней, Мартин?
- На рояли – подчеркнуто неправильно, пародируя акцент кокни сообщил Мартин.
Алан расхохотался.
- Мои бы родичи прямо сейчас бы тебя бы и прокляли!
- С чего бы это вдруг? – спросил Мартин.
-  Я не говорю о том, что рояль – мужского рода, но употреблять пищу на рояле?!
-  Послушай, Алан Чарльз Уайлдер, - Мартин задумчиво выпустил длинный столбик дыма изо рта, - ты точно уверен, что это единственное, что твои многоуважаемые родственники не приняли бы во мне? А какое бы ты предпочел, чтобы я надел платье для знакомства с ними? Кожаное, с отстегивающейся задней частью, или с двумя разрезами по бокам? Кстати, а как они относятся к сексу до свадьбы. И к тому факту что мужского рода тут не только рояль?
- Вот, ****ь, уел, так уел,  - Алан внезапно помрачнел, - с особым цинизмом уел, Мартин Ли Гор.
- Я старался, -  честно констатируя факт, без тени улыбки, сказал Мартин Гор.
Алан фыркнул от смеха:
- Не могу сказать, что ты когда-либо входил в мои самые заветные планы и мечты, по жизни.
- Да, я знаешь, я отдаю себе в этом отчет,  - Мартин ухмыльнулся, но прозвучало как-то холодновато.
Алану показалось, что он сказал что-то не так.
- Возможно, даже лучше чем ты, - добавил Мартин после паузы, туша бычок о тротуар, - так что тебе бы не стоило беспокоиться доносить до меня эту мысль. Я иногда довольно адекватен в оценке ситуации, даже если со стороны кажется иначе.
- Что? – переспросил Алан.
- Ничего.
Толи ему слышалось, толи он и правда начал разговаривать с ним как-то странно сквозь зубы? Алану почему-то почувствовал себя виноватым, сам, в сущности, не очень понимая за что, но попытался прояснить:
- Я имею в виду ну…эти отношения это не то что… это не ты, дело не в том, что я не рад что ты попался мне так сказать на жизненном пути…
- Алан, я….я…., - Мартин поднялся с тротуара, - Я тоже рад был встретиться с тобой - очень вежливо сказал он, - пойдем, если мы хотим что-то сделать сегодня, нам пора.
   Алану почему-то показалось как раз, что Мартин понял его совершенно неправильно. Он хотел сказать «Я тебя люблю, так, что мне уже наплевать на то кто что говорит, и на все мои дурацкие мечты тоже». Он сказал:
- Я,… - потом у него парализовало гортань, - Я,… - повторил Алан, - я, просто имел в виду, что понимаешь, мне были дороги эти мечты, а я…
- Послушай, ты не должен передо мной оправдываться, - сказал Мартин, в его тоне просквозило легкое сочувствие.
- Я просто, мне кажется я … не знаю как это сказать.
- Это моя вина, - сказал Мартин, - я не должен был начинать этот разговор. Ты знаешь, у меня есть удивительная способность говорить какую-то ерунду, совершенно не к месту. Я слишком много говорю.
- Да? – переспросил Алан.
- Да, - сказал Мартин, - я зря завел этот разговор, я в общем не хотел доставлять тебе неудобств, я вообще не знаю, зачем я начал это говорить, не обращай внимания.
- Я – громко сказал Алан когда они остановились у светофора на перекрестке, ожидая зеленый свет. Мартин повернулся к нему лицом к лицу. Закатное солнце заливало его каким-то нереально теплым, рыжим, такой Алан видел только тем летом, в Берлине, светом. Оно играло золотистыми всполохами в светло-зеленых, словно теплое море, глазах. Они стали глубокими и прозрачными, таких глаз Алан больше не видел у Мартина никогда. Он стоял, завороженный, не в силах ни отвести глаз от глаз Мартина, ни вымолвить ни слова. Мартин тоже молчал, он точно ждал от него этих слов, и это внушало Алану еще больший страх. Плещущееся счастье в глазах Мартина побуждало его отрубить разум, и дать волю чувствам. Но холодок, внезапно зародившийся у него в животе и прокравшийся в голову напомнили о том, что он совсем его не знает, и не понимает толком, и все сложности их отношений напомнил. А вдруг он выставит себя идиотом? Вдруг он придумал себе это все, и Мартину его любовь нафиг не нужна?
Мартин опустил глаза первым.
Уголки губ его дрогнули.
- Пойдем, - сказал он и не дожидаясь ответа пошел вперед.
Алан пошел за ним, опустив голову. Момент был чудовищно упущен. Теперь смысла говорить не было. Он решил вернуть их разговор в шуточное русло.
- Ты знаешь, я тебе так скажу, когда я, в  восемнадцать лет покинул свое теплое родовое гнездо, они все еще не были готовы мне открыть тайну моего рождения.
- Какую такую тайну твоего рождения? – спросил Мартин. В голосе его было столько смертельной скуки, что Алан пожалел что заговорил с ним дальше.
- Ту самую. Сакральную. Что меня нашли не в капусте, - сказал Алан.
- Мммм, - сказал Мартин, - а ты точно уверен, что нет?
- Ой, да иди ты! Можно подумать, что твои родители так широки во взглядах!
- Не знаю, - сказал Мартин, - я не уверен, что я обсуждал с кем-то из своей семьи все мои взгляды. Я, правда, спросил мать, как-то, как нужно стирать женские чулки, ну, ты понимаешь,… она молча посмотрела на меня и сказала: Просто клади их в стирку, я разберусь.
- Хаааааааахахаааааааа – Алан чуть не упал под колеса очередного фольксвагена,- так у тебя это семейное.
    Мартин замолчал. То ли обиделся, толи решил, что на сегодня откровений достаточно. Алан так никогда и не научился отличать первое от второго. Они пришли домой. Три часа стояли в положении раком проползав всю квартиру вдоль и поперек. Мартин был прав. Акустика и рояль были неповторимыми. Алан бы душу продал за такую акустику и старый, чуть суховатый, звучащий ударяя точнейшей выверенной интонацией прямо в нервы звук.
- А он всегда тут стоял?  - Алан наигрывал что-то, типа Бетховена, лениво, просто наслаждаясь красотой звука, пока Мартин гостеприимно тащил в залу ящик пива. Алан так понял, работа предстояла большая.
- Угу, - сказал Мартин, - я побоялся его сдвигать, вдруг расстроится.
- Хороший инструмент, - сказал Алан.
- Спасибо, - сказал Мартин.
     Они так странно занимались любовью тогда. Не сексом. Любовью. Словно в первый раз. Словно сдерживались, годами и вдруг дорвались, но отчего-то было страшно или нельзя дойти до конца. На матрасе «под роялью». Ночью, в темноте, сцепивши губы и руки, Мартин был на нем сверху, вцепившись всем телом, но не входя, нет. Просто со странной какой-то животной страстью терся об него всем своим обнаженным телом, сводя его своим ленивым медленным разогревающим ритмом с ума и погружая в какой-то эротический транс, заставляющий его забыть о времени и пространстве, забыть о границах своего тела, и заставляющий считать их возбужденные тела за одно. Его убивала собственная пассивность, он физически не мог двигаться под Мартином, его порабощала эта Мартиновская совершенно животная страсть к физическому контакту. Он морально не мог двигаться под ним, завороженный и порабощенный раздирающими Мартина и его заодно, раз уж член его сейчас был в его руке и прижат всей поверхностью к члену Мартина, эмоциями. Он чувствовал, как тело Мартина подрагивает от напряжение и каждый спазм мышц отдавался в нем спазмом его собственных.
- А, черт, ну двигайся же, - сквозь зубы простонал Алан, чувствуя, как его раздирает от желания усилить их контакт, когда смог вообще что-то еще сказать, потому что перехватывало дыхание.
- Поцелуй меня, - тихо сказал Мартин. Склоняя голову ближе, но требуя, чтобы он поднял голову навстречу ему.
- Мммм, - Алан бы сказал ему что он по этому поводу думает, но губы были слаще и ближе чем словесный поединок, и он сдался, подчинился ему тогда, чувствуя совершеннейшую греховность сладчайшего удовольствия, расплывающегося у него по телу. Удовольствия от того что он подчиняется воле Мартина. Воле, которая порабощала его сладостным удовольствием от мысли, что он его хочет. От того, как он его хочет. Единственное что он успел сделать в последний момент, и то ведомый не столько своими мужскими принципами, но скорее просто банальным желанием не только кончить самому но и ощутить, как кончает Мартин, своей собственной рукой, это просунуть ладонь между их телами, и обхватить руку Мартина, сжимающую оба их вибрирующих от напряжения ***.

***

Алан открыл дверь своего номера ровно за секунду до того, как Мартин в нее постучал.



***

 Наутро о семейной драме Мартина Ли Гора знали все. Ну, по-крайней, мере о той ее части, что его супруга его покинула, после чудовищного ночного скандала. Никто не знал какого, но все знали, что чудовищного. На этот день у них была назначены какие-то промо-мероприятия, это давало Мартину возможность держаться с приклеенной улыбкой на лице примерно до вечера, а также избавило от необходимости давать какие-то комментарии сотоварищам. Очевидно, что именно этого-то он более всего и боялся.
    После промо-мероприятий он до вечера пропадал где-то с Кесслером и  парой техников, и вечером его фактически внесли в автобус, где все ребята из Депеш Мод уже сидели и нетерпеливо посматривали на часы. Им предстоял долгий ночной переезд и нельзя было терять ни секунды.
    Мартин молча, спотыкаясь, проследовал к первой попавшейся койке. Вид его был сосредоточеннен и серьезен. Кажется, он никого не узнавал вокруг, и даже не смог сартикулировать приличного аналога  «Здравствуйте» или «Простите, я опоздал». Он сказал:
- Эт-таф-то-бус? - и упал на первую попавшуюся койку. Первой попавшейся койкой, на которую Мартин упал, оказалась койка Дейва.
- Нет, это космический корабль! Эта-ксми-ческий ка-ра-быль, - передразнил его Дейв, хохоча.
 - Чо, эта-не афто-б-бус? – испуганно приоткрыв один глаз попытался приподнять голову Мартин.
Дейв рыдал от счастья:
- Нет, это зеленые человечки прилетели за тобой с Марса, Мартин. Инопланетяне приветствуют тебя на борту!
- Ой..отъ-е-бись,… - простонал Мартин, - сволочь. Вот…выпьешь…с-смое..я на..надта-бой тоже по..эта… пглу… поглумыва…пог-лум-люсь.
- Если я так нажрусь, поглумиться ты сможешь разве что над моим трупом, дорогой, - совершенно не обидевшись на Мартина, Дейв пошел помогать Флетчу стаскивать с него ботинки. Потому что Мартин, обессилев после отнявшей у него последние остатки сил речи, вырубился мгновенно.
- Он такой милый, когда спит, - беспричинно испуская розовые пузыри счастья вокруг себя, Дейв плюхнулся рядом с Аланом.
- Пьяный, - скептично сказал Алан.
- Ф-гав-но, - мечтательно протянул Дейв, - гггы, зайчик. Чо эта не «Эт-таф-то-бус»?
   Дейв был какой-то нереально счастливый. И снова то и дело чесался. Точнее то и дело тер себе руки ноги, нос, лицо, в сущности, однозначно выдавая наличие героина в крови. Алан потом удивлялся сам себе, какого черта он не понял, что Дейв подсел на наркоту. Никто из них не понял. Нет, по Дейву, конечно, мало было заметно на наркоте он или без. Он всегда был припадочный и взрывной, прыгая от низов чернейшего отчаяния до эйфории за одну секунду. Честно говоря, под наркотой он казался даже  ровнее, сдержаннее, добрее и коммуникабельнее. Наверное, они закрывали на все глаза, потому что им всем такой Дейв был удобнее. И Мартину, и Алану и Флетчу. Возможно, Мартин думал, что Дейв просто повзрослел и поумнел, стал сдержаннее. Если Мартин вообще кого-то кроме самого себя видел. Впрочем, действительно Дейв стал проявлять меньше агрессии по отношению к нему, чаще или жил в своем каком-то мире, или смотрел на Мартина с выражением на лице «И чего это я в тебя такой влюбленный», Мартина все устраивало. Они спорили, конечно, как и раньше. Но Миллер говорил: Не дерутся – и ладно,  я спокоен. Для спокойствия Алана требовалось еще одно «не». Алан спокоен не был. Однако, он думал, что Дейв просто в хорошем настроении, и просто все время чешется.
Алан положил ногу на ногу, скособочившись тускло уперся лбом в стекло. Стекла вибрировали от работающего мотора автобуса. Флетч пошутил с Дейвом о чем-то, попросил его передать ему пиво, которое стояло рядом с Аланом, очевидно, игнорируя присутствие Алана, как класс.
- Энди, посидишь с нами? – весело спросил Дейв.
- Пожалуй, нет, - сказал Энди.
- Ну ладно тебе, чувак, поболтаем.
- Я не в настроении, - сказал Энди, - я весь день болтал, у меня язык отсох. Я хочу, чтобы от меня все отстали, дали почитать газету и сделали массаж стоп.
- Энди! Энди! Мы с тобой еще не так близки, чтобы я делал тебе массаж стоп! – захихикал Дейв, - а потом, вдруг Мартин проснется! Он тебя не поймет!!!
- Я тоже далеко не всегда готов понять Мартина, - строго сверкнул очками Энди. Дейв, однако, не унимался, - однако, я как-то с этим живу.
- А я вот Мартина абсолютно понимаю! – сказал Дейв с гордостью. Он явно сам в это верил, - понимаю и принимаю!
- Скажи мне это завтра, когда вы будете опять сраться до кровавых соплей, восемь часов кряду.
  Дейв странно сверкнул непрозрачно-черными, смоляными, в полутьме глазами, задумчиво облизнулся и резко сменил тему:
- Энди, а, Энди? А давай в покер, что ли резанемся? – жизнерадостный тон его не изменился ни на йоту. Алан, однако не мог отвести взгляда от лица Дейва. Мгновенная подавленная вспышка, изменившая лицо Дейва до неузнаваемости, не шла у него из головы. Он точно помнил, что это был первый раз, когда он понял, что Дейв хороший актер далеко не только на сцене. И что он далеко не так прост как хочет казаться. Он так долго пялился на Дейва, что тот начал ему игриво подмигивать, снова войдя в образ шута.
- Чо смотришь, милый? Хочешь чо, али как?
- Иди ты, - устало отбрехался Алан, отворачиваясь. Он сам не мог понять почему перед его глазами все еще стояло лицо Дейва. Жесткое, железное, беспощадное, несгибаемое, почти волчье.
   Внезапно это оказалось тем недостающим паззлом, который помог собрать Алану всю мозаику целиком. И ответить на те вопросы, которые он ставил себе ранее. Внезапно, он понял, что стратегия поведения Дейва, есть ничто иное, как стратегия поведения волка в ночном лесу. Волка, осторожно, издалека, но настойчиво и неустанно преследующего добычу, которая кажется на данный момент не по зубам, но…она может ослабнуть, она может устать, она может уснуть. Он не упустит из виду ни одной оплошности. Он атакует именно тогда, когда будет надо. Он подождет. У него есть время. Ведь целая ночь еще впереди.
- Вдвоем режьтесь, - посоветовал Энди, возвращая их в реальность.
- Вдвоем неинтересно! – сказал Дейв, громко сморкаясь в салфетку, - нам неинтересно блефовать, мы слишком много друг о друга знаем!
- Я тоже знаю о вас столько, сколько предпочел бы никогда бы не узнать.
- Господи, какой же ты нудный, противный и до кучи еще и закомплексованный тип Энди!
- Не ты брал меня на работу, Дейв! – отрезал Энди.
- Человек, блин, гавно, - пробурчал себе под нос Дейв, косясь на задумчивого Алана, на лице которого не двинулась ни одна мышца.
- Я все слышу, - сказал Энди, не меняя интонации.
- Ты пошел читать газету? –  с утрированно хабальским вызовом в голосе, спросил Дейв – Вот сиди себе и читай себе! Сам себе.
- Я сижу и читаю! Сам себе, – сказал Энди, - сижу, читаю и никого не трогаю.
- Ты никого не трогаешь?! Ты меряешься пиписьками, и обещаешь меня уволить!
- Я?! МЕ-РЯ-ЮСЬ ПИ…обещаю тебя уволить?
- Ты мне угрожал! Алан, подтверди! Подтверди! Он мне угрожал! У меня свидетель есть, Энди!!! -  Дейв схватил за руку Алана и пытался его растормошить, но у него ничего не получалось, - Эй, Алан, ты живой?!
  Алан молчал.
- Мертвый свидетель! – констатировал факт Дейв,  - но ничего, он оставил предсмертную записку. Потом сфабрикуем, не подкопаешься!
- Дейв я прошу у тебя хотя бы немного милосердия, - учтиво и очень устало попросил Энди, - к оставшимся в живых.
Дейв замолчал на пару минут, потом задумчиво.
- Ну посидиии! Мне так не хватает человеческого общения! Мне именно сегодня чертовски нужно если не человеческое, то хотя бы ваше общение, а этот  - Дейв показал головой на Алана, - опять впал в старческий маразм и никого не узнает!
- А с этим, - неожиданно зло сообщил Флетч, - я на одном поле срать не сяду!
Алан аж вздрогнул, сколько ненависти прозвучало в голосе Флетча.
- ***се, - внезапно Дейв расхотел разговаривать с Флетчем напрочь, - Не, ты слышал? – он толкнул Алана в плечо.
   Алан тяжело, искоса, глянул на Дейва. Желваки его ходили ходуном. Они договорились не далее как в прошлом месяце, когда чуть не перевернули автобус на полном ходу, они поклялись здоровьем бабушки Кесслера, любимого бухгалтера Миллера перед Миллером, что больше никогда не будут драться в автобусе. Как бы сильно бы ни приперло бы. Дейв чуял, что в данном случае, опасность нарушения обещания как никогда сильна.
- Двое на одного не честно! – сказал Дейв, пытаясь шуткой смягчить напряжение, - а нас палюбас тут нечетное количество! Я, правда, не решил еще, чью сторону принять, но скорее всего, я точно поддержу побеждающую сторону. На крайняк – подло переметнусь в последний момент!
 Алан не выдержал и фыркнул.
- А потом, так нечестно, - Дейв, тем временем, продолжил, -  Март обидится! Дерутся и без него!
- Ты думаешь, он так жаждет увидеть, как я бью Энди по роже? – сквозь зубы спросил Алан, правда по его интонации Дейв понял, что если Энди сейчас не ляпнет ничего, то опасность миновала.
- Не знаю, - сказал Дейв, - но я бы обиделся, если бы вы решили драться, не разбудив меня. А потом…потом…знаешь, вообще то, может случиться так, что Энди даст тебе по роже!
- О! Мартин себе точно никогда не простит, что пропустил такое! - язвительно откомментировал Алан, и присосался к банке с пивом. Дейв тоже замолчал на некоторое время. Ненадолго.
- Чарли.
- Что.
- Чарли, зачем ты с ним так?
- Чего?!
- Чарли, зачем ты с Мартином так?
- Чарли с Мартином, простите, КАК?!
Нет, в том, что Энди целиком и полностью возложил всю тяжесть вины на уход Кристины на него, он уже был в курсе, но он крайне не ожидал узнать, что Дейв полностью разделяет точку зрения … Энди.
- Ну, ты сам знаешь как, - внезапно Дейв растерял свою фирменную говорливость, - ну, вот он жеж переживает теперь, человек.
- Флетч?
- Не, Март.
- Переживает?
- Ну вот, напился вот.
- И что, напился, значит, переживает?
- Ну, да.
- А может он от радости напился, - сквозь зубы сказал Алан, - и вообще ему стоило бы поменьше переживать. Знаешь, хотя бы через день, что ли. Здоровья не напасешься на такие нервы!
- Не стервозничай, Эл, - строго сказал Дейв, - или отдай мне вон ту последнюю банку пива, раз такой правильный.
- Ага, щас!
- То-то же! – Дейв скривил очень смешную рожу изображая, как видно, проповедника, или кого-то на его взгляд, чрезвычайно умного, - в общем, скажу тебе по-товарищески, Чарли, ты неправ!
- В чем я не прав?
- От Марта ушла жена!!!
- Я виноват в том, что от него ушла жена? – у Алана обе брови поползли вверх. Он не знал что сказать. От Дейва он такого не ожидал, - я виноват в том, что он изменял ей со мной?
- Конечно, виноват, - сказал Дейв. Без капли сомнения в голосе.
- А я думал, ты на моей стороне, друг.
- На твоей.
- Но я виноват.
- Но ты виноват.
- Виноват в том, что от Мартина ушла жена, потому что он изменял ей со мной?
- Виноват в том, что разрушил Марту жизнь! – неожиданно сурово отрезал Дейв.
- Й-я?! Это я разрушил Марту жизнь?! – Алану очень не нравилось, когда в его голосе против его воли появлялся предательский истеричный визг, - Я?!
- Тише, Энди бдит! – шепотом одернул его Дейв, - конечно ты. И конечно виноват! Если бы не ты, она бы не узнала.
- ****ь, это было чистой случайностью…
- Ты не знал, что она в соседнем номере? Ты не знал что там тонкие стены?!
- Да, бл…
- Ты не догадывался ****ь, что она ломится к вам в дверь?!
- Дейв, я…был не в том состоянии чтобы сообра…
- А надо было соображать! Что Санта Клаусы к плохим мальчикам в четыре утра не ходят, матерясь женским голосом на отборном немецком!!! Надо уже начинать соображать, Алан Уайлдер!
- Это ТЫ мне говоришь, Дейв Гахан?!
- А что такого?! – Дейв, правда, не понял, что тут не так, - Мы, ****ь, мужики. Мы должны держаться вместе. Не пойман за *** – не это…в общем, факт измены не доказан. Точка! Не было ничего. Все неправда. Вам показалось. По-ме-ре-щи-лось! Хотите снять материал для генетического анализа из-под залупы?!
- Я думал, ты обрезанный, - сказал Алан.
- А меня вообще никто никогда не запалит! – отрезал Дейв с такой же яростной категоричностью тона, что и раньше, что Алан чуть не подавился пивом, расхохотавшись, - Пусть берут за жопу! Я - не я, и жопа не моя!!!
- Я понял, зачем вы меня взяли в группу, - сказал Алан, - чтобы найти виноватого, если что не так. Вы тут все невиноваты. Март не виноват потому что он тонкая, ****ь, ранимая поэтическая натура, и его надо носить на руках и целовать в жопку…
- Гы, - сказал Дейв.
- Ты никогда не виноват просто потому, что ты – Дейв Гахан!
- Гыгы, - сказал Дейв.
- Нет, я готов, я на все готов! Я же, в принципе, знал, на что шел! Хотя  признаться, я к вам пришел не столько привлеченный вашей чудовищной животной привлекательностью, сколько возможностью поправить свое финансовое положение!
- И много ты заработал? Маэстро больше не крадет кур? Он может купить себе целую ножку на честно заработанные за месяц деньги?! -  ехидно сказал Дейв, намекая на его рассказ о неудавшейся попытке кражи цыпленка из супермаркета, во времена голодной юности начинающего музыканта.
- Сам дурак, - ухмыляясь, отмахнулся от него Алан.
- А мне Март понравился, - смущенно, по-девически краснея, сообщил Дейв, - особенно когда он мне рассказал, чем он там, гыгы, на самом деле занимался, в своей немецкой деревне, когда еще жил у них в семье, типа, по обмену, на практике…Йа-йа, дас ист фантастишь! – Дейв спародировал очень похоже.
- Господь свидетель, есть вещи на свете, которые я предпочел бы не знать! – Алан сделал вид, что хочет закрыть уши.
- Корову за вымя мацал!!!
- Я сейчас заплачу. Юный мистер Гор, на сеновале, хватающий за вымя немецкую телку…я вижу все прямо как наяву!
- Да нет, такую, с рогами!
- Кто с Гором знаком, те все с рогами…
- Бляя-ааа….хахаха, - Дейв закатился от хохота, - бля, Чарли, ты жжешь. Вот, он тоже жег, про соски. Да, ты знаешь, какие у коровы соски?
- Я, признаться, редко размышляю о коровьих сосках, Дейв…
- Ггы, ну вот такие – Дейв показал рукой в диаметре, - он сказал, ему так нравилось… - Дейв рукой показал что-то, что больше напоминало процесс мужской мастурбации, - ну, корову доить.
- Я, как-то, отчего-то не удивлен, – задумчиво сказал Алан.
- Это все ладно, но потом – Дейв закатился от хохота заранее в восторге от своей шутки, - слышь… я…
- Да слышу-слышу…
- Я ему как-то сказал, мол, жалко, что ртом нельзя!
- Господи! Дейв! Вот только твоих фантазий о коровах мне сейчас и не хватало!
- Да подожди ты! Знаешь, что он мне сказал?! Знаешь?
- Что? – странным голосом спросил Алан.
Дейв откашлялся и очень похоже передразнил Мартиновский голос и манеру говорить:
- «Вообще-то, Дейв, ты знаешь,…на самом деле,…на самом деле… можно!» Вот что он сказал! ХАХА!
- Боже, это так неожиданно! - в голосе Алана присутствовала изрядная доля сарказма, - кто бы мог от него этого ожидать!
- Он так смутился! При этом, когда сказал…
- О, быть не может.
- Да-да-да!
- Я всегда не доверял этим немецким деревням…
- Представляешь себе? Мартин берет сосок коровы в рот и сосет!!! Хаха!
- В мель-чай-ши-х де-та-лях, - медленно и с нажимом проговаривая каждый слог, сообщил Алан, надеясь, что Дейв поймет намек.
- А, ну да… - Дейв внезапно вспыхнул и даже немного смутился, - что-то я не сообразил. Ну, тогда мне казалось смешно. Тебя еще не было тогда. Некому было портить шутку.
- Теоретически, это смешно, да, - согласился Алан, - И что же, после этой потрясающей картины, ты влюбился в него с первого взгляда? – а поначалу казалось, что еще язвительней тон Алана стать просто не может физически.
- Да, - а Дейву было все нипочем. Хоть кол на голове теши. Он был мечтателен и романтично задумчив, и его «да» прозвучало с характерным эротическим придыханием, так сводящим с ума их фанаток, - То есть, нет.
- Нет? – Алан усмехнулся, решив, что Дейв собрался отрицать очевидное. Но Дейв даже и не попытался:
- Нет. Я так думаю, что раньше.
- Влюбился? – Алан надеялся что Дейв хотя бы тут поймет иронию.
- Да, прямо сразу, - срать Дейв хотел на его иронию. Он был серьезен и растроган одновременно, - Понял, правда, не прямо и не сразу. Я помню, шел с подругой как-то, провожал ее до дому. С девушкой Винса. То есть она тогда еще не была девушкой Винса.Она была моей подругой. Не девушкой, просто подругой, и она дружила с Винсом, а я не дружил с Винсом…
- У вас там в Базилдоне все так?
Дейв не обратил внимание на ремарку Алана:
- Винс мне предложил прийти к ним на прослушивание, попробоваться на вокалиста. Я что-то внезапно так зассал, думал, да ***, не пойду. Чо я умею-то? Засмеют. А она мне еще помню и говорит: «Дейв, да чо тебе терять-то? А вдруг получится? Это глупо, не попробовать! Да не стали бы они тебя приглашать чтобы тупо поржать, они не такие. У тебя все получится!» Я подумал, что она права, это и правда глупо. А я пришел короче. Там Винс весь из себя такой Большой Босс, Энди. Энди я боялся. Я думал он псих.
- Я и сейчас так думаю, - кивнул Алан в целях поддержания разговора.
 - И пусть нас с тобой ничего не связывает,
Мы смогли бы остаться вместе навсегда, - внезапно пропел строчку из песни Дэвида Боуи «Герои» Дейв.
- Тсс, не буди Зверя. Я про Эндрю.
- Мартин там сидел в углу под синтезатором, как мышь. Но на этой строчке выглянул и так на меня посмотрел! Я помню твою шутку, что он просто плохо видит, Ал.
- Ххы, - сказал Алан.
- Но он потом подошел ко мне. И говорит…так: «Я люблю Дэвида». До меня только через минуты  три дошло что он про Боуи, – «Меня вообще-то тоже зовут Дэвид», - говорю ему. «Я помню» - говорит он и так зырк, в упор, я там и помер. А потом мы с ним поцеловались…
- О, как мило, - сказал Алан.
-  Это было знаешь как?
- Не знаю, и не уверен, что хочу узнать, - сказал Алан, - он все равно знал, что Дейву это совсем не помешает говорить.
- Это было не то что я вот тогда понял, что больше не буду прежним. Это было так, словно так было всегда. Словно само собой разумеется. Как-то все было вроде бы все так и должно было быть. Там даже продолжения не было. Но я всегда знал, что оно будет. Рано или поздно, потому, что так ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ с самого начала. Когда оно случилось, я проверил, точно, я чувствовал то же самое. Я и сейчас это чувствую. Пусть нас ничего не связывает, мы можем остаться вместе навсегда.
   Убийственное откровение. В самом прямом смысле Алан чувствовал, что ему в живот всунули огромный резак и пару раз провернули. Дейв, оказывается, умел быть запредельно честен и однозначен в изложении своих мыслей. Мы. Они всегда были МЫ. И никогда у них с Мартином не было этого. Не было «нас». И Дейв, оказывается, никуда не отступался. Он собирался остаться с Мартином навсегда. Эта диспозиция как никогда четко нарисовала Алану мысль о том, что в этой картине мира ему места попросту нет. Не отведено роли. Нету места. Нет. Чертов Боуи!
- Так это что, выходит,  вы с ним все-таки спали до? – так, совершенно без особого интереса уже к теме, для проформы, лениво спросил Алан.
- До чего?
- До того как появился я?
- Да, - просто сказал Дейв.
Алан надолго замолчал, глядя на проносящиеся за стеклом автобуса в ночной темноте деревья. Ему внезапно совершенно расхотелось разговаривать. И видеть Дейва тоже расхотелось. И Энди и Мартина тоже. Ему внезапно захотелось вообще его никогда в жизни не знать, не уметь читать и не покупать в жизни газет с объявлениями о работе.
- А почему ты спросил? – аккуратно и очень въедливо спросил Дейв спустя минут пять.
- Не важно, - относительно дальнейшего продолжения разговора с Дейвом, мысль о самоубийстве начала казаться на порядок более милосердной, - Это совершеннейшим образом не важно.
- Нет, скажи, почему?
- Не твое дело, Дейв.
- По-че-му-уу?
- Потому что я бы не стал встречаться с Мартином, если бы знал, что у вас что-то есть!
- Выходит, Мартин тебе соврал? – странным голосом предположил Дейв.
- Выходит, Мартин мне соврал, - автоматически повторил за ним Алан.
- Ха.Ха, - раздельно выговаривая каждый слог проговорил Дейв, - Ха.Ха.Ха.
- Удовлетворен? – сквозь зубы спросил Алан, - Полностью?
- Да, - сказал Дейв, -  удовлетворен полностью, да.
- Я могу посидеть тут один и понаслаждаться прекрасным пейзажем за окном?
- Там же не видно ни черта.
- А я оптимист.
- Ну-ну, –  Дейв, протянул руку и вскрыл последнюю банку пива, стоящую на столе, - И все-таки, это, все равно, с Мартом. Это ты виноват!
- Это я уже слышал. Я вообще-то никто. Но я во всем виноват.
- Блин, не передергивай, Алан!  Начнем с того, что не меня же запалили с Мартином. Что ты думаешь, он ей со мной не изменял?
- Признаться, я надеялся, что нет, - сквозь зубы сказал Алан.
- Да, Ал, ты и правда оптимист! – расхохотался Дейв.
Алану очень хотелось выть. Или придушить Дейва. Или и то и другое одновременно.
- Послушай, Дейв, у нас у всех был тяжелый день, - он поднялся, перелезая через Дейва, - Я хочу спать. И тебе советую.
- А поговорить? – обиженно спросил Дейв.
- Дейв я уже наговорился на месяц вперед.
- Слабаки! - сказал Дейв, -  Ссыкуны! «Полковнику никто не пишет!» Драма Голсуорси!
- Хемингуэя, Дейв.
- А, да, забыл фамилию. Меня никто не любит, еще, кстати.
- А это что за произведение? Трагикомедия на слова сэра Мартина Ли Гора? «Меня никто не любит. Еще. Не правда ли нам с вами сегодня вечером это очень кстати?»
- ХАХАХААА – в голос заржал Дейв.
Энди послал их спросонья очень далеко и очень выразительно.
- Не, а похоже, правда! – шепотом сказал Дейв, - он прям как-то так, иногда, похоже и пишет. Гениально, Эл!
- Спасибо Дейв, спасибо за признание моего гения. Теперь я понял, что жил не напрасно.
- Пошути так еще! - сказал Дейв, - мне понравилось.
- Ой, слушай, иди уже спать, а?
- У меня занято.
- Хочешь, я уступлю тебе свое место и полезу на полку наверху?
- Мечтаешь построить глазки Энди? А вдруг он проснется ночью и тебя убьет?
- Ой, ****ь, я все время забываю, куда я попал… после этого дурд…я хотел сказать Депеш Мода, ад, думаю, покажется мне санаторием!
- Кто предупрежден – тот вооружен. Спи давай на своем месте, герой-****ь-любовник! – хихикнул Дейв.
Алан застонал и растянулся на своей койке. Мартин тихо спал напротив него. На лице его была написана полнейшая безмятежность. Если он хотел отключить себе мозги на время, то очевидно, это ему удалось. Он спал как ребенок. Увлеченно сопя и обнимая свою кепку. Такой близкий. И далекий как никогда.

***

Не следовало этого делать.
Ох, не следовало. Если бы он еще соображал тогда.
Он схватил Мартина, сходу, за штаны. За ремень, точнее. А еще точнее за тот ремень, один из двух которые заботливо были пропущены у него под самыми яичками, формируя тем самым в районе ширинки так волнующий многие, и не все из них девичьи, сердца, изгиб.
- Девушка, от вас так приятно пахнет, - выдохнул Мартин ему в рот, навстречу поцелую, - что вы такое вкусное пили?
- Жрал водяру, - не очень разборчиво, потому что сложно говорить разборчиво одновременно жадно хватая чужие губы, и лапая за волнующий изгиб и взамен тут же ощутив чужую руку на своем, сказал Алан. Нет, определенно, это он хорошо сделал, что нажрался:
- Хочешь меня? – нет, он итак знал, что хочет, твердая дуга под его ладонью, оживающая вздохами и стонами своего хозяина, и наливающаяся, казалось, силой, от каждого потирания через толстую ткань джинсов, его ладони, заявляла это совершенно недвусмысленно. Но он хотел это слышать.
- Да-а, - сказал Мартин.
- Что «да»? – изуверски уточнил Алан, другой рукой влезая под куртку Мартина, под которой ничего не было. Это было очень забавно, что Мартин совсем не успел переодеться, даже куртку снять не успел. Это было очень забавно, потому что Алан хотел его трахнуть именно так.
- А-а-а! – Мартин выдохнул, внезапно, потому что он осторожно, но чертовски настойчиво сдавливая сжал между большим и указательным пальцем его сосок.
- Я не понял, - сказал Алан.
Убрал руку, схватил губами осторожно целуя, дразня языком быстро-быстро, а потом с громким чмоканьем слегка оттянул нежную кожицу на себя.
- Хочу, - несчастным голосом проговорил Мартин. Очень несчастным, почти плача. Не в том смысле, конечно, что ему было неприятно, просто Алан с тем же азартом принялся заигрывать с его другим соском, продолжая сжимать этот, - Хочу. Я тебя хочу!
- Отлично, - губы Алана были покрасневшими и припухшими, когда он оторвался от своего увлекательного занятия, - Потому что тебе придется поработать. В отличие от всех вас я сегодня не кончил. А мне надо! МНЕ ОЧЕНЬ НАДО!
   Было что-то очень трогательное, в том, как Март сел у его ног, подхватывая рукой в перстнях его вибрирующий от счастья ***, и очень ласково и осторожно притрагивался к его головке. Глаза у Мартина были как-то мечтательно закрыты, он с педантичной внимательностью и осторожностью медленно облизал обратную сторону хуя, доверчиво как-то, словно щенок, ткнувшись в него носом. В отличие от Мартина, Алан смотрел на это все во все глаза, и его обуяли достаточно противоречивые чувства.
    Свет ночника отражался от обнаженной кожи предплечий. Трогательно нежный профиль так упоенно отдающийся своей работе, был полускрыт под шапкой кудрей, тенями, становящийся еще более душераздирающе нежным. У Алана так закололо сердце от этой самой, что он с испугом сам не понял, упадет ли у него от этой чрезмерной нежности того, что он видел, или он вот прямо сейчас разом и кончит. Он пытался отвести взгляд от губ, снова обхвативших первопричину всех его страданий по жизни, и до боли ласково и пыточно нежно ублажающих его. Ему хотелось выть. Он знал что не сдержится если Мартин продолжит в том же темпе. Он даже не мог подхватить собственный член, чтобы усилить как-то стимуляцию. Аккуратно и изуверски мягко обхватившая его рука Мартина держала весь контроль. Абсолютно весь контроль.
   В движениях его и в этом сводящем с ума профиле, было что-то что выражало полнейшую покорность, но это была неправда. Это была неправда!
- Посмотри на меня, - внезапно приказал Мартину Алан. Он точно знал, что чертовские всполохи в глазах Мартина скажут ему правду о его чувствах. В этой ситуации, его глаза – это единственное, что не смогло бы врать о нюансах. Алан подхватил голову Мартина с двух сторон, чтобы задрать его лицо выше, чтобы увидеть глаза.
     Он не очень понял. Но Мартин этого не сделал. В смысле, он потом сам забыл что Мартин этого не сделал. Мартин сжал руку чуть сильнее, поддернув на себя, и он заорал во весь голос, умоляя его продолжать, потому что истосковавшееся по нужной интенсивности обращения тело рванулось навстречу умелой ласке, и он едва ли отдавал себе отчет когда сдерживая мучительную дрожь экстаза, пытался засадить свой *** ему поглубже в рот, теперь сжимая его лицо с двух сторон, исключительно из насущнейшей необходимости.
- О… о, да…да…давай, дай…дай мне кончить, ну давай же, малыш, - он не знал зачем он это все так отчаянно причитал, но каждое слово, каждый повторенный в сотый раз «малыш» и «дай мне кончить» ласкали его самого изнутри, добавляя к кайфу новое какое-то измерения, давай возможность приближающемуся оргазму зарождаться где-то в легких, ласкать его губы, пока рот Мартина был занят тем, что отсасывал ему ***.
- Мой малыш, - ах ты черт, он просто тонул в возбужденной нежности, и кажется, потерял-таки весь контроль. Абсолютно весь. Впрочем, какая разница, если это заставит его кончить так, как он сроду не кон..
   Мартин внезапно отстранился и отклонился назад, опираясь на руки. Отклонился ровно в ту секунду, после которой бы возврата бы не было. Ровно за пару секунд, точнее сказать, до. С точностью швейцарского часового механизма отклонился. Он смотрел на Алана в упор, сидя на коленях, опираясь на руки, и… в сущности, выполнял его просьбу, высказанную сегодня вечером ранее. Он на него смотрел.
   Голая грудь его вздымалась тяжело, так как отсасывал он, очевидно довольно-таки интенсивно. Но тот факт что он запыхался, ничуть не менял того факта, что выглядел Мартин отвратительно самодовольно. Алан не мог только точно решить, портило ли это душераздирающую трогательность предыдущего момента, или украшало. В любом случае, анализировать и любоваться он сможет только потом, но не сейчас! Вернись сейчас же, и доделывай свою работу, сволочь!
- ****ь, я … - начал Алан, но Мартин его перебил очень тихо, задумчиво, но у Алана в ушах рухнула под взрывом тринитротолуола Берлинская стена.
- Я сейчас кончу… - сказал Мартин.
Алан не знал, смеяться ему или плакать. Но Мартин был чрезвычайно серьезен. Он смотрел на нижнюю часть тела Мартина и понимал, что он чрезвычайно серьезен. Отдышавшись, он осторожно прикоснулся к верхней части бондажного ремня, как видно в данной ситуации слишком стимулирующего его яйца.
- ****ь, ну так…ебт…  - Алан не мог подобрать слов, он вообще был интеллигентный человек, но у него очень болело где-то в самом основании ***, и он не очень мог отвлечься на подбор членораздельных слов, которые должны были спросить у Мартина, так какого бы собственно хуя, ему бы не дать кончить и себе и людям?!
- Где это ****ство... ****ое… расстегивается-то? – отчаянно прошептал Мартин.
Алан очень выразительно и очень громко захихикал. И фраза и отчаяние на лице Мартина определенно доставили ему удовольствие.
- ГДЕ, ****Ь?!
Алан хотел сказать Мартину, что это его решила наказать карма за издевательства при минете ближнего своего. Но слова плохо артикулировались, и он решил сказать это как-нибудь в другой раз. Он, фыркая от смеха, встал с кресла, ловко схватив Мартина за шею, развернул его на четвереньки, втыкая головой в пол, словно щенка, второй рукой подхватывая ремень на поясе Мартина, и подтягивая его чуть выше и на себя.
  Мартин, разумеется, заорал в голос. Потому что это было именно то, чего Алану ни в коем случае, учитывая состояние Мартина делать бы не следовало. Действительно, пряжка съехала назад. Алан трясущимися руками начал расстегивать ремень, вот черт, раньше он думал, что руки, трясущиеся от возбуждения это исключительно художественный образ, так сказать, гипербола. А теперь эта гипербола не давала ему выполнить простейшую в жизни любого мужчины операцию.
- А-а-а-ла-а-а-аан, - Мартин собственно по собственной воле головы не поднимал. Он вообще боялся шевельнутся по собственной воле.
- Да щас.. – он наконец отчаянно рванул ремешок на себя, тот, слава богам, поддался, - и хули ты не в платье? – решил было пошутить Алан.
- Тебе же не нравилось, - буркнул Мартин с затаенной обидой.
- Я все переосмыслил, - сказал Алан, - ну что, дальше сам?
Мартин так и не менял своего положения, положив голову на руки и легкомысленно отклячив задницу.
- Я хочу чтобы ты, - мечтательно проговорил он.
- Чтобы ты мог мной понукать, орать и материть, если я что-то сделаю не так? – решил уточнить Алан.
- Нет, я просто хочу почувствовать твои руки, - сказал Мартин, - но если тебе это очень надо, я…
   Алан не знал, что ему было надо, но чуть-чуть пришедшему за время вынужденной передышки хую его первая часть фразы Мартина показалось очень интересным предложением, потому он просто подлез ближе, путаясь в собственных спущенных до колен штанах, к Мартину, подхватил его поперек туловища, осторожно поглаживая живот, освобождая пояс штанов, и чувствуя экстатический дрожащий вздох Мартина больше руками, чем ушами. Аккуратно расстегнул пуговицу, затем молнию на ширинке, очень аккуратно. Аккуратнее чем он что-либо делал на свете, и с упоением вцепился зубами Мартину в затылок. По животному как-то выражая то ли доминирование, толи нежность, толи доминирование нежности. Мартин, однако прочитал его в один момент, он всегда видел его в такие моменты насквозь.
- Поцелуй меня, - сказал он, поворачиваясь и ложась на спину, вроде бы и приказывая, но с другой стороны, открываясь его нежности, открываясь ему. Алан сидел на коленках, со спущенными штанами и с умилением рассматривал  Мартина. От губ, через грудь, до лежащего на животе, выглядывающего из-за расстегнутых штанов возбужденного *** – и обратно.
- Куда? – зачарованно проговорил он.
- В рот, - конкретизировал Мартин.
Алан встал над ним на четвереньки, осторожно притрагиваясь губами к его губам и чувствуя себя совершеннейшим зомби. Мартин потянулся к нему, отвечая на поцелуй и обнимая за шею обеими руками, вздыхая от восторга под его лаской, и Алан сам не знал, зачем с упоением, охуевши проговорил у самых его губ:
- Мне нужны мозги.
Мартин умудрился расхохотаться.
- Я тебя люблю, - сказал он хватая его губы, и заглушая вырывающийся у Алана стон.
   Алан подхватил его руки, с некоторым сожалением, потому что его заводила тяжесть рук Мартина на своих плечах, и ему очень не хотелось с этим грузом расставаться, снял со своей шеи и завел Мартину за голову. Ему очень хотелось почувствовать, как его тело подчиняется ему. Жизненно необходимо было. Его член радостно отблагодарил его за инициативу, заново наполнив его голову горячими идеями.
- Мне все еще надо кончить, - напомнил он Мартину о насущном, - Как ты хочешь?
   Мартина ничуть не смущало ограничение его свободы, впрочем, как обычно, он слегка выгнулся навстречу Алану.
- В меня, - ответил он ему, - Как тебе угодно. Я принадлежу тебе.
Если он хотел принести сегодня мозги Алана в жертву, сжигая их в вечном огне любви, то это ему удалось наифееричнейшим образом. Алан решил забыть о человечности, то есть нихуя он вообще-то не решил, а воспользовался щедрым предложением, и вначале достаточно быстро, практически только проведя ***м по губам Мартина, только почувствовав его язык своей залупой, только примостившись ему на грудь и несколько раз попытавшись сунуть ему в рот, – залил спермой его лицо, шею и грудь, поддрачивая собственный ствол сам. Мартину он это не доверил, у него бы яйца взорвались бы, если бы парень заставил его подождать еще бы секунду.
    Однако, стоило ли начинать ради такого быстрого финала? Он решил не давать отдыхать ни себе, ни ему, и фактически, заставил Мартина слизать со своего смягчающегося члена сперму, подхватив ее с его щеки, медленно двигая бедрами и опираясь на руки. Он трахал его в рот, и хотя его член не торчал колом, было ничуть не менее приятно чем до. Тело его не хотело еще заканчивать, а небольшая нежная передышка, чтобы перевести дыхание – была ему только на пользу. Кроме того, ему в относительно трезвом мозгу, в смысле не на пределе возбуждения, а очень даже в относительно холодной голове – чертовски нравилась идея заставлять Мартина целовать себе яйца, и слизывать его сперму, которой он щедро окропил его.
    Второй раз он подошел к делу значительно основательнее. Вначале сам удовлетворил Мартина своим ртом, чтобы размышления о его преждевременном оргазме не портили бы ему кайф и не отвлекали бы от важного. Мартин еще толком не успел прийти в себя, когда обнаружил себя снова стоящим перед ним на коленях, только вот теперь уже совсем голышом, с трудом удерживающим баланс, со связанными за спиной руками. При этом Алан достаточно жестко держал всей дланью его за волосы, жестко и безапелляционно засаживая свой уже достаточно окрепший член ему в горло.
    Алан и дальше не стал стесняться в самовыражении. Он подумал, что *** его знает, когда опять представится такой случай, и они оба будут в таком настроении. Он не стеснялся в самовыражении в шлепках по голой коже, заставляющих, кажется, орать их обоих. Он не стеснялся в самовыражении, задравши ноги Мартина на себя и разведя их в стороны и засаживая по самые гланды, только совсем с другой стороны, кончая второй раз ничуть не с меньшим восторгом, хотя приложив значительно больше упоительного труда.
   Надо было постесняться конечно. Хотя бы чуть-чуть.
Как показала жизненная практика, хорошо кончать и хорошо кончаться  - не всегда оказывалось синонимами.

***

   Спустя много лет, примерно году эдак в дветысячи с чем-то, когда он ужинал с Дейвом в Лондоне. Когда он приехал со своим сольным туром, в очередной раз разобидевшись на неповоротливость , холодность, некоммуникабельность и нерешительность Маэстро Гора. Они сидели и разговаривали.
   Сидели, как в старые времена. Лед между ними быстро растаял и они начали подшучивать друг над другом. Алан даже забылся, когда ехал за рулем, и ему показалось, что сейчас он поедет к себе в маленькую квартирку у Ковент-гарден и там его ждет Мартин. Он даже свернул не туда. Потом долго материл себя вслух, выруливая обратно на поворот к шоссе.
    Нет, нет, не подумайте, что он не был счастлив в  своем большом доме в Суссексе,  где его радостно встретили жена и маленькая дочка. Он был всем доволен и до некоторой степени, даже счастлив. По-крайней мере его все устраивало. Все было определено, четко и спокойно. Он знал кто он, он знал свое место, он понимал, что он значит. Его жизнь зависела от него. Он был отец, муж, независимый музыкант. Неплохой, признаться, музыкант. Он знакомился и работал со многими интересными людьми, и они уважали его и они считали его слово последним.
    Он был доволен той жизнью, что он себе создал. Это была его жизнь. Это не было его лихорадочным состоянием и метаниями между гравитационных полей во Вселенной Мартина Ли Гора, где все даже против своей воли вращалось, разлеталось и притягивалось вновь, стремясь к точке сингулярности. К сингулярности, коей в этой вселенной и являлся сам Мартин Гор. Он не мог, не хотел быть одинокой кометой, вращающейся вокруг Мартина Гора. Он не хотел просто вращаться по указанной им орбите. Он положил все свои силы и все свое здоровье на то, чтобы не поддаться его гравитации, он чуть не умер от разрывающей его, этой самой гравитации, черт его дери он не был настолько силен, чтобы этому противостоять.
   Это только обрубив все концы, наконец-то найдя в себе силы бросить его, действительно бросить. Действительно попытаться пойти своим собственным путем, и спасибо Хеп, что была так добра, что разделила его собственную орбиту, сделав его сильнее, один, он бы вернулся. Нет, не решился бы вернуться, но точно бы ночами тайно бродил по Стейт-стрит, в городе Санта-Барбара, в надежде встретить как-то случайно, или увидеть, украдкой.
- А ты знаешь, - где-то между горячим и кофе, между прочим, ухмыляясь и потирая руки сказал ему Дейв, - вспомнилось мне что-то. Помнишь, ты меня спросил, было ли у нас что-то с Мартином до тебя?
- Нет, - сказал Алан, задумчиво глядя в потолок.
- Помнишь, - отрезал Дейв, - Ты все помнишь. У тебя записано, запротоколировано и подшито и опись приложена.
- Это о том, что Мартин мне врал?
- Дело номер 13 серии Б!
- Какое это имеет сейчас значение?
- Никакого, - сказал Дейв, хихикнув своей же собственной шутке, - иначе бы я тебе этого ни в жисть не сказал. А щас скажу, потому что ты мой друг, а друзьям врать как-бы не хорошо. Ал, я буду мучаться тогда, если не скажу.
- Дейв, может не надо?
- Почему?
- Что-то мне подсказывает, что если ты это скажешь, мучаться начну я…
- Хахаха, - сказал Дейв, - возможно. Но это будет уже не моя проблема.
- О, господи, Дейв…  Мне пора домой.
- Мне тоже.
- Так пошли.
- Пошли. Алан. Алан?
- Что?
- Алан, он тебе не врал.

 Здесь, под Небесами Божьими,
Его Всевидящим Оком,
И всей его ложью,
Мой утешительный приз.

***

  Прошло не так много времени после этого разговора. То, что, наверное, тогда перевернуло бы его сознание, теперь, в сущности, даже не так уж и слишком взволновало Алана.
      Ну, а что это могло поменять теперь? Они с Мартином зашли слишком далеко. Сердце Алана особенно даже и не дрогнуло. Он припугнул, правда, Дейва, чтобы тот особенно не радовался своей безоговорочной победе над противником, и сообщил, если что – пусть только свистнет, и он с удовольствием займет его место. Вообще-то это был чистейший сарказм. Черта с два он продаст душу заново. Он уже далеко не тот безумный идеалист, да и Мартин теперь уже чертовски далек от образа Суккуба, юной прелестницы-демона, которого Дьявол послал за его душой! Так что можно было расслабиться, и наконец-то начать наслаждаться жизнью. В конце концов, он это заслужил!
   Дейв, дурачок, однако повелся. Алан хохотал как безумный маньяк, злодей-манипулятор из винтажного кинофильма, когда наблюдал со стороны, из своего уютного поместья в Суссексе, как быстро Дейв после этого изыскал пути, чтобы снова подольститься и умело прикинувшись очаровательным щеночком, подкатиться к Мартину под бочок!
   Алану бы очень хотелось подсказать Мартину, кто его Ангел-Хранитель! Кто на самом деле холит, лелеет и всячески исправляет его ошибки, и оберегает его непростую личную жизнь.
   Мартин не был счастлив. Брак его развалился (Алан, впрочем, удивлялся, как он умудрился вообще так долго продержаться), дело его жизни, Депеш Мод теперь пронзала трещина, глубиной с Марианскую впадину.
- Ну что ты такая мямля? – в сердцах бросил он странице в интернете. Трусости Мартина на его взгляд просто не было предела, трусости, маразму, или он даже и сам не знал, как это назвать, неужели он так быстро пропил все свои мозги? Сколько можно было раз за разом уступать Дейву и ради чего, ради всего святого, ради чего? Ради того, чтобы он стал еще и композитором Депеш Мод? -  Клоуны, ****ь! Цирк уехал, а клоуны остались! Там итак без меня ничего не осталось, что было Депеш Модом. Одно название! Название и пустая пародия на молодую версию самих себя!!!
   Он мрачно посмотрел на безмолвный компьютер, и раздраженно налил себе в стакан минеральной воды, обращаясь, по всей видимости, своими мыслями к своему старому другу, Мартину Гору.
- Нет, да ради бога, закапывай себя и проект живьем! Только мне стыдно ассоциироваться с тем, во что ты все превратил! Идиот. ИДИОТ! ТРИЖДЫ ИДИОТ!!! Он же хочет доказать, что ты там ничто. Что он все! А ты-то сам, что будешь там делать, ты что, не видишь, что он пытается тебя оттуда вытеснить?! Впрочем, так тебе и надо. Идиот, ничтожество и мямля!
-  Ты с кем там разговариваешь? – удивленно заглянула в его комнату Хеп.
- Не волнуйся, сам с собой, - сказал Алан.
- Какие страсти… не набей сам себе морду, тебе завтра на работу.
- Хорошо, я постараюсь с собой договориться.
У Мартина не осталось ничего, точнее то ничтожное, что у него осталось только что по его собственной воле выскользнуло у него из рук. И нет, Дейв не из тех людей, которые испытывают великодушие к побежденных. Дни Депеш Мод были сочтены, и казалось, что никакие силы не в силах это исправить.
    Алан, правда думал, что Депеш Мод не переживет 1995-го. Они все думали, что не переживет. Все стебались над этим. Стафф готовил им наградные таблички: «Я выжил в Девоушнал туре». Мартин улыбался:
- Это неправда, - говорил он как-то не то что бы грустно, скорее, отстраненно и просветленно, - на самом деле никто не выжил…
  Он как-то вообще в то время выглядел все больше отстраненно и просветленно, толи это была его реакция на стресс, толи он жрал наркоту. По его лицу точно невозможно было проследить наличие психотропных веществ в его мозгу. Оно всегда было таким, словно они там были. Алан подозревал, что они у Мартина в мозгу вырабатывались вопреки законам медицины самопроизвольно. Даже когда Мартин дрался с ним,  или с Дейвом, вид у него был, как у Будды, уходящего в нирвану. Это пугало сильнее его неадекватных реакций, и приступов немотивированной агрессии.
- Ты что, спятил?! – в сердцах воскликнул как-то Алан.
- А….а…что....так заметно, да? – с просветленным лицом Будды, улыбаясь, спросил Мартин.
  Алан тогда почему-то испугался даже, что правильно понял Мартина.
  Никто из них не остался прежним. Алан тогда ушел. В сущности, их жизнь, жизнь всех четверых разделилась пополам. На до и после. Депеш Мод не должен был выжить тогда. Бог, или кто их там вел все это время, отвернулся от них тогда.
Как от Адама с Евой, бросив их голыми и голодными на суровую землю, заставив чувствовать боль, заставив страдать и умирать. Они не должны были выжить.
Однако, они протянули еще 10 лет. Всеми правдами и неправдами, но протянули. Миллер полагал, что они сдохнут в 1997-м. И радовался как ребенок, когда вышла «Ультра», а уж когда они поехали в мини-тур, пугливо озираясь, и шарахаясь от собственной тени, он напился и чуть не устроил на столе в ресторане стриптиз в лучших традициях юного Мартина Гора. Ну так ему по крайней мере рассказывал его друган, увековечивший дневник Девоушнала для фанатов. В надежде, что он станет легендой. Свидетельством последнего тура когда-то великой группы.
    Дейв, кажется уже давно жил где-то там, в ином измерении, озабоченный идеей стать Рок-Богом, исповедовавшим Три Великие Заповеди – Секс, Наркотики и Рок-н-ролл, и мысль умереть на вершине славы, в возрасте тридцати трех лет, в возрасте Христа, что на его просветленный, точнее сказать сверкающе выбеленный смесью кокаина с героином мозг, ложилось особенно символично.
   С ними троими Дейв тогда перестал общаться. Видимо два пидараса, тынькающих в свои синтезаторчики «тыньц-тыньц-тыньц» - как ухихикиваясь и тыкая пальчиком в воздух показывал Дейв,  - совсем не входили в образ окружения, достойного Рок Божества. Рок Божеству, коим был Дейв, более подходили вечно обдолбаные, вонючие и немытые горе-рок-н-ролльщики, что ездили с ними, смешиваясь с армией ****утых фанаток. Божество сидело на троне и позволяло слюнявить себе руки обоссаным вассалам, служителям героина. На этот цирк больно было смотреть. Мартин ни разу не появился рядом с Дейвом на его вечеринках, а зная Мартиновскую любовь к вечеринкам, как-то он признался Алану что не будь их, он бы в туры бы вообще не ездил, - это было воистину политическое заявление.
   Дейв сильно обижался, что Мартин его игнорирует. Он считал, что это Мартин завидует тому, что он теперь главный, и что вся игра идет по его правилам. Ну, как Дейву казалось в его угаре, разумеется. К техническим  и менеджерским деталям он отношения иметь не имел, не царское это было дело. И что происходит с группой, он не знал, и знать не хотел.
    Они практически не общались тогда друг с другом. Встречаясь только вечером, на концерте. Это было хорошо. Они не успевали посраться, и успевали даже немного соскучиться. Это хорошо сказывалось на энергетике концертов. Мартин даже иногда давал Дейву к себе притронуться, переставая вырабатывать в воздухе вокруг себя электричество, коротившее аппаратуру. Дейв в такие концерты в перерывах, растроганно плакал, улыбался, и лез ко всем целоваться, счастливый, «Мартин меня любит» - говорил он Алану и пытался засосать его в рот. Или просто пытался, когда чувствовал себя влюбленным в Алана.  Дейв бы и Флетча полюбил, но уважал его и боялся, даже обдолбанный в гавно. Каждый раз после этих проявлений страсти Мартин начинал искрить, и становился вообще совершенно непотребен в общении. Обычно скрывающий свои агрессивные проявления, уставший, ревнующий и отчаявшийся, он из последних сил пытался сохранить невозмутимость манер, но стоило ему это слишком дорого. Он мог встать и уйти из комнаты во время разговора, молча, ничего не объясняя. Он высокомерно и очень издевательски кидал – «Мне все равно»  и «Делайте все, что вам угодно, так, словно меня здесь нет, мистер Уайлдер!», на любой сложный, требующий его мнения для решения вопрос.
- При всем моем к вам глубочайшем уважении, мистер Гор, нельзя быть такой, простите меня великодушно, за выражение, сукой, - раздраженно ляпал Алан, доведенный до ручки.
- Хехехе. Запишите в моем контракте пункт, как мне следует с вами разговаривать, чтобы вас все устраивало, мистер Уайлдер. Только за дополнительную оплату, пожалуйста!
  Пару раз они подрались с Мартином после этого. Потом Миллер послал им с собой психоаналитика, но, как известно, ничего из этого не вышло. В общем, поменьше сталкиваться друг с другом было единственной хорошей идеей. Они и раньше-то не умели с Мартином разговаривать. Нормально поговорив в жизни на животрепещущие темы раза два или три, не больше. Но до этого у них был секс. И все что не было и не могло быть сказано, он пытался передать прикосновениями, ласками, иногда экстремально жесткими, но ласками, болью, но не большей, чем которая могла бы доставить удовольствие, страстью, выражением своего влечения к Мартину. Алан знал, что то, что он делает с Мартином в постели является более чем убедительным и более чем достаточным проявлением любви к нему. Именно поэтому он и не пошел к психоаналитику. Свой психоанализ он и сам знал. Как и знал, что им с Мартином поможет наладить отношения. Им надо хорошенько поебаться. Желательно в тихом, спокойном месте, недели две-три. Не подпуская на пушечный выстрел ни ****ого Рок Бога, ни Флетча. Неизвестно, успокоится ли он сам, но Мартин точно станет шелковый.
  Но он не думал, что психоаналитик сможет помочь ему в этом вопросе. Во-первых потому что в финансовый план Миллера не входила возможность дать подопечным спокойно пое…отдохнуть несколько недель. Ну и потому что они с Мартином спокойно, не разосравшись к чертям, не могли и кружки пива выпить. О каком сексе с Мартином, в этом случае вообще могла идти речь?!
- Дяденька, а вы не поможете мне переспать с коллегой? Нет-нет, с блондинкой, нет, не этой, эту ****  Дейв! – насмешливо поговорил Алан с зеркалом, намекая на давний наркотический служебный роман Дейва с их пиар-менеджером, после того, как он разошелся с Джоанной, оставив ей сына, Джека,  - тем более она теперь бруу-нетка, потому что Рок и Секс Бог не должен встречаться с ванильными блондинками! Готичные развратные брюнетки! В одной постели! И чем больше тем лучше! ДА! Ах, да, доктор о чем это я говорил?! Ах, забудьте, забудьте, доктор! Готичные развратные брюнетки, доктор, я ненавижу блондинок. У меня на них И-ДИ-О-СИН-КРА-ЗИ-Я! У меня на них не стояк, а одна лишь боль в жопе!!!  - Алан сам расхохотался двусмысленности собственной шуточки, - Дайте мне готичных развратных брюнеток, доктор… доктор, а жизнь-то налаживается!
    Ну, посмеялся с зеркалом. Ну и что. Больше же не с кем было посмеяться. Ну никто бы не понял юмора.
  Не было счастья, да несчастье помогло. Он думал, они больше никогда не пообщаются нормально с Мартином, даже худо-бедно научился жить без него. Да, они оба перешли, кажется, последние грани их отношений, которые вообще можно было перейти. И да, он, Алан, переспал с Дейвом. Из жалости к Дейву, из ненависти и обиды, которую он чувствовал тогда к Мартину. К тому, что он считает, что ему можно все. К тому, до какого состояния он довел его, до какого состояния он довел Дейва. Они просто не могли не чувствовать себя самыми близкими людьми на тот момент. Да, переспал. Да, он знал, что он делал. Он хотел, чтобы Мартин об этом узнал, он не знал, как Мартин должен был об этом узнать, но он этого хотел.
    Бог распорядился еще смешнее, позволив ему застать их в самом процессе. Алан догнал его, где-то уже на улице. Было темно, прохожих не было, на них пялились только мадридские таксисты, но они судя по долгим переговорам с ними, в попытках объяснить чего тебе от них эдакого противоестественного надо, по английски плохо понимали. А к зрелищу пьяных туристов выползающих из клубов они и подавно имели иммунитет.
- А что ты думал, чувак? ЧТО ТЫ СЕБЕ ПОДУМАЛ?! – никого не стесняясь особенно орал Алан, потому что Мартин явно пытался от него убежать, но это, разумеется, было очень смешно, Алан за пару прыжков догнал его и больно схватил за предплечье, резко разворачивая Мартина лицом к себе, -  Ты думал, в сказку попал? Тебе все можно, а другим нельзя? Побывал в моей шкуре? А? А я так живу. Десять лет живу. Больно, правда? Тебе больно, сволочь?
- Больно, - кивнул Мартин. Глаза у него были сухие, и не выражали ничего, - мне больно, - голос выражал ничуть не больше. Он просто констатировал факт, так, словно бы подтверждал наличие у себя британского паспорта на таможне, - я знал, что ты это сделаешь. Я…ждал. Нет…я не ждал, то есть, я не хотел, но…я, наверное, знал. Это должно было случиться. Я…думаю, что наверное…это нормально.
- Нормально. НОРМАЛЬНО, ДА? А что же ты бежишь-то, ****ь, если нормально?
- Отстань от меня, Алан.
- А чего ты бежишь-то?!
- Я стою, - он и правда стоял, потому что Алан все еще сжимал его за предплечье с силой медицинского тонометра,  - покачивался, правда, но, видимо благодаря руке Алана, стоял.
- Чего же не присоединился-то? А? – по-змеиному прошипел Алан, - ты же этого хотел. Ты же это всегда делаешь. Разве ты не этого на самом деле хотел?!
- Нет, я этого не хотел, - больше всего Алана бесило то, что он был в ярости, дичайшей ярости, а этот гад, хоть и был очевидно пьян не меньше их всех, но умудрялся мало того, что сохранять спокойствие но и глубочайшее чувство собственного достоинства. Это было самое противное. Это бесило сильнее всего.
- Да ладно! Тебе не все ли равно?
- Мне не все равно.
- Да ладно, ты же мечтаешь о нас обоих.
- Это.Не.Одно.И.То.Же, - делая четкие паузы в словах, и этим выражая свое неудовлетворение происходящим разговором. Только этим.
- Ах, ты ревнуешь? – Алан делано расхохотался. На его взгляд это было смешно.
- Я…не думаю, что я нахожусь в таком положении, что я имею на это право, - сказал Мартин очень тихо и очень грустно, чем еще взбеленил Алана, которого итак, несмотря на алкоголь, начинала посещать мысль, что вообще-то говоря, в этой ситуации, оказался виноват именно он. И менее всего в его интересах было,  чтобы мысль эта была озвучена здесь и сейчас. Алан встряхнул Мартина, в ярости заехав ему в челюсть. Он вообще не хотел, он хотел только повернуть к себе Мартиновскую физиономию, которую тот отворачивал, но не рассчитал сил и промахнулся.
- ДА МЕНЯ ДАВНО УЖЕ НЕ **** ЧТО ТЫ ДУМАЕШЬ! – закричал он, хватая Мартина за вторую руку и снова встряхивая, даже не чувствуя, что тот цепляется за его руки и как-то пытается сопротивляться. – Все, что держит меня рядом, это полная идиотической наивности мысль о том, что ты хотя бы что-то еще чувствуешь! Что ты чувствуешь, Мартин, скажи мне, РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО! ЧТО. ТЫ. ЧУВСТВУЕШЬ?!
- Я уже сказал это раньше, - вспышка Алана сделала Мартина только лишь еще пассивнее, - Мне больно. Я чувствую…я чувствую…… боль, - последнее слово Мартин произнес, потирая подбородок, соприкоснувшийся в неожиданном броске со все еще теплым от испанского солнца асфальтом. Вообще-то Алан не хотел его ронять, он просто оттолкнул его в сердцах, выпуская из рук, а Мартин обо что-то споткнулся и упал.
 - Чу-ва-а-к…ты чува-а-ак! – захихикало справа голосом Дейва, - Дай закурить, чува-а-к…
  Мартина, валяющегося на асфальте он не замечал, пока тот не зашевелился и не сел в задумчивости, вытирая молча рукой лицо, а точнее размазывая по нему грязь и кровь из разбитого носа.
- Ой, Март… у тебя чо? Снова? Снова обострение…асфа – ль…асфальтовой болезни, хахаха – сказал Дейв, сгибаясь пополам от хохота и чиркая зажигалкой, -  Совсем себя не бережешь, пацан, совсем себя не бережешь. Хахаха. Ну, ты чо там, ты в порядке? Как там говорят у меня в Калифорнии, - Дейву было очень смешно, - С тобой все оу-кей?
- Полный…окей, - сказал Мартин шмыгая носом, и проверяя пальцами не сломан ли нос, - со мной, Дейв, полный…окей.
  Алан вышел из ступора, сообразив, что сделал что-то не так, он протянул Мартину руку, пытаясь помочь ему встать, Мартин даже не глянул на него, и молча перевернувшись, встал.
- Эй, слушай, я…
- Руки убери, - Мартин шарахнулся от него.
- Я был не…
- Иди к черту.
- Мартин, - еще никогда слова не давались Алану с таким нечеловеческим трудом.
- Алан, Мартин сказал тебе «Иди к черту!»!!!!****Ь! РОГОНОСЕЦ!! ****СКАЯ ****ОПРОЕБИНА!!! Я ТЕБЯ В РОТ ****! САМ ТЫ ПЕДРИЛА ВОНЮЧАЯ!!! – последняя часть монолога Гахана относилась к уехавшему таксисту.  Дейв стоял посреди дороги, и, покачиваясь изображал странный танец, вызывающий гогот стоящих в стороне таксистов, и все это по его мнению должно было изображать как он, Дейв, элегантно покуривая, непринужденно ловит такси.
    Алану уже не в первый раз с Дейвом приходила в голову мысль о том, что его, наверное, сегодня убьют. Но в первый раз он подумал, что именно сегодня вполне подходящий день. Он, наверное, и сам сошел с ума тогда. Зачем, господи, зачем он все это сделал?!
- САМ КОЗЕЛ!!! – закричал гудящему ему и пытающемуся его объехать автомобилю Дейв. Алан не знал что делать, тащить за руку на тротуар обдолбанного Дейва, или броситься за Мартином, который зачем-то пошел обратно в бар.
- МАРТ!
- Забери Дейва с дороги, - сухо кинул Мартин, - СЕЙЧАС ЖЕ!
Исходя из сложившейся ситуации, Алан не стал противоречить Мартину, и уговорами, под ручку, отвел Дейва в сторону. Через некоторое время к ним подъехало такси. Мартин высунулся в открытое переднее окно:
- Загружайтесь, - коротко кинул он. Алан так понял, что ему пришлось дать на лапу владельцу бара, потому что обычно они ловили такси по часу и больше. Ему было чертовски неудобно, и хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Очевидно, Мартину хотелось этого значительно больше. Раз он проявил такие удивительные чудеса коммуникабельности и несвойственной ему организации. Явно это стоило немало. Идиотская испанская музыка и открытые окна, впускающие внутрь  свежий ночной воздух еще никогда ни были так уместны. Дейв уснул прямо на сиденье, а Алан сидел, по-девичьи зажав ладони между колен, и старательно подбирал слова, как бы уточнить у Мартина сумму, потому что ему казалось очень неудобным в данном случае оказаться должником. Однако вскоре, они приехали. Разбуженный их возней и возмущенными воплями Дейва, вниз спустился Флетч в тапочках и полосатых труселях:
- Вы чего с ним опять подрались? – грозно спросил Энди Мартина, кивая на Дейва, который теперь цепко держался за него.
-  Нет, - сказал Мартин, - все в порядке, я просто упал.
- Он правду говорит? – взгляд Немизиды сквозь роговые очки уставился на Алана, который чувствовал себя как всегда в моменты своего высочайшего триумфа над Мартином... полностью измазанным в гавне. По идее, когда он это все задумал, это все должно было бы стать моментом триумфа и справедливым возмездием. Алан никак не мог понять, где был подъеб, и почему он его не заметил.
    Мартин молчал. Алан тоже был не в силах вымолвить ни слова.
- Я СПРАШИВАЮ, ОН ПРАВДУ ГОВОРИТ?! – заорал Флетч.
- Да, - тихо сказал Алан. Ему показалось, или Мартин едва заметно улыбнулся. Такой улыбкой, которую он бы не хотел бы видеть никогда в жизни.
- Ладно, - расслабился Флетч и потрепал Дейва по холке, - тебе я верю. Им бы – голос Флетча потеплел, противореча сказанному, - никогда не поверил! А тебе, Алан – верю.
   В жизнерадостном Мартиновском «Хе-хе-хе» была вся история событий. Алан никогда не думал, что три слога могут вместить в себя столько. Такси отъехало, пока они с Флетчем тащили Дейва домой. Мартин шел впереди, как ни в чем ни бывало.
- Мартин? – Алан поймал его у самого входа.
Мартин молниеносно обернулся окатив его крутым кипятком чернейшего взгляда, так, что Алан даже отступил на шаг назад, поднимая вверх руки, как бы показывая что он и не помышляет до него дотрагиваться, потому что в глазах Мартина он точно прочитал  «тронешь – убью!».
- Я хочу с-спросить, я…тебе что-то должен? – Алану показалось, он выбрал наитактичнейшую формулировку к которой невозможно было придраться. Но это явно был не его день.
- Даже если ты что-то и был мне должен, Алан, я…я…думаю, что сегодня ты отдал мне все сполна. Считай, что мы в расчете, Алан! – сказал Мартин и хлопнул дверью у него перед носом.
    С утра, при свете солнца все выглядело не таким страшным как ночью.
Когда Алан спустился в кухню, за столом сидел Мартин, и задумчиво облизывая ложку, читал газету. Он был в толстовке и в полосатых семейных трусах. Еще в начищенных ботинках и сияющих патологической белизной, щегольски присобранных носках. Потому что Мартин Гор мог быть в без штанов, на людях, мог быть в труселях, и без труселей на людях он тоже мог. Но без начищенных ботинок, и разнузданно бьющих по глазам сияющей чистотой носков, он на людях быть не мог. Он считал это неприличным. Они все, остальные, ходили по дому босиком а Мартин считал это неприличным. И горе было тому, кто мог оказаться рядом с ним в грязных носках. Горе это упало на голову их саунд-продюсера, Флада, который по молодости и необустроенности быта, и не волнуясь особенно за внешний вид, потому что работал в сугубо мужской компании, прямо скажем, о носках часто забывал.
   Двое сволочей по имени Дейв и Мартин троллили его не на жизнь а насмерть. Один раз, Алан даже застал Флада плачущим. Второй раз Флад рыдал ему в телефонную трубку, когда увидел телепередачу на МТВ где два полупьяных, невыспавшихся гада, сияя начищенными ботинками разглагольствовали на весь мир о том, что у их продюсера самые вонючие ноги на земле, и что сосуществовать с ним в одном помещении было сущей пыткой.
- А что ты хочешь? – спросил Флада Алан, - В Депеш Мод гладят носки, и шнурки от ботинок крахмалят! Вот и ты…того…крахмаль.
- Что, правда? – испуганно спросил Флетч.
- Правда, - сказал Алан.
- Но Мартин же…и еще Фле…
- Сказали крахмалить, значит, крахмаль, - сказал Алан, - мы же джентльмены. Настоящие британцы. Что тут поделаешь? Мы, Флад, можем ходить в юбках без трусов, и я сейчас не о шотландцах, я о нас, о британцах! Мы такие суровые мужики, Флад, забудь о кильтах, мы ходим в женских юбках. Мы, Флад, можем дефилировать в гостях у  Дэна Миллера голышом в колготках его супруги, потому что нам, Флад, кажется что наш ***, Флад, очень ржачно в них смотрится, и все хотят над этим посмеяться, Флад. Мы можем ****ься со шваброй, Флад, но мы никогда, слышишь, мы не можем появиться на людях, да и наедине с собой, впрочем, тоже, в носках или ботинках, вызывающих хотя бы тень сомнения в их стерильности. Потому что мы – джентльмены, Флад. Настоящие британские джентльмены, - Алан подумал и добавил, -  из Эссекса.
   Флад нихрена не понял шутки про джентльменов и Эссекс. Он был далек от классовой борьбы внутри Депеш Мод. Он плакал, как же он будет у себя в номере крахмалить носки. В стакане чтоли? Да у него и утюга-то в номере нет.
   Флетч тоже был в кухне, он церемонно поприветствовал Алана, и предложил ему кофе. В смысле, любезно предложил ему сварить кофе себе самому. А Мартину заботливым голосом сумасшедшей наседки предложил подложить кашки. Все, казалось, было как всегда. Но, разумеется, ничего после этого не было и не могло остаться прежним.
    В таком эмоциональном напряжении, не смея ни соприкоснуться, ни заговорить наедине о чем-то, кроме гребаной работы, они и протянули с Мартином все это время. Прерываясь на периодические пьянки втроем с Флетчем, рождавшие чувство обманчивой надежды, или как Мартин любил стебаться «чувство ложной интимности» и на время становилось легче. Но приходил рассвет, и становилось понятно что они все дальше и дальше от выхода.
  Так вот, не было счастья, да несчастье помогло.
В Девоушнал-туре, Мартина предал… Флетч. Но это была уже совсем другая история. Они сидели тогда за столом, впятером. И Кесслер. Гор сообщил, что разговаривал с Миллером, и что…в общем то, чего они все опасались оказалось правдой. Более того, все оказалось еще хуже чем они ожидали. Тур не оправдал вложенных в него средств. По-большей части по вине расходов на продакшн. Точнее сказать, он едва сумел покрыть вложенные в него деньги. В общем-то год они работали просто зазря. Работали, срывая с катушек и силы и нервы и здоровье. Просто зря. Как будто бы ничего и не было. В общем, Гор сообщил, что они посовещались с Миллером, и Миллер предложил им продолжить тур. Сделать его облегченную техническую версию для недоразвитых стран. Так же сообщил свою позицию, что он считает этот шаг целесообразным.
- Мартин, пошел ты нахуй, - выразительно сказал Дейв, - я устал. Мне надо отдохнуть. Это ты нихрена на сцене не делаешь. А я работаю, между прочим.
- Я понимаю, джентльмены, что это чертовски обидно, - сказал Мартин, - по правде сказать, хоть я ничего и не делаю, я тоже сильно устал. Здоровье уже не то, да и возраст сказывается.
    Им всем было едва за тридцать. За год почти каждый из них умудрился по нескольку раз попасть в больницу. И отнюдь не по детским поводам.
- Ха-ха, - сказал Дейв, - ему показалось, что Мартин шутит, - Хахаха.
- Да, у меня проблемы со здоровьем, и я отказываюсь путешествовать с этим цирком, - сказал Флетч на полном серьезе.
- Да вот пусть кто придумал таскать с собой эти ****ые экраны – нам и платит! – возмутившись, поддакнул Дейв.
- Антон, - напомнил Мартин, - Это Корбин. Ну мы же сами виноваты. Он предупреждал нас, что он ни черта не смыслит в оформлении сцены, а мы взяли на себя этот риск. Довольно паршиво будет выглядеть, если мы заберем свои слова обратно.
- Мы не заберем свои слова обратно! Это сделает суд! – сказал Дейв.
- Антон много сделал для нас….
- Это я! Я, Мартин, много сделал для ВАС – подчеркнул вежливую форму обращения к ОДНОМУ лицу, Дейв, - а ВЫ мне, мистер Гор, собираетесь мне показать ***! Всмысле не заплатить мне нихуя. Потому что вы так обязаны – Гахан стал передразнивать Горовские интонации, - Антону. Алан. Что скажешь, Алан? Ты тоже хочешь сидеть без зарплаты? Сидеть и молчать, пока этот жук – Дейв показал головой на Мартина, - нас обирает. Я уверен, он уже втихаря договорился с Миллером, чтобы что-то себе урвать за наш счет! Ручки Загребущие! Хахаха!
    На взгляд Дейва это было очень смешно.
Алан боялся взглянуть на Мартина. Тот однако, хоть щеки его и покраснели, а сцепленные пальцы побелели от напряжения, и бровью не повел.
- Я не…не хочу звучать….высокомерно. Пожалуйста, не сочтите мой тон поучающим, - продолжил он, - но в принципе, у нас есть выбор. Если вы примете решение не продолжать, я…приму это. Но, в принципе, у нас есть выбор. Мы отрепетировали тур, мы, в общем, можем легко себе позволить прокатиться еще месяцев шесть…
- ПОЛ ГОДА?! МНЕ СКАКАТЬ ЕЩЕ ПОЛГОДА, МАРТ?!
-…отбив по-максимуму деньги, либо, обидеться, плюнуть на все и уйти, оставшись ни с чем. Мне кажется, что последнее как-то совершенно неразумно в нашей ситуации, и мне искренне казалось, что мы с вами сможем понять друг друга.
- Мы итак понимаем друг друга. Мы не хотим продолжать, - сказал Дейв, - прими это, Мартин. Так, Флетч?
- Так, - сказал Флетч, - решение однозначно, принято единогласно и обсуждению не подлежит. Я возмущен организацией этого тура. Я неоднократно говорил, что те финансовые планы что они составили – это филькина грамота!
   Алану было не впервой, что его мнения забыли спросить. Ему тоже не сильно хотелось дальше ездить с этим цирком. Но он не мог сказать, что видит ситуацию так однозначно.
- Алан? – едва слышно спросил Мартин. Ну спасибо, ваше величество, вы обо мне наконец-то вспомнили.
   Алан пожал плечами:
- А я думаю, что в этом есть смысл,  - сказал он. Это стоило сказать хотя бы из-за выражения благодарности, появившегося на лице Мартина, видимо, против его воли, - Дейв, да ладно тебе, что ты. Деньги, вообще-то хотелось бы заработать. Суд – дело ненадежное, долго, да и зачем тебе портить отношения со всеми нашими? Миллер точно обидится.
- И то правда, - сказал Дейв. Как секунду назад он был уверен что он больше не выйдет на сцену – так же с жаром начал убеждать Флетча в преимуществах дальнейшего продолжения тура.
    Флетч не сдавался.
Они уже приняли решение, а он все продолжал бушевать. Было крайне интересно смотреть на то, как Голос Бога, ой, простите, первый друг и переводчик мистера Мартина Гора – взбунтовался против своего хозяина. Они срались всю ночь. С утра Флетч уехал. Бросив всех и вся, и сказав что они могут делать все что угодно. Лично он – уезжает. Потом он правда оправдывался, что был болен, что искал смысл жизни в монастыре. Но Алан знал правду. Флетч просто предал тогда Мартина, просто потому что ему так захотелось.
   Лично Алан был рад.
Смысла от Флетча он не видел. Он сообщил Кесслеру, что партии Флетча он обезьяну научит за неделю. И что его невъебенный вклад в музыку и шоу Депеш Мод скорее всего никто не заметит. Но самое смешное было в том, что теперь Мартину приходилось общаться с ним и с Дейвом напрямую, а не через Флетча. Вот ради удовольствия на это посмотреть – стоило продолжать весь этот цирк. Вот тебе Флетч. Вот тебе твой лучший друг, твоя правая рука, ха!
    И Мартину ПРИШЛОСЬ с ним общаться, хотел он этого или нет. А ему больше не на кого было опереться. Дейв предал его давным давно, уйдя в свой новый продвинутый мир с массой таких клевых интересов, и таких замечательных рок-н-рольных чуваков. Он был Голосом, через которого вещал Бог, который что-то шептал Мартину – это был ****ый Содом и Гоморра и дом для умалишенных в одном флаконе, но в общем, Дейв жил своей жизнью, периодически вспоминая, что Мартин его не любит, и он виноват в том, что разрушил ему жизнь, и брак с Джоанной, и что он его любил и отдал ему все, а Мартин его ненавидит, потому что он холоднокровная тварь, – но это когда у Дейва случался отходняк – а так, пока ему было хорошо, он о Мартине как правило, не думал.
    Это было не лучшей причиной, чтобы сойтись снова. Но это стало причиной.

 

***

 

 Но, несмотря на эту временную ремиссию, Алану было очевидно и ясно, что у них нет будущего. Их когда-то сияющий гордостью, славный проект совершенно очевидно, катился к чертям собачьим. В 1995-м, дотянув до конца тур, поняв, что Флетч не собирается возвращаться, а Дейва…он уже не надеялся увидеть в живых, он долго ждал последнего перышка, которое бы сломало бы спину верблюду. То есть стало бы последним фактором, заставившим его принять решение. И Мартин не переминул его ему предоставить. Как он делал всегда.
Алан думал, что все закончилось. Хорошенького-понемножку. Мартин ничего не сделает без него. Даже предположить это казалось откровенно смешно. С кем? У него не было никого! У Депеш Мод не было будущего.
    Время показало, однако, что Упертый Мартин выстоял. Он не был счастлив. Он фактически, проиграл. И стоял он неизвестно зачем.
- Это называется «Арсенальный Синдром» - рассказывал своей молодой жене, которой он символично сделал предложение в тот же день, как окончательно решил разделить свою жизнь и жизнь Мартина, сделав ее символом своего Спасения, - В этом нет ни капли героизма. Он просто НЕ ЗНАЕТ что делать еще и как делать как-то иначе, и стесняется сказать!
  Хеп хохотала. Тогда она так хорошо понимала его чувство юмора. Она вообще давала ему радость, понимание и тепло. Она считала его гением, талантом, и готова была ему услужить, и кажется, тоже любила его! Алан так радовался в тот момент своему выбору. У него была семья. У него было счастье. Он был независимый музыкант. У него была свобода и авторитет. О чем еще можно было мечтать?
   Мартин же разумеется, не смог достичь и половины тех высот, что поддавались им раньше, и то что он достиг, он получил, на взгляд Алана совершенно несправедливо. Просто наградой за то, что они все сделали раньше, и которая совершенно незаслуженно досталась именно ему. Расплата должна была прийти рано или поздно. То, что Мартин не доделал с собой сам, – доделал за него Дейв, будучи, по обыкновению своему, оружием в руках Божиих. Если Мартин выстоял в 1995-м, то совершенно не факт, что он выстоит в 2005-м. Тогда у него была семья, и надежда на будущее. Сейчас, у него не было надежды ни на что. И пусть он формально помирился с Дейвом, ничего хорошего из этого выйти не могло. Это будет самый фееричный конец из всех концов. Это должно было радовать. Но не радовало. Алан предпочел бы, чтобы у него все было хорошо, тогда он бы мог с чистой совестью его ненавидеть. А так, выходит, не получалось ненавидеть, потому что он его жалел. Жалел, как победитель – побежденного.
    Алан знал, что он победил. Потому что в отличие от Мартина, в своей новой роли, в своей новой ипостаси, он как раз-таки счастлив был. И вот, как только Алан убедился в том, что наконец-то, спустя столько лет, он наконец чувствует себя по-настоящему свободным от Мартина, и случился этот звонок Миллера, словно последняя и самая настоящая проверка его стойкости и правильности принятого решения.
   Хотя он все еще убеждал себя, что это вовсе не оно. Просто способ поправить свое материальное положение, к тому же, он многим был обязан Миллеру. И в мыслях у него никогда бы не возникло желание вновь вернуться в этот ад.

 

****

Впрочем, когда состоялся его эпичнейший диалог Алана с Миллером, до примирения еще было далеко. Халтурка, с бойз-бендом, однако затянулась не на один год. Миллер всерьез рассчитывал, как видно, поправить финансовое состояние своего лейбла, используя эксплуатацию человека человеком.
- Чего Дейв творит-то? – спросил Алан Миллера, когда они встретились послушать ремастеринг «Насильника». Он имел в виду всю это шоу с обидой Дейва, что потрясло мир. Миллер ляпнул, что Мартин сказал Кесслеру, что он хочет, чтобы его сольный тур по возможности никоим образом не пересекался с туром Дейва. И что тур-менеджеры уже заебались с этими двумя мудаками. И что дела совсем плохи в королевстве. Алан и спросил. В сущности, для поддержания разговора. А то он не знал!
- Дейв, видите ли, обижен на Мартина! – важно ответил Миллер.
- Какой удивительный сюрприз, - колко сказал Алан.
- Да, он обижен! – колкость Алана волновала Миллера не  более чем африканского слона политическая ситуация на Ближнем Востоке.
- За что на этот раз? Мартин не похвалил его новый костюм от Армани? – на взгляд Алана, он отдал Дейву все, что только мог. Он, Алан, отдал Дейву все. Достаточно было просто протянуть руку и взять то, что он ему уступил.
- За Дженнифер.
- Господи прости, что Мартин мог сделать с Дженнифер?! – Алан даже испугался, - Она не должна быть в его вкусе. Она же приличная женщина! Мы встречались…
- Ха-ха, - сказал Дэн, - Ха-ха-ха. Хе-хе-хе. Нет. Не в этом смысле.
- Так что случилось?
- Да с ней все в порядке, просто понимаешь…- Даниэль изобразил работу мысли на лице, - С ней у Дейва все хорошо. Он счастлив.
- Это плохо? – спросил Алан. Сымитировав удивление. Все это звучало так знакомо, что свело где-то под желудком.
- Дейв обижен на Мартина, что он счастлив без Мартина. Видишь, брат, какая сложная тут логика? Какая драма Ромео и Джульетты у двух мужиков сорока, ****ь, лет с гаком!
- Я всегда говорил, что Шекспир был прав, что убил их, пока они были маленькими, - сказал Алан, - Отвратительная история!
   Вообще-то  Алан подумал про себя, что он  очень хорошо понимает чувства Дейва. Потому что хоть и считал что победил, ему совершенно не хотелось каждое утро благодарить Мартина за свою счастливую жизнь. Зато часто хотелось, чтобы Мартин как-то, наконец понял, каково ему. И чего ему стоит каждый день этой счастливой жизни. Еще он думал, что Дейв - идиот. Потому что Алан не мог простить Мартину именно того, что без Дейва он не мог жить, а без него, Алана, мог. С одной стороны, у них у всех не было выбора. Дейв, очевидно, уперся рогом, привлекая к себе внимание по-детски, отчаянно, перерезав вены, требуя внимания Мартина. Требуя его любви. Мартин подчинился его требованию. Он сдался тогда в первый раз, открывая путь все новым и новым односторонним уступкам. Это выглядело чередой чудовищнейших и необоснованных капитуляций. Тот Мартин, от которого он ушел – еще боролся. Боролся за свое право, за свое положение, за власть. Хоть и делал вид, что он этого не делает. Этот Мартин просто совершал капитуляцию за капитуляцией, не делая ни одной попытки сопротивляться. Единственный человек на Земле, который этого не видел – был сам Дейв. Мартин ему, по его мнению, чего-то недодал. Обидел. Алан вручил ему Мартина в полнейшее распоряжение, а Дейв лишь подтвердил его теорию о том, что без него, без Алана, то есть, Мартин ему толком и не был нужен. Он просто не знал, что с ним делать. Он просто не мог взять то, что принадлежало теперь ему. Вместо этого он стремился его уничтожить. От всей истории попахивало чистокровным каннибализмом. Чем хуже становилось Мартину, тем больше цвел и самодовольно расцветал Дейв.
- Дейв обижен, что Мартин отгородился от него.
- Как это не похоже на Дейва, как это не похоже на Мартина – съерничал Алан. Он любил разговаривать с шефом Мьюта. Потому что Дэну Миллеру было совершенно все равно, что он там себе говорит. Дэн слушал только то, что хотел слышать.
- Когда ему, Дейву, Мартин был нужен, он не пришел!
- Дай бог ему здоровьица.
- А пришла Дженнифер. И его спасла. Мартин виноват, что пришла Дженнифер, а не он. А Мартин злобно шипит сквозь зубы, что никогда не претендовал на роль спасителя Дейва от его же собственного идиотизма. Что он не считает себя вправе это делать, потому что от своего-то спастись так и не смог. Дейв  рыдает, разбивает кулаки об стенку и на каждом углу кричит, что Мартин ему недодал. Что он с ним как с человеком, а Мартин к нему…
- Жопой, - подсказал Алан.
- Жопой, - кивнул Дэн.
- А Мартин говорит, что он не понимает обид Дейва, потому что он отдает все, что может, и что не может тоже, и что Дейв может забрать все что он хочет. Даже, если хочет, может забрать мусор с его заднего двора, вдруг пригодится. С одним условием, что он заткнется и не будет больше его трогать вообще никогда. Дейв, как я понимаю готов забрать даже мусор с заднего двора, но условия больше не доебываться Мартина, насколько хорошо я знаю Дейва, его не устраивают в принципе.
- Что? Как?
- Дейв считает, что его творческий вклад в Депеш Мод недооценен, и подал в суд на Мартина требуя половину авторских прав на песни Депеш Мод.
- ***се, - совсем не по-джентльменски, восхитился Алан.
- Мартин сказал: «Пусть забирает все!»
- А что суд? - восхищенно открыл рот Алан.
- А что суд? Чтобы сэр Гор туда явился!?  - Дэн вытер пот со лба, - я вообще ему советовал подать встречный иск, с компенсацией морального ущерба, но Мартин сказал «Мне ничего от него не нужно».
- Какие…все-таки нереально высокие отношения, - сказал Алан. Откуда-то из неизвестных глубин подсознания ему явилась фантазия позвонить и погладить Мартина по головке. Может быть, он даже расчувствуется на почве предательства, пожалуется на плохого Дейва, осознает свою неправоту и попросит вернуться. Хотя, фантазия застопорилась ровно на том моменте, когда он попытался представить себе жалующегося Мартина. Он как-то расслабился, расчувствовавшись. Вопрос Миллера вернул его с небес на землю.
- Эт не ты его надоумил? – грубо прервал поток его фантазий Дэн.
- А чего сразу я? – спросил Алан.
- Я так и думал, - мрачно сказал Дэн.
- Это не я!
- Мартин, разумеется, промолчал, в ответ на это мое предположение, но я знаю что он…
- ТЫ СКАЗАЛ МАРТИНУ, ЧТО ЭТО Я НАДОУМИЛ ДЕЙВА?! – Алан вскочил, отпихивая ногой кресло.
- Нет, а что не так?! – возмутился Дэн, - а ты что не делил с ним долго и нудно, проедая мне вот этот – Дэн показал на свою лысую голову – череп, потому что Мартин отказывался с тобой разговаривать. Я из-за тебя облысел, Алан. Не делай вид улетающей бабочки, сядь. Все это видели и все это знают.
- Зачем ты сказал это Мартину? – едва слышно сказал Алан.
Отлично. Теперь Мартин считает ЕГО врагом номер один. Опять ЕГО. ЕГО а не, ****ь, Дейва.
- Да ладно тебе, можно подумать, я расстроил ваши волшебные и прекрасные взаимоотношения – сказал Дэн. Судя по его мгновенно смягчившейся интонации, вообще-то он смутился, что он это сделал. Но не мог так сразу пойти на попятную.
   Значит, вариант с позвонить, отпадал.
- Я не подавал на Мартина в суд, если он соизволит это вспомнить.
- Да, он соизволил. Но я заверил его, что люди развиваются и растут над собой. Да ладно тебе, Алан. Не делай вид, что я во всем виноват.
  Алан промолчал, скрепя зубы. То что он хотел сказать Даниэлю в данный момент, точно стоило бы ему потери даже той малой толики финансирования, что он снисходил ему дать. Но если коротко, то это примерно поэтому он старался держаться от их честнОй компании подальше. Да, теперь ему есть повод не спать еще несколько ночей. И он не мог объяснить, почему его в его сорок пять так взволновал тот факт, что Мартин Гор о нем плохо подумает. Ни Дэну ни себе. Он просто знал, что не будет из-за этого спать.
  Они сели к компьютеру поближе, чтобы посмотреть что можно сделать. Рядом, в молчании, не глядя друг на друга. Алан был недоволен. Миллер, разумеется, это понял, но разумеется, как начальник, извиняться не собирался. Но как хитрый человек, решил заболтать ему зубы дальнейшим бессмысленным рассказом о приключениях этой пары века. Алан смотрел в компьютер, радуясь, что сидя впрофиль к Миллеру не надо делать вид, что ему это хоть в какой-то мере интересно.
   Ради приличия лениво растянул губы в улыбке на рассказе Дэна о том, что Мартин отказывается находится с Дейвом ближе чем на расстоянии пяти – десяти городов – а лучше государств, а вообще полагает, что Тихий Океан – это максимальная комфортная для него дистанция близости с мистером Гаханом.
- Гахан говорит, что он лентяй, и что он не хочет работать с ним. А должен. Мартин говорит, что он ему ничего не должен. И как-то добавил, что он…НЕ ВЫБИРАЛ. Не знаю что он имел в виду, но Гахан после этих слов устроил такую истерику…я, вообще, хотел бы забыть, что мне пришлось увидеть, но как видно уже не судьба. Оно стоит у меня перед глазами каждую ночь.
- Дэн, знаешь, каждый раз, когда ты рассказываешь о них, я начинаю с ужасом чувствовать, словно я  и не уходил вовсе! Дом, милый дом.
- Совесть наверное, - странно сказал Дэн, - Алан, ты наверное хочешь вернуться!
Они вместе деланно расхохотались. Вроде бы как так и должно было быть.
- Я думаю, мы с Дейвом совершили одинаковую ошибку, - спустя несколько минут молчания сказал Алан,  -  Мы оба, наверное, любили совершенно другого человека, чем то, чем он на самом деле являлся, не хуже, не лучше, просто другого, - сказал Алан быстрее, чем успел подумать.   
    Тот факт, что он сказал что-то лишнее, он понял, только когда Дэн поймал очки рукой на самом кончике носа.
  Алан уставился в экран компьютера, показывая пальцем на нужный отрезок диаграммы песни «Наслаждаясь тишиной», в общем, уже прекрасно понимая, что ляпнул лишнего, но также осознавая, что если он начнет оправдываться или все отрицать, он лишь поставит сам себя в нелепое положение. Вообще, он как-то не знал, что и сказать. В животе сидел огромный кусок льда, но исправить это уже было невозможно. Он признался. Миллеру. Сам. Только что. Задумавшись и перенервничав, как видно. Нет, другой бы не заметил, но он знал, что Миллер все понял именно так, как бы он менее всего бы хотел.
- Вот тут поправить бы надо, - деланно беззаботно сказал он Миллеру.
Миллер молчал, и все также пристально смотрел на него, подперев щеку указательным пальцем.
- Что? – наконец Алан не выдержал, - ну ЧТО?! Чего тут такого-то? Что я такого сказал?
Миллер пожал плечами. Вид у него был очень озабоченный. Как видно он не мог подобрать слова.
- Ну, подправь, - сказал он Алану, кивая на монитор. Такого тона у Миллера Алан не слышал никогда. Он был какой-то очень несчастный и очень сочувствующий. Таким разговаривают со смертельно больными. Он в страшном сне себе не мог бы представить себе ситуации хуже.
 - Здесь надо повысить уровень вот смотри, этого слоя…
Миллер прищурился и старательно уставился в экран. Во всей его позе, в прикосновении его локтя к локтю Алана звучало одно. Он сидел и жалел Алана.
- Да, я вот еще думаю надо бы исправить вот тут и тут, - сказал он все тем же противно осторожным голосом, каким говорят с больными, - ты сможешь, Чарли?
   Алан скрипнул зубами и передвинул диаграмму. Дэн долго наблюдал за его манипуляциями, и качал головой.
- Так вот оно чо. Март, - внезапно сказал Дэн, - Март. Вот жеж еб твою мать, Март… – в голосе его слушалось удивление неприятно граничащее с восхищением, - Как же это вы так…?
- Как-то так, - Алан внезапно ткнул Миллера в бок, хотя тот, вообще-то особенно не мешал ему говорить. Просто сидел, мотал головой и шевелил губами беззвучно, - что значит «НЕ ВЫБИРАЛ»? Что он имел в виду?
- Я раньше думал, что это он для красного словца, - сказал Миллер, - но теперь я не знаю уже, что и думать.
- Мартин Гор - широко известный в узких кругах оратор, - согласился Алан, - о его способности говорить «для красного словца» ходят легенды. Особенно среди пострадавших.
- Я еще, раньше, кстати, думал что ты просто ведешь себя как мудак… - мстительно сказал босс.
- Спасибо, Дэн!
- А теперь… теперь я не знаю уже, что и думать… - сказать, что Миллер был шокирован. Это ничего не сказать. Алан его таким никогда не видел.
   Парад планет завершился выстроившись в одну линию и перерезав центр Вселенной. Ровно в тот день, как Алан точно убедился в своей правоте. Понял, что может жить один и  что сделанного не вернуть. Проверил что он  может даже заниматься чем-то связанным с Депеш Мод и сохранять свою независимость, и холодный разум, все что произошло сегодня, и эти два слова «не выбирал» с адским грохотом в мановение ока вернули Алана на его орбиту вокруг Гора. Гравитационная сила центра вселенной схватила несчастную беглую кометку, сжавши зубы карабкавшуюся супротив десяток световых лет, и стальной рукой вернула ее обратно, словно пушинку.
   «Не выбирал»
Беззащитное смирение этой фразы только что перечеркнуло все что он считал своей настоящей жизнью. Как. Как он мог спустя столько лет, убивать его на расстоянии, в сущности, не делая ничего против специально. Убивать просто потому, что он был собой? «Не выбирал». Тогда почему они порознь? Определенно, теперь он точно не будет спать.
- Ты мне еще СОФАД должен, Эл, - грустно сказал Миллер, словно прочитав его мысли, - не вздумай опять сдристнуть. В суд подам, и взыщу упущенную выгоду. Хоть брать-то с тебя нечего, как с козла молока. Ну, ничего, опишем имущество, продадим с аукциона,- в голосе продюсера Депеш Мод, его все еще звучала крайняя степень сочувствия и сопереживания Алану Уайлдеру, категорическим образом противореча смыслу сказанных им слов.
- Как думаешь, много дадут за твое гинекологическое кресло из коллекции пыточных приборов и инструментов довоенного времени? – особенно озаботился почему-то Миллер.
- Стоматологическое.
- Да мне похуй, - сказал Дэн, - я раньше по этой части сочувствовал только твоей жене, а теперь…
- Теперь ты не знаешь, что и думать, - металлическим голосом закончил за него предложение Алан.

****

 Ну, я снова на коленях,
Я молюсь той Единственной,
У которой есть силы,
Вынести всю боль,
Чтобы простить мне все, что я сделал.

 Алан так заслушался голосом Мартина, что даже как-то не сразу просек. Задумался только позже, когда прослушивал запись. Они записали эту песню с живым оркестром – Флад, пережив необходимость крахмалить носки, немного пообжился, и предложил записать эту песню с настоящими струнными. Им понравилась идея. Они записали ее с первого раза с Мартиновским вокалом.
    Мартин всегда все делал очень быстро и четко, и как бы странно это бы слово ни было произносить Алану, профессионально. Он почти всегда записывал свою партию с первого раза, очень редко – со второго. Срабатывал как механизм – вставал – подходил к микрофону – записывал партию так как надо – уходил. Дейв мучился сомнениями, эмоциями, искал творческого вдохновения, срывал голос, давал петуха, не попадал в ноты, или недотягивал фразу. Плакал, что он никуда не годится, просил, чтобы его убили.
- Убейте меня, чтобы я не мучился! Фетч? Алан? Мартин?
- Дейв, просто спой второй куплет еще раз, - спокойно говорил Мартин,  - так как мы говорили.
- Мартин!!! Ну, убей меня!!! – Дейв пел второй куплет, но не получалось, - а? Ну ладно, если тебе посрать на мои страдания, убей хотя чтобы ты сам не мучился!
- А меня все устраивает, - говорил Мартин с выражением на лице, от которого Флад шарахался, потому что улыбка была застывшая а голос металлический, а Миллер впадал в гомерический хохот по своим личным причинам – мне нравится мучиться…. – далее обычно следовала долгая пауза. Дейв нервно ходил из угла в угол, потирал ладонями предплечья, потом оглядывался на них и испуганно спрашивал:
 - Чо? Чо вы все на меня смотрите?
- Дейв, спой, пожалуйста, второй куплет, - таким же ненатурально спокойным тоном, как в первый раз, повторял Мартин, - так как надо.
- ДА ПОШЕЛ ТЫ НА ***!! – внезапно срывался Дейв, на этой высокой ноте, обычно, все и заканчивалось. Он выскакивал из студии, хлопая дверью. Мартин смотрел на часы.
- Ну что, леди …. и джентльмены, в город и по пивку? – если до окончания рабочего дня оставалось не так много – предлагал он. Флад, которого Мартин обычно по-кошачьи, немотивированно агрессивно и зло царапал взглядом на слове «леди» традиционно отказывался. Ему нравилось работать одному, а Мартина он боялся, тот его нервировал, и лучше Фладу работалось почему- то, без него. Алан поначалу тоже отнекивался, предпочитая остаться в разных углах дома с Фладом, чем за одним столом с Мартином и Флетчем, но потом устал пить в один, потому что не брало ни черта, зато грандиозно опухала морда по утрам. По пол литра под каждым глазом, как выражался Мартин. Было обидно. Обидно, что ему было не так хорошо ночью, чтобы выглядеть так плохо утром.
  Как ни странно,  а тусоваться вместе оказалось не так плохо. Мартин не позволял развиться ни одному намеку на какие-то сложности в их отношениях. Они говорили на общие темы, с британским имперским цинизмом обсмеивали испанцев, или смотрели вместе в баре футбол, с жаром спорили о нем, стебались над Флетчем. Мартин никогда не уставал стебаться над Флетчем, странно, но тот тоже от Мартина, почему-то не уставал, хотя Алан иногда поражался его терпению. В желудке было тепло. Мартин приебывался к Флетчу, Флетч сносил его шутки со снисходительной благостностью большого ньюфаундленда, которое пытается укусить за лапу беззубый младенец. Это удивительно расслабляло. Давало «Чувство Ложной Интимности» как любил выражаться Мартин.
    Впрочем, возникало оно не всегда. Алан замечал, еще тогда, в самом начале, что состояние алкогольного опьянения резко делает из тихого, задумчивого социопата Мартина Гора – развеселого рубаху-парня, не менее социопатического экстраверта и  душу компании. Со временем это становилось все более явно. Потому что за их столиком то и дело оказывались какие-то очередные Мартиновские «друзья». Двоюродный племянник троюродного дяди, приятель школьного приятеля, того самого, ну Флетч, ты его должен помнить, или друзья его телохранителя. Последние бесили Алана почему-то сильнее всего. Вообще любимый телохранитель Мартина – это была его давнейшая заноза в заднице. Алан, конечно не хотел начинать богохульных слухов, но их эмоциональная близость очень настораживала. Он вообще не анализировал особенно этого раньше, просто слегка ревниво посматривал на то, как он с Мартином играет в его личную лошадку, возя его на плечах, словно девушку на пьянках, и давая «хозяину» поиграться со своим… пистолетиком, в смысле с табельным оружием.
Алан с таких тусовок обычно уходил:
- Я опасаюсь находиться в комнате, в которой кроме меня находится одновременно боевое стрелковое оружие и Мартин Гор! – так обыкновенно мотивировал свой поступок он.
- Что-то Фрейдистское, Алан? – ехидно спрашивал его Флетч.
-  Инстинкт самосохранения, Эндрю, чистый инстинкт самосохранения взрослого, интеллектуально полноценного мужчины. Как при виде блондинки за рулем или обезьяны с гранатой.
- Хе-хе-хе-хе, - обычно слышалось очень громко. Разумеется, Мартин все слышал.
   Это был личный телохранитель Мартина. И конечно, Алан понимал, что доверять свою жизнь человеку, с которым тебе психологически некомфортно, крайне тяжело, но Алан искренне считал чрезмерной…даже не ту симпатию, которую Мартин испытывал к наемной рабочей силе, а те вольности, которые его телохранитель себе позволял, чувствуя власть, даруемую ощущением того, что ты у «хозяина» фаворит.
   Когда Алан впрямую высказал свое отсутствие восхищения выбором Мартина, он прозвучал как-то малоубедительно и глупо, и Мартин так понял, что он его попросту ревнует:
- Ну, ты же меня к Флетчу не ревнуешь? – удивился Мартин.
- Это тебе так кажется, –  сквозь зубы сказал Алан.
   Мартин расхохотался, решив, что он шутит. Но Алан не шутил. И с телохранителем тоже. А когда к нему подошел Дейв, сливая на него внезапный приступ мизантропии, выразившийся в речи ненависти, посвященную Мартиновскому Цепному Псу и… Сводне. Все сразу стало на свои места. Телохранитель хранил и оберегал тело своего хозяина во всех мыслимых и немыслимых смыслах. Отбирая для него безопасное мясо для ебли в туре. Алан был так зол, что хотел убить обоих. Нет, в деле еще участвовал и Флетч, и еще несколько человек из их команды. Ах, ну как же, только не Флетч! Вычеркните это сейчас же! Он же никогда не изменял жене!
      Так вот, эти все друзья то и дело оказывались рядом, и пьяный Мартин совершеннейшим образом забывал о тех, с кем он пришел, и полностью погружался в общение, которое выражалось в том, что он сидел и парил им мозг, а они, преимущественно благоговейно внимали. Флетч тоже каждый раз сидел, радовался жизни, и слушал, как в первый раз, ничем не показывая своего неудовольствия, что слышал Мартиновские истории раз уже сто пятьдесят, а может он уже впал в маразм и правда не помнил? Алан не мог этого долго вытерпеть, и снова стал оставаться с Фладом, предпочитая компанию синтезаторов и барабанной установки, которую он решил для разнообразия освоить, этот балаган тщеславия мистера Гора.
   Вот все было хорошо в характере мистера Гора. Все хорошо. Спокойно, предсказуемо и мило. Только Звездной Болезни им его только всем и не хватало! Алан, признаться, надеялся, что скромного, в общем-то, крайне реалистично, и даже пессимистично оценивающего себя, и он думал, что как-то при Мартиновской склонности к трезвому самоанализу, его пронесет. Но, как видно, не пронесло.
   Все бы это бесило не так сильно, будь это просто глупо. Дейв всегда был тщеславен. Но это как правило было очень смешно. Ну они все над ним за это ржали. Фронтмен, есть фронтмен. А Дейв был такой….Дейв. Остальной мир, игре Дейва верил, как священному писанию, и поклонялся его образу мачо и лидера рок-банды. У Мартина вызывала иронический смех мысль о том, что как он ни боролся с гендерным образом мачо, он его все равно нагнал, с достаточно неожиданной стороны, притом.
 Впрочем, он не возражал, и не сопротивлялся больше, и даже тихо не бастовал против Дейвовских и Алановских заморочек, надевая на себя чудовищные произведения искусства из секс-шопов.
Мартин вообще предпочитал без необходимости, не высовываться, говорил, что ему нравится быть на вторых ролях, и иметь возможность посмотреть на происходящее со стороны.
   В общем, жизнь у Мартина была какая-то уж слишком, на взгляд Дейва и Алана – легкая! Отчасти и от этого всего, Алан и Дейв отчаянно завидовали полнейшему отсутствию творческих метаний Мартина, и тому, как этому засранцу все легко давалось! Мартин шел, записывал свою партию «на отлично», так как будто это само собой разумелось, ему это было легче чем нос почесать, и рядом с ним они начинали себя чувствовать какими-то второгодниками-недоучками.
    Дэн Миллер неизменно восхищался этим, искренне считая, что небеса его благословили Гором:
- Это чем это, интересно? – уточнял Алан, - тем что он все время спит в студии, и тебе не надо там держать кота? Или потому что он говорит, что напишет альбом за месяц, а сам пишет все песни за два часа, а остальные четыре недели шляется по пабам и имитирует бурную деятельность, бренькая все известные ему мотивы на гитаре просто так?
- Если бы вы все так работали, я бы точно 80% оплаты студии бы сэкономил, - мечтательно проговорил Миллер. Да я бы…обогатился бы, если бы вы все так…имитировали….
- Между прочим, кому-то надо делать и те вещи, которые господину Гору неинтересны! – колко сказал Алан, - например…
- Когда они только начинали, - сказал Дэн мечтательно ностальгируя, - Гор приходил после работы, взмыленный, с коробкой лапши из китайского фастфуда в одной руке, я говорил – слушайте ребята, а не попробовать ли нам сделать то-то? – и он молча шел к синтезатору, с неизменной коробкой же лапши, быстро, сходу, выдавал что требуется. Потом мы записывали это, еще за 10 минут, ну и вроде как все, заканчивали. Ну что, пойдем, пропустим по-пивку?
- Если тебя устраивает ТОТ звук и ТО качество, то конечно, - язвительно откомментировал Алан, - однако, мне кажется, что мы несколько прогрессировали со времен «Эй, ты такой красивый мальчик!». И порой, очевидно, что скорее вопреки усилиям мистера Гора, нежели чем благодаря им.
- Какая же ты зануда, Алан, - сказал Миллер, - правда, Мартин считает, что ты замечательный музыкант.
- Как это любезно с его стороны!
- «Его все устраивает. Ему нравится мучиться» - тут Дэн, конечно же, цитируя, расхохотался, -  Но ты, Алан, – зануда.
   

 ****

О, девушка,
Приведи меня в свою Тьму
Когда этот мир старается изо всех сил меня разочаровать,
Только одна лишь твоя ласка меня благословит!

    Даже несмотря на то, что Мартин с точки зрения Миллера, избаловал их четкостью своей работы, в этот раз получилось просто блестяще! Ни о каком втором дубле ни у кого даже и мысли не могло возникнуть. Даже музыканты встали, чтобы зааплодировать в конце! Алан не сразу пришел в себя из транса, в который он погрузился при прослушивании, потому очухался только в самом конце, для вида, чтобы сильно не выбиваться из коллектива лениво пару раз хлопнув в ладоши. Мартин все равно не смотрел на него, он смущенно вытирал майкой очки. Дейв на запись не пришел, потому что ему было неинтересно находиться где-то где он не был в центре внимания. Но похвала наемных музыкантов была Мартину крайне приятна.
- Ну что, по-пивку? – традиционно спросил он. И кто бы стал возражать?
  Мартин был в шортах и в майке, в круглых очках, с всклокоченными волосами. Почему-то он очень сильно напоминал Алану того Мартина, которого так любил вспоминать с коробкой лапши Миллер. Именно того, каким он был, когда Алан пришел в Депеш Мод. Берлинский гендерно-разрушительный период, и гламурная киса Мартин, педантично исследующая все стороны собственной бисексуальности, или транссексуальности – зависило от того, с какой ноги мы встали, разумеется, и к которому он привык, испарился так, словно бы его никогда и не было. Алан смотрел на Мартина и не мог поверить, что Берлин вообще был в его жизни. Он выглядел так же как и десять лет назад, все тот же вежливый ботаник, только с напряженными морщинами на лбу, мужественнее, загруженнее и старше. Это был обычный тридцатилетний мужчина, отягощенный семьей и работой, несмотря на свои гуманистически-вегетарианские принципы с удовольствием ходивший с Флетчем и Дейвом на рыбалку, и не мучающийся мыслями о страдании рыбок. Даже когда она лежала у него в тарелке.
    Вообще, Мартин никогда не скрывал лицемерия своих вегетарианских принципов. Потому что они не заставляли его отказываться от его любви к натуральной коже, как и от традиционного «фиш-энд-чипс» по субботам. Алан разделял его вегетарианское лицемерие или лицемерное вегетарианство. Точнее, вначале его вегетарианство не было лицемерным. Он сильно заботился проблемами окружающей среды, и считал вегетарианство – продвинутой идеей, достойной продвинутого современного человека. Вначале он бесился от Мартина, жующего сэндвич с тунцом, рассказывающего ему с особым цинизмом трагические, выдуманные им самим в процессе поедания ланча, истории о личной жизни поедаемого им тунца. Об его оставленных жене и плачущих несчастных детях. Об его, тунца, творческих исканиях и жизненных устремлениях, и о циничном лицемерии мироустройства, закончившего жизнь уникальной  личности в виде рыбного филе в его бутерброде.
 - Мартин! Как же ты мне надоел своими душераздирающими историями о своих чертовых тунцах. Ты не мог бы заткнуться, и дать мне доесть свой несчастный рис карри? Мне эти несчастные тунцы уже ночью снятся! Зачем ты мне все это рассказываешь?!
- Я хочу, заставить тебя заплакать, - убийственно серьезно сказал Мартин. Задумчиво запивая сэндвич пивом. Он сидел за столом полуголый. Ветер развевал его белые пушистые волосы, солнце играло на загорелой коже и в выгоревших ресницах и бровях над загадочно непрозрачными глазами, цвета лесной заводи. Он выглядел так невинно
- Зачем? - серьезность его тона неожиданно напугала Алана, - и почему тунцами?
- Я хочу тебя как-то растрогать, почувствовать твою,  я не знаю как сказать, нежность, твои…эти… эмоции, то какой ты есть на самом деле….  - серьезно сказал Мартин, - …добрый.
- Я? Добрый? – скептично переспросил Алан.
- Ну…да, - неуверенно сказал Мартин.
- Ты меня с кем-то путаешь. Я злобный, язвительный, циничный и желчный тип, - сказал Алан, -  есть люди, которые любят человечество. Я к ним не отношусь.
- Ты считаешь, я – дурак? – очень тихо спросил Мартин, не поднимая глаз.
Алан отодвинул тарелку, размышляя как бы перевести разговор в шутку, потому что он чем-то чуял, что совершенно не желая того находится на очень тонкой грани, и если он сейчас ляпнет что-то не то, они посрутся через секунду. Если бы на его месте был Дейв – он бы уже ляпнул и они бы уже  увлеченно и истово бы срались. А его вот все еще беспокоило, что делать. Он задумчиво поднес к губам свой бокал и сделал медленный глоток. Мартин так и не шевельнулся.
  Алан растянул губы в наиболее мерзкой и глумливой ухмылочке, похабно раздул ноздри и накрыл руку Мартина своей, привставая и заглядывая ему в глаза:
- Ну что ты, добрый дядя Алан считает что ты очень спо-со-о-бный ма-альчик, - очень мерзким тоном старого педофила сказал Алан. Мгновенно заставив Мартина рассмеяться, - Так что не так с тунцами? - уже нормальным своим голосом, отклоняясь назад, переспросил Алан, - Почему, на твой взгляд я должен над ними рыдать?
 Мартин дернул плечами:
 -  Что не так с тунцами? Не знаю, …я…. не знаю почему…почему ты должен рыдать именно над тунцами. Мне показалось, тебя должна была бы растрогать история про тунцов. Я бы рассказал что-нибудь о себе, душераздирающее, но я боюсь, ты бы начал ржать. Когда я рассказываю о себе что-то особенно душераздирающее, все почему-то всегда ржут…я…я не знаю, у меня с лицом, наверное…что-то…не то….
  Разумеется, Алан расхохотался. Вначале смущенно, прикрывая лицо ладонью, потому что Мартин очень как-то смешно это все сказал. Но потом, когда увидел знакомые до боли в своей милой кривизне в сияющей мультяшной улыбке зубы, убедившись, что Мартин не обиделся на его странную реакцию, отбросил ложную стыдливость и расхохотался в голос. Он не мог остановиться, потому что смеясь, он рассмешил и Мартина, а смеющийся Мартин в свою очередь самим своим фактом доводил его до полнейшей истерики.
   Они закончили бессмысленно и громко ржать, и некоторое время сидели на балконе, в молчании. Им не хотелось больше говорить. Попивая пиво, Алан ощущал, как внутри растекается ощущение жидкого счастья и умиротворения. Они были так близки сейчас, хотя и не касались друг друга, даже не смотрели друг на друга. Если бы у Алана спросили, как выглядит счастье, он бы вспомнил именно этот момент. Ему внезапно очень захотелось что-то сказать Мартину, как-то проявить свои чувства, ну как-то так, без пафоса, просто ему хотелось что-то для него сделать, что-то чтобы он ему улыбнулся благодарно, чтобы глаза его зажглись.
- Можно я… можно я сделаю тебе еще сэндвич?
Мартин искоса, озадаченно посмотрел на него. Да, Алан и сам был несколько озадачен той формой, в которой он задал этот вопрос.
- Нельзя, - сказал Мартин. Все еще озадаченно.
- Почему? – второй вопрос звучал еще более по-идиотски. Вообще, Алан подозревал, что Летающий Цирк Монти Пайтона бы заплатил большие деньги за их диалоги с Мартином в стиле Театра Абсурда, если бы их кто-то когда-нибудь решился бы издать.
- Я не хочу есть, - сказал Мартин.
- А я хочу, - сказал Алан, задумчиво вставая, и направляясь в комнату.
- Ты, Алан Уайлдер! Ты будешь есть раздавленный труп тунца?! Существа плывущего….  – о, нет, только не это снова! Этот черт снова укусил Мартина за жопу! А вечер обещал быть таким томным!!!
- ОООО, НЕЕЕТ!!!! СРАНЬ ГОСПОДНЯ! МАТЬ ПРЕСВЯТАЯ БОГОРОДИЦА!! МАРТИН, ТОЛЬКО НЕ ЭТО!!! НЕ ОПЯТЬ!!! МАРТИН, У МЕНЯ ЩАС ГОЛОВА ВЗОРВЕТСЯ!!! Ты взрываешь…взрываешь мне мозг. Не надо. Перестань…перестань это…. Заткнись, ну заткнись же,………….замолчи…... -  Как-то это очень естественно показалось Алану, что нужно подойти к сидящему Мартину сзади, схватить рукой под шею, заставляя голову наклониться назад, - молчи, Мартин, закрой…закрой рот…оооо, - вот с последним он явно поторопился, потому что удивленно приоткрытый рот уставившегося на него снизу Мартина, облизнувшись, закрылся, осенив его догадкой о том, что именно Алан, сдуру только что упустил, - Ай..ой…я был…был неправ…открой…рот………открой…дай мне…свой…рот-ик… дай мне, малыш…- о боже, как быстро ему снесло крышу и он начал сюсюкать! Впрочем, помогая самому себе, достаточно собственнически и бескомпромиссно большим и указательным пальцем. В общем-то, очень по-хардкоровски сдавливая щеки, под скулами, раздвиная челюсти Мартина заставляя его открыть рот, чтобы в ту же секунду, кинуться как подбитый коршун сверху, впиваясь в его губы, и забывая, о том, что он просто в шутку хотел напугать Мартина своим натиском, чтобы заставить его прекратить взрывать ему мозг ебущимися лососями, то есть, как их, там, блин, мать их, тунцами.
    Губы сцепились со смачным звуком, расцепились с еще более неприличным. Снова сцепились, снова расцепились, чтобы сцепиться с еще большей энергичностью. Он слышал свой выдох, как-то со стороны, выдох Мартина, то, как рука Мартина схватила его руку, с одной стороны, поощряя поцелуй, с другой тонко намекая, что пора переставать уже насильно раздвигать ему челюсти, потому что ему это уже скорее всего стало неудобно, или больно.
    Он убрал руку, положив ее на Мартиновскую голую грудь, чувствуя теплую мягкую кожу, и твердость мышц, и то, как быстро бьется его сердце. Ощущение как под его поцелуем, ставшим медленнее, чувственнее, менее агрессивным и более лениво-растянутым, позволяющим насладиться каждым мельчайшим соприкосновением губ, сердце того, кому он так хотел угождать сегодня, не успокоилось, а начинало ускорять свой упоительный ритм, бескомпромиссно выдавая что любимого до крайности заводит его близость и то что он с ним делает. Алан обожал эти моменты, он, в сущности, ими жил. На него, ****ь, снисходило Дао в такие моменты, хоть он и в душе не ****, что такое это Дао есть, но оно точно на него снисходило. Когда их губы с Мартином соприкасались, в первый раз, только только, осторожно, и он пока еще осторожно в первый раз, прижимал его к себе, он чувствовал, как сердце Мартина начинает забиваться, учащая дыхание, он чувствовал себя Всесильным. Ему словно одним прикосновением удавалось запустить этот адский механизм, рвущий их на особенно высоких оборотах своего вращения очень больно, на части, но такой сладкий, такой душераздирающе сладкий когда они были вот так, сцепившись губами, руками в одно существо, с  четырьмя руками и ногами, сами знаете с чем двумя, и головами тоже, и одной…одной на двоих душой, и казалось, даже кровотоком, потому что как только он задевал что-то…что надо, это давало вспышку возбуждения почему-то у него самого. Так, словно бы он чувствовал его кожей. Мартин говорил, он тоже это чувствовал. Это было тем секретом, что держал их вместе, а точнее, не давал им разбежаться по орбитам, центростремительной силой то и дело сталкивал их головами обратно.
    Одно движение и ему казалось, что все это время только его, и только его движения Мартин и ждал. Он иногда смотрел на Дейва и думал, а так же ли это с ним. Чувствует ли он это, срывает ли у него башку когда он чувствует, как Мартин заводится сполоборота, чувствует ли он его кожей. Когда ему казалось что нет, он чувствовал себя счастливым.
     Алановской руке стало скучно просто лежать на коже Мартина и она привычно спустилась, потирая маленькую пуговку соска, задумчиво вначале, лишь бы чем-то заняться, но чувствуя как кусочек кожи становится все тверже и формируется во все более возбуждающую форму. Алан посасывал губы Мартина, сосредоточенно зажмурившись, и меланхолично размышляя над тем, как так получилось, что подушечки его указательного и среднего пальцев, надрачивающие несчастный Мартиновский сосок внезапно стали его личной Алановской эрогенной зоной. Потому что он стоял, наклонившись, над Мартином, и чувствовал, как с каждым изменением положения твердого шарика соска относительно поверхности подушечки пальца, яйца его подрагивали где-то в самом своем основании, в спазматическом удовольствии так, словно он ласкал рукой не сосок Мартина а свой собственный член. Это открытие так потрясло Алана, что он мгновенно разочаровался в темпе, с которым возбуждается обрабатываемый им сосок, он оторвался от поцелуя, сосредоточенно сунул себе пальцы в рот, и вернул мокрые пальцы на место.
    Смена ощущений и вправду взбодрила Мартина, заставив выдохнуть уже более чем слышно то, что Алан сразу не понял, но когда понял, точно перестал анализировать ощущения собственного члена, потому что это становилось опасно, Мартин уткнулся доверчиво, головой ему в плечо,  утыкаясь носом в руку, и простонал просто и коротко:
- Мне.
- А? – потрясенно переспросил Алан, чувствуя необходимость добавить смазки пальцам снова.
- Мне, - повторил Мартин, и Алан понял, что он имеет в виду, только когда Мартин сам схватил его пальцы ртом. Медленно забирая их в себя, и заставляя его хотеть подвизгивать от восторга, потому что чувствовать свои пальцы в чужом рту, с которыми обращались сейчас как обращались бы с его членом, осторожно сжимая губами и обводя языком, и горячая влажность этого рта потрясала его чувства. Он смотрел на это, открывши рот, забывая, ради чего он все это затеял, не в силах отвести взгляда от чувственного профиля, с закрытыми глазами, с видом чрезвычайной поглощенности процесса имитации высококачественного задумчивого минета на его пальцах. Он бы и не вспомнил бы, если бы зеленющие глаза не распахнулись вдруг, глядя на него в упор, не отпуская пальцев, плотно зажатых кольцо губ, ударяя его в пах новой волной возбуждения. Той самой, по причине какой Алан очень настоятельно рекомендовал Мартину никогда, ни при каких условиях, не смотреть в упор в глаза собеседнику, когда он, простите, кушает при этом, извините за выражение, банан. Мартин сразу же, не вынимая, посмотрел на него в упор, и, так же не вынимая спросил:
- Почему-у?
Алан выругался, отвернулся и заерзал на стуле, пытаясь усесться в штанах как-нибудь так, чтобы это было не так мучительно больно и стыдно. Снимая куртку, сворачивая ее в валик и складывая на коленях, с истинно британским джентльменским видом, что так оно и надо было, и что так сидеть значительно удобнее. Не глядя на ухмыляющегося и жующего Мартина, довольного собой до черта.
     В общем, именно поэтому и не рекомендовал. Да. Мартин очень медленно, не мигая, и не отводя взгляда, выжигая дыру в мозгу Алана, выпустил его пальцы. Очень, очень медленно. По доле миллиметра в секунду, так же медленно и словно бы нехотя закрывая рот, и в нетерпении облизывая, явно жаждущие чего-то посерьезнее губы.
- Ты хотел меня ласкать, - напомнил зависнувшему Алану  Мартин. Опуская руку Алана на себя туда, куда было надо. Алан грубо сжал сосок, заставив Мартина тихо вскрикнуть и зашипеть, показывая, что с заигрываниями закончено. Он все также потрясенно смотрел на Мартина, желваки его ходили ходуном от того, как сильно он сжимал зубы, чтобы сдержаться сейчас:
- Я… хочу…тебя…. ****ь, - очень медленно раздельно, и как-то даже, если рассматривать вне контекста, жестко и даже с какой-то необъяснимой ненавистью в тоне сообщил окаменевший Алан. Похотливая волна полыхнувшая в ответ из глаз Мартина показала ему, что эта перспектива его совершенно не пугает, это немного освободило Алана, по крайней мере, он смог пошевелиться и вздохнуть, - я хочу тебя ебать, - значительно непринужденнее повторил он, легонько шлепнув Мартина по животу, словно побуждая встать,  голос у него был вполне теперь обычный, что, безусловно, придавало колориту его похабной речи, - во все дыры, ****ь, ебать. Очень медленно, цинично, извращенно и занудно, Март. Не так как это делают новички, не так, чтобы ты не смог завтра  сесть, встать или ходить. Нет, Мартин. Действительно занудно, Мартин. Так занудно и педантично, чтобы тебе, Мартин, захотелось меня, *****, убить.Я думаю, я кончу только когда буду чувствовать, что я так тебя заебал, что ты, меня блин, ненавидишь. Только от этой мысли кончу, Мартин. Вообще на твоем месте я бы шел в кровать, потому что если ты этого не сделаешь, я буду ебать тебя здесь, на балконе, на радость всей почтенной публике. Что? Что ты смотришь на меня с открытым ртом, радость ты моя нечаянная?
   Мартин закрыл рот.
- Да ты поэт, - глумливо воздев одну бровь сказал он.
- Убью, - ласково сказал Алан, хватаясь за резинку его трусов, и шутливо подтягивая на себя, визуально утверждаясь в стойкости чувств товарища, - медленно.
  Не то что бы он сильно сомневался, но просто посмотреть было приятно. Лестно было увидеть такую стойкость. Мартин встал и снова потянулся к его губам, не сильно стесняясь того что они все еще на балконе, и хоть Алан опасался идеи целоваться на открытом воздухе, глядя, так сказать на весь этот бренный мир, противостоять искушению, вставшему на цыпочки и тянущемуся к нему доверчиво и наивно, он просто не смог, сдаваясь и снова погружаясь в поцелуи с головой, крепко хватая Мартина под талию, и вдавливая его тело в себя.
 Мартин сам уперся ему в грудь подталкивая его назад, с ноткой недовольствия в голосе:
- Ну, пойдем…же…пойдем уже…
- Щас…же… - передразнил Алан.
- Сейчас. Же. – ухмыльнулся Мартин, ничуть не смутившись в том, что его уличили в приказном тоне. Алан отодвинул голову свою чуть назад, глядя прямо в глаза Мартину влюблено-влюбленно, обожающе даже где-то, глядя, улыбаясь при этом натурально как какая-нибудь рептилия. Убийственно улыбаясь. Тонкогубой улыбкой голодного питона. Мартин облизнулся быстро. Тоже как-то по-змеиному вышло. Не нарочно, наверное.
    Алан втащил его в комнату, повалив на пол, и наполовину срывая занавеску, споткнувшись об нее и матерясь. До кровати они не дошли. Алан завалил Мартина как беспомощного таракана, кормой кверху. Избавляясь от таких сильно ненужных трусов, и сходу облизывая самые интимные и нежные части тела от яиц и ниже, заставляя убедиться в непоколебимой направленности своих конечных намерений. Вводя внезапностью своего подлого маневра противника в психологический ступор плавно переходящий в чувственный шок. От ритмичных но жестких по-своему и отчаянных движений его языка, наглость и уверенность в себе у него, как рукой сняло.
   Алан дождался пока он закрыв глаза, выдохнул счастливо, погружаясь в наслаждение лаской, и шлепнул пару раз по раздвинутым под ним бедрам. Чтобы раньше времени слишком не расслаблялся.
- Ай, - возмущенно прозвучало снизу. Алан лизнул его член от и до от основания до конца потом вернулся обратно, и взял в рот аккуратно каждое яичко, внимательно слушая изменение тональности возмущения. Он снова был убийственно ласков, зарание благодарно смачивая собственной слюной то, куда в конечном итоге он собирался войти. Потом он снова сменил крайнее выражение любви и ласки, на жесткую грубость смачного шлепка по коже. Собственно наслаждаясь по большей части, ощущением постепенной полнейшей дизориентации и деморализации противника. Он должен был почувствовать себя его вещью в его руках, объектом и средством для удовлетворения его страсти. И Алан как никто на этом свете знал, что именно этого этот, внизу, и хочет.
    Его язык продолжал ласкать нежную кожу промежности, прикусывая где надо, облизывая, ритмом своим сводя с ума себя самого. Он чуть было не слишком увлекся этим, Мартин счастливо стонал от каждого движения его языка в трудноартикулируемых в приличном обществе местах, и судя по интонации, мог бы точно кончить от одной этой ласки, но Алан знал что делал, загнув его в эдакую букву «Зю»….в этой позе это сделать ему было бы сложнее, чем если бы Алан лизал ему жопу, положив животом на кровать, и широко раздвинув ноги. Алан так увлекся размышлениями об этом, что сам едва не….
    Потом вспомнил, что он обещал, и на трясущихся ногах, с вибрирующими коленками, едва не подвывая в голос, встал, стараясь отдышаться, и заставив ноги Мартина рухнуть на пол. Он дернул ширинку вниз, подзывая его жестом, потому что у него не было сил тащить Мартина, Мартин, впрочем, после некоторых колебаний, связанных с проблемой осознавания того, где он находится, и что с ним, ****ь, происходит, подполз сам:
- На… - Алан вытаскивал свой загнутый в дугу штанами и гудящий от напряжения член, чувствуя, как руки Мартина лихорадочно цепляются за него,  - На колени…. На колени…ааа….встань, - «Ааа» это потому что Мартин схватил его *** и без лишних промедлений засунул его себе в рот.
    Мартин как-то обиженно посмотрел на него, не вынимая *** изо рта. Очень трогательная и душераздирающая получилась картина. Обижаться с хуем во рту это было как-то очень невъебенно по-мартиновски, это парализовывало мозг, который не мог решить, то ли плакать ему, то ли смеяться. Оба эти варианта не устраивали его, Алановский хуй, поэтому он принял единственно верное решение, взяв лицо Мартина в ладони, заменив свой собственный хуй в его рту на язык. В смысле что, поцеловав его в рот, задумчиво выдыхая с поцелуем:
- Я сказал, что я буду тебя ****ь………..я не сказал, что ты будешь у меня сосать.
  То лицо, которое он выпустил из рук, было значительно более воодушевленным. Не сказать, что счастливым, но безусловно, одухотворенным. Он встал на колени, слегка наклоняясь вперед, и сам заведя руки назад, за спину. ****ь, 2:0 одним ****ым пенальти, полная компенсация понесенного прежде урона, одним движением, Алан выдохнул судорожно, глядя на то, как он покорно приоткрывает рот. *****! Лучше не смотреть, а….а….как….как..КАК?! Как же не смотреть-то?!
    Он сунул в рот Мартину, держа его за затылок, засаживая с каждым движением все глубже и ритмичнее, надеясь, что он испугается, сдастся, и схватиться руками за его  бедра, в попытке сдержать напор. Теперь шла борьба за то, сумеет ли он удержать руки за спиной, пока Алан **** его в рот. Алан остановился тяжело дыша, Мартин едва не упал, уткнувшись лбом ему в лобок.
- Руки, - напомнил Алан, на случай, если Мартин не помнил, но Мартин помнил. Он сам схватил его член своим ртом, когда смог восстановить дыхание. Это было против правил, но Алан был не таким дураком, чтобы против этого возражать. Надо было вывести Мартина из состояния, когда он…хоть и ****ь, черт его дери, доставлял ему охуенное удовольствие, но слишком, все еще слишком контролировал ситуацию, для состояния, в котором ему НАДО БЫЛО быть. Алан выпустил его голову из рук, наклоняясь вниз, цинично, наотмашь заезжая по ягодицам, все еще несколько розоватым от их предыдущих экспириенсов, с помощью его рук и губ. Он прямо почувствовал, как Мартин выпустил его *** изо рта. Скорее из осторожности, но он хотел чтобы по другой причине. Он шлепнул его еще раз пять, разворачивая резко, на полу, заставляя сесть, широко раздвинув ноги, опираясь на руки и самое главное…. . Самое главное чувствуя задницей более четко тот урон, что был ей нанесен. Интенсифицированное соприкосновением с поверхностью пола, это должно было внушить к себе большее уважение, чем стоило бы. Да и поза теперь у Мартина была на самом деле более незащищенная. Она позволила ему фактически сесть ему на плечи и начать ****ь его в значительно более быстром темпе, заставляя стонать сдавленно, и размазывая по его хую и собственной физиономии сладостную смесь из собственной слюны и Алановского преэякулята.
   Надо было тащить в койку. Жопой кверху. Преэякулят был конечно с одной стороны хорошим, но с другой, чрезвычайно дурным знаком. Что Алан и сделал. Заставив Мартина лечь лицом вниз, и заставив его добровольно положить себе руки на задницу и раскрыть себя для него. Ну как…добровольно… добровольно принудительно. Полюбовавшись открывшимся видом, и насладившись тщеславным и головокружительным чувством победы, Алан решил еще немного поебать его в рот, из-под выподверта, но с большим чувством. С огромным, стойким, пульсирующим и вопящим от восторга чувством. Особенно глядя на то, как волосы приклеились к мокрому от пота лбу Мартина. Ради таких моментов, безусловно, стоило……..все это….терпеть.
  Алан выдохнул, развел ягодицы сильнее и изуверски настойчиво, медленно но неотвратимо, как судьба, вошел. Он не понял по воплю Мартина, хорошо это или плохо, дав ему пару секунд чтобы сообразить самому, слегка двинулся назад. Надеясь, что если что, рука Мартина удержит его бедра там, где надо. Прошло еще несколько секунд, этого не произошло. Алан двинулся вперед, вызывая впрочем этим и движением назад вздох гораздо более однозначный в своем восторге.
- Так? – спросил он.
- Да…
- Хорошо тебе? - туда и снова обратно, два раза, - а?
- Да-а-а… - немножко несчастным тоном.
- Тебе нравится, когда я ебу тебя? – настало время наращивать темп, постепенно, в полтора раза, а когда эта ****ая задница начала вне собственного желания хозяина поддаваться, подаваться верх, оттопыриваясь, и стараясь насадиться сильнее, - ТЕБЕ НРАВИТСЯ?! НРАВИТСЯ? СКАЖИ, НРАВИТСЯ?
- ДА-А!
- Скажи что тебе нравится что я тебя ебу…
- А……. – он **** его теперь раза в три интенсивнее и быстрее чем вначале, и сложно было в сущности его обвинить в обеднении словарного запаса. Но когда он остановился, требуя ответа, тот резко попытался насадиться на него, что едва не довело Алана до этого…до самого, до греха, в общем, потому он закусив губу и  отчаянно вытаращив глаза, упирался теперь в Мартиновскую поясницу, радуясь, что Мартин не видит его комичной физиономии теперь. Вытащил полностью, вызывая вопль отчаяния снизу.
- Чего ты хочешь? – ласково спросил он, целуя мокрый Мартиновский загривок.
Мартин молчал. Может быть из принципа, хотя вряд ли, Алан чувствовал руками, что каждый нерв его тела дрожит так, словно через него пропущено 220 вольт. – Чего…. - он поцеловал мартиновское плечо,…. – чего ты….хочешь?
- Вер-нись… - жалостно простонал Мартин, а скорее, захватившее его возбуждение.
- Вернись, чтобы что? – Алан решил не терять времени, и присунуть снова. Хотя ему не нравилось, что член Мартина трется о постель в ритме того как он **** его в жопу. Потому что он чувствовал, что теперь Мартин от него уже больше ничего не хочет, как только чтобы он пропустил через него разряд собственного тока, который сотрясет их обоих.
- Выеби меня…
Нет, ну все-таки не зря он писал песни. Словарный запас у него даже в самые тяжелые времена был правильный и нужный.
   Алан это сделал. Просто развернул его снова на спину. Он сам избавился от одежды, по большей части от брюк, и радостно сидел теперь верхом, на раздвинутых бедрах под ним, лихорадочно подрагивающих с каждым его особенно вычурно неловким движением, быстрее, быстрее и с большей амплитудой.
      Вынул снова, и снова решил взбодрить Мартина, приложив пятерню к его заднице со смачным, размашистым звуком. Мартин взбодрился, начав просить его дать ему кончить, взбодрился и он. Радостно комментируя, что он будет его ****ь так до утра, а *** он чего сделает. Мартин сказал, что это вообще-то не ****а, прости господи, намекая на нежность того органа, в который собственно уже минут сорок с половиной как господин Уайлдер в разных позах его имел. На что мистер Уайлдер с ним согласился. Потом снова перевернул его лицом в простыни и добавил:
- Хотя, философски говоря, это смотря как посмотреть.
Мартин предложил ему в ответ подрочить его ***. Алан понял это буквально. Лишая Мартина потенциальной возможности вообще произнести хотя бы одно членораздельное слово. Чувствуя как мышцы спазматически сокращаются на его члене, слыша сдавленный всхлип и засаживая как ебнувшаяся от страсти машина со всей дури, чуть не до боли в хую, лишь бы заставить его орать в голос.
     Ах да, а вот жеж кожа, еще…да…
Ну, натуральная кожа, черная кожа,… а что Алан мог поделать? Мартин как-то сказал, что все что носит черную кожу кажется ему сексуальным. Дейв над ним поржал, потом Алан поржал, потом снова Дейв, потом Алан. А потом Дейв стал выхаживать исключительно в кожаных штанах и куртках, спустив на них, по всей видимости, все заработанные им деньги. На этом этапе жизни Алан познал ужаснувшую и потрясшую основы его мироздания истину, что угождение сексуальным предпочтениям Мартина Гора для него определенно стоят жизни пары свинок или коровок. Вскоре он вообще не думал ни о свинках, ни о коровках,  ощущая кожей прикосновение кожи. Он все больше думал о сексе, как-то чуял ее запах, и сразу вспоминал, ее запах смешавшийся с запахом свежего пота от ебли, и ощущение тяжести ремня в руке тоже вспоминал и звук этот. Звук этот тоже. Неповторимо сочный и, кажется возбуждающий даже сам по себе. Это было совершеннейшим образом несмешно. И это совершеннейшим образом невозможно было игнорировать. А это бесполезно было даже и думать, потому что никакой кожзам не знает, что на самом деле нужно коже, и сколько весит настоящий удар – не больше – но и ни в коем случае не меньше. Чтобы не повредить кожу, больно ровно настолько насколько это могло бы быть приятно.
     Лишить секс этого запаха, звука, этого ощущения скольжения кожаной одежды, или кожаных перчаток по голому телу это…было так же чудовищно, как лишить самого себя одного из органов чувств, или заниматься сексом в пластиковом пакете. Сам этот запах, прикосновение, звук, - это уже был чистый секс, и он еще ни разу не подумал даже о виде. О внешнем виде.
    Ах, ну да, и в коже он и правда…Мартин был прав,…он смотрелся круто!



****

     Теперь же, на вилле, в Испании, Алан смотрел на Мартина. Как он ни пытался, у него больше не выходило представить его развратно ебущимся в помаде цвета орифламмы и дамском нижнем белье. Но зато легко вырисовывался образ примерного буржуа, чинно исполняющего супружеский долг на свежих и чистых, приторно благоухающих, простынях. Разумеется, с супругой, и только ею одной, одетой в ночнушку и бигуди. Два раза в неделю по расписанию, во вторник и субботу, после ланча, пока дети на музыке или на футболе, и ровно перед тем как встать и поехать их забирать так, словно ничего не произошло. Крайне гармоничная вырисовывалась картина. Алан поражался Мартиновскому лицедейству.  Как хорошо он играл свою роль раньше. Как хорошо он играл свою роль сейчас. Ни малейшей тени декаданса не омрачало его светлого, чуть озабоченного добропорядочными заботами чела.
   Он даже того Мартина, с его внезапно агрессивно проснувшейся полупьяной мужественностью в «Насильнике» мог ущипнуть за сосок по старой дружбе. Ему даже как-то эта вечнопьяная агрессивная мужественность нравилась, как он ни стеснялся себе порой в этом признаться. То есть, он говорил Мартину вслух, что так он выглядит лучше, но на самом деле его это просто как-то меньше смущало и раздражало.
     Алана, признаться, начинали доставать все эти вопросы про его сексуальную ориентацию. Он винил в этом не себя. По большей части Мартина винил. Разумеется, если шляешься повсюду с разукрашенным трансвеститом, то сомнений никак не избежать. Сам трансвестит, кстати, вот, гениально умел все сомнения поставить раком и выебать в извращенной форме. Такая уж была у него натура. Природа такая. Он знал откуда убрать одно лишнее слово – а куда добавить – и все извращалось до неузнаваемости. При этом, в сущности он говорил всегда правду. Правду, чистую, как спирт.
     Девяносто семи процентную.
     Об этот айсберг разбивался любой Титаник, пытающийся этого ****ого трансвестита расколоть. Дейв Гахан вовсю пиарился заботливым папашей, хотя с Джоанной он развелся, сына оставил, и судя по округлившемуся на шоколадках поразительно довольному  ебалу точно периодически Мартину вдувал. Мартин выглядел невиннее девы Марии, а значит, точно вдувал. Флетч был словно английская королева, вне подозрений. Все сомнения и вопросы о странности сексуальной ориентации доставались Алану. В Депеш Мод все сплошные натуралы! Один он, Алан, пидарас!
   Дейв относился ко всем Мартиновским выходкам с бОльшей толерантностью, отчасти граничащей даже с некоторым отеческим умилением. Он был уверен, что Мартин просто копирует его, каким он был в молодости. Он рассказывал, что он тоже носил платья и все такое. Просто у него это прошло в более ранний период, а Мартин задержался в развитии. Правда, это ему в голову пришло первому начать прятать кое-что особо вызывающее из БДСМ причиндалов Мартина, но это просто было смешно видеть Мартина в этот момент. Пока он не понял, что это сговор против него, они с Дейвом очень ржали у него за спиной. Они все ржали над Мартином. Даже Антон Корбин от всей своей широкой голландской души подарил Мартину надувную секс-куклу.
    Мартин оказался в восторге. Они с Флетчем сразу же обрядили ее в футбольную форму и стали таскать ее повсюду с собой. Мартин церемонно знакомил всех случайных знакомых со своей новой девушкой, особенно церемонно, журналистов. Он с ней прилюдно разговаривал, кстати. Называл ее своей новой супругой и мечтал завести с ней надувных детей и надувную собаку.
-  Не забудь купить им игрушечную машинку на веревочке, управление ей ты точно осилишь! – подстебывал Мартина за его принципиальное нежелание получать права и водить автомобиль, Дейв. Мартина было бесполезно обстебывать что он не умеет водить машину, потому что он всегда удивленно вперивался в тебя в ответ, кажется, не очень замечающим тебя взглядом и говорил:
-  А зачем мне это нужно?
За эту куклу, которая Алану уже по ночам снилась в футбольной форме, вперемешку с надувным Мартином, Алан почти каждый день мечтал убить Корбина.
- Не надо его доставать, - наконец сказал по  поводу Мартиновских нарядов Алану Дейв, - он же нарочно сделает еще хуже. Вот, сука, из принципа, сделает. Самого тошнить будет, но ****ь, сделает.
Алан скрипнул зубами. Дейв, тем временем, продолжил: 
- Может быть, есть шанс, если на него не обращать внимания, может он тогда скорее потеряет к этому интерес?
   Дейв оказался продвинутым мартингороведом. И действительно, как только они, мужественно сжав зубы, перестали обращать на него внимание, интерес к игре Мартин потерял. И начал развлекаться иначе.
    Мужественный Мартин. Они, правда, оба, вздохнули с некоторым облегчением.   
Они посмеивались, правда, над Мартином поначалу. Ржали и катались по полу, потому что получалось это у Мартина достаточно анекдотично, как всегда. Над его особо мужественными пидарскими шортиками и прочими предметами дамского туалета, что туда по-привычке проникали. Мартин чихать на них хотел с их чувством юмора, и продолжал гнуть свою линию. Образ клоуна его никогда не смущал. Он свято чтил заповеди своих глэм- богов, великого Боуи, и великого Глиттера, что поп-музыка должна быть смесью ****ства и клоунады, и их нападки не впечатляли его ну просто никак!
    Как-то тогда Алан не просек, что кроме них с Дейвом у этого всего была и некая другая причина, и что у Мартина, возможно, появилась  некая новая благодарная публика, перед которой ему стало интересно выпендриваться.
     У Алана не было причин сомневаться в том, что он все еще в той или иной степени является центром мыслеустремлений Мартина. Тогда он был неуверенным в себе, чудным, смешным, простоватым в чем-то, хотя, Алан теперь думал, что определенно недооценивал силу Мартиновского актерского дара раньше. Он был неувереннее, и агрессивнее, поэтому. К тому же его сдерживаемую по жизни агрессию сильно провоцировал употребляемый им в чрезмерных количествах алкоголь.
   С трезвым Мартином Алан мог договориться о чем угодно. Ну, почти о чем угодно. С пьяным Мартином у него то и дело случались драки, совершенно бессмысленные и некрасивые в отчаянной непристойной откровенности тех слов и чувств, что они выливали друг на друга. Протрезвев, сам Алан порой понимал, что, наверное, он и сам-то хотел бы сказать что-то иное, но толи усталость, толи накопленное скрытое раздражение, вызванное неудовлетворенностью их отношениями, которое Мартин вызывал в нем, и которое, очевидно, он вызывал в Мартине, то и дело заводило между ними какие-то отвратительные диалоги. Которые, в лучшем случае заканчивались недельными обидами и показательным игнорированием друг друга, в худшем, унизительными драками. Порой переходящими в не менее унизительный секс. Секс без любви, без чувственности, без заботы и в общем без удовольствия. Секс по нужде в эмоциональной разрядке, но дающий только физическую. Секс, который, против бытующих убеждений, не служил облегчению ситуации, а лишь только усугублял ее.
    Приступы ревности, побуждали его пробовать их отношения на прочность. Он занимался сексом с Мартином, осознанно получая удовольствие от таких игр, в которые, он думал, когда ему было двадцать, что он никогда не решится. Он никогда раньше всерьез не хотел причинить ему боль, только понарошку. Ровно настолько, чтобы сильнее завести и тряхнуть нервные окончания, чтобы это нравилось, и чтобы это заставляло его еще больше хотеть.
    Ему чудился холод в отношении Мартина к нему. Он вроде бы давал ему все то же что давал раньше, но этого уже было недостаточно, потому тот зазор между тем, чего он от Мартина хотел, и чего тот хотел ему дать наполнялся параноидальным холодом, что Мартин его попросту уже больше не любит. Холод причинял боль. Боль, которую нельзя было унять нежным воркованием. Эту боль можно было убрать, только причиняя боль. Пусть, это было не очень хорошо, но это было лучше, чем ощущение пустоты без него внутри.
     Это разрушало мозг посильнее алкоголя. Это было ужасно. Это доставляло ему удовольствие. Раньше он готов был продать душу и ловил каждый восторженный стон Мартина, питаясь ими, словно небесным нектаром, теперь он нарочно делал ему больно, продуманно и спокойно, со знанием дела делал, потому что за столько лет он как никто знал всю географию и скрытую от глаз других карту расположения точек удовольствия, просто потому что без мучительного напряжения мышц, и сжатых зубов, и сдавленного крика, и без ощущения того, что он делает с ним что-то, что лежит за пределами удовольствия, он не мог кончить. С другой стороны, мысль о том, что этой суке больно, могла заставить его кончить практически в любой момент.
    Мартин, вслух не выказывал, впрочем, никакого неудовольствия. Мысль о том, чтобы попросить Алана быть с ним помягче, хотя некоторые вещи ему уже очень даже очевидно не нравились, казалась ему, по всей видимости, попросту слишком унизительной. Алану было интересно, сколько он еще продержится.
    Он не ожидал того, что Мартин поступит иначе. Он думал, что Мартин будет его просить, он ожидал, что Мартин пойдет на это ради него. Он просто терпел, сжав зубы, и однажды, не выдержав его попыток выдернуть его из объятий парочки послеконцертных ****ей, съездив Алану по физиономии, заставив наслаждаться вкусом крови из разбитой губы, фактически…изнасиловал его, как-то удивительно просто, сцепив ему руки за спиной и завалив физиономией вниз в коридоре.
   Ситуация, как ни странно, получилась двойственная, если не сказать, двусмысленная. Вообще, строго говоря, жаловаться на то, что чувак, которого он дрючит уже без малого десяток лет его отымел, было по сути глупо. Девочку строить глупо. Как и особенно приебываться к тому, что он, психанув прошипел ему «Я тебя ненавижу»…точнее так, пьяно прорыдав в ванной полночи, Алан с утра понял, что в общем, отчасти, это было просто эмоциями, реакцией на все то, что происходило до. Он тогда точно понял что как бы упоителен ни был бы грех, и сладость злобы и мести, за них всегда приходится платить. Да, в конце-концов, он когда-то уже принял это.
Они никогда не обсуждали с Мартином, кто будет сверху. Стеснялись. Как-то. Так просто получилось. Алан не знал, как иначе, а Мартин, разумеется, не возражал. Сидя под душем, наполовину одетый и с бутылкой в руках, Алан вообще подумал, что он не то чтобы сильно возражал, если бы Мартин выказывал большей активности в их отношениях. Да, и в этом смысле тоже. Не потому что он не хотел бы быть мужчиной с большой буквы в этих отношениях, но, отчасти, это, может быть бы лучше бы показало Мартиновскую заинтересованность в нем, его к нему чувства. Ведь не зря же говорят, что тот, кто сверху, тот обычно, больше любит, ну … хотя бы в этот самый момент, когда он сверху, да…
     Но Мартин сделал это не из-за любви. Он хотел его унизить. И это было то, от чего его передергивало изнутри. Не то что бы Алана в этот момент так мучало, что он сам последний месяц от этого кончал, но как-то он внезапно понял, что все-таки в этом случае, он какбы, испытывал некую, пусть даже сильно извращенную, любовь. По крайней мере у него не было проблем с тем, чтобы кончать. Отвращение Мартина к нему выразилось не только на словах, но и в том, что ему вообще едва удалось кончить, он измучил и себя и его. И пусть можно было списать все на усталость и алкоголь, это все делало произошедшее в тысячу раз более унизительнее, даже если опустить некоторые прочие детали, которые сами по себе были крайне унизительными.
   То, что обещало быть высокоинтеллектуальной увлекательной игрой не без доли перца и специй, вылилось в дешевую, унизительную драму. Алан понял, что это конец. Они, разумеется, перестали общаться. Даже ездить до зала в одной машине, перестали. Алан отчасти, даже был рад, что это так закончилось. В прошлые разы нега эротического влечения возвращала его к берегу по имени Мартин снова и снова. Отвращение унижения сделало свое дело, заставив его сделать то, что он думал ему уже не суждено. Заставив забыть. Забыть. Забыть о том, что их связывало, обо всем, что делало им хорошо. Забыть о Мартине, забыть о том, что у них было. Оказалось, это можно. Забыть.
   Так дорого стоил им всем Мартиновский гребаный личностный рост. Но все-таки, странным образом, тогда, не разговаривающий, в другой машине, он был ему ближе. И в общем, доступнее. Можно было бы протянуть руку, если бы он хотел. Если бы он хотел, то он мог бы протянуть руку.
   Этот Мартин уже его не видел.
   Этот Мартин перестал быть наигранным мачо в макияже потасканной ****и. Этот был просто уверенным в себе мужчиной. Скромным, обычным мужчиной. И пусть теперь Алан знал, что это просто его очередная гениальная роль, однако, мужчиной, уверенным в себе как никогда. И он существовал где-то вне. Просто существовал сам по себе. М-да, за то время, как они друг на друга обижались, много произошло. «Единственная». Хм.

Единственная,
У которой есть силы,
Вынести всю боль,
Чтобы простить мне все, что я сделал.

    Алан сидел и смотрел в одну точку на стене, не замечая, что у него открылся рот. Он слышал песню, он и думать не думал в нее вслушиваться, но внезапно все, и его наблюдения за Мартином сложились в одну картину. Сюзанна Бойсверт. Пока он, Алан, боролся с Дейвом, с обидами, с призраками прошлого, она стала его Единственной. Такого глубочайшего в своем объеме подъеба от жизни на данном этапе Алан никак не ожидал.
    Пока он сидел эти десять лет, берег, холил и лелеял их непростые чувства, прорабатывая для себя новые и новые версии их развития, мучаясь сомнениями и рефлексиями, Мартин, с коробкой китайской лапши в одной руке, пошел и записал сходу НОВУЮ партию. Сюзанна Бойсверт. И она приняла его таким, каков он есть. Алан вспомнил, что Дейв как-то в алкогольном приступе любовной обиды на Мартина парил ему мозг, что Сюзанна точно знает о них, что он зуб дает, что поэтому они и перестали бывать у Мартина дома. Что она ему поставила условие жестко – либо она, либо – они. Алан хохотал и мотал головой:
- Мартин что, идиот?! Рассказать?! Собственной подруге?! Все это?!?!
- Мартин - не идиот, - внезапно удивительно трезво возразил Дейв, - Мартин – кто угодно на свете, только НЕ идиот. Если он вырывает тебе сердце засунув руку в жопу, и тебе от этого очень, сука, больно, это не значит, что он идиот! Может быть, именно этого он и хотел!
   Образность речи Дейва произвела на Алана неизгладимое впечатление.
- Ох уж, мне эти ваши эротические игры, я не уверен, что я хотел бы знать…
- Это НАШИ эротические игры, Алан. Наши общие эротические игры. По крайней мере до тех пор, пока я жив, и пока он предпочитает мне тебя.
- Он предпочитает кого? – желчно переспросил Алан.
- Тебя.
- Меня?! А что же я этого не замечаю-то?
- Потому что ты сидишь тут, стучишь башкой в барабан, и совсем мозги растерял! – сообщил ему слегка заплетающимся языком Гахан, - потому что ты ебнулся на себе, Алан. Потому что тебе никто не нужен, Алан. Ты никого не любишь кроме себя. Тебе никто не нужен. Уайлдер, тебе же никто не нужен. Зачем ты…зачем ты держишь Мартина? Он тебе не нужен.
- Гахан? А ты сам-то в своем уме? – Алан все больше начинал подозревать что этот приступ откровений был спровоцирован неудачной пропорцией смеси кокаина с героином или чего там еще.
- Да, - сказал Гахан, - я никогда еще ни был так в своем уме как сейчас!
- Это иллюзия, милый, - сказал Алан, - наркотическая.
- А, иди ты… - сказал Дейв, - Скажи мне. Скажи это. Скажи, ОН МНЕ НУЖЕН, скажи! – Дейв схватил его за рубашку, нервно елозя по ней трясущимися пальцами, возможно, в его понимании он гневно схватил Алана за грудки и энергично встряхнул, - Скажи, что не можешь без него! Скажи, он у меня внутри, скажи, что это то же самое, что жить с вырванным сердцем…
- С ампутированным мозгом, - ехидно подсказал Алан, имея в виду Дейва, но вы уже в курсе, что Дейв, если хотел, мог в упор не замечать намеков.
- С ампутированным мозгом!!! – повторил он, все в том же градусе пафоса, - ТЫ МОЖЕШЬ ЖИТЬ?!
- Мозг, - сказал Алан, - в отличие от некоторых, у меня он есть. В этой плоскости и лежит основная проблема.
- Значит, у тебя нет сердца, - грустно хихикнул Дейв.
Алан пожал плечами. Разговор под стрекот цикад на ночной веранде был так же сюрреалистичен как вообще они  все со своим ****ым английским ангстом на средиземноморском берегу.
- Скажи, что ты не можешь без него жить, и я отстану, - сказал Дейв, - в смысле вообще, уйду из жиз…из вашей жизни, я смогу, знаешь, я сильный, я меня получится. Я уже уходил. Не раз.
  Алан ухмыльнулся.
- От Мартина? – скептически уточнил он.
- От Марта-а, - на выдохе сказал Дейв.
- Я всю свою жизнь великолепно и потрясающе прожил без него, - сказал Алан, - К чести Мартина, я бы сказал, что он очень старался не мешать мне жить, - вообще-то это был сарказм, но вряд ли Дейву был нужен его сарказм, - впрочем, не факт, что у него это получилось…
- Вот, видишь, а говоришь, что я не в своем уме…. – неожиданно Дейв смягчился, и как капля воды по дверце душа стек в кресло, - а я не могу. И он мне не мешает.
- Разумеется, Дейв. Особенно если учитывать факт что ты живешь в Лос-Анджелесе и ебешь проститутку.
- Жену, - поправил Дейв, - проститутку. Жену и простит-утку, .. утку…- уток, - добавил он. Шутка про уток показалась ему удивительно смешной и он закатился как ребенок.
- Простите, - Алан улыбнулся сжав зубы, по-змеиному, - а Мартин Гор в Лондоне. Или в Париже.
- С супругой, - подсказал Дейв, смех с него как рукой сняло, - И не язви, Алан. Знаю я, что ****ь он хотел мой Лос-Анджелес и мои проблемы, что он ты думаешь, ко мне прилетит в гости что ли хотя бы? Капитан Бойсверт…Сюзанн же не одобрит. А он же такой хороший! Март! Он такой хороший, он не может делать близким больно! Он не станет настаивать на своем! Это как машина, Ал, как машина! – Дев спародировал Мартиновскую манеру говорить, - А зачем мне это нужно?  - Дейв вновь вернулся к своему говору, -  Зачем ему это нужно, я же сам прилечу, приеду, прибегу, приползу, если мне надо будет нужно. Так зачем портить свои отношения с женой из-за меня? А я так хотел, чтобы он ко мне прилетел. Я так думал, он прилетит, я так…думал, я даже дом когда нашел я думал, может быть,…он… тоже будет там жить…ну…бывать…хотя бы иногда… я.. даже…комнату… - в глазах Гахана стояли слезы, откровения его были настолько душевыворачивающе честны, что у Алана и самого запершило в горле. Гахан не договорил. Не смог. И это было хорошо, потому что еще чуть чуть и Алан бы расплакался от жалости к Гахану, который год сидел и ждал, что Гор к нему приедет или хотя бы позвонит, и когда покупал дом, думал о том, чтобы сделать это удобным для него.
    Это было изуверски, потому что по деле он должен был радоваться, а он сидел и думал, какое Мартин чудовище и как обижает несчастного Дейва.
 - Я был такой глупый. Такой наивный раньше. Я думал, что просто любить человека – это достаточно. Они говорят, не жди, когда тебя полюбят! Просто люби и все! Любовь она всегда заслужит ответ, они так говорят.
- А если тебе скажут штаны снять на сцене, ты снимешь? – съязвил Алан.
- Если он скажет – сниму, - без тени улыбки ответил Дейв, - я все для него сделаю, ботинки лизать буду, все что захочет сделаю. Я ему всего себя отдать готов. Душу, тело, голос, все что я имею я хочу… хочу, чтобы оно служило ему, мне нравится…нравится это…  Я хочу принадлежать ему. Он не хочет. Он не хочет меня брать. Я валяюсь в ногах и прошу – Возьми меня, а он не хочет меня брать! Почему, почему такая несправедливость, Алан? Я ничего не прошу от него, все что я прошу – это просто взять то что я хочу ему отдать, Господи, за что? Что ты делаешь ему, что он выбирает тебя?!
- С моей субъективной точки зрения, - Алан тоже опустился в плетеное кресло на веранде их испанской виллы, Мартина сегодня с ними не было, он занимался активной социальной жизнью в городе, - с моей субъективной точки зрения, он всю жизнь выбирает тебя, - доставая из кармана пачку сигарет сухо сказал Алан, - курить будешь, или свои есть?
Дейв похлопал себя по карманам:
- Ой, забыл…дай папиросочку, Алан…хаха…
Они оба расхохотались, все это несколько отнесло их от тяжести настоящего в кажущееся теперь таким теплым и безмятежным, наивным и добрым, прошлое.
- Па-чи-му-эта? – с сигаретой в зубах переспросил Дейв, - почему эта тебе кажется что он выбирает меня?!
    Он воззрился на Алана с неподдельным интересом. И Алан услышал в голосе чуть большее воодушевление и оптимизм, чем он мог бы ожидать от Дейва после всего сказанного. Он услышал в голосе Дейва неприкрытый интерес. Он словно ждал малейшего повода, чтобы подпрыгнуть и поскакать как ни в чем ни бывало, забыв о том, что Март не уделяет ему должного внимания, не ценит его любовь, и не приезжает к нему в гости. ****ый псих. Он был готов забыть все свои претензии даже за то, что бы кто-то со стороны дал ему ложную надежду, что Мартину не все равно.
    Алан задумчиво и медленно выпустил дым от сигареты в потолок. Он понял, что черт его дери, слишком увлекся дискуссией. И слишком поверил в искренность Дейва. Точнее, Дейв-то конечно не играл, но просто он по наивности забыл, что Дейв – это Дейв.
- Не бери в голову, - холодно ответил Алан.
- Оооуу-кеееей, - внезапно мягко и уступчиво согласился Дейв. В лице появилось что-то умилительно-щенячье. ****ь. У Алана аж глаз задергался, он прочитал по лицу Дейва, что он, в глубине души, уже несется навстречу Мартину, и видимо встретит его такси на полпути к Мадриду. И там же его, по всей видимости, и завалит. Дейва кстати, не смущала смена внешности и внутренности Мартина. Точнее, он ее не заметил, когда Алан пытался как-то донести до него свои изложенные выше соображения, Дейв удивленно воззрился на него:
- Да он всегда такой был… - уверенно сказал он.
- Извини, что спросил, - ехидно сказал Алан, - я забыл про мозги.
Хотя, вообще, он признал Дейвовскую правоту по части Сюзанн. Она знала. Она знала все. Пожалуй, только сейчас Алан это понял в полной мере. Она действительно, знала все. И она выносила Мартину ребенка. Несмотря на  все это, несмотря на то, что он все еще никак не решался на ней жениться, она сделала его отцом своего ребенка. Это, пожалуй, стало шагами, которые запретили игнорировать ее как фактор. В сущности, она развалила привычное их с Дейвом мироустройство, где Мартин существовал только для удовлетворения их с Дейвом потребностей. Где он был центром притяжения и центром всей этой гребаной эротической игры, которая, как понял сейчас Алан, глядя в белую отштукатуренную стену, и держала их всех вместе. Кристина была частью игры, все его прочие поиски идеального ****ства – были частью их игры. Он нарушил правила игры, рассказав о ней Сюзанне. Он отказался играть дальше. Случилось невозможное.
    Мартин вышел из их общей игры.
    Мартин ее, когда-то сам же и завел. Он не имел права из нее выходить. Это было нарушение всех законов мироздания. Это было нарушением правил. Он должен был оставаться в ней до самого конца. Они с Дейвом могли уйти. Мартин уйти не мог. Не должен был по определению, он не имел права себе это позволить. Они все слишком много положили на эту игру, чтобы он имел право выйти.
   Но Мартин вышел из игры.

****

 И почему он не понял этого сразу?
Может быть, потому что Мартин никогда не умел сказать – нет? И после его эпичнейшего гетеросексуального фейла, все по большей части над ним ржали.
- Ты это видел? – Миллер заехал к ним в студию, в Париж, где они писали то, что с легкой руки Мартина обозвали саркастично «Музыкой для масс», как раз тогда, когда Мартин привел в студию свою новую девушку, Сюзанну Бойсверт.
- Видел, - равнодушно ответил Алан.
- Чистокровная баньши! – восхищенно сказал Дэн.
- Да ладно, - сказал Алан.
- Зуб тебе даю, - сказал Дэн, -  Вот говорил, говорил я! На любую гайку! На самую что ни на есть хитровыебанную гайку найдется! Найдется-таки свой болт с нарезкой. Что ты на меня смотришь грустным взглядом, как корова на аппарат искусственного осеменения?
 - В первый раз встречаю поэтическое изображение женского образа в виде болта и прикидываю,  что я что-то упустил в этой жизни, - сказал Алан. Об аппарате искусственного осеменения он Миллера спрашивать не стал, ради сохранности собственной психики.
- Болта с нарезкой, - уточнил Миллер.
 После происшедшего с Кристиной, Алан стал значительно увереннее в себе. У Дейва хватало забот с новорожденным Джеком и раздирающими его проблемами с Джоанной. Относительно его легкой победы над Кристиной Сюзанна вовсе не казалась Алану сперва достойной обсуждения проблемой. Она его напрягала конечно, и своим присутствием, и выражением идиотической мечтательности на физиономии Мартина. Но никаких знаков опасности он не видел. Мартин бесил его теперь еще и своей появившейся из ниоткуда пунктуальностью, выражавшейся партикулярно в том, что он вставал и уходил из студии ровно когда заканчивался по графику его рабочий день.
    Мартин ничего ему не говорил. Держался, вроде бы как обычно. Ни на что не жаловался, ничего не рассказывал. Смеялся на его шутки. Не спрашивал, почему он не звал его с собой, как бывало обычно. Алан было уперся, что не будет звать, пока Мартин не спросит, ему в приступах паранойи стало казаться, что Мартин радуется тому, что ему не надо придумывать глупых оправданий, в которые все равно никто не поверит. Он решил, что будет ждать, когда Мартин попросит его позвать его к себе, но в какой-то момент понял, что этого не произойдет никогда, просто потому что мысль попросить даже не приходила Мартину в голову. Просто потому что Мартину не пришло бы в голову попросить, вообще-то, просто потому что Мартин – это Мартин, но сгущаясь в красках обиды все выглядело исключительно личным отношением.
     Ему стало казаться, что Мартин старается его избегать. Он пару раз придавливал его к стенке, но Мартин все отрицал. Если можно этим словом назвать то, чем они занимались. Может, в глубине души Алан все это даже начинал ненавидеть, но дьявол свидетель, это было горячо.
        Он нарушил свое табу, и затащил его к себе. Отыгравшись за месяцы вынужденного воздержания по причине их гормонального взаимонепонимания. И хотя он сомневался в правильности своего поступка пока они в полном торжественном молчании ехали к нему, то сейчас, полуживой от усталости, в полуобмороке от кайфа, лежал на кровати, курил, глядя в потолок, чувствовал, как Мартин сопит ему в плечо и понимал, что оно того стоило.
   Антон Корбин вывел их на промо-фотосессию к альбому. Сюзанна тоже была там, ходила, не выпуская Мартина из виду.
- Мартин под прицелом, - хихикнул Дейв.
- Слушайте, я уже устал считать баранов, пока вы построитесь в одну линию – с сильным акцентом прокричал им Антон.
Все расхохотались.
   Алан облизнулся, и медленно и демонстративно, словно хирург, натянул кожаные перчатки. Дейв весело заржал, считая, что это Алан смешит, наверное его. А Мартин побледнел внезапно, у него как у кота ночью внезапно, расширились зрачки, и отвернулся, оцепенев. Вчера эти перчатки были на его теле. В смысле касались его тела, ласкали его. Алан прихватил их с собой с мыслью вдруг пригодиться. Он знал, что Мартин их запомнил, он приложил все усилия, чтобы Мартин их запомнил.
    Он точно их помнил вкус этой кожи, он закрыл ему рот рукой в перчатке. Перчатки эти точно запомнились ему своим прикосновением, будучи чуть холоднее и жестче и как-то чужеродно циничнее, чем голые руки. Ладонью в перчатке по губам, чувствуя, как податливо и сладострастно они приоткрываются навстречу. Средний и безымянный палец в рот, сразу с усилием, чувствуя, хотя вроде бы через толстую кожу не должен бы был бы, напряжение губ и тугой обхват как на члене.
   Алан выдохнул, выпустив со свистом воздух сквозь зубы.  Мартин стоял перед ним, лицом к стене, руки сцеплены за спиной карабином на кожаных напульсниках. Алан, продолжая одной рукой трахать его в рот, другой рукой поглаживал ему спину, вверх и вниз, осторожно, прямо между сведенными, благодаря наручникам лопатками, заставляя спину еще больше изогнуться рефлекторно. Гладя, и гладя, чувствуя по своему собственному ускоряющемуся току крови, как его манипуляции заставляют пламя внутри тела Мартина разгораться.
 - Напульсники – это хорошо, - задумчиво сказал Алан. Мартин, стоял абсолютно голый (конечно, если не считать вышеупомянутые наручники предметом туалета), тогда как сам Алан был полностью одет. Он даже куртки не снял. И, разумеется, перчатки, же, перчатки! Этот контраст резко усиливал ощущения обоих. Обостряя кожную чувствительность Мартина до невероятности, заставляя одурманенный сладострастным цинизмом ожидания долгой и мучительно-извращенной ебли, воспринимать нечаянное прикосновение воротника куртки Алана собственным предплечьем как возбуждающую прямую стимуляцию эрогенных зон. Обостряя обнаженность. Перед полностью одетым партнером ощущение незащищенности и открытости, усугубляя ощущение беспомощности от скованности рук.
- Да, хорошо, - кивнул Алан сам себе, оставляя рот Мартина в покое, разумеется, только на время, он так давно им не работал так, как ему бы следовало бы.- И они пристегиваются, - Алан провел обеими руками по красиво выступающими и очень мужественным трицепсами, нивелирующими хотя бы немного, до степени выносимости эффект трогательности нежной светящейся кожи, которую ему слишком ласково и осторожно хотелось бы целовать. Слишком, ключевое слово слишком. Хотя, какого черта, почему он вечно себе в чем-то отказывает? Алан коснулся губами, закрыв глаза, солоноватой кожи, медленно и лениво двигая языком, словно лакающая воду большая африканская хищная кошка, пришедшая на полный забывших страх антилоп водопой в иссохшей летней саванне.
    В процессе ленивого лакания плеча Мартина, Алану внезапно открылось и другое преимущество их позы. Как-то так внезапно оказалось, что его член замечательно, и даже можно сказать увлекательно потирается о скованные руки Мартина. Не отрывая рта от мягкой и теперь уже немного влажной от его работы кожи, Алан прямо и без обидняков вдавил свой пах вперед. Кажется, этим кожа под его губами стала казаться еще вкуснее.
   Они тяжело выдохнули, оба. Мартину ощущение твердости его член сквозь штаны в ладони показалось ничеть не менее возбуждающим, чем Алановскому члену вынужденная ласка его рук. Ах, да, Алан же не закончил свою мысль:
- Это удобно, - сказал он, -  мне удобно. Так я могу сцепить их в любой момент, когда захочу это с тобой сделать. Понимаешь, да? Я могу взять тебя в любой момент, как я захочу. Я просто могу сцепить их, и трахнуть тебя и не важно, что ты об этом всем думаешь.
- Да, ты можешь, - странновато, сквозь зубы, слишком вызывающе для своего как-будто бы подчиненного состояния хмыкнул Мартин. Да, похоже Алан расслабился раньше времени, - можешь.
    Сарказм показался Алану совершенно неуместным.
Он ничего не сказал, просто отстранился от Мартина. Не решив до конца, обидеться ли всерьез или использовать свою «мнимую обиду» как часть игры. Мартин вздрогнул, занервничав от потери контакта. Это Алану понравилось, ему вообще нравились проявления Мартиновской зависимости от него. Потому он просто наотмашь отвесил пару внушительных шлепков круглой, голой правой ягодице перед собой. Потом постоял, подумал, критически полюбовался на порозовевшее пятно на коже и для симметрии изобразил нечто похожее и на левой тоже. Тем же самым методом.
- Ты сам знаешь, за что, - самодовольно ухмыльнулся он.
Алан снова прижался к спине и рукам Мартина властно прижимая его к себе и сурово, без лишних церемний хватая его соски. Сжимая жестко и резко, но толстая кожа перчаток перераспределяла давление так, как надо, поэтому Мартин лишь только всхлипнул восторженно, нежной истомой интонации побуждая Алана ни в коем случае не пытаться обходиться с ним  мягче.
- Тоже смешно, да? – он с усилием прокрутил между большим и указательным пальцем, кусочки нежной кожи, словно ручки от аналогового синтезатора.
- Да нихуя, - выдохнул Мартин.
- Отлично, - мрачно сказал Алан. Ничто его не бесило так сильно, как Мартиновское чувство юмора в подобных ситуациях. Можно подумать, это все ему так легко давалось, чтобы над этим еще и ржать! Он ослабил хватку и несильно хлопнул обеими ладонями по тем местам, что недавно пытал, разгоняя кровь, и заставляя Мартина вздрогнуть.
- А знаешь, что будет смешно? – очень сладострастно прошептал Алан Мартину в ухо. Он опустил руку ниже, по животу, словно бы в нерешительности, стоит ли продолжать поиграл с волосами лобка, схватил в ладонь напряженный ствол члена Мартина.  У Мартина мурашки побежали по телу, по обнаженным плечам, где задумчиво лежал подбородок Алана, когда он задумчиво смотрел на Мартиновский *** в своей руке. Когда они ирали, Алан редко гладил ему член. Делал он это отнюдь не случайно. Это все являлось выводом из целой эротической концепции. Ему было интересно гиперстимуляровать Мартина всякими возможными обходными путями, заставляя его кончить с минимальной стимуляции его члена. В идеале – вообще без нее. Мартин слишком быстро возбуждался, чтобы делать это интересным для игры. Ну, разве что, эту способность можно было приберечь для того, чтобы быстро и в некотором смысле насильно заставить его кончить, исключительно для собственного морального удовлетворения своей властью над Мартиновским оргазмом. Ну, или если игра уж слишком затягивалась, и перевозбужденный слишком большим разнообразием и интенсивностью стимуляций мозг начинал понижать уровень возбуждения, аккомодируясь к слишком сильным раздражителям. Тогда он позволял Мартину сделать это себе. Ну, или делал это за него так и быть, сам. Чтобы знал, кто в доме хозяин.
    Алана значительно больше радовала мучительно долгая и сладкая своей изуверской увлекательностью пытка, насилие над мозгом, в большей степени, чем над телом, заставляя перевозбужденные нервы неправильно ловить и неправильно истолковывать неправильные сигналы. Хотя, почему, собственно, неправильно? Единственно правильным образом истолковывать. Алан считал это своим особым эксклюзивным даром, талантом и достижением. Особенно одаренным он ощущал себя когда заставлял Мартина кончать со связанными запястьями, с упоением трахая его в жопу, или в рот.
   В общем, Мартин стоял и боялся дернутся, боясь, чтобы Алан не передумал с одной стороны, а с другой подозревая, что это все как-то несколько странновато, и что он явно что-то нехорошее задумал. Алан и правда задумал. Но не торопился пока раскрывать все карты. У них было время. Вместо этого он убрал руку с *** Мартина, вызвав легкий разочарованный выдох, сменившийся интонацией чистейшего восторга, когда Алан демонстративно несколько раз плюнул себе в руку, чтобы вскоре вернуть ее на место.
-  Так будет лучше скользить, - пояснил он, хотя не то что бы Мартин бы его спрашивал. Просто он знал, что вместе с движением по стволу туда-обратно, его слова произведут неизгладимое впечатление. Тело Мартина вздрагивало в его руках почти при каждом движении его руки на нем, Мартин просил его не останавливаться, таким тоном, что Алан едва не пожалел о том, что он так редко его так касался. Слововсочетания держать Мартина в своих руках обретало однако очень явственный, физиологический, предельно ясный смысл.
- Дай…мне…кончить…
   А вот это Мартин зря сказал. Алан так увлекся процессом, хотя чувствовал, что его начинают раздражать преграды, разделяющие его кожу и кожу Мартина, потому что если бы он чувствовал нежную кожу твердого *** Мартина своей рукой, процесс его дрочки доставил бы ему лично значительно большее удовольствие, но он все равно чувствовал каждое движение каждого мускула его тела, и так увлекся этим, что едва не пропустил коду. Вообще, он и не думал останавливаться даже, ему нравилось когда он находился НАСТОЛЬКО в его руках. Алан отстранился от Мартина, чтобы не перевозбуждаться его голым возбужденным телом. Его мысли итак уже понеслись вскачь в неведомые дали, где он перекинув беззащитное тело через подлокотник кресла всаживал ему до мокрого шлепка потных яиц о мокрую от испарины кожу широко раздвинутых, чтобы принять его, бедер, с каждым ударом словно пытаясь вбить свой хуй в него еще глубже, еще интенсивней, хотя глубже уже было совсем некуда.
- Вот да, я думаю, что это будет смешно, - сказал Алан внезапно, разворачивая Мартина лицом к себе и впиваясь губами в его губы. Недоумение, разлившееся по лицу Мартина ему очень сложно было забыть. Недоумение – это хорошо. Это вообще очень хорошо, когда он не знает, чего ждать. Эта мысль подняла Алану настроение, и он по доброте душевной присосался к Мартиновским губам надолго, поглаживая обеими руками его тело, очень осторожно обходя правда одну опасную территорию и ограничиваясь относительно невинными бедрами, задницей и животом. Когда его руки снова поднялись вверх, чтобы медленно надавить, задевая обоими большими пальцами, просунув руки в подмышки, соски, Мартин попытался выгнуться навстречу ему, ясное дело, что ему хотелось совершенно иных ласк.
- Нет-нет, малыш, даже и не пытайся – тихо, довольно сказал Алан, - даже и не пытайся, я тебе этого не дам.
- Возьми тогда, - мрачноватым басом предложил малыш.
Ну, вот еще.
- Нет, не сейчас, - сказал Алан, наблюдая за грустью, залегшей от его слов на челе Мартина, - я, знаешь, чего сейчас хочу?
- Чего? – однако, надежда еще теплилась где-то в самой глубине.
- Я хочу,… хочу… чтобы ты попросил меня… это с тобой сделать.
- А я что делаю? – как всегда убийственно рационалистично, быстро и по-деловому ответил Мартин.
- Я не то имею в виду, - сказал Алан, снова поворачивая Мартина к себе спиной и…принимаясь расстегивать его сцепленные запястья, - я имею в виду, я тоже хочу получить от происходящего удовольствие. Я даже, пожалуй, расцеплю тебе руки, чтобы тебе было удобнее мне его доставить.
- Я должен тебе отсосать? – предположил Мартин.
- Ну, может быть, - очень равнодушным тоном сказал Алан, - может быть, если ты сможешь убедить меня в этом.
  Мартин испуганно покосился на него.
- Если ты сможешь убедить меня в том, что ты этого хочешь, - очень мерзким милым тоном уточнил Алан, разворачивая Мартина снова лицом к себе.
- Ты ведь хочешь этого, сука, хочешь, а? – Алан внезапно приложил Мартина об стену, угрожающе схватив его рукой за шею, повергая противника в эмоциональный шок внезапной сменой своего поведения, - хочешь? Так убеди меня в этом, что хочешь, ****ь!
    Мартин молча смотрел на него. У него в буквальном смысле слова отвисла челюсть. Точнее вначале он дернулся от приказного, грубого тона Алана, схватил его больно за руку, он мгновенно среагировал на агрессию Алана так, как и следовало ожидать, ответной агрессией, и вопрос стоял только в том, чтобы подавить ее сразу. Это могло либо получиться, либо нет. Алан сдавил руку у него на шее, лишая доступа воздуха и рявкнул громко, чтобы головокружение не мешало Мартину услышать:
 - РУКИ! – рука Мартина ослабила хватку на его руке, Алан отпустил его горло немного, но все еще так, чтобы контролировать, важно было чтобы Мартин понял, что его собственный комфорт и ощущение безопасности непосредственно зависит от того, как он его слушается. Он не отводил руку далеко. Он не сомневался, что первое что сделает Мартин – это его проверит, как только почувствует его слабину. Он не ошибся, Мартин снова попытался насильно отвести его руку, и ему пришлось снова сжать хватку.
- Отпусти, - едва слышно прошептал Мартин, в этот раз, явно поняв все быстрее, чем в первый раз. Несмотря на то, что руки его безвольно повисли, и глаз он не поднимал, Алану отчего-то не очень понравилось его настроение. Скорее, он был очень глубоко задет тем, что Алан его только что унизил, заставив себе подчиниться, чем возбужден. Нет, Алан хотел получить от него совершенно другое. Он приблизился всем телом, не убирая руку, хотя держа руку на шее Мартина совершенно номинально. Мартин вообще не сопротивлялся, он стоял у стены как будто висящая на его руке тряпичная кукла. Да, наверное он несколько переиграл.
   Алан коснулся губами его губ. Они ожидаемо встретили его сжатым холодом.
- Открой рот, - сказал он тихо.
- Убери руку, - так же тихо и так же настойчиво ответил Мартин у самого его рта. Засранец стал торговаться. Это сильно усложняло положение.
- Я сказал, Мартин, открой рот, - он поднял руку выше, фактически заставляя его это сделать, как собаку пасть, когда ей пытаются дать таблетку, нажав одним пальцем сразу за ухом, и большим пальцем отталкивая нижнюю челюсть вниз. Это было не тем, что он от зажмурившегося Мартина хотел, но так он смог хотя бы начать целовать его всерьез. С языком. Сильно надеясь, что Мартину не придет в голову в самый ответственный момент клацнуть челюстями и прикусить ему что-нибудь, потому быстро выполнил требование Мартина, на всякий случай, быстро отпустив его шею, и опустив руку вниз, подхватив его ловко под яйца, заставляя рефлекторно выдохнуть, и как получается раскрыть рот для его вторжения уже добровольно. Слава богу, их опасная игра не так сильно понизила градус его возбуждения, как могла бы, а стало быть он все еще в его руках. Алан старался вовсю, страстно вылизывая его губы и всасывая в себя язык, рука его при этом играла с его яйцами и чуть…чуть сзади, соскальзывая в промежность, когда наступил тот самый переломный момент. Мартин слегка раздвинул ноги навстречу его руке, пропуская ее дальше, туда куда было нельзя. Алан счастливо выдохнул, простонав ему в рот. Уф, ****ь, прокатило!
- Я тебя люблю, - сказал он Мартину.
Ну, просто потому, что это очень надо было сказать.
- Я тебя люблю – повторил он как-то уже чуть меньше уверенно, не потому что засомневался, а потому что ему показалось, что он увидел в глазах Мартина слезы. Он всегда забывал об его эмоциональности. О той, которую он всегда скрывал от чужих как святая святых, да и от своих тоже, потому не удивительно, что он забыл, что с ним надо осторожно, как с девочкой, - ты это понимаешь, да?
  Этот стервец, разумеется, пожал плечами.
- Мартин, я и сейчас тебя люблю, - придется объяснять свои намерения подробнее, Алан уже проклял ту секунду, когда он вообще решил все это начать, - вот я… - он вновь схватил его член, собственнически, быстро несколькими движениями доводя его снова до  нужной кондиции, заставляя руки Мартина вцепиться себе в предплечья, и хорошо, что он был в куртке, а не то они оставили бы синяки, - прямо вот сейчас, я … тебя тоже люблю, правда…правда несколько извращенно, - хмыкнул Алан непроизвольно, отзеркалив улыбку внезапно разбившую выражение полнейшего отчаяния на лице Мартина и сделав его лицо значительно более знакомым и приятным, для данной ситуации.
- Я…я…боюсь, что меня слишком сильно это волнует, - попытался пошутить он, - больше, чем бы мне бы хотелось бы, Алан, -  Алан не до конца понял, что он имел в виду, но это был повод снова сцепить свои губы с его, продолжая ласкать его этажом ниже, что возымело значительно больший эффект, чем раньше, и возбужденный сдавленный стон Мартина завел и его.
- Отлично, - сказал Алан, убирая руки и ставя их по обе стороны от головы Мартина на стену, не отводя пристального взгляда от губ Мартина, зная, что его теперь заводит даже это, - просто отлично, - после долгого разглядывания, он снова раскрыл рот Мартина перчаткой, ни с того ни с сего, запрокидывая голову и накрывая своим агрессивным поцелуем, заставляя Мартина снова сладострастно застонать от кайфа. Нет, не зря он все-таки это придумал, не зря.
- Ммм, хороший мальчик, - прошептал он, усмехаясь у самых губ Мартина, чувствуя на вкус его ответную усмешку, - значит, ты хочешь доставить мне удовольствие? Ммм?
- Хочу, - сказал Мартин.
Ну, теперь у него было время его подразнить. И руками по телу, игриво сжимая и щипля в самых неожиданных местах, и словами у самых губ, очень теплых и податливых губ:
- Точно? Ты уверен, что ты этого хочешь?
- Очень хочу.
- Ты хочешь доставить мне удовольствие…как следует, ммм?
- Я хочу доставить тебе удовольствие…
- «как следует» - сквозь зубы, ухмыляясь, ехидно подсказал Алан Мартину то, что он не договорил.
- Как следует…  - повторил Мартин практически без колебаний.
- Отлично.
- Что мне делать? – спросил Мартин.
Алану понравился и вопрос и тон. Особенно тон.
- Просто делай все что я говорю, и я тебе уверяю, что тебе будет хорошо. Я имею в виду очень хорошо, Мартин, - он отстранился, чтобы снять куртку, становилось слишком жарко. Во всех смыслах этого слова.
     Он очень правильно это сделал, и вовремя, потому что в следующую секунду Мартин его убил. В буквальном смысле этого самого слова взял и убил. Не успел Алан повернуться к нему снова, повесив куртку на стул, как обнаружил Мартина стоящего перед собой на коленях.
- Ы… - он кажется что-то хотел сказать, но засомневался которое из слов, начинающихся на букву «Ы» он собственно имел в виду. Мартин нашел его руку и не поднимая его глаз медленно и очень аккуратно, если не сказать, просящее поцеловал его.. руку. Точнее перчатку. Алан почему-то завыл. И от этого вот всего и от несправедливости того, что это все-таки была не совсем его рука, точнее его, но его кожа бы хотела ощутить это сама.
- Че…го…ты хочешь? – деревянным голосом спросил он, мучительно заставляя себя артикулировать слова.
  Мартин потерся щекой о его штанину, задумчиво глядя на него, стоя у его ног на коленях, и лизнув гладкую поверхность топорщащуюся дугой в паре сантиметров от ширинки, прямо, надавив языком и снизу вверх.
- Его, - сказал Мартин.
Алан с завистью отметил, что у него получилось сказать значительно тверже. Штаны он свои тоже уже ненавидел. Но он не мог просить Мартина прекратить тереться щекой об его ***. Это было слишком антигуманно по отношению к самому себе.
- Кого? – внезапно уточнил он, когда до него дошло что, собственно Мартин сказал.
- Тебя, - невинно поправился Мартин.
- Так как-то лучше,  - мрачно сказал Алан, размышляя на тему, как одновременно сохранить безупречный вид и достойно, не выглядя медведем дрочуном, через букву «о»,  элегантно расстегнуть ремень штанов в перчатках. ****ь, если бы еще этот вот внизу не ухмылялся, ничего от него было не возможно скрыть.
- В смысле твой ***, - еще раз поправился Мартин, увлеченно наблюдая за этой сценой.
- Скотина, - очень по-доброму сказал Алан, потому что глумливость физиономии Мартина это было просто чудовищно, - не смотри.
- Не могу, - честно признался Мартин, - не могу оторваться.
- Ах ты ж ****ь, - Алан в сердцах отпустил пряжку, схватил Мартина за плечи и толкнул вперед, - голову вниз, я сказал, можешь опереться на руки.
   Мартин последовал его рекомендации, слегка выгибаясь в спине, и наклоняя голову ниже.
- Вот так, - Алан провел рукой по его спине, и поощрительно-задорно шлепнул по заднице, - вот в такой позе меня в тебе вообще все устраивает!
- Хе-Хе-Хе, - жизнерадостно отозвалось снизу, - А как я смогу в такой позе сосать?
   Ох, мистер Гор, этот ваш не в меру пытливый ум.
- А кто тебе сказал, что ты вообще будешь сосать? – мрачно спросил Алан.
- А?...ой…  - сказал Мартин осторожно. Алан провел ладонью по спине и, задумчиво раздвинув его себе совсем не с той стороны, которую они так живо обсуждали, задумчиво плюнул на его задницу, очень медленно и цинично размазав это все вокруг непосредственно дырочки, как бы намекая своими действиями на совсем другое, чего бы он бы хотел,  - что? – несколько не к месту испуганно спросил Мартин, -  так сразу?
- А чо, поуговаривать еще? – глумливо спросил Алан, - Тьфу, - задумчиво повторил он свои действия с оттопыренной ему навстречу задницей, - хорошо, поуговариваю, как так? – он вновь сунул ладонь вниз, под яйца, поглаживая промежность целиком, - я…достаточно убедителен?
- Достаточно?! А?!  - он внезапно повысил голос, шлепнув для приведения в чувство партнера по ягодице.
- Я…я не знаю…на-верное… - ответил Мартин, но черт подери, это был не лучший повод тренироваться в его фирменной манере речи.
- Отвечай четко, - сказал Алан, - членораздельно отвечай. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?! А?!
- Да.
- Ты хочешь чего?
- Я хочу, чтобы ты меня трахнул…
- Можно даже короче, - сказал Алан, понимая, что от перчаток, все-таки придется избавиться, потому что неизвестно, что там хотел Мартин, но *** его сильно просился в Мартина. Но как же приятно было то, что он ему это говорит.
- А… - расстроенно, от потери контакта простонал Мартин, - выеби меня. В рот.
Вот упертая скотина.
- Хорошо, - мрачно сказал Алан, вставая, и заставляя Мартина подняться также, фактически засовывая ему в рот свой член, как тот ни был податлив, он все равно фактически ему засунул. Потом вытащил. Мартин выхватил его член у него из рук, черт, он и забыл, что развязал его. Он хотел было вякнуть, что он ему этого не разрешал, но забыл слова, когда Мартин вначале подхватил его *** одной рукой, прижимая к животу а потом снова потерся щекой по всей длине, потом взял в рот до самого соприкосновения своих губ со своим же сжатым вокруг основания его члена кулаком. Потом двинул по хую рукой несколькими ловкими движениями, потом снова забрал в рот.
- А-а-а-а-а… - Алану срочно надо было обо что-то опереться, он схватился рукой за стену, осторожно поворачиваясь. Мартин продолжал дрочить его член осторожно и ласково касаясь открытым ртом его яичек, одного за другим, Алан заорал в голос, радуясь, что нащупал затылком стену, и понимая, что Мартин не отпускает его от себя ни на сантиметр. Он забыл, ей-богу забыл, что он нахер тут задумал, когда Мартин, с невиннейшим видом глядя на него снизу вверх, медленно открыл рот и ритмично похлопал самого себя по губам его гудящим от напряжения хером.
- Ай, еще…еще, да… о…ах ты б…боже мой….
Это было просто немыслимо. Это было неправильно, давать ему в такой ситуации себя в руки, он знал, что неправильно. Но блинский блин, как же хорошо ему отсасывали сейчас. А что в этот момент могло иметь для него значение? Нет, он был не в состоянии себя взять в руки, нет. Мог быть только один путь для него, чтобы протрезветь. Алан смотрел на покрасневшие пухлые губы, в которых с характерным и таким болезненно приятным для ушей мокрым звуком исчезал и появлялся и исчезал его член.
- Давай, сильнее, сильнее …быстрее, давай, - боже, это все кричал он, мучаясь каждой секундой что губы у Мартина такие мягкие а рот такой горячий и все вокруг такое мокрое, мягкое и податливое и понимая, что совершенно не владеет своей головой, и что ему хочется жестче и крепче и… рука Мартина мгновенно заменила рот, подставляя губы, раскрытые губы к самой головке члена Алана, только этим жестом и усиливающимся давлением приводя его в чувство, чтобы дать осознать, что фактически, больше нет пути назад, и что он вот-вот…что он…в общем то кончает Мартину в рот.
- А, БЛЯ! ЧЕРТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – как он проморгал тот момент, когда больше не было пути назад?! Алан с отчаянным воплем вырвал у него свой член, хотя уже это не имело никакого смысла, разве что часть спермы, вырвавшейся из этого гребаного вулкана разлетелось по сторонам, попав на лицо, грудь, Мартина, на его, Алановские ботинки и на пол.
- ****Ь!  - возмущенно выругался Алан, - *****! *****!*****!
Слово не то что бы было адресным, просто его переполняли эмоции, и других он не мог подобрать. Нет, кончил он отлично, отсосали ему первоклассно, но ****ь!!! Ладно, может быть, теперь он сможет соображать лучше. В конце концов, Гор-то, в отличие от него не кончил. Нет, он совершенно напрасно сидел тут и ухмылялся, откинувшись на руки назад, с некоторой долей морального садизма не делая ничего по части спермы на своей груди и на подбородке, скорее даже с некоторым вызовом это все Алану демонстрируя, зная, что его заведет этот признак обладания им.
- Чо ты радуешься? – хриплым голосом спросил Алан, понимая, что еще не утихли спазмы его оргазма, как он уже начал заводиться на это совершенно ****ское поведение Мартина, особенно когда он задумчиво высунув язык попытался слизать с подбородка липкое и тягучее вещество, - Чо радуешься?
    Он резко наклонился к Мартину, хватая его за подбородок, так что его собственная сперма оказалась у них между губами, зная, что это отменнейший способ произвести впечатление в этот раз на Мартина.
- Ты что думаешь, я с тобой…. ты…думаешь… - он оторвался от губ Мартина, и снова взяв за загривок ставля его в позу по-собачьи, - ты думаешь, что если ты меня прикончил, то я с тобой закончил, да?
    Ему не интересно было слушать ответ.
- Я только начал, Мартин, только начал, - плечи Мартина ходили под его рукой ходуном, от того, что он часто дышал от возбуждения, наконец-то, он вспомнил, что ему на самом деле нравится.
- Ты уронил мою сперму на пол.
- М?
- Этого не следовало делать.
Он с удовольствием ощутил жар на своей собственной ладони от соприкосновения с кожей Мартина, он в первый раз шлепнув его без перчатки. Мартин выдохнул благодарно:
- Тебе нравится? – спросил Алан.
- Нравится, - сказал он.
- Скажи спасибо.
- С-пасибо, - Алан подсунул ему руку прямо перед лицом, вынуждая усилить свою благодарность поцелуем его руки, на этот раз обнаженной руки.
- Отлично, возможно мы поладим с тобой сегодня, Мартин, - Алан перекинул одну руку через плечо Мартина, и правой и левой ладонью сжимая его запястья, поверх кожаных браслетов, и фактически нависая над ним, - возможно, я тоже удовлетворю тебя, - член его, все еще голый и мокрый, касался Мартиновского бедра, влажного от пота, и это усиливало ощущения. Да, несмотря на хорошее обращение, он, его член, в смысле, не был так равнодушен к этим вещам, как он мог бы от него ожидать. Мартин тяжело дышал между его руками, в сущности, потираясь о его член, кажется даже на что-то намекая, о нет, определенно, что еще минута и Алан понял, что второй раунд для него неизбежен. Более того, он уже точно знал как.
- Давай, - он провел рукой по груди Мартина, подбирая еще не засохшую сперму и собственнически и властно засовывая свои пальцы ему в рот, - тебе же нравится это. Фактически, он трахал Мартина пальцами в рот, потому не рассчитывал в ответ на речи Цицерона, рассчитывал он на другое, - собери. С. Пола. Собери, - очень членораздельно сказал он, с удовольствием чувствуя всем телом, как Мартин воспротивился самой идее.
- Собери всю сперму, я сказал, - не знал он сам почему ему именно сейчас кажется это такой сексуальной идеей, но член его напрягся от одой мысли об этом, это было достаточно чудовищно чтобы взбодрить его так быстро, - У тебя есть выбор. Я сейчас прикую тебя куда-нибудь, за руки, и уйду, - очень понимая, что это чрезвычайно мерзко и подло с его стороны, сказал Алан. Ну надо было ему как-то отыграться.
   Мартин проныл что-то нечленораздельное. Алан сунул руку ему в промежность, продолжая поглаживать самым возбуждающим для мужчины образом, убеждая его быть хорошей сучкой, и сделать хоть что-нибудь для него, точнее для самого себя, потому что он собирается трахнуть его в жопу прямо сейчас, а у него мягковат, а стало быть он, Алан, сильно беспокоится, что если Мартин будет продолжать упорствовать, ему точно будет больно.
- ****ь, - восхищенно сказал он. Это было последнее, что сегодня вечером Алан сказал. Потому что Мартин выгнувшись, сделал, то, что он его просил. Медленно высунув язык и замерев в самой крайней точке, а, Алан бы сроду бы так не хотел это заснять для…нет, не для потомков, как сейчас.
- О, да!
    Жизнь определенно, в некоторые моменты бывала прекрасна. В такие моменты, как сейчас, когда он повернул Мартина, который теперь точно не хотел или не мог поднимать на него глаз, снова к себе, вначале благодарно целуя в рот, потом снова засовывая свой уже снова вставший член ему в рот. Только теперь Мартин отчего-то не имел наглости с ним играть, и он фактически выеб его снова в рот, разумеется, кончать туда второй раз он точно не собирался. К чему повторяться?
     Поплевав на руки и снова поставив Мартина в позу по-собачьи, да, к несчастью, на его полу был такой жесткий ковролин, что, Мартин только на следующее утро заметил, что к чертовой матери стер все колени, Алан его подбодрил, что ну, ему не придется завтра выступать в шортах, по-крайней мере. Вообще он так же сообщил ему, что ему следовало бы сообразить раньше. Тогда бы он и не начал. Мартин странно на него посмотрел. Очень странно.
Сейчас даже Мартину было не до собственных коленей. Не тогда, когда ни черта не мягковатый *** Алана вошел в него на половину, резко и замер, заставив его дыхание замереть, а организм сжаться резкой болью от вторжения.
- АААй… - не сдержавшись, завопил он, заставляя Алана зашипеть от восторга. Он наверное не хотел бы себе объяснять никогда почему, но ему так нравилось, что он может причинить ему боль. Да, его так сильно возбудила эта мысль, что он едва дождался, когда задница Марта привыкнет к нему, и вытащив полностью, снова вошел, наслаждаясь этим ощущением. Черт, он едва стоял на ногах. Вообще упал когда с третьим его бесчеловечным ударом по самые яйца, Мартин заорал, чтобы он ****ь, сука ****ая остановился, и ***** не двигался вообще, *****. Никогда.
   Алан решил что и правда стимуляция какая-то получалась слишком нездорово сильная, и решил смягчить ее скользким любрикантом. Ну, он вынул из Мартина, по-крайней мере, смазал себя, а потом вошел. Но Мартин несмотря на резкость сказанных парой минут ранее слов, не возражал. Хотя он сразу взял достаточно быстрый темп, он только сказал ему:
- Еще.
  Смазка, странным образом и правда, отвлекала. Если с третьим воплем Мартина Алан уже готов был кончить, то тут ему удалось неплохо поработать порядка семи минут по-собачьи, потом сверху, подложив свои согнутые в коленях ноги под бедра Мартина, тем самым позволяя себе некоторую агрессивность амплитуды движения, без опоры на руки. Потом завалил его больше назад, поднимая его обе ноги себе на плечи, и поднимая задницу, чуть вверх, позволяя себе засаживать еще интенсивнее. Сжимая губы, закусывая их изо-всех сил зубами, и чувствуя лишь соленый вкус собственного пота, каплями стекающего по лицу. ****ь, я заставлю тебя кончить!!! Да, наверное, заставит. Мартин уже совершенно откровенно просто просил его трахать его сильнее, и он сделал это, хотя он не чувствовал уже ни рук, ни ног, ни даже, кажется самого ***, он раздвинул ноги Мартина перед собой снова, и снова понял, что он делает, потому что вряд ли Мартин уже соображал, что он делает, но он схватил собственный хуй, который судя по его покрасневшей влажной головке уже был готов выстрелить с минуты на минуту. Все что мог сделать Алан в этот момент это перехватить инициативу, оттолкнув, отодрав, с протестующим переходящим в восторженный, воплем руку Мартина, и заменив ее на свою, двигающуюся с той же интенсивностью.
    Оргазм Мартина залил ему всю руку, живот самого Мартина, и послал его самого, спазматически, сжавшись на его ***, в ****ый рай, как он себе его представлял, что очевидно сильно противоречило, как ему казалось традиционным христианским представлениям об оном.
     Он курил задумчиво, все еще мокрый после душа, и наконец-то раздетый, рука его ходила ходуном и сердце все еще не до конца отошло. Когда к нему явился из душа Мартин. В чем мать родила. И молча ткнулся носом ему в плечо. Это было так трогательно. Алан почувствовал некоторое чувство вины за свой предыдущий цинизм.
- Я…сделал тебе больно? – очень осторожно и заботливо спросил он.
- Шы-то? – спросил Мартин, отбирая у него сигарету.
- Ты просил меня остановиться, я… - Алан замер, разведя руки в стороны, и подбирая слова.
- Думал, кончу, - сказал Мартин серьезно, - обидно было. Начинать.
- Бля! – сказал Алан.
- Хехехе, - сказал Мартин.
Алан забрал у него сигарету, мстительно. Впрочем, затянувшись ею один раз он о ней забыл, потому что Мартин полез на него ее отбирать, а он сопротивляясь случайно коснулся губами его шеи, потом лица, потом из губы встретились. И он не думал, что после всего что только что случилось, это технически возможно. Он вообще не очень понимал, как можно столько заниматься любовью, но они ею занялись. Конечно с гораздо меньшими физическими затратами, по сути практически от поцелуев лениво переходя к процессу, и продолжая так же лениво целоваться в сам процесс, через десять минут заставившему их обоих кончить, нервно сцепивши пальцы, и выгибаясь, от не менее интенсивного оргазма, навстречу друг другу.



***

В общем, это было с его стороны, после этого всего удивительно по отношению к Мартину цинично. На фотосессии задумчиво натягивать при всех эти ****ые перчатки.
  Оптический прицел Сюзанны, и панический ужас парализововавший Мартина доставляли Алану такое удовольствие, что у него аж дыхание стало сбиваться от возбуждения. Кажется, он дошутился и антиэрекционную мантру сейчас придется читать себе ему самому.
- Не хочешь выпить со мной вечером? – спросил он Мартина наиболее невиннейшим тоном, каким только умел.
- А… - сказал Мартин. На его лице была вся работа его мысли. Не в смысле, хочет ли он идти, Алан знал, что твориться сейчас в его голове, и что лихорадочно ищет предлог как бы отмазаться от Сюзанны которая притащилась ради него на съемки. Дейв мрачно покосился на Алана. Энди, на Мартина.
- О, прости, сегодня я не смогу. Я чуть не забыл, у меня сегодня важная встреча, - ехидно, радуясь что щелкнул по носу удачно всех троих, сказал Алан, - очень…очень важная встреча, - он смаковал каждое слово с трудом отрывая взгляд от шока, который выражало лицо Мартина, не в силах так сразу поверить во всю глубину случившегося облома.

О, девушка,
Приведи меня в свою Тьму
Когда этот мир старается изо всех сил меня разочаровать,
Только одна лишь твоя ласка меня благословит!

 Потом они с Дейвом застукали его в кафешке на набережной Сены, влюблено воркующего с этой…с этим самым… Болтом с нарезкой. Они переглянулись с Дейвом и пошли в Бастилию, посмотреть на музей пыток, чтобы взбодриться.
  Поначалу, Алан даже особенно ничего не имел против Сюзанны. Нет, характер ее, командира в юбке, он считал даже полезным для Мартина. Хотя, он был уверен, что ее давление на собственную невъебенную личность, Мартин будет терпеть ровно столько, сколько у него будет на нее стоять. То есть, пока на горизонте не покажется кто-то, который сможет чем-то задержать его интерес. Алана захватил спортивный азарт. И он был уверен что счет 2:0 в его пользу не за горами. Томными вечерами в парижском отеле он, бывало, осознавал, что в его принципиальном желании разрушить отношения Мартина есть что-то патологическое. Они не вели хозяйство вместе. Но между ними было нечто, куда доступа ни одной женщине не было. Туда регулярно хитрой ловкой змейкой то и дело проникал Дейв, но Дейв был не сильно умен. И со временем Алан научился это использовать против него. В сущности, даже, до некоторой степени настраивая Мартина против Дейва. И в общем, его устраивало это положение дел. У него была хорошая работа, у него были непростые, но чрезвычайно творчески производительные этой самой непростотой отношения. У них была одна Вселенная на двоих. Это было важно. Бытовые нюансы – не настолько. Тем более, определенно, этот «гостевой брак» создавал ощущение перманентного праздника и ощущения подъема от встреч. Правда, кроме подъемов, бывали и «спуски» . Спуски отъебывали нервную систему к чертовой матери так, что хотелось руками вырвать из груди сердце и растоптать к чертям эту трусливый, зависимый и жалкий орган, чтобы он больше не забивался радостно птичкой, услышав любимое имя, сказанное кем-то.
    Чтобы он больше не рождал восьмистраничных счетов за телефон, когда случалось услышать голос, и не хотелось отпускать его до утра. Господи, да о чем можно было так долго говорить? Чтобы этот орган больше не заставлял другой орган лишать его последнего дара соображать, от этого голоса, от двусмысленной шутки, или случайной трогательной словесной ласки. Чтобы он не задыхался от пронзающей его словно стальной клинок острой внезапной нежности, не шептал в телефонную трубку срывающимся голосом: «Хочу»... «Хочу тебя»… «хочу тебя рядом»…. Почти испытывая оргазм от тихого довольного смеха в ответ на свое повторяющееся в упоении «малыш, малыш, малыш». Это было что-то что он точно знал не было ни с кем и никогда. И, наверное, не будет. Это существовало ровно ту секунду, когда их дыхание сливалось в одно в этих телефонных трубках.
    В общем, это было достаточно болезненно осознать, что Сюзанна есть. Но Алан как-то сумел. Компенсировать. Было. Стоило ему оправиться от этого удара почти полностью, и снова забыть о ней, как последовал новый. Признаться, он знал конечно, откуда берутся, дети, и вроде бы, Дейв уже отметился на этом пути первым, но это ударило его под дых так, что у него чуть глаза не повылетали нахрен. Он услышал, что Сюзанна забеременела, и что у нее будет ребенок. Посмеялся, решил, что люди такие люди. Потом ему позвонил Кесслер и спросил, а не слышал ли он чего, и Алан напрягся. Потом его спросил об этом Миллер, потом позвонил Дейв и сказал, что у них с Мартином будет второй ребенок, ни столько не смущаясь, сколько наслаждаясь двусмысленностью формулировки.
   Никогда еще истина не вставала перед Аланом в своей чистейшей красоте и формулировке. Никогда еще во всей своей жизни Алан не понимал настолько ясно и четко, что в жизни Мартина Ли Гора, ему попросту нет места. Всяким баньши, ****ям, дейвам и прочим полоумным друзьям – есть. А ему – нет. Неважно, сколько он вложил в эти отношения, сколько лет он на них потратил. Через два года будет десять. Это была почти треть его жизни, сколько он отдал этим отношениям. И он ничего не получил за это. Абсолютно ничего. Ему был тридцать один год – он был взрослым мужчиной. У него не было ничего. Ни семьи, ни детей… то есть, он пытался. Он усыновил сына своей подруги, попытавшись жить с ней. Не столько по любви, сколько от отчаяния, что ему просто осто****ело возвращаться домой к трупам мышей и плотоядно коситься на сушеных тараканов, валяющихся под пустым словно ледяная пустыня Антарктики холодильником.
    Долго, правда, он так не смог. Жить вместе, когда вас соединяет любовь, непросто, порой даже кажется, что невозможно. Хотя он бы попытался еще раз. Он не понимал, почему Мартин никогда не заговаривал с ним об этом опять. И вообще всячески избегал разговоров об этом. Потому что на самом деле, они часто ездили вместе в отпуск, ездили в Испанию, в Тайланд, и даже в дом, который Мартин снимал в Йоханессбурге.
  Конечно, отпуск – это не жизнь. Конечно, об их еде заботились рестораны, об уборке горничные и туземные домработницы, гипотетические плюсы и минусы которых в постели они часто обсуждали за утренним кофе, в истоме ленивого тропического полудня, развалившись на шезлонгах. Но они друг другу не мешали.
Алан несколько раз хотел сказать «Мартин, ты помнишь, как у нас хорошо получалось вместе кормить испанских морских котиков? Они так и липли к нам, словно никого больше не было в океанариуме. Практически, просились на ручки. Может быть, это знак? Может быть, нам снова попробовать быть вместе? В смысле, по-настоящему, по-взрослому, в смысле, вместе, в болезни и в здравии, в горе и в радости, пока… ну в общем, а там как пойдет. Может быть, не стоит спорить с котиками?»
  Он раз пять начинал эту придуманную и отрепетированную им речь. И каждый раз ломался после словосочетания «испанских морских котиков». Мартин, кажется его уже подозревал или в зоофилии, или извращенной любви к барселонским гей-барам, потому что посматривал он на него как-то удивительно настороженно. Алану было стыдно, что он выглядит как идиот, но у него парализовывало челюсти как раз после первого предложения, и заговорить бы его не заставил бы сейчас даже ядерный взрыв.
    Как бы он хорошо по-человечески не относился к той, кто заботилась о его мышах и тараканах, когда его не было дома, пока он записывал альбом в Париже, или был в турне, или загорал, едва касаясь плечом плеча Мартина, слыша только звук прибоя и стук сердца. Его сердца.
    Ему было лучше когда ее не было рядом.
    Как бы ни был он ей благодарен за отсутствие бабских истерик, и что она не задавала ему дурацких вопросов, почему он не влюблен в нее до безумия, как бы ни берегла она его личную свободу – его раздражало все что связано с ней. Запах ее тела. Ее волосы в раковине. Вечно незакрытая зубная паста, и валяющиеся ее вещи. Благодарность, и хорошее отношение, а также дружба и уважение, оказалось, совершенно не равноценны слову любовь. Любовь была неблагодарна, она его предавала, она его унижала, она даже не считала его другом, она причиняла ему боль. И он ****ь хотел эти ебаные хорошие отношения, он хотел любви. Вообще-то он хотел чтобы она не причиняла ему столько боли. И иногда…иногда…ему бывало хорошо, но тогда он чуть не сдох. Снова. В который раз. В который, ****ь, уже раз!!!

****

   Алан нажрался до полнейшей слепо-немо-глухоты, с ужасом обнаруживав себя поутру на полу в обнимку с телефоном. Насколько он помнил, он звонил Мартину в четыре часа утра в состоянии легкого подшофе с трудом артикулируя на разные лады одну и ту же фразу:
- Мартин, а как же я, как же я, Мартин, Мартин, как же я…
Господи, стыдобища-то какая. Он очень надеялся, что был слишком пьян, чтобы набрать его номер. Он точно понял, что у него очень долго не получалось, и хотел верить, что голос Мартина в ответ ему просто послышался. Однако по выражению лица Мартина, полного раскаяния и жгучей вины, он понял, что нет.
- Я,.. я.. вообще-то я… я этого не хотел, - апофеоз чувства вины мистера Гора почти его растрогал. Ну, по-крайней мере, он нашел возможным ему сообщить о том, что у него будет ребенок и даже как-то выразить свое чувство вины по этому поводу. Алан чувствовал себя польщенным.
- Тебя заставили…, - сквозь зубы сказал Уайлдер.
- Нет, - сказал Мартин, - нет, не заставили. Просто я не планировал… мы, вроде бы никогда об этом не говорили с Сюзан, и я думал что этого не может быть…
-  Второй известный истории случай непорочного зачатия! Земля готова принять нового Мессию! Алиллуйя!!! – с крайне деланным восторгом воскликнул Алан.
- Ну почему же сразу…непорочного… - отчего-то обиделся Мартин.
- Ты знаешь, откуда дети берутся? – с придыханием спросил Алан.
- Теоретически, - убито сказал Мартин.
- Теперь уже практически, - успокоил его Алан.
- Теперь уже практически, - кивнул Мартин, - Я думал она…
- Предохраняется? – подсказал Алан.
Мартин кивнул, вид у него был совершенно потерянный. Алан даже было испытал к нему некую жалость.
- А самому было слабо? Или ты презервативы стесняешься покупать?
Фееричность юмора Алана была направлена на то, что Мартин для сценических костюмов скупил весь ассортимент секс-шопов, но Мартин юмора не понял. Может быть, понял, но не оценил.
Он снова кивнул.
- А за-за…- он, отчего-то стал заикаться, - зачем ими пользоваться…я имею в виду какой смысл встречаться или жить с кем-то постоянно если все равно нужно поль…
   У Алана вытянулось лицо, и он не смог это проконтролировать.
- …зоваться презервативами, - спустя паузу в три минуты закончил свою эпичную речь Мартин.
Алану очень хотелось поцеловать его в затылок. В самую маковку. Или ударить чем-нибудь. Побольнее. Еще никогда Мартиновская откровенность не казалась ему столь неуместной. Еще никогда ему не давали такую краткую и исчерпывающую оценку его роли в чьей-то жизни.
Наверное, тогда ему и снесло крышу.
Наверное это и сломало что-то в их отношениях с Мартином, чем он особенно дорожил и он не смог оправиться от этого удара. Это убило нежность, убило то, чем он дорожил, заменив раздражением, жестокостью и цинизмом – порождающими только раздражение, жестокость и цинизм. Как бы было бы отключить к чертовой матери это «Хочу». Его ничего не брало. Даже их полнейшее моральное разложение, даже в процессе взаимной дружбы. Кажется, оно только делало ощущения сильнее. Это было ужасающе, от этого взрывался мозг, не давая им спать, и заставляя их всех сходить с ума.
Теперь, спустя много лет, он в общем-то мог только смеяться над своими истериками, и над тем, как больно его резанули слова, в сущности, к нему не имеющие отношения. И да, разумеется, в сущности, он тоже разделял точку зрения Мартина о презервативах. Однако, в то время что-то с мозгами у них всех, очевидно, произошло.
     Взрослеть оказалось почему-то как-то совершенно изуверски и отвратительно, до тошноты, больно. В смысле, когда ему было двадцать два года, он думал, что он уже взрослый, и что ничего хуже того, что с ним уже приключилось, с ним не может приключиться. Но Бог, как сказал когда-то Мартин, обладает больным чувством юмора, и в тридцать три Алан понял, что он чертовски недооценил потенциал этого, Его, Божественного, с позволения сказать, качества.

 То, что ты делаешь,
Не сильно хорошо сказываются на моем здоровье,
Поступки, что ты совершаешь, ты совершаешь для себя,
Значения, что ты используешь, не должны смущать,
Но смущают. Я бы использовал те же.
И я бы не хотел, чтобы это было как-то иначе.
Да, ты бы мне бы, в любом случае, не дал бы.

Опасно, то, как ты оставляешь меня хотеть еще.
Опасность, это то, из-за чего я тебя хочу.
Опасно, когда я в твоих объятиях,
Опасно. Знай, я причиню тебе вред.

Ты врешь не для того, чтобы обмануть,
Твоя ложь не предназначена для того, чтобы я поверил.
Я слышал твои жестокие слова,
Ты теперь уже знаешь, что это нелегко
Увидеть, что мне больно.
И я бы не смог принять это от тебя  каким-то иным образом.
И у этого есть цена, которую мне придется платить.

Эти слова Мартина, он знал, он знал, что это про них. Кто-то может, думал иначе, но он-то точно знал. Он даже стеснялся этой песни. Ему казалось, что это так заметно. Это была его жизнь. Он часто обвинял его в неприличной откровенности, но, пожалуй это все было ключом.
   Ему надо было понять заранее. Тогда еще, что Мартин знает, что все произойдет именно так. Он так увлекся борьбой с Мартином, что не понял сразу, понял наверное только спустя много лет.

Я не хочу, чтобы ты делал для меня что-то иное.
Я не хочу, чтобы ты стал для меня кем-то еще.

Он сидел, слушал это. Он так и не смог за много лет отбить у себя привычку слушать внимательно каждое Мартиновское слово, сказанное в песне. Он знал, что если ему кажется, что они адресованы ему – они адресованы ему. Он знал, что Мартин тоже с жадным интересом ловит знаки от него. Ничто и никогда не подтверждало ему этого, и он хотел бы, чтобы подтвердило. Но он знал, что ловит.
    Алан считал «Ультру», некоторым своеобразным воплем «Вернись!». Он считал Ультру признанием Мартина своей вины и своего сожаления. Он испытывал исключительное удовольствие, что не поддался уговорам, и гордо сказал ему тогда «Нет». Надо же было ему получить какое-то удовольствие от всего этого процесса. Он сказал ему, что понял, что жить без него, без этой вечной боли, без страданий лучше. Легче. Он не променяет то благополучие здорового буржуа на то жалкое подобие жизни, что Мартин хотел бы ему предложить. К тому же теперь у него была Хеп. Скрипачка из одного из несчастных их разогревов. Она смотрела ему в рот, он казался для нее недостижимой звездой. Она не спорила с ним ни в чем, соглашалась и поддерживала его самые бредовые мысли. С ней было так легко, как ему не было, наверное, все последние десять лет.
    Она была по-бабски мудра, но не слишком умна. Это было полезно в хозяйстве, и не напрягало излишне. Он уже наслушался кое-чьих теорий о мироздании так, что на его век хватит. Она была простовата и грубовата – но второе ему было привычно, с его привычкой жить в мужском обществе, он бы боялся сесть в лужу как кавалер, попадись ему более нежный и трогательный цветочек, а первое – так было даже лучше. Она смотрела на него как на бога. Идеальные качества для жены.
    Возможно, он даже сможет  ее терпеть.
    Она с первого взгляда невзлюбила Мартина. Мартин, проявил все свои лучшие человеческие качества, и, кажется, относился к ней даже с еще меньшей эмоциональностью чем к пыли на книжной полке. Он, кажется, вообще не подозревал о ее существовании, даже если она находилась в поле его зрения. Алан надеялся, что он хотя бы поревнует, когда пригласил ее на свидание в первый раз. Но Мартин выразил абсолютнейшую индифферентность. Ему это было просто не интересно. Мартин обладал определенной долей снобизма, но в данном случае его снобизм превзошел сам себя. Это взбесило Алана. Взбесило настолько, что он даже позабыл свой основной страх.
    Того, что он, по правде говоря, побаивался секса с ней по целому ряду причин. Боялся не произвести должного впечатления, боялся, что она не заведет его так, как следует. Но возмущение и ярость, вызванные индифферентной реакцией Мартина, а стало быть, отчаянное желание доказать ему, как он крут, а так же ее мягкость и заботливость опытной взрослой женщины, ну и некоторая доза алкоголя довели их до постели в первый же вечер, и как-то получилось, в общем-то говоря, ничего.
    Она потом долго рассказывала ему, как ей было хорошо. Он не знал, как реагировать. Ему бы сроду не пришло в голову, чтобы ему это бы стал говорить Мартин, или что он бы его об этом спросил без лишней надобности. Зачем об этом говорить, когда итак все понятно? Если бы было плохо, они бы этого не сделали в следующий раз. Наверное, он и правда отвык от женщин. Потому с третьего раза, когда она опять принялась его нахваливать выдавил из себя измученное:
- Мне ни с одной женщиной до тебя не было так хорошо.
  И почти не соврал.
    Честно говоря, потом, думая об этом всем, он уже стал понимать, что она просто хотела очень сильно выйти за него замуж. Или потому что он был так хорош в постели. Не потому что так уж сильно любила, просто потому что на нее положил глаз достойный жених. Звезда, неплохо зарабатывающий, и желающий остепениться, и в некотором смысле, отойти от дел, в пике собственной славы и успеха, все еще красивый, в общем, для нее просто отменная партия, учитывая, что рассчитывать ей в шоу-бизнесе было прямо скажем, особенно не на что.
    Она была неприхотлива, ей не приходилось выдумывать комплименты, или лезть из шкуры вон, чтобы доказать, что он ее любит. Она вообще не мучала его подобными вопросами. Она сказала, что они – созданы друг для друга. Что у них общие интересы, а он решил, а почему бы и нет. Она разделит с ним его проекты, его идеи, она обеспечит ему дружбу и тыл, поддержку, и может быть станет матерью его детей.
    Ему тридцать шесть. Моложе он не станет. Там – сзади не было ничего. Впереди – возможность наконец реализовать себя как полноценную социальную единицу. Он сделал Хеп предложение практически сразу, решив, что отступать некуда. Она радостно согласилась в ту же секунду, потому что он очень хорошо вписывался в ее планы о светлом будущем. И тогда он понял, что Депеш Мод в его жизни больше нет. Мартина Гора в его жизни больше нет.
   Он не мог отозваться на его сожаления в Ультре. Он не мог вернуться. Тогда бы он согласился с тем, что он был в этом решении – неправ. А стало быть, взял и перечеркнул бы всю свою жизнь без него и признался бы Мартину, что без него у него жизни просто нет. Это было слишком унизительно, как признать себя трусом дважды. Во-первых, признать что сбежал, а во-вторых, признать, что сбежав, был неправ.

****

- Так ты из-за Сюзанны чтоли ушел? – голосом Миллера спросила его трубка без всяких банальных здравствуйте.
   Алан вздрогнул. Было ощущение, что Миллер подслушал его мысли. Отличный зимний солнечный день в кругу семьи был безнадежно испорчен. Он правда был испорчен еще раньше, их скандалом с Хеп. Но все-таки оставалась надежда.
- Господи, Миллер, это было давно и неправда. И вообще, это наша.. моя личная жизнь, Дэн.
- А я-то…орал тогда на Марта, мол что ж ты, пидорасина крашеная, бабу с ребенком бросил, и злился что он мне там мямлил в ответ, - продолжил Миллер, - а мне в голову не могло прийти, как это его осенило-то, гения-то нашего. Как ему это самому-то в голову пришло. Он же ненавидит что-то менять. Его до сих пор колбасит, что они развелись, и вовсе не потому что он ее сильно любит, а потому что его раздражает необходимость думать как жить иначе. Где он найдет еще такую дуру?! Я все думал, какой черт в него тогда вселился? Дейв был на другой планете. Слушай…я тут подумал… все взвесил, ну что ты мне тогда сказал…
- Я ничего тебе тогда не сказал.
- Нет, просто ты проговорился, – поправился Миллер.
- Слушай, это не телефонный разговор, - сказал Алан, - к тому же, Миллер, без обид, это тебя не касается.
-  Ну, вопрос этот конечно, дискуссируемый. Так вот, я подумал, грешным делом, он к тебе что ли ушел? – с убийственной прямотой спросил Миллер.
- Это он что-ли проговорился? – сквозь зубы спросил Алан.
- Нет, ты опять. Только что, - хмыкнул Миллер.
   Алан редко об этом говорил. Да и вообще, вспоминал раньше. Это было слишком больно. Это болело так сильно, что он не мог об этом говорить. В Испании он думал, что не поедет даже в турне. Он просто больше не мог терпеть. У Мартина родилась дочь, Сюзанн прибрала его к рукам, обиделся даже Дейв. Он не хотел никуда к чертовой матери, ехать. Не решался только сказать никому. Ходил кругами вокруг да около, и не решался. Его определенно не устраивала роль сессионного музыканта, рыдающего за стиральными машинами в подвале. А Мартина он, как он понял, потерял.
    В Лондоне они начали репетировать тур. Доделывать что-то. Алан думал, что после Испании жизни больше нет. А как-то странно, вдруг внезапно, когда он уже отчаялся, внезапно что-то произошло. Точнее ну что что-то могло еще внезапно между ним и Мартином еще произойти.

   Они сидели все, у него дома. Миллер курил, развалившись на диване, Флад тоже зашел, Флетч сосредоточенно смотрел телевизор, Кесслер ходил туда сюда…они обсуждали что-то, Алан точно не понял, как это получилось, просто он сидел в кресле, разговаривал с Дэном, и как-то вот внезапно понял, что Мартин присел на ручку его кресла. Дейва с ними не было. Дейв бы обрадовался. Он всегда радовался, когда Мартина внезапно приносило и как-то обрушивало рядом. У него вид всегда случался как у ненормального кошатника, когда, знаете ли, к кошатнику внезапно подходит его кот, которому в нормальном состоянии на вас совершеннейшим образом насрать, но если ему сильно нужно жрать, он внезапно начинает смотреть так влюблено и тереться об ноги, рождая в несчастном кошатнике  надежду на то, что котик искренне любит его, а не просто хочет жрать. В общем, у Дейва всегда случалось счастливое выражение лица, «киса пришла, ей от меня что-то надо». Но Дейва с ними не было. Он был слишком занят, чтобы общаться со своими коллегами. А Алан слишком живо себе это представлял. Потому он как-то не сильно расчувствовался тому, что его уха касалась Мартиновская коленка. Он сказал ехидно:
- Твои бедра на моих плечах. Чувствую себя как дома, - он знал, что Миллер вряд ли поймет, что в этом есть что-то кроме его обычной мизантропии, и знал, что Мартин точно окорбится и уйдет. Так и произошло. Мартина как ветром сдуло с его кресла, и хотя минуту назад Алан хотел его убить за бесцеремонность, сейчас он уже клял себя всеми самыми плохими словами, потому что умным-то, он конечно оказался, и Мартина, сука, подъебал, но стоило ли это ощущения знакомой до боли, голой коленки, в обтягивающих шортах, греющих ему ухо, он не знал. Когда шутил, казалось, что стоит, после, оказалось, что как бы и нет.
   Алан разочаровано положил ногу на ногу, потирая лоб. Ну почему каждый раз как он побеждал Мартина хоть в чем-то, он казался себе полнейшим идиотом. Хотя, понятное дело, почему Мартин его раздражал. У него не было секса уже несколько месяцев, а тут эта сука, ****ь, в велосипедках усаживалась у него на плече. Вообще, надо было иметь совесть.
- Надо пригласить Антона, он хотел… - начал Миллер.
- Угу, - сказал Алан. Мартин пошел покурить. Он не знал, куда себя девать. Ему хотелось самому подползти и вернуть это ощущение его близости, которое он как-то ненароком урвал от ощущения его бедра рядом со своим плечом. Он не знал толком, хотел ли он Мартина, или просто отчаянно хотел ****ься, и рядом находился условно доступный объект, но по понятным причинам, психоанализ был последней вещью на земле, которой он хотел заниматься. Миллер задал ему какой-то сложный вопрос, он было задумался и отвлекся, и, когда пришел наконец в себя, жизнь поставила перед ним новую дилемму.
   Мартин Ли Гор водрузил себя на диване, прямо напротив него. Что характерно, никого вообще не смущало его поведение. Он вел себя так, как обычно, он плюхнулся на диван, немного сползя вперед, как он это обычно это делал, довольно двусмысленно у него как-то это получалось, толи человек устал сидеть на жопе ровно, толи, сами знаете что ему мешало. Широко раздвинув ноги, и закинув руки за голову.  При этом на него, на Алана, Мартин Гор не смотрел. Он отвернул от него свою физиономию и со всем возможным политезом внимал начальству. Иногда задумчиво зевая. Как всегда, когда ему было особенно интересно.
   Тонкая белая майка с длинными рукавами четко обрисовывала контуры торчащих сосков. Удивительно, но все окружающие не видили нихуя, при всем при этом это нихуя начинало внезапно взрывать Алану мозг. Он, конечно не мог поручиться, что соски у Мартина торчат не от трения о материю рубашки, и что слишком волнующий изгиб обтягивающих шорт не является плодом его воображения, но… ноги были раздвинуты слишком старательно для того, чтобы он при этом ничего от него не хотел, и можно было не так сильно выгибаться назад, зная, что он не может на это все спокойно смотреть. Да, черт побери, у Мартина точно могло все встать только от мысли о том, какую реакцию это может вызвать в нем.
   Если Мартин почувствовал себя объектом его интереса,  тот он выжмет из этого все что только возможно и не успокоится, выражаясь высокопарно, языком великих, пока не получит голову Йоконаана на блюде. Алан сидел и молился о том, чтобы Мартин задумал все что угодно, только не это.
   Алан сидел, закусив указательный палец, и покачивая ногой. Убеждая себя в том, что этого не может быть. Он много месяцев старательно изживал образ Мартина из образа своих потенциальных сексуальных партнеров. Ну, нельзя же просто взять, раздвинуть перед ним ноги, чтобы… он же не животное. Как он сможет-то.
     Он слабо себе представлял как после всего он внезапно возьмет и займется с ним сексом. Еще хуже представлял себе, как это могло бы прийти Мартину в голову. Он вообще решил, что если Мартин больше ничего не сделает, ему следует просто решить, что ему померещилось, и списать все на персональную сексуальную фрустрацию. Он уже было уверился что все так и есть, пока руки Мартина задумчиво, как бы автоматически, скользнули вниз, по груди, через соски, по животу, задумчиво к бедрам. И по бедрам до колен и обратно.
     Алан выдохнул. Миллер о чем-то его спросил, он что-то ответил невпопад, и эта тварь напротив вперилась ровно в эту секунду в него таким нехорошим взглядом, цвета знакомых до боли болотных огней, что он понял, что отказываясь признать очевидное – просто дурачит себя.
     Мартин его провоцирует. Что-то наскучило ему в устроенности своего быта, не иначе. В это было сложно поверить. Он как-то даже и забыл, как это выглядит, но бушующая кровь не хотела верить в обратное. Весь вопрос был в другом. А как. Как спровоцировать его в ответ? Алан сильно переживал теперь, что он не Дейв Гахан. Дейв бы вообще щас ни на секунду бы не смутился бы. Принялся наглаживать бы себе бедра внутри и увлеченно перекладывать *** слева-направо и справа налево, сгибая так, чтобы бугор у штанов выглядел наиболее соблазнительно. Ох, он столько раз видел, как Дейв это делал, и какой успех имел, со своею ****ой демонстративностью. С какой жадностью и интересом взгляд кое-кого всегда следил за его о боже, какой примитивной и безвкусной игрой. Но болотной твари нравилась пошлость в таких вещах. Дейв умел потворствовать его тонкому вкусу.
   Алан всегда ревновал Мартиновский взгляд на ширинку Дейва. Но он никогда не завидовал Дейву так как сейчас. Он не мог. Просто не мог повести себя как Дейв. Миллер с Кесслером сильно бы удивились, начни он сейчас надрачивать себе *** через штаны не смущаясь их присутствия. Но он должен был вывести Мартина из себя.
   Водичка. В бутылочке. Как кстати она бросилась ему в глаза. Спинка дивана у него в гостиной, на которой сидел Мартин и Дэн, была сделана так, что на ней свободно валялась туча всякой ненужной ерунды. Газет, документов, чашка…водичка. Водичка в бутылке. Алан понял, что совершенно не может без нее жить. Он внезапно вскочил и протянул руку за ней. Хм. Ну как, протянул. Как бы, он случайно поставил свои ноги прямо между ног Мартина, раздвигая их шире, сначала левую, потом правую, бормоча как придурок:
- Ой, водички, что-то захотелось, - так, для товарищей которые не в зуб ногой, с чего его замучила жажда настолько, что он лезет за водой прямо по Мартину, и понимая, что нихуя он не сбил с толку Мартина, чьи полуголые ноги он раздвигал сейчас самым собственническим образом своими, чтобы напомнить ему его место и кто здесь главный и почему,  и который смотрел на него сейчас своими ****ыми ****скими ведьминскими глазами, облизываясь, словно в ожидании поцелуя в рот, или черт его знает в ожидании чего, чтоб ему всю жизнь этого взгляда никогда не видеть….
   Он сел на место. Смотреть он на Мартина уже не мог. Ни в глаза. Ни куда еще. Ни за какие деньги. Он на секунду опустил глаза вниз, когда брал водичку. Этот абсолютный в своем ****стве взгляд он бы не забыл после ни за какие драгоценности мира. Мартин вроде бы дал ему победить, но этот взгляд. *****. *****! Он смотрел на него так, словно бы тот уже его ****. Вот разве что не подмахивал только. Алан хлюпнул носом снова с сожалением, что он не Дейв Гахан. Мстя так, как мог уже, пусть уступая, но пусть ему не будет так просто!!! Он обхватил губами горлышко бутылки, нежно всасывая в себя водяную струю, желая, чтобы не только ему было так ***во, как в этот самый момент он снова ощутил бедро Мартина у себя на плече. Мартин снова обыграл его. Он просто взял и снова сел на подлокотник его кресла.
   Он также услышал осторожный вопрос Дэна, которого немного волновало, что они оба не слишком адекватно себя ведут:
 - А вы, вы... на чем вообще?
- А?! – спросили Алан и Мартин одновременно. Коленка Мартина от испуга всунулась ему в щеку, и это было очень сложно вообще поднять, какого *** Дэн от них хочет, потому что Алан хотел коленку Мартина.
- Вы чо-та сегодня ****утые какие-то. Вы вообще ебанутые, но сегодня вы ебанутее самих себя, - сказал со свойственной ему прямотой, Дэн. Дейва с ними не было, и все хорошо понимали, чем он занят, - вы что, тоже под наркотой, моральные вы уроды?
 - Какой наркотой? – испуганно переспросил Мартин.
Алану очень хотелось, чтобы Дэн отвернулся, и чтобы он мог незаметно для Кесслера и Флетча поцеловать Мартина в коленку все остальное его совершенно не волновало. Так, сэр, вы, однако, попыли!
- Мы не уроды!  Не совсем, уроды. Мы конечно несколько местами извращены, может быть даже…слегка аморальны… но…слегка!
- ХЕЕЕХЕЕ.
- И вообще, смотря что считать наркотой… - продолжил Алан, - нет..ну…в некотором смысле я бы сказал, что у нас тут…присутствующих есть один….иносказательно сказать общий наркотик…
- Ну, да, - сказал Мартин.
- Работа, - сказал Алан.
- Да, ну? - сказал Мартин.
- Работа, - с непередаваемым выражением голоса повторил Даниэль Миллер.
Алан понимал, что их двоих уже раздирает от хохота, от всей абсурдной двусмысленности происходящего. И он точно понимал, что наверное лучше, чтобы Миллер думал, что они на наркоте, чем чтобы он понимал, что между ними все это время происходило прямо у него на глазах. Ох, как хорошо, что Дейва тут не было. Он бы, только он бы один бы точно понял что они делают!
- Работа, – повторил Дэн, - нет я знаю, что вы без меня жрете все подряд, а вдруг, сука, клево торкнет, я вас, вредителей, насквозь вижу…
- А вдруг,…вдруг клево торкнет, - Мартин сидел и хихикал, стирая слезу со щеки.
Алан пихнул его головой в коленку, заставив заерзать на месте.
- Мартин не очень хорошо себя чувствует просто, - сказал он внезапно.
- Вот как.
- Я? – удивился Мартин, но Алан снова боднул его, - а, ну да, наверное, я, да. Я, думаю, я наверное заболел, да?
Он с удивлением воззрился на Алана.
- Конечно, - сразу согласился Дэн, - столько пить! От алкоголя – кони дохнут.
- Вообще-то от работы, - не согласился Мартин.
- От никотина еще, - подсказал Алан.
- А пусть не курят, - ответил Мартин. Алан подумал, что мать родная бы не отличила, будь Мартин обдолбан, или нет.
- Мартин он…просто, просто он несколько дней не спал,…
- Всего? Я думал…думал дольше, - очень адекватно ответил Мартин, - мне…мне показалось, да?
У Алана внезапно созрел план. Настолько дерзко-примитивный, что местами даже гениальный. Ну не виноват он был, что так приспичило. Не виноват. И к тому, что мозг у него работал уже только в режиме выдумывания новых поз, он, как ему казалось и правда играл гениально. Вообще только святая вера Миллера тогда, в его абсолютную непогрешимость спасла его от палева. Удивительно, что можно делать прямо перед глазами у людей, при их вере в твою полную непогрешимость.
- Я боюсь, - сказал Мартин, - спать.
Кстати, внезапно посерьезнел, чем, признаться, спас ситуацию, потому что Дэн на самом деле обеспокоенно посмотрел на него.
- Может, отпустим его? – предложил Алан.
- Но я… - начал Мартин, - Ай! – Алан ущипнул его.
- Тебе надо поспать, я сказал, - сквозь зубы сказал он, -  Иди, спать. Сейчас же.
Если Дэну и показалась чрезмерной такая забота о Мартине со стороны Алана, он ничего не сказал.
- А что, что… можно, да? Мне что, дадут, да? Мне… дадут?! – со странным счастьем в голосе спросил Мартин Гор, - мне сегодня дадут?!
У Алана болели скулы от попытки сдержать истерический хохот.
- Догонят и добавят… - мрачно сказал Дэн, он не знал что сказать, - иди уж, что тут.
- А… - Мартин встал и начал задумчиво топтаться на месте, не решаясь сделать шаг в сторону.
  Алан встал и подтащил его к двери. Мартин мало сопротивлялся, и фактически Алан вжал его лицом в дверь. А, черт его дери, была - не была. Он тихо шепнул Мартину в ухо:
- В моей постели. Голый. Сейчас же.
Мартин ушел.
Дэн мрачно смотрел на него в упор.
- Не пойми…не пойми меня неправильно, Дэн, просто я знаю, что Мартин так плохо спит, в последнее время, он жаловался…
- Знаю, - отрезал Миллер. Пары обмороков с него на съемках клипа хватило. Мартиновские проблемы со сном, стали его вынужденной реальностью, как и проблемы Дейва с наркотиками. Дэн говорил, что никогда раньше не планировал столько детей. Столько великовозрастных детей. Сразу. Алан знал, что он ни о чем не догадывается, но ему казалось, что все знают что между ними происходит, происходило, и произойдет. Ему казалось, что все обращаются с ним как с душевнобольным только из жалости с ним, а все все прекрасно знают. Вместе с тем главный вопрос в данный момент раздирал его мозг на кусочки, ждет ли его в его комнате в ЕГО кровати, Мартин, голый, что само по себе уносило жалкие остатки его мозга в далекие дали, либо Мартин послал его нахуй в своей уникальной манере, и просто ушел. Одинаково причем плохо для его мозга было оба варианта, потому что второй убивал весь его мозг, ужасом и безысходностью, и отчаянной сексуальной фрустрацией, хотя, на самом деле говоря, на месте Мартина, после всего что было, он бы не остался, он бы ушел, да. Но вот первый, именно в связи с этим … он был еще…еще хуже. Он представлял себе что Мартин подчинился его приказу, и был сейчас в ЕГО постели, голый, и ждал его. Пресвятые ****ые угодники, что он делает, ЧТО ОН ОПЯТЬ ДЕЛАЕТ, ****Ь?!.
- Алан, а с тобой, ****ь, что?
- Что? – боже, они уже десять минут ему что-то объясняли, а он мог думать только о голом Мартине в своей постели.
- Что ты думаешь?
- Я бы сказал что я думаю, но вы меня не так поймете, - честно признался Алан, - я бы вообще думаю, если бы вы узнали, о чем я думаю, вы бы перестали со мной разговаривать, а потом сожгли бы на костре.
- Алан, не ****и, - тактично сказал Дэн.
- Мне плохо. У меня наверное температура,  - несчастным голосом проговорил Алан. Еб твою мать, в этой предельно честной компашке, кажется, и он научился врать как сивый мерин. Дэн с кряхтеньем встал с дивана, специально, положил руку ему на пылающий лом, чтобы отметить только то, что не мог видеть только слепой:
- Да, что-то тебя и правда лихорадит,  - после паузы добавил Миллер, - сынок.
- Мне бы тоже бы поспать бы…немного… - Алан потом долго не мог поверить, что его не запалили со всем этим…и с Мартином, тогда. Дэн…ни разу, даже и не подумал. Он так фигово играл, да ему и насрать было эту игру, он просто хотел сейчас к себе в кровать, срочно, мгновенно и прямо сразу…и он вообще не мог думать. Как это прокатывало ему? Как? Как? КАК?!
- Вы точно что-то жрете, - имея в виду наркоту сказал Дэн, - Чтобы завтра как стеклышки!!! Ладно, пошли чтоли, Кесслер.
Алан просто подпрыгивал на месте от нетерпения, пока они собирались. Господи, да когда же вы уже уйдете, когда?
- Гарантирую! – счастливо проскулил Алан, в нетерпении открывая входную дверь чтобы намекнуть, чтобы собирались побыстрее. Верхняя одежда Мартина была на месте, а стало быть, он не ушел. А стало быть, он сейчас пойдет и при жизни попадет в рай. Потом он за это скорее всего попадет в ад. Но это уже будет совершенно неважно. ДА ПРОВАЛИТЕСЬ ВЫ ВСЕ В ГЕЕНУ ОГНЕННУЮ, ****Ь, И ПОСКОРЕЕ!!!!  - Но лично у меня..у меня…температура! Простуда!
- А ну чихни, - мрачно сказал Дэн.
- Грипп, - сказал Алан, - так бывает знаешь, сначала просто температура и ты как будто здоровый но..на самом деле…
- Хватит с меня Дейва!
- Дэн!!!
О боже, иди уже к черту Дэн!
Он открыл дверь своей комнаты.
Он увидел то, что хотел увидеть.
Он не смог ничего сказать. Просто медленно, словно во сне, спотыкаясь и не смея толком отвести взгляда от глаз Мартина, расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки. Шаг. Еще пуговица. Еще шаг. Он даже взгляда не мог опустить по обнаженному телу, распростертому перед ним, для него. Это было просто слишком сильно, один контакт глаз, одно осознание того, что оно распростерто для него, это было слишком. Это все было далеко за пределом слов.
   Он хотел, чтобы Мартин тоже понял, что это все предназначено только для него. Он медленно снял рубашку, повесив ее на стул трясущимися руками. Да и не только руками, его в натуре лихорадило от ощущения взгляда Мартина царапающего его полуобнаженное тело.
  Это не было разглядыванием узнавания. Они слишком хорошо знали тела друг друга. Это не было разглядыванием удивления. Это было занятием любовью. Со знанием дела. Алан занервничал на секунду, стащив одной ногой с другой носки, что при его мастерстве стриптизера вряд ли удастся элегантно скинуть брюки, но массивность собственной эрекции вселила в него надежду, что внимание Мартина будет зациклено отнюдь не на его стриптизерском мастерстве. И правда, Мартина впечатлила картина настолько, что ему вполне явно стало глубоко похрен. Алан освободил рвущуюся наружу лихорадящую ему тело плоть, кажется не столько видя, сколько ощущая движение на кровати под ним. Ноги чуть шире и рукой под основание его ***, мало уступающего своей эрекцией, впрочем. Он не смог не повторить движения Мартина, заставляя их обоих выдохнуть:
- Это твоя вина, - единственное, что он смог сказать. Прежде чем упасть на кровать рядом. Упасть и замереть, на вытянутых руках склоняясь над Мартином. Жар и близость ждущего его в нетерпении, такого родного и знакомого до боли, и это не красивые слова в данном случае, тела. Он знал каждую родинку, каждый сантиметр кожи. Запах кожи и тепло, тепло возбуждения, которое он чувствовал сейчас, и с каждым вдохом этого тепла становилось все хуже и хуже, точнее лучше и лучше, но знак плюс или знак минус больше не имели значения. Он сознательно оттягивал момент соприкосновения их тел, чуть отклонившись назад и вновь посмотрев на Мартина, останавливая свой взгляд на наиболее интересующих его местах. И Мартин замер, заводя обе руки за голову, словно подчиняясь ему без всяких лишних слов. Мартин знал не хуже Алана, что стоит их телам соприкоснуться, более ни одной разумной мысли их мозг будет не в состоянии родить.
А, да и хрен с ним. Ничего хорошего еще эти мысли не приносили. Он подхватил Мартина под плечи, словно подтаскивая к себе и отчаянно зажмурившись, задержав дыхание, словно ныряя, поцеловал его в губы. Губы мгновенно поддались с легким стоном, и руки ожили, хватаясь за голые плечи Алана, до боли хватаясь, словно бы парень под ним тонул, и он был его последней, отчаянной надеждой выжить. Он вынужден был силой оторвать от себя руку Мартина, потому что его напугала интенсивность его хватки.
    Он осторожно наклонился к лицу Мартина, сжимая его пальцы своими, и ласково  поцеловал его в щеку, потом потерся своей щекой об его лицо, неизвестно, успокаивая его или себя.
- Ты до меня еще не дотронулся, а я уже готов кончить, - хрипло сказал Мартин. Процарапывая каждым словом дорожки лаве, в которую превратился его, Алановский мозг.
- Я…я… хотел сказать то же самое, - просто сказал Алан. Сжав в своей руке пальцы Мартина он внезапно страстно начал целовать их. Сжатые вместе и каждый по отдельности. Неизвестно что его толкнуло и за что он почувствовал к нему такой острый приступ благодарности, за то ли что он снова был с ним, за те ли слова что он сказал, за то ли доверие, что между ними внезапно оказалось, никуда не уходило и не умирало вовсе. Он не знал, навечно ли. Надолго ли. Просто в этот момент он должен был спрятать лицо, потому что он подозревал, что у него по щекам катятся слезы. Он правда уже точно не знал, слезы это или пот, потому что лихорадка нарастала, а как точно отметил Мартин, они еще даже толком не коснулись друг друга. Это был не секс, а черт знает что!!!
    Мартин оторвал его голову за волосы от своей руки, заставляя губы впиться в свои снова, и ничуть не смущаясь соленым привкусом его слез, углубляя поцелуй, заставляя объятия сжаться так, что чуть не хрустнули кости, в отчаянном желании быть ближе, ближе и ближе, хотя уже было невозможно. Не глядя, не разрывая поцелуя, словно в ужасе, что как только он разорвет поцелуй, волшебство пропадет, знакомой тропой до соска и ниже, под яйца, и уже почти сразу, без лишних прелюдий, все так же, не в силах разорвать соприкосновения их губ, раздвигая бедра знакомым движением шире и вверх, на свои, заставляя уже не играючи поддаться ему навстречу, и застонать в предвкушении. Застонать в предвкушении их обоих.
    Внутрь, чтобы заорать, от счастья или от боли, или от счастья ощущать эту боль, этот жар, эту близость, мокрую кожу рывками, шлепками, по мокрой коже. Отчаявшаяся, сумасшедшая, ненормальная ебля, откровенная ебля, а не секс. Не занятия любовью, ебля в горячке закипающей крови. Ускоряющийся, жаркий ритм движений бедер и стонов, вызываемых ими. Смешивая, растирая друг другом, слизывая с тела другого мужчины все, пот, сперму, слезы. Сжимая пальцами руки, плечи, до синяков. Мокрые поцелуи и крик, или наверное все-же вой, животный в своей всепоглощающей страсти, разрывающие внутренности спазмы оргазма, заглушая зубами его об нежную кожу, оставляя отметины на ней и где-то глубже, где-то там, где наверное когда-то была душа, которую они продали за это дьявольское плотское наслаждение безудержной похотью. На грани ненависти и любви. На грани дарить наслаждение и боль. На грани желания любить и желания убить. На грани потери рассудка. На грани нахождения там, за этой гребаной гранью ограничений и запретов рассудка – самого себя, неприкрытым и жадным до удовольствий бесстыдным животным.
    Окей. Это была наверное лучшая ебля в его жизни. А может это она и была? Ну эта, как ее, любовь?
  В любом случае, Алан расслабился. Расслабился, кончив и ни *** не поумнев. Ничему его жизнь не научила. Он вспоминал этот момент после всегда, краснея, и пряча лицо в руках, даже если его никто не видел. Надо же было ему полезть на Мартина снова с отчаянной, явно вызванной выжиганием мозга изнутри, мольбой:
- Брось ее. Брось. Я хочу тебя целиком. А не наполовину. Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне. Без процентов и вопросов. Ты – мой. Ты должен быть только мой, или никак. Иначе – никак.
    Наверное, в этот момент дьявол или бог, или как там его решил поглумиться над ними обоими по полной. Мартин в первый раз в жизни сделал то, что он просил. В общем-то, Алан до конца не понимал, что за ад творился в его душе. Но то ли это решение было принято ими слишком поздно, толи просто неправильно, но с того момента, словно бы на их головы обрушилось какое-то проклятие. Наверное это было просто совпадением. Просто они все устали, просто стали старше, просто не щадили себя никогда. Толи кто их сглазил. Дейву не становилось лучше, они никогда не говорили о Дейве друг с другом, словно опасаясь сказать одно и то же. Они ждали. В том, что это случиться вопросов не было. Кажется, Мартин пережил сердечный приступ, он не любил впрочем, распространяться, Алан загремел в больницу со своими чертовыми камнями, он никогда не думал, что может быть физически так больно. Все что происходило вокруг, давило все сильнее, проклятие преследовало их на самолетах и поездах, паранойя достигла такого уровня, что он и на улицу-то выходить боялся. Алан внезапно понял, что он в таком режиме проживет не дольше Дейва и как-то испугался.
    Поначалу, он пытался донести до Мартина эту мысль, но тот обычно завершал ее жизнерадостным:
- Пойдем, выпьем!
Но к концу даже и его оптимизма стало не хватать. Особенно, когда его предал Флетч. Алан дал себе слово, что докатает этот гребаный тур, в общем, фактически, если бы он сейчас ушел, Мартин бы остался один…Мартина бы просто не осталось. Он старался держаться, но они общались друг с другом в общем-то сквозь зубы. От напряжения, от неумения понять друг друга, от невысказанных когда-то претензий, от боли, от проявлений независимости друг от друга и нелюбви, от которых оказалось очень сложно было избавиться. Мартин крепко пил, живя от заката до рассвета с бутылкой в руке, в прочие моменты ведя себя как натуральный психопат. Алан подозревал, что вел себя не лучше, в общем, бог, наверное ржал, когда они в очередной раз едва не переубивали друг друга.
       Это только сильно после он понял, что предпочел бы такую близость вселенскому холоду, разделившему их. Его просто убило. Убило, когда он узнал о том, что Сюзанн ждет второго ребенка, и что Мартин собирается на ней жениться. Он ничего ему не сказал. Просто так получилось, что они не разговаривали. Алан сказал ему:
- У тебя не будет пути назад.
- А у меня и вперед-то не было никогда, - в сердцах кинул Мартин, - То…то что ты…ты говоришь…ты говоришь…только слова…
- Ты охуел?! – Алан не ожидал такой вспышки. Только не от Мартина.
- Обещания, - сказал Мартин, - слова. Обещания. Слова. Слова. Я…наверное ни хрена не понимаю в этой жизни, но она – не только слова. Ты никогда не пытался встать на мое место, ты никогда не пытаешься понять, почему. Почему у меня нет выбора. НЕТ ВЫБОРА! НЕТ! ЭТО ПРИГОВОР, АЛАН! Любить – это приговор, Алан, но это не просто слова. Ты обвиняешь меня и я…я наверное…я наверное во всем виноват. Но что…что бы ты сделал на моем месте?
- Я бы вел себя иначе, - холодно сказал Алан.
- Да, ты бы вел себя иначе, - Мартин потер лицо, - ты бы вообще никого не любил, никому ничего не отдавал, сидел бы и держал умное ****о, что ты  - тут все, а остальные ничто. Ты бы никому ничего не отдавал. Ты вообще, ****ь, умный. На словах. Да нихуя бы не было, если бы ты был на моем месте!!!
   Мартин вообще никогда себе не позволял ничего подобного.
   В общем, Алан посчитал искренне что Мартин в корне неправ, или что алкоголь окончательно пожрал ему мозг. Что он отдал все что мог, всю любовь, терпя его измывательства, все свои силы и талант. Они никогда не умели разговаривать, и теперь поняли друг друга еще хуже чем раньше. Алан обиделся на Мартиновскую неблагодарность и нежелание его понять. Мартин вернулся к Сюзанне.
   Алан принял решение и поставил на всем этом крест. Разом. Надеясь, что как бы Мартин себе не скрывал свои чувства, ему все-таки причинит боль тот факт, что без него ему лучше чем с ним. Он теперь свободный человек. Счастливый, свободный, нормальный человек. Дьявол больше не стоял у него за плечами, отслеживая каждый шаг и кидая в пучины страстей. Бог больше, кажется, не смеялся над ним, у него нашлись другие развлечения, поинтересней.

***

Любовь ушла. Оставив место ненависти и неудовлетворенной злости. Пикировка продолжалась дистанционно, некоторое время, заведенный несправедливыми по его мнению обвинениями Мартин срывался первое время, да и с Дейвом было все плохо, фактически, он остался у разбитого корыта. У него не осталось ничего, но потом, как ни странно, вернулся Флетч, который вообще не скрывал своего отношения к Алану, но Мартин вскоре запретил ему и себе в первую очередь пикироваться с Аланом через третьих лиц. Алан наехал на него по части авторских прав, где-то из банального желания сделать больно, где-то, просто чтобы обеспечить себя, понимая, что такое выгодное по деньгам предприятие как Депеш Мод вряд ли принесет ему такие же деньги, да он и не думал, что имя Депеш Мод он вообще когда-нибудь еще услышит. Даже Миллер не верил, что они встанут. Но, гаденыш Дейв из принципа, восстал из мертвых, и Мартин скрепя зубы под пытками Миллера, не иначе, выдал Ультру. Алан поначалу стервозничал, сколько человек им потребовалось, чтобы его заменить.
    Он не знал, что доставляло ему большее удовольствие. Мысль о Мартине, или о том, как он мог бы его уничтожить. Если бы хотел. Он только потом понял, что этими эмоциями он тогда только и держался и жил. Хэпзиба поддерживала его сторону, его обиду, его ненависть и саморазрушение. О том, как дороги ему эти чувства он понял только позже. Когда все стихло. Дейв стал до одурения правильным гражданином, раскаившимся наркоманом, на самом деле тем же идиотом, который дергался на ниточках, за которые дергал Мартин Гор. В Возбудителе Алан уже не нашел посланий себе. Попытался спровоцировать. Не срослось. Он потом узнал от Миллера, что Мартин вообще запретил при нем упоминать его имя. Порадовался некоторое время, но Мартина и в юности было сложно расколоть, а теперь-то и подавно. Так что пришлось удалиться ни с чем.
   Потом Небеса услышали его молитвы и этот юмористический брак с Болтом с Нарезкой все-таки развалился. Не без усилий легендарного ****ства Маэстро, так что Алан опять получил повод для радости. Шантаж Дейва и бесславную сдачу он тоже пережил, радуясь, что наблюдает это все со стороны. Миллер рассмешил его одной фразой. Миллер сказал, что беспокоится, что Мартин пьет.
  Алан тогда хохотал как безумный. Он сказал, что Миллеру надо начинать беспокоится – только если Мартин не пьет. Когда он пьет – с ним все в порядке. Он испугался своего злорадства, только когда увидел их первые материалы с нового тура. Тогда ему перестало быть смешно. Он и сам любил выпить, и если кто ему уступал в Депеш Мод так это был Мартин, но и то немного, но то, что он увидел его убило. Да, они все не молодели, но это было совершенно иным, он не видел в этом человеке ни тени Мартина, которого он знал. Он поначалу обрадовался тому что в новом альбоме он снова появился, но потом стал отгонять от себя паранойяльную мысль, что с ним попросту попрощались. Это было ужасно. Как бы он не относился, как бы не ненавидел, у него сердце обливалось кровью при виде той оболочки без души, в отчаянной попытке заглушить алкоголем невыносимую боль и отсутствие смысла существования. Алан испугался. Дейв тогда в тридцать три хотел умереть героем, на вершине, став рок-н-рольным богом, тот человек, которого он видел в подобии образа Мартина просто хотел умереть. Это было неправильно. Алан общался с Дейвом, но Дейв был слишком зациклен на самом себе и на том, чтобы доказать всем и Мартину, как он крут, он не представлял себе совершенно искренне как бы он мог Мартину помочь.
     В общем, отчасти эта жалость к старательно убитому ими всеми Мартину наверное и повлияла на него тогда сильнее всего, когда он принимал решение Миллера сотрудничать в ремастерингах Депеш Мод. Он как-то испугался, что он не может отказываться в данной ситуации. Может быть это было каким-то извращенным чувством вины.
   Зима прошла. Алан не ждал уже больше ничего хорошего от жизни, когда он внезапно не успел спохватиться и выругался матом витиевато, напугавши домашних. Миллер говорил ему, что Мартин бросил пить. Он не сильно верил. Он не верил, что он выберется и в этот раз. Миллер сказал, что ему удалось отсудить опеку над детьми, на почти невозможных условиях, возможно, это заставило его собрать себя в кулак. Но с экрана на него смотрел теперь совершенно другой человек.
   Чем больше он старался сам себя занять, после нескольких лет полнейшей апатии и отсутствия интереса к жизни, наверное он как никто чувствовал тогда Мартина, хотя его брак, формально, еще держался. Фактически, обнажив со временем суровую правду, что любви там так и не родилось. Что он потерял интерес к изображению страсти при отсутствии благодарной публики. Предпочитая общество кого угодно только не собственной супруги. Супруга презирала его холодность к ней. Наверное, они тянули это все из последних сил, из вопросов долга, детей и прочих вещей.
    Потом он понял, что может занять себя работой и занял. Миллер сказал ему тогда что у него самого до *** проблем, и он не будет его больше финансировать. Похоже, он и в правду как-то оказался нужен только сам себе и паре сотен преданных фанатов, непрестанно благодарящих его за его вклад в Депеш Мод. Так, словно его без него и вовсе не существовало. Если бы не эта халтурка с ремастерингами, которую мистер Гор отказался делать без него, жизнь в финансовом смысле представала бы перед ним в совершенно безрадостных красках.
 



***

Не то что бы гордость позволила бы ему принять какую-то помощь от Гора. Но в общем, Алан сам не заметил, как, через Кесслера, и Миллера, через менеджеров и прочих, Мартин как-то осторожно и очень медленно наладил между ними отношения которые можно было условно назвать рабочими. И все равно, он крайне удивился, получив сообщение от Дейва с предложением….выйти с ними на сцену на благотворительном мероприятии в Лондоне. Во-первых, Алан долго ржал над словосочетанием Депеш Мод и благотворительное мероприятие. В том смысле что они все всегда были слишком далеки от тусовки, и слишком большие ушлепки, чтобы их принимали в приличном обществе. Забавно было видеть их в образе эдаких Ю-ту. Во-вторых Алан долго глумился кому же в голову пришла идея его пригласить. Разумеется, вопросов быть не могло.
   Он согласился. Даже если ОН имел в виду чистый ПИАР – это было взаимовыгодное предложение, и он точно ничего не терял из этого, только приобретал.
    Все решилось очень быстро он толком не сумел подготовиться, у Депеш Мод был свой жесткий график, да он и отвык уже от этих темпов, при всем богатстве выбора, у них была только одна песня, одна, которую они бы сумели достаточно отрепетировать, чтобы сыграть. Одна, которую Алан и не забывал никогда. И не мог бы забыть, даже если бы хотел.
- Леди и джентльмены! У нас сегодня особенный гость! Мистер Алан Уайлдер! – представил его неистовствующей публике господин Гор.

Мне нужен кто-то, с кем я мог бы разделить свою жизнь,
Разделить свои самые сокровенные мысли…

  Алан снова доставал из мусорного ведра и склеивал разорванные кусочки. Мартин вел себя иначе. Сдержанный и любезный. Сосредоточенный и собранный. Слишком трезвый. Аккуратно и педантично, без лишних телодвижений или беспокойства держащий все шоу в своем кулаке. Совершенно иной человек, чем тот, которого Алан когда-то знал. Было чертовски интересно увидеть, как это стало сейчас. Алан поглумился над ассистентом, настраивающим и подносящим гитары, господину Гору. Дивы в ансамбле, как видно, стало определенно две!

***

В гримерке, уже после всего, всего что произошло этим вечером.
Алан обнял Мартина.
Молча прижал к себе всем телом. От коленок до шеи. Они были взрослыми мужчинами. Объятие вышло крепким, честным, откровенным, физическим, чувственным, и…. и тем самым отчаянно безукоризненно чистым… так умеют только взрослые мужчины. Они просто наслаждались близостью друг друга. Физической и эмоциональной, которая случилось в этот вечер. Тут не было обещаний, тут не было прошлого, тут не было будущего. Был только собственно этот момент, когда они выражали друг другу уважение и благодарность. Он держал свои руки на лопатках Мартина. Мартин схватился одной рукой за его шею. Алан передвинул руку чуть ниже. Не настолько низко, чтобы попытаться уронить репутацию Мартина перед товарищами, собственнически подхватывая под талию, но просто от чувств, прижав его к себе чуть более интенсивно. Товарищам было в сущности, пофиг. Они пили Вюв Клико, громко чокаясь, и радовались тому, что сегодняшний вечер прошел прекрасно. Питер Гордено ухохатывался над историями австрийца Айнера.
   Алан чувствовал, как их дыхание с Мартином сливается в одно. Он чувствовал щеку Мартина своей щекой, он чувствовал запах его кожи, и знал, что Мартин, уткнувшийся в его шею, чувствует в этот момент только его, и отчаянным образом понимал то, что должен был понять до того. Что понимал, на самом деле все это время. И почему на самом деле не мог с ним встречаться.
  Да к чертовой матери, потому что время не лечит. И потому что к чертовой матери, ты никогда… никогда не найдешь замены. Эти ****ые раны просто не дано было залечить никогда. Они раскрылись от соприкосновения их взглядов. И обе раны были так близко. Они раскрылись от соприкосновения их тел и отчаянно кровоточили, заставляя их задыхаться в потоках собственных чувств и крови. Алан стоял и смотрел на стены гримерки, чувствуя, что не изменилось  ничего. Слух предавал его, мозг предавал его, чувства предавали его, и он знал, что бесполезно это скрывать, Мартин чувствует то, что он чувствует также, как чувствует Мартина он. Боже. Он по-всякому представлял их встречу. Он надеялся, что будет повод выставить гордость. Он надеялся, что будет повод выставить щиты. Он надеялся, что Мартин даст повод его возненавидеть. Он был готов к юмору, к джентльменскому поединку. Он всегда знал, что есть Дейв. Что Дейв, в отличие от него. Есть.
- Мартин,…
  Черт побери. Да не было этих шестнадцати лет, на самом деле. Не было. Они словно расстались с ним вчера. Он так льстил себя мыслью что вырос, поумнел, сменил приоритеты, стал выдержаннее, мудрее, рациональнее, безымоциональнее, черствее, жестче. Что сука-любовь осталась в прошлом. Он думал, что эротическое притяжение юности навсегда покинуло их отношения, и мужественность черт и изрезанный морщинами лоб вряд ли столкнут их вместе непреодолимым притяжением чистейшей похоти. Действительно, этого не произошло.
     Просто он как-то перестал это все видеть. Он не сводил взгляда с Мартина, поющего их песню. Он слышал его голос ставший вдвое ниже, мужественнее, жестче, грубее и резче. И видел того Мартина, с которым они записывали это чертово «Somebody» который разрубил его собственную жизнь пополам на до и после. После этого он уже точно знал, что не может без него жить. Он пытался, много лет, и был уверен, что ему удалось это доказать и ему и всех их знакомым, и самому себе. Но он почувствовал себя живым только сегодня. Только сейчас, под знакомые и незнакомые одновременно звуки песни.
     Может быть виной были софиты, может быть тот факт, что Мартин волновался не меньше его, но он не видел ни одной морщины на его лице. Он светился изнутри, и казалось, что с того момента, как они расстались прошло не больше дня. Правда, он не знал тогда, что в Мартине столько света.  Не знал тогда, сколько силы, не подозревал что в нем может быть столько уверенности в себе. Он наивно полагал, что Дейв сломал Мартина, и с разочарованием убедился, что он был черт его дери, неправ. Нет, Дейв, словно по Ницше, сделал его…сильнее. Алан едва не влюбился в Мартина заново, разом, с первого взгляда, стал готов продать свою душу вместе с потрохами, но призрак Дейва…. Призрак Дейва вернул его на место. Призрак Дейва читался в гордом профиле Мартина, в его осанке, в его мышцах, в его глазах, не только Дейв был его частью, часть Дейва навсегда срослась с Мартином и стала им.
     Алан был благодарен своим рукам, за то, что они помнили… до каждого миллиметра, до каждой миллисекунды помнили каждое движение и каждый аккорд. Ему самому снесло крышу, от сложнейшего торнадо разнообразнейших эмоций: любви, жалости к себе, разочарования, потому что он бы хотел видеть что Мартину его не хватает, а не то, что Мартин не нуждается ни в ком. Потому что у него есть все, что ему нужно, чтобы ни в ком не нуждаться. Любовь, которую вызывал этот эволюционировавший сам над собой Мартин – это было нечто настолько же парадоксальное, насколько и обреченное на провал. Впрочем, об этом он подумает завтра. Алан хотел просто чувствовать это. Алан хотел чувствовать себя сейчас с ним вместе.
  И он просто смотрел прямо перед собой, понимая, что все это время он врал самому себе. Потому что правда была настолько проста, что поверить в нее не было сил. Правда была в том, что для него никогда не будет человека ближе.
    Он стоял теперь за сценой, и обнимал Мартина, не говоря ни слова, чувствуя все это и понимая, что он счастлив.
    Внезапно тело Мартина напряглось и он резко оттолкнул Алана от себя, заставляя сделать несколько шагов назад:
 - Уйди от меня! - жестко, сквозь зубы, прозвучало. Обжигающая, острая, внезапная, как в юности, волна ярости окатила Алана с головой. Какого черта он это себе позволяет?! Он захлебнулся эмоциями. Господи, столько противоречивых и разнообразных эмоций он, наверное, за все последние десять лет не переживал, сколько он пережил за сегодняшние шесть часов. Он начинал потихоньку понимать, что так истощило его морально, и что в конце концов свело его с ума настолько, что он сделал то, что сделал. У него уже просто кружилась голова, и он больше не принадлежал себе.
    Отпрянул назад и…увидел опущенную голову Мартина, и черную дорожку спускающуюся по щеке, которую Мартин быстро и неуклюже как-то стер кулаком, шмыгая носом. О, боже. Задохнувшись от ярости Алан в следующую же секунду едва не рухнул наземь от головокружительного приступа нежности. Господь Всемогущий, Иисус Христос, и Мария, мать ты ж его!!!!
- МА-А-А-А-А-А-АРТИ-И-И-ИН?! – несколько насмешливо-издевательски произнес Алан, глумливо хихикая, намекая, что товарищу не удалось скрыть от него взрыв своих эмоций, и одновременно предательски шмыгая носом, потому что, по правде говоря, у него тоже чесались глаза, и больше всего хотелось прижать Мартина к себе снова, зарыться головой в белые кудряшки, замереть. И не отпускать.
- Хе-хе-хе-хе, - отчетливо и самоиронично, как всегда, по слогам, произнес Мартин. Как всегда, он не стал ничего отрицать и защищаться. С глубоко мазохистическим удовлетворением Алан внезапно понял, что  прежде его это выводило из себя, но теперь это ему в Мартине уже ТОЖЕ стало нравиться. Воистину, какой бы болезненный ни был бы наш путь, нам не дано пройти другой, и вся наука жизненной мудрости заключается в том, чтобы научиться получать от него удовольствие. Вторая жизненная мудрость заключается в том, чтобы не сделать это СЛИШКОМ поздно. Ну, пока они оба живы, это…  в любом случае,… наверное, еще не слишком.
    Алан не стал ждать разрешения. Снова заграбастал Мартина, уже совсем неуклюже, за плечи и воткнул себе в плечо головой, ероша его волосы, едва не воя от пронзившей его животной нежности.
- Послушай, мистер Мартин Эл Гор, - сказал Алан, немного передразнивая манеру Дейва на сцене.
- Чего тебе от меня еще надо? – с наигранным комическим отчаянием спросил Мартин Гор, слегка отстраняясь. Совершенно не глядя в их сторону, вытирая голову полотенцем, в комнату вошел Дейв, так близко, что едва не задел их плечом. Алан хотел благодарно улыбнуться ему, в конце концов, он был ему другом в самые тяжелые времена, и он не хотел бы каким-то образом показаться Дейву неблагодарным, но мистер Гахан с непринужденной грацией рок-н-рольной дивы с тридцатилетним стажем, его не замечал.
- Мне, наверное, и правда ведь надо идти,  - сказал Алан. Внутри него поднимались вверх и взрывались пузырьки шампанского. Шальные мысли раздирали его напополам. Нет, он прекрасно понимал, что они все уже слишком стары и опытны, и слишком покрыты шрамами от нанесенных самими себе ран, чтобы наступать на те же грабли, только не теперь, когда они, все трое, нет, четверо, дорожили теми хорошими отношениями, что им удалось обрести. Но, черт побери, он уже начинал шкодливо вожделеть возможности снова на них наступить. Ох, Мартин-Мартин. У него даже лоб заболел как-то… похотливо, в ожидании удара деревянного черенка. Впрочем, это ерунда. Он – джентльмен. Он никогда этого не сделает! Только не он. Он не такой, он никогда ничем не пожертвует ради…
- Да, Алан, тебе пора идти, - согласился Мартин. Ах, если бы ты, мой милый друг, не так легко соглашался бы с моими фразами о том, что надо уйти, возможно вся бы жизнь моя сложилась несколько иначе. Алан едва не сказал этого вслух. Вот еще бы чуть-чуть бы и сказал бы это вслух, даже рот открыл. Но потом его окатило жаркой волной того, что это звучало бы как сожаление. Это звучало бы как признание, о котором он бы потом определенно бы пожалел. Закрывать рот было физически больно, но он это сделал, озабоченно нахмурившись, для вежливости, и суетливо похлопывая себя по карманам, словно бы проверяя, ничего ли он не забыл, поворачиваясь к двери.
- Постой, - сказал Мартин внезапно.
- А?! – у Алана аж уши заложило, толи от этого слова, что сказал Мартин, толи от того, как резко он развернулся.
- Да нет, глупости, - Мартин махнул рукой. За спиной его в тесном кружке музыкантов, окруживших Дейва раздавались взрывы радостного хохота и звон бокалов.
- Давай уже, колись, - сказал Алан, - я больше не уйду на полуслове, нервы у меня уже не те… давай,  Мартин!
  Мартин расхохотался:
- Я просто… подумал… ну, глупо это… наверное… вообще, строго говоря, это фееричный идиотизм, я просто подумал, что ты не станешь спрашивать, но вдруг тебе было бы интересно…
  У него тридцать раз с грохотом в виски ударило сердце во время этой прелюдии, черт, ну…ну чего ты хочешь-то?!
- Мистер Гор, хватит нас игнорировать! – как-то неприятно на взгляд Алана панибратски…крикнул ему Гордено.
- Иду! – сказал Мартин.
- ЧТО? – страшным голосом,  больно хватая Мартина за предплечье, и не давая ему двинуться с места прошипел Алан, - ШТОБЛЯ?!
     Лицо у него, наверное, и вправду было пугающим, потому что Мартин нервно хихикнул, глядя на него. У него даже лицо на секунду стало испуганным и каким-то юным, не этим стальным монетным профилем, черт бы его подрал, это причинило физическую боль, это выражение его лица. Оно вмиг разорвало рану, такую глубокую, которую он считал зарубцевавшейся навсегда, он едва не захлебнулся кровью от этого потока что породило это мгновенное выражение лица. Это все равно был не другой человек, это был его Мартин.
   Алан даже онемел внезапно. Парализовало его, внезапно, ровно так же как того, его Мартина. Этот который был сейчас так легко бы не смутился. Это было ужасно больно. Когда Алан пришел сюда, он был спокоен и уверен в себе. Он считал, что его Мартина больше нет. А он стоял тут, и Алан чувствовал биение его сердца своими руками, судорожно сжимающими предплечья.
      Он думал, его Мартина больше нет. А он мог бы быть рядом все эти годы. Ну скажи же что-нибудь, спаси меня, или я сейчас разревусь тут нахрен, как маленький. СПАСИ, ЖЕ, ТВОЮ МАТЬ, МЕНЯ!
- … прийти на шоу, завтра, - Мартин словно услышал его безмолвную мольбу, - это недалеко отсюда, не больше часа на машине и…
- Смотреть на вас, на то, как вы выступаете без меня? – попытался ухмыльнутся Алан, но получалось так себе, он все еще не владел своим лицом, и подозревал, что все что можно было в нем прочитать Мартин уже прочитал. А самое главное прочитал и все то, что нельзя, - ну и кто из нас садист?
- Ал, ты знаешь, мне не нравятся строгие ограничения, - сказал Мартин. Прозвучало игриво.
-  Март, то, что Я знаю о тебе, сильно противоречит вышесказанному, - сказал Алан. Выдыхая. Это все больше походило на старый добрый флирт. У него зашумела кровь в ушах. Он чуть не упал.
- Я сформулирую иначе, - ухмыльнулся Мартин, - «каждой девушке втайне хотелось бы поменяться местами» - процитировал он Рикойл.
- Это поддых, родной.
- Не сдержался, –  самодовольно ухмыльнулся Мартин, медленно облизнувшись. Типа как…автоматически, наверное. Алану снова отчаянно захотелось его засосать. Вкус их поцелуя, против его воли вспомнился его рту, он никогда его не забывал, и не мог бы перепутать ни с одним другим поцелуем в его жизни, хоть и дарил он их достаточно, и он вынужден был закусить нижнюю губу, чтобы напомнить себе, где он.
- Я небрит! – Алан решил пошутить, двусмысленно и очень с намеком, очень надеясь что развязанность скроет его смущение.
- А мне так нравится, - тот Мартин бы смутился, этот и глазом не моргнул. Педалировал и усилил его стеб, ничуть не смутившись, и заставил смутиться Алана. Потому что он не понял. Мартин смотрел на него без улыбки и в упор, и очень по-хозяйски прозвучало это его «А мне так нравится». Очень тихо и очень уверенно в своем праве делать именно так как ему нравится. Хм, а чего он собственно хотел, чего он мог от Мартина еще ожидать. Алана завел его тон. В том смысле что взбесил. Он надеялся, что это единственная эмоция, которая заставила задрожать его руки.
   Дейв смотрел на него пристально и очень не так, как на него когда-либо смотрел Дейв. Не зло, но света в конце черных тоннелей его глаз тоже не было. Он больше не был тем большелапым неуклюжим щеночком овчарки, это был матерый поджарый волчара с умным и черным беспощадным взглядом и посеребренной щетиной. Он больше не любил весь мир, он позволял этому миру себя любить. Иногда. Он никому не позволит это у себя отнять. Он никому не позволит у себя отнять ничего. Дейв улыбался, но у Алана по спине пробежали мурашки, как будто от ощушения, что на тебя смотрит сама судьба.
   Мартин конечно тоже изменился. Но Алан больше не видел сегодняшнего Мартина. Алан чувствовал его рядом: чувствовал его тепло своей кожей, хотя вообще это было неправда, потому что был в пиджаке и не мог бы, но чувствовал. Алан чувствовал запах его кожи, запах пота, это было так знакомо. Алан снова не мог отделить возмущения, вызванного им, от возбуждения.
- Словно и не было этих шестнадцати лет, - тихо проговорил Уайлдер. Он имел в виду все вот это, но решил перевести в сферу музыки, чтобы Мартин не счел его слова, и поднятые им темы, слишком на свой счет, учитывая всю сложность и неоднозначность происходящего, - а руки-то… руки-то, помнят! – он для важности потряс ими в воздухе.
  Мартиновское:
- Хе. Хе. Хе. – произнесенное именно с такими знаками препинания вслух, точно говорило о том, что он предпочел понять его наихудшим из всех возможных способов. О том, что помнят его натруженные руки.
   Алан толком не смог ему возразить. И тоже начал смеяться. Это было так ужасно, но так захватывающе, стоять тут и чувствовать себя безответственным рас****яем. И перекидываться двусмысленными небезопасными шуточками с Мартином Гором. Как много лет назад. Без жены, без детей, без обязанностей, без воспоминаний, без боли. Еще секунду, и он отсюда не уйдет.
Соберись, тряпка.
- Я хотел сказать, что я, конечно же, приду, Мартин. Спасибо тебе! – от всего сердца сказал Алан. Он снова повернулся, чтобы уйти, но остановился у самой двери, на губах его играла веселая ухмылка, - Честно говоря, я уже давно взял билет у Миллера… Он тебе не сказал?
- Черт, - сказал Мартин, ухмыляясь, -  нет.
- Но…теперь, когда ТЫ пригласил я…
- Не надо было мне этого говорить…
- Я просто не смогу.
- Почему?! – ну хоть так отыгрался, заставив Мартина поволноваться. Мелочь, а приятно.
- Я просто не смогу, Мартин отказать себе в ТАКОМ удовольствии…
- О, боже…Алан…
- МАРТИН, ТВОЮЖМАТЬ! – крикнуло несколько голосов сразу, - АЛАН?! Ну сколько можно?!
- Спасибо, господа, - сказал Алан, и помахал обществу рукой, -  уже поздно, я пожалуй пойду, мне пора, спасибо вам большое, рад был вас всех увидеть…
   Флетч подошел обнять Алана на прощание, потом Кристиан, Питер… Дейв. Алан обнял Дейва с отчаянно бьющимся сердцем.
 - Спасибо тебе за…все, друг,  - шепнул он ему на ухо, - спасибо.
-  Что, Алан, даже чаю не попьете? – ехидно и громко спросил Дейв, вызывая у всех присутствующих еще один взрыв хохота.
- Я еще вернусь, - сказал Алан угрожающе, заставляя музыкантов снова захохотать, - Вернусь, завтра! И буду на вас смотреть! Сидеть на жопе и заниматься критиканством, вы знаете, я все равно имею свое мнение на каждую вашу песню, написанную без меня. И я не буду молчать. И только попробуй выступи плохо, Дейв!
- О, ради тебя я устрою такое шоу, Алан, ты станешь президентом моего фанклуба! – сказал Дейв.
- Да я из него и не выходил никогда, - сказал Алан, заставив всех снова расхохотаться, - Я так оценил твои старания сегодня. Где ты только Мартина не облизал …
  Группа хохотала как безумная.
- Скажи мне где его полизать завтра, и я это сделаю! – ничуть не смутившись сказал Дейв.

****

  Алан проснулся к полудню. С поразительно чистой головой. По правде говоря, он принял на грудь потом, когда приехал домой, уговорив почти бутылку. Ощущение развязавшегося стотонного узла, который давил на него все эти годы, хоть он уже и привык его не замечать, повергло его в чувство чистейшей эйфории. Он вдруг подумал, что черт побери, все только начинается. Что ничего еще не потеряно, что он еще не так уж и стар. Рано, черт возьми, вам всем еще списывать меня со счетов!
    Ему было так хорошо, что он не заметил как оптимистично и радостно нажрался. Как не заметил и того факта, что заснул, свернувшись калачиком, в гостиной внизу.  Проснулся он при всем при этом, чувствуя себя полностью выспавшимся, бодрым и жизнерадостным. Предвкушающим сегодняшний вечер, просто с неожиданным для самого себя оптимизмом.
 - Чарли? – Хэпзиба позвала его из коридора, спускаясь из спальни - Чарли?! Ты где?
-  Я здесь, - сказал он жизнерадостно.
В руках у Хэп был пиджак, который он бросил при входе.
- Это что? – спросила она его довольно мрачно.
- Мой пиджак, - сказал Алан.
- Это, на нем, что? – спросила Хэп.
- А что на нем? – спросил Алан.
- Очки надень, - сказала Хэп.
Она была зла как черт. Алан подошел к журнальному столику, послушно надел очки. Снова подошел к Хэп.
- Ты с кем вчера нажрался? – спросила она. Как-то грубо, на его взгляд.
- Ни с кем, - честно ответил он, - я был стекл как трезвышко. В смысле трезв как стеклышко.
- Потому и заснул в гостиной в ботинках на диване?!
- Да. В смысле, ну, потом…выпил, - сказал Алан, - Чуть-чуть. Для настроения. Но так я был трезв. Трезвее чем последние полгода, пожалуй. А что?
  В очках его пиджак выглядел, примерно, так же как и без очков. Ну, помятый немного, так это вроде, модель такая.
- Он весь в женской косметике, - наконец выдавила из себя Хэпзиба. Лицо Алана изобразило совершенно искреннее изумление.
- Это не я! – сразу сказал Алан.
- И не я, - мрачно сказала Хэп, – А кто?
Алан пожал плечами и развел руками, он в упор не понимал претензий жены. Пришел он вчера не так уж и поздно, трезвый, какого, блин, черта?!
- Такое ощущение, что ты или упал на косметический прилавок, или обнимался с десятком ****ей. Что ты вчера делал, Алан?
  Художественный образ, нарисованный воображением жены показался Алану по меньшей мере забавным. Он захихикал и начал разглядывать свой пиджак на свет. Вся его поверхность сплошняком, была усыпана блестками. Серебристыми,  переливающимися блестками. Нет, он хоть убей не понимал, как они могли туда попасть.
- Блестки, - хихикнул он.
- На твоем лице и волосах творится вообще черти-что, - сказала Хэп. Ты себя в зеркало видел?
- Нет, конечно,  - сказал Алан и поскреб щетину, - Я же спал. И я еще не брился.
- Откуда это? – спросила она.
Алан пошел в ванную. Специально. Включил свет над зеркалом и задумчиво оглядывал свою сияющую серебристыми блестками щетину, и ухо. И вдруг, внезапно, до него дошло. Он расхохотался раскатистым, громким и нездорово веселым смехом. Он внезапно вспомнил, что это было. Он не заметил вчера сразу. Его мысли были так заняты самим фактом того, что он снова видел Мартина, видел Флетча, что они играли на сцене, вместе. Его эмоции были переполнены, страхом того, что руки забыли как играть, воспоминаниями о том, как это было, предательскими фантазиями о том, как это могло бы быть, если бы не. Его мысли слишком занимало лицо Мартина, мимика его, его движения. Он вряд ли мог бы даже вспомнить, в чем, собственно, Мартин был, он просто помнил, что это все сияло совершенно нереальным светом. Но Мартин и сам сиял так, что его серебристый костюм казался простой серой тряпкой. Да и потом, он так занят был разглядыванием его профиля, такого знакомого и незнакомого одновременно, он слушал голос, которого он не знал, но который держал в самоей глубине то, что он нес бережно в своем сердце эти десятилетия. Это было так сюрреалистично, видеть юношу, которого он знал до самой последней детали, и видеть зрелого мужчину, которого он совершенно не знал. Нужно ли его винить, в том, что он далеко не сразу заметил, когда обнимал его, что все его тело, грудь, руки, на всей поверхности манящей его кожи намазаны  этими сверкающими блестками.
     Хэпзиба встала в дверях, злая и растрепанная, в белом халате, мрачно глядя на него своими темными глазами. Это рассмешило Алана еще сильнее. Он смеялся и не мог остановиться. Он даже налил себе в стаканчик, стоящий на раковине для полоскания, воды из-под крана, и выпил ее залпом. Стало чуть полегче. Он с вожделением провел рукой по щетине, и прерываясь на приступы неконтролируемого хохота, с трудом проговорил, с восторгом малопонятным супруге:
- Д-д-ду-у-ура! – счастливо проскулил он, -  ЭТО Ж МАРТИН ГОР!

И я хочу, и я хочу, и я хочу, и я хочу
И я всегда буду голоден,
И я хочу.

 

Конец

25.07.12 Анхесенпаатон Ра ©