Смуглянка, рассказ

               




Смуглянка



Заскорузлые скрюченные пальцы рук, постепенно выпрямляясь, как по команде потянулись к огню. Небольшой костерок, предназначенный для согрева воды, необходимой при промывке золотосодержащего грунта, – единственный источником тепла, а стало быть, и жизни на заиндевелой оконечности земли. Закопченный чан, висевший над огнем, периодически заполняли снегом. Затем горячую воду сливали на некое подобие драги, заполненную мерзлым грунтом.
Виктор Иванович Горюнов, старший в группе заключенный и по возрасту, и по  воинскому в прошлом званию, объявил перерыв в работе, и все его коллеги по несчастью тут же сгрудились вокруг костра. Каждая из таких мини-артелей, состоявших из шести-семи политических зэков, входила в общую бригаду, которой руководил тоже заключенный, но, как правило, уголовник. По нескольку раз в день он обходил подотчетные  группы, проверял работу и забирал намытое золото. Проблем у бригадира с подчиненными почти не возникало: бывшие офицеры четко выполняли заведенный распорядок.
Среди заключенных, сидевших вокруг костра,  самым молодым был старший лейте-нант Сергей Белов – летчик-истребитель, одержавший почти два десятка побед в воз-душных боях с фашистами. Впрочем, все это было в прошлом, куда помимо воли часто уводили его воспоминания. Вот и теперь, слушая  вполуха сидящих рядом товарищей и благодарно ощущая пальцами промерзших рук приходящее тепло, он уходил своей памятью в то недавнее военное прошлое.

Подбитый немцами ястребок Сергея выходил из боя и судорожно старался набрать необходимую высоту, чтобы затем, планируя, попытаться дотянуть до своего аэродрома или, по крайней мере, уйти за линию фронта. Внизу простиралась брянская земля, сплошь покрытая густыми лесами. Брянск хоть и оставался тогда под фашистами, но на лесных просторах почти всецело хозяйничали партизанские отряды. Дотянуть до линии фронта Сергею не удавалось, самолет продолжал терять высоту и управляемость. Кроны деревьев приближались с нарастающей быстротой. Какое-то время он все же пытался разглядеть в зеленом месиве хотя бы небольшую полянку и уж тогда попытаться целенаправленно совершить парашютный прыжок. Еще несколько мгновений нерешительности – и Сергей вывалился из кабины горящего ястребка. В результате все получилось неплохо – он приземлился на слегка затопленный лужок.
«Последняя пуля для себя» – такой была заповедь героя грозных военных лет. На всех уровнях власти однозначно предписывалось никогда и ни при каких обстоятельствах не попадать в лапы фашистов живым. Множество героических подвигов советских людей заканчивалось последней пулей в висок. Это – закон Отечественной войны.
Однако старший лейтенант Белов считал иначе. Он категорически отвергал такой конец. Нет, не только все предыдущие, но и самая последняя пуля в его пистолете предназначалась для фашистов! Решил он это для себя уже давно и даже как-то попытался по молодости  оспорить принятое в армии мнение о «последней пули», но вскоре понял, что озвучивать свое мнение по этому поводу крайне опасно. После неприятного разговора с офицером из органов безопасности Сергей больше никогда и ни с кем не обсуждал этот вопрос, но взглядов своих не изменил.
Прыгая с парашютом, он полагал, что если повезет, то он, в конце концов,  повстречается с партизанами. Ну, а если нет? Две обоймы в пистолете способны уничтожить несколько фашистов, а на себя тратить пулю он не будет – пусть немцы позаботятся…
Но получилось все неожиданно и удачно. Как только Сергей приземлился и начал подтягивать к себе парашют, за спиной раздался приглушенный детский крик: «Руки вверх!». Обернувшись, он увидел двух пацанов, один из которых держал в руках охотничью двустволку, направленную на него.
– Вы что, ребята? Я же свой, я советский летчик…
Какое-то время ребята и их пленник пререкались, но вскоре вместе двинулись в гущу брянского леса. По ходу движения общение становилось все более доброжелательным, и Сергей многое узнал и про место своего нынешнего пребывания, и про царившие здесь порядки. Однако как только происходила очередная встреча с группкой партизан, двустволка принимала горизонтальное положение, почти упираясь в его спину. Часа через два старший лейтенант, наконец, очутился в довольно просторной землянке, где начались допросы, правда, вскоре перешедшие в дружеские собеседования. Пожилой бывший райкомовский работник, который ныне являлся командиром партизанского отряда, немного поколебавшись, принял решение отправить слегка контуженного пилота, как он выразился, передохнуть в карантинную роту. При этом командир как-то загадочно и грустно улыбнулся.
Так называемая карантинная рота почти целиком состояла из девчат,  недавно осво-божденных из фашистского рабства. Поезд, в одном из вагонов которого их везли на рабо-ту в Германию, был захвачен передовой группой довольно большого партизанского отряда. В результате рейд по тылам врага окончился не только весьма удачно, но и принес головную боль командованию: «Что теперь делать с этими девчатами?».
После некоторых колебаний было принято решение временно организовать некое вспомогательное подразделение, условно названное «карантинной ротой», вменив ему  обязанности по устройству партизанского быта. В этот «малинник» до принятия окончательного решения по его судьбе и  направили  старшего лейтенанта Белова.
Сергей был парнем стеснительным, так что не сразу и даже с трудом удалось ему влиться в это весьма специфичное подразделение. Но молодость есть молодость. Несмотря на только что пережитое, почти два десятка девичьих глаз с возрастающим интересом рассматривали молоденького пилота, грудь которого украшалась несколькими орденами. В душе Сергея началось необычное волнение, временами оно становилось похожим на бурю, особенно если рядом оказывалась одна девчонка с васильковыми глазами. Он всеми силами старался сохранять спокойствие, но не всегда это получалось…
Часто вечерами девчата усаживались в кружок и пели народные, но чаще довоен-ные песни. В паузах Сергей рассказывал певуньям о фронтовой жизни, о том, что произошло в стране за годы фашистской оккупации Брянщины, а затем стал знакомить девчат с новыми песнями, появившимися уже в годы войны.  Песни эти воспринимались как весточки с Большой земли, как неразрывная кровная связь и гарантия неотвратимости победы над врагом. Полюбились девчатам и «Землянка», и «Огонек», и другие песни, но больше всех – «Смуглянка»:
Как-то летом на рассвете
Заглянул в соседний сад.
Там смуглянка-молдаванка
Собирала виноград.
Песня про свою ровесницу-смуглянку почему-то особенно пришлась по душе белокожим славянкам. Исполняли ее девчата лихо,  страстно воспевая чужое счастье. Звонкие голоса звучали и жизнеутверждающе, и радостно, но некоторые из певуний при этом плакали. «Какие странные эти девчата», – не переставал удивляться Сергей.
О смуглянке-молдаванке
Часто думал по ночам.
Вдруг вою смуглянку
Я в отряде повстречал!
Но недолго было суждено старшему лейтенанту Белову пребывать в партизанском отряде. Во время войны командиры всех рангов прекрасно понимали ценность высококлассных пилотов-асов. На высоком уровне дан был приказ переправить его на Большую землю. Прощанье с карантинной ротой оказалось очень трогательным:
Раскудрявый клен зеленый лист резной
Здесь у клена мы расстанемся с тобой!
Васильковые глаза все смотрели и смотрели вслед парню, удаляющемуся  по тропинке в чащу партизанского леса.

Рука Виктора Ивановича тронула плечо Сергея:
– Пора, товарищи. Отдых окончен.
В своей мини-артели бывший полковник Горюнов установил четкий порядок, основа которого состояла в попеременном назначении на различные виды работ всех его подопечных. Самой трудной работой, требующей  большой физической отдачи, была долбежка ломом промерзшего грунта. Полученные таким образом золотосодержащие куски передавались другим зэкам, которые размораживали их с помощью крутого кипятка и затем просеивали. Свободные  от этих основных видов работ старатели заготавливали дрова, поддерживали огонь  и периодически заполняли снегом висевший над костром чан. Все исполнители работ периодически менялись местами, так что тяжесть труда распределялась практически равномерно.
С раннего утра Сергей долбил землю, затем отогревал и просеивал породу, а к вече-ру получил назначение на поддержку огня. Эта работа была, с одной стороны, самой лег-кой, но с другой – самой опасной. Смертельная опасность исходила от охранников.
Заготовка дров и хвороста порой уводила заключенного достаточно далеко от   костра старателей, появлялась реальная возможность получить пулю от лагерной охраны. Мотивировалось такое убийство просто: «Заключенный пытался совершить побег».
Конечно, среди надзирателей были разные люди. Встречались даже такие, что не верили в якобы совершенные зэками преступления и в глубине души сочувствовали им. Но чаще охрана относилась к разжалованным офицерам с презрением, и даже встречались откровенные подонки, у которых убийство беззащитного человека вызывало только чувство радостного удовлетворения. В общем, при заготовке дров нужно было соблюдать крайнюю осторожность.

Бои тогда уже полыхали в небе над Польшей. В воздушной схватке с фашистскими истребителями самолет командира получил повреждения и задымил. Он попытался выйти из боя, но тут к его хвосту прицепился вражеский мессер. Решение старший лейтенант Белов принял моментально и направил свой ястребок наперерез немцу. Таран получился классическим: вражеский самолет разломился пополам, а развороченная кабина ястребка успела выбросить из себя контуженного пилота. Во время падения, уже находясь в бессознательном состоянии,  он рефлекторно дернул за кольцо парашюта.
Сколько времени провисел Сергей на стропах основательно застрявшего в ветвях векового дуба парашюта, он так никогда и не узнал. Очнулся пилот уже когда лежал в санитарной палатке у польских партизан.
Во время Второй мировой войны на территории Польши действовали партизанские отряды, подчиняющиеся различным политическим группировкам. Многие среди них входили в состав Армии Крайовой, которая воевала с немецкими фашистами, но одновременно была непримиримым врагом нашей страны. В один из отрядов Армии Крайовой и забросила судьба советского офицера Белова.
Отважный пилот плохо разбирался в особенностях структуры Польского сопротивления. Да и вообще, фронтовые будни приучили его к мысли, что если кто-то воюет с фашистами, значит он союзник и даже фронтовой товарищ. Такой наивный подход очень дорого обошелся старшему лейтенанту в дальнейшем, и хотя по-настоящему участвовать в боевых операциях на стороне поляков Сергею не пришлось – так только мелкие столкновения, но и этого оказалось достаточно для его ареста сразу по приходу советских войск.
Последовавшие за этим допросы были совсем другими, нежели раньше, когда по разным причинам старший лейтенант Белов попадал в поле зрения органов государственной безопасности. Сначала он просто не понимал сути обвинений, потом искренне возмущался, но, в конце концов, уяснил, что его судьба предрешена. Он, боевой офицер, верой и правдой служивший своему Отечеству, по чьей-то злой воле превратился если и не в предателя, то, по крайней мере, в пособника  врагов.
Долгий, долгий путь через всю страну на восток в черные лагеря. «Будь проклята ты, Колыма…».

Закончился, наконец, длиннющий рабочий день, и зэки, построенные в колонну по двое, двинулись из зоны к своим баракам. В такие минуты все существо Сергея отключалось от суровой действительности и уходило в мир воспоминаний, которыми боевому офицеру ныне лишь и оставалось утешаться. Сами собой появлялись фрагменты воздушных схваток, чаще удачные, лица живых и павших боевых товарищей, а то и просто мистические картины. Среди этих видений особо грели душу молодого мужчины  глаза далекой девчонки из брянских лесов. Она ласково улыбалась и что-то говорила, похоже, звала Сергея. Но куда звала, он понять не мог. В такие мгновения так хотелось, отбросив все на свете, уйти навсегда в  чарующую васильковую глубину.
Усталой колонне заключенных осталось пройти лишь  несколько сот метров до ворот пропускного пункта лагеря, когда Сергей вполне явственно услышал женский голос: «Товарищ старший лейтенант!». Зов этот исходил от близлежащей сопки, почти сплошь заросшей кустами багульника, укутанными плотным снежным покрывалом. Над толщей снега можно было если не рассмотреть, то, по крайней мере, угадать лишь хаотичное редколесье.
Однако вскоре зов повторился. «Кого это зовут? Неужели меня? – невольно подумал Сергей. – Нет, не может быть, чтобы меня. Не один лишь я имею это звание. Да и откуда здесь мог кто-то появиться?». Он стал в уме перечислять имена своих товарищей по заключению с таким же воинским званием. Получалось, что в колонне есть еще пять старших лейтенантов. Этот факт хотя и не совсем, но все же отчасти заглушил возникшее в душе чувство тревожной радости.
Перед самым отбоем к Сергею подошел Виктор Иванович.
– Какой-то ты странный, Сережа. – От мудрого бывалого человека не могло утаить-ся внутреннее смятение его подопечного. – Что тебя мучает?
– Не знаю точно, но мне показалось, что позвал меня какой-то женский голос. Даже кажется знакомый…
– Бывает, Сережа, и не такое.
– Но что же это, Виктор Иванович, может быть?
– Я-то не верю, но люди болтают, будто бы бродит рядом с лагерем красавица шаманка, выискивая себе для утехи молодых мужчин, – совсем тихо поведал полковник. – Ерунда все это. Но все же будь поосторожней, не распаляйся. Парень ты молодой…
Какое-то время Сергей размышлял над словами Виктора Ивановича, но вскоре сон сковал сознание смертельно уставшего парня. Спал он крепко, а ночные видения были легкими и приятными. В затуманенных грезах являлась ему не шаманка, блистающая экзотической красотой, а милая девушка с васильковыми глазами. Она что-то тихонько  говорила, будто опять звала его, но опять непонятно куда.
Темно-серое утро пронзила резкая команда побудки, которая мгновенно удалила романтический налет ночных видений. Наступал новый безотрадный день в бесконечной череде арестантских будней. Все как обычно: холод, голод, работа на износ да редкий отдых у костерка. Весь процесс существования, можно сказать, проходил почти бездумно, в автоматическом режиме. Это давало возможность уходить иногда в воспоминания  фронтового прошлого, но задержаться там все же не получалось. Сергей даже привык к такому ходу событий и знал, что по настоящему он сможет очутиться в своем внутреннем  мире только вечером, на марше из зоны в лагерь.
На этот раз все было ярче и эмоциональнее чем обычно. Колонна зэков шла своим обычным маршрутом, но предчувствие чего-то необычного нарастало и нарастало. Сергей ждал, и вот опять, как и вчера, услышал: «Товарищ старший лейтенант!».
На этот раз он уже почти был уверен, что зовут именно его, и это голос той девчонки с васильковыми глазами. Вскоре зов стал еще определеннее: «Сережа!». Но все же оставались небольшие сомнения, поскольку не один он в колонне носил это имя. Еще несколько шагов по снежному насту – и все сомнения ушли прочь, когда  с повторяющимся эхом прозвучало: «Смуглянка!». И тут же со стороны сопки Сергею послышался девичий хор:
И смуглянка-молдаванка
По тропинке в лес ушла…
Душа боевого пилота затрепетала. Сопротивляться чарующему зову уже не было ни сил, ни желания. Сергей резко в бок вышел из строя и, утопая в снегу, двинулся навстречу зовущим  голосам. Он не слышал ни остерегающих призывов своих товарищей, ни  окриков охраны, ни предупредительных выстрелов. Чары «смуглянки» уводили старшего лейтенанта в иной влекущий  мир.
Прозвучали прицельные выстрелы. Одна из пуль попала в позвоночник, раздробив его срединную часть. Тело старшего лейтенанта сложилось вдвое и ничком упало в рыхлый снег. Какое-то время ноги судорожно дергались, и можно было еще уловить хриплое дыхание Сергея. А он  слышал только девичий хор, который все призывней и громче звал:
Клен зеленый, да клен кудрявый,
Да раскудрявый резной…