Лобовая атака, рассказ

Дмитрий Игумнов
ЛОБОВАЯ  АТАКА


Командир звена прикрытия старший лейтенант Бизурин Сергей Петрович ста-рался не потерять дистанцию, сохраняя при этом пространство для маневра на случай появления вражеских истребителей. Туман, заволакивающий сумрачную Ладогу, почти всегда воспринимался им двояко. С одной стороны серая пелена позволяла  нашим летчикам скрытно проходить на бреющем полете над поверхностью Ладожского озера. Фашистским асам было крайне трудно обнаружить, а уж тем более сбить, транспортные самолеты, рейсы которых в те дни являлись почти единственными связующими нитями нашей огромной страны с зажатым тисками блокады голодным Ленинградом. Это, конечно, было несомненным и большим плюсом. Особенно помогал туман гражданским самолетам, часто летающим без воздушного прикрытия. Иное дело при особых рейсах, в которых безопасность транспортного самолета ставилась превыше всего. Такими специальными рейсами переправлялись в осажденный город и обратно крупные военачальники, а то и представители руководства страны. В этих случаях полагалось надежное прикрытие истребительной авиацией. В условиях плохой видимости от летчиков сопровождения требовалась ювелирная точность. Вот здесь плотный туман и являл огромный минус.
В ту апрельскую ночь Сергей вел свое звено прикрытия существенно выше, можно сказать, над транспортным самолетом, в чреве которого находилась когорта во-еначальников во главе со знаменитым генералом – представителем ставки Верховного главнокомандующего. В душе своей старший лейтенант не только уважал, а просто боготворил этого сурового властелина. Прежде всего, он был бесконечно благодарен ему за свою старшую дочь Валю, вывезенную рейсовым самолетом из блокадного Ленинграда. С ним, с этим легендарным полководцем, связывал Сергей все дальнейшие надежды: и личные, и всенародные.

Впервые летчик Бизурин встретил этого генерала еще на Халхин-Голе. Там в боях с японцами молодой летчик-истребитель принял  свое боевое крещение. В первом воздушном бою его самолет был подбит, и только необыкновенное везение позволило дотянуть до аэродрома и посадить израненный «ястребок». Печальный урок пошел впрок: лейтенант стал более осторожным, более расчетливым и выдержанным. Он уже не кидался в бой сломя голову, а старался аккуратно маневрировать, пытался просчи-тать встречный маневр противника. Однако эта прагматичность напрочь улетучива-лась в драматичных фазах атаки. В решающие моменты им овладевало отчаянное чув-ство врожденной безоглядной удали. Потом, уже выйдя из боя, Сергей не мог объяснить даже самому себе логику своих действий, порой выглядевших весьма странной в глазах опытных асов. Тем не менее, такая нестандартность и отчаянность порой давала результаты. Не каждый летчик мог похвалиться двумя сбитыми самолетами противника за относительно короткий срок боевых действий на Халхин-Голе. За эти две победы лейтенант Бизурин получил свой первый орден.
С тех пор прошло больше двух лет. Началась Великая Отечественная война, война, в которой противник был во много раз сильнее, чем там, в Монгольских степях. Теперь стоял вопрос не просто о победе в локальном конфликте, а о самой жизни мно-гомиллионного народа. Реально и неумолимо надвигался мрак фашистской оккупации.

Перед самой войной, буквально за несколько дней до немецкого вторжения, же-на Сергея Саша с двумя дочками уехала в Ленинград погостить у своих родителей. Отец Саши уже давно и тяжело болел. Угасающему старику страстно хотелось  напо-следок увидеть своих маленьких внучек.
Круговерть московской жизни, постоянные заботы и в семье, и на работе застав-ляли Сашу все время откладывать поездку в свой родной город. Однако телеграмма с тревожными известиями заставила ее, отложив решение житейских проблем, вместе с обеими дочками срочно уехать в Ленинград. Способствовали этому отъезду и начав-шийся отпуск, и увещевания родни Сергея о необходимости выполнить свой долг перед родителями. Особенно четко и требовательно убеждала Сашу бабушка Сергея.
– Негоже медлить с отъездом. Потом, если что, то век будешь корить себя. Ода-ри родителя своего последней радостью, – назидательно уговаривала она. – Сережа сейчас на ученьях, так что самое время. Чует сердце мое, что вот-вот случится нелад-ное.
Да, предчувствие не обмануло старую женщину. Великое горе пришло на нашу землю: грянула Великая Отечественная война. Может, именно сообщение о вероломном нападении фашистов, а может, и просто тяжелая болезнь отняли у Сашиного отца последние силы. Единственным утешением осталось то, что успел он увидеть своих дорогих внучек, успел рассмотреть их разноцветные глазки.
Действительно, глаза у сестер были разного цвета, да и сами они были не очень-то похожи друг на друга. Старшая, светлоглазая Валя, была неугомонной озорницей, постоянно что-то выдумывала и пыталась претворить свои выдумки в жизнь. Младшая, черноглазая Ира, являлась почти полной противоположностью своей сестре: тихая и послушная, она постоянно либо возилась со своими куклами, либо рассматривала картинки в детских книжках.

Старшему лейтенанту Бизурину уже неоднократно приходилось прикрывать с воздуха транспортные самолеты и в окрестностях, и над самой Ладогой. Случались, конечно, и спокойные вылеты, но чаще все же приходилось вступать в бой с немецкими истребителями. Неприятно волнующим душу воспоминанием отзывалась одна из первых встреч с «мессершмиттами». Случилась она еще ранней осенью у самой береговой кромки.
В то памятное утро небо было удивительно чистым, что позволило «ястребкам» сопровождения своевременно заметить стервятников и занять боевой порядок. Бой проходил с переменным успехом: были сбиты по одному самолету с каждой стороны. После нескольких безуспешных атак силы немцев оказались фактически израсходован-ными, но уже уходя на последний разворот один из «мессеров» неожиданно оказался на встречном курсе Сергеева «ястребка». Самолеты стали быстро сближаться во встречной атаке. Еще несколько мгновений и вот-вот должен грянуть лобовой таран. Опьяненный азартом боя Сергей в те мгновения ни о чем даже не успел подумать. Леденящий душу страх пришел потом, после того как немец, не выдержав, успел избе-жать столкновения и промелькнул над кабиной «ястребка». Самым неприятным оказалось то, что наш пилот не успел вовремя нажать на гашетку, и фашист избежал заслуженной кары.
Этот эпизод воздушного боя потом многократно обсуждался среди однополчан.
–  Как же ты, Серега, дал такого маху? – недоумевал командир эскадрильи. – Ведь выдержал лобовую атаку, а когда все было в твоих руках, растерялся.
Старший лейтенант Бизурин, опустив голову, молча слушал. Его командир и боевой товарищ, опытный пилот, сбивший своего первого «мессера» еще в Испании, никак не мог успокоиться:
–  Немец, мать его, летчик что надо. Умный сволочь, смелый и расчетливый, –  продолжал комэска с грустной улыбкой. – Есть чему и нам поучиться у них проклятых. Но есть у них один очень важный изъян: фашисты не выдерживают лобовой атаки. Сам не раз убеждался в этом. Вроде вот-вот идет в лоб, но кишка у них тонка. В самый решающий момент обязательно сдрейфит и отвернет. Вот тут-то и нужно угостить его очередью, –  командир дружески похлопал Сергея по плечу. – Ладно, проскочили, все. Теперь, небось, запомнишь навсегда, что немец не выносит атаки в лоб.
Такая неудачная атака, первая лобовая атака, еще долго коробила сознание старшего лейтенанта.

Не только сам Сергей, но и его родители родились и выросли в Москве. По од-ной из ветвей родословной даже его прапрабабушка Макрина Михеевна была коренной москвичкой. До революции Бизурины владели трехэтажным домом с двухэтажной пристройкой. На первом этаже основного дома располагался их магазин, в котором торговали всякой всячиной: от продуктов питания до мелкой галантереи и даже керосина. Дед Сергея ведал вопросами снабжения, а вот непосредственно торговлей занималась его бабушка Мария Петровна. Рассказывали, что в молодости была она очень даже симпатичной. В их рабочей слободке, где располагалось несколько разных магазинчиков, ее магазин так и называли: «У красавицы».
В послереволюционные годы отобрали у Бизуриных и магазин, и трехэтажный дом. Оставили им лишь небольшую квартиру на втором этаже пристройки. В соответ-ствующие годы был репрессирован дед Сергея как представитель чуждого класса. Много людей тогда исчезло в их слободке.
Время шло, подросли дети. Стали появляться в квартире Бизуриных новые лю-ди. Будущий Сережин отец привел в дом тоненькую интеллигентную девушку. При-мерно через год после этого события появился на свет и сам Сережа, а затем, через две-надцать лет, явно запоздав, и его младший брат Васек.
Несмотря на значительные перемены не только в родовом гнезде, но и во всей стране, особый старый уклад еще долго оставался определяющим в семье Бизуриных. Главой семейства, его идеологом и мотором оставалась строгая и рачительная Мария Петровна.

В студеный январский вечер 42-го года старший лейтенант Бизурин получил приказ сопровождать со своим звеном самолет, летевший из Москвы в Ленинград. Ко-мандир полка особо подчеркнул, что самолет летит с исключительно важной миссией.
В чем заключалась суть этой миссии, Сергей, конечно, не мог знать, но для него было вполне достаточно удостовериться в этой важности самим составом делегации. Среди пассажиров самолета, который доверили ему охранять, был легендарный генерал – герой Халхин-Гола, которого с простыми заданиями не посылают.
Над замерзшей Ладогой основательно вьюжило, но несколько выше, где разме-щался используемый пилотами воздушный коридор, болтанка оказалась вполне прием-лемой. Члены делегации продолжали свое совещание, обсуждая животрепещущие во-просы обороны Ленинграда. И вот в самый разгар этого обсуждения неожиданно вы-нырнули  из-за облака вражеские истребители. Все приникли к иллюминаторам и стали наблюдать за воздушным боем.
Скоротечность таких столкновений ощущается только наблюдателями, а для са-мих непосредственных участников какие-либо временные рамки обычно отсутствуют. Круговерть атак, отвлекающие маневры, стремительные перехваты и прочее происхо-дящее во время воздушного боя, в основном, было направлено на изыскание возможности зайти в хвост соперника. Если это удавалось, то длинная очередь и факел уходящего врага приносил радость победы.
В угаре боя старший лейтенант Бизурин обычно забывал обо всем на свете. Впе-чатлительного, но одновременно уравновешенного, в такие моменты его охватывала одержимость древнего ратоборца. Уже в первые минуты боя Сергею здорово повезло: еще одним «мессером» пополнился список его побед. Везти не может постоянно, и вражеская очередь прошила правое крыла «ястребка», повредив его элерон. Управлять раненной машиной стало много труднее. Пытаясь вывести свой истребитель из опасной зоны, он не справился со сложным управлением и оказался на встречном курсе атакующего «мессершмитта».
«Ястребок» старшего лейтенанта попал в лобовую атаку, можно сказать, слу-чайно, против своей воли. Похоже, и немец не ожидал такого поворота событий. Безболезненно уйти от грядущего столкновения шансов уже не оставалось. Самолеты сближались на большой скорости.
– Давай, давай, паскуда, – Сергей вцепился в штурвал и приложил палец к га-шетке. В момент вспомнились слова комэска: «Фашисты не выдерживают лобовой ата-ки». Еще одно-два мгновения и, действительно, подтвердилась правота его командира. Немец не выдержал и, пытаясь уйти от столкновения, поднял свой самолет чуть выше. Этого и ждал Сергей Петрович. Над его кабиной, разрываясь во все стороны, промель-кнуло распоротое брюхо фашистского истребителя.

После смерти отца Саша не решалась оставить в одиночестве убитую горем ма-му. Время шло, и тиски блокады все жестче стягивали петлю на шее осажденного Ле-нинграда. Уже к середине сентября плотное кольцо немецких войск напрочь зажало город. Связь со страной стала крайне затруднительной, поскольку немцы имели значи-тельное превосходство в авиации. Это превосходство давало им возможность контро-лировать все Ладожское озеро и большую часть прибрежной территории. Только от-дельным самолетам удавалось прорываться сквозь смертоносные скопления фашист-ских орд.
Саша, как и многие ленинградцы, была рекрутирована на строительство оборо-нительных укреплений сначала на Лужской полосе, а затем и на других стратегически важных направлениях. Ее девочки сначала оставались на попечении слабеющей с каж-дым днем мамы, а после ее тихой кончины, старенькой соседки Феклы Григорьевны.
Война продолжала пополнять свои кровавые закрома. Пришла похоронка на от-ца Сережи, погибшего в боях под Ржевом. Уже трудно было найти семью, не понес-шую утраты от нашествия немцев. Великое горе охватило огромную страну. Однако это горе, это несравненное горе, только сплачивало людей. Тяга уйти на фронт для непосредственного участия в боевых действиях стала почти всеобщей. В семье Бизури-ных место погибшего отца занял Васек. Не встретив понимания ни в семье, ни в воен-комате, паренек просто убежал из дома на фронт.
На борьбу с фашистами поднялся почти весь советский народ. Именно почти, поскольку нашлись негодяи, стремящиеся даже тогда нажиться на народном горе. Своеобразное частное предпринимательство особо расцвело в виде спекуляций и во-ровства продовольственных карточек. Не обошло несчастье и московскую семью Бизу-риных. Почти в самом начале месяца у Сережиной мамы в очереди за хлебом украли все продовольственные карточки. Пережить этот ужасный месяц было очень трудно. И все же Мария Петровна сумела спасти и себя, и свою невестку от голодной смерти. Хо-рошо хоть то, что случилось это в Москве, а не в блокадном Ленинграде.

В начале зимы нормы выдаваемых по карточкам продуктов, опять были уреза-ны: работающие ленинградцы стали получать лишь 300 граммов хлеба, а иждивенцы и дети – 150. Это уже был голод, самый настоящий голод.
Не только по специальности, но и по всей своей сути раньше Саша была чистей-шим гуманитарием. Теперь же она, освоив профессию фрезеровщика, работала в метал-лообрабатывающем цехе. На заводе трудились только женщины, не считая нескольких подростков четырнадцати-пятнадцати лет. Цех изготавливал автоматы для защитников города. Работали круглосуточно, не выходя с завода даже на время коротких обеден-ных перерывов. Лишь изредка, один-два раза в неделю, удавалось несколько часов по-быть дома.
Первое время Валя с Ирой подолгу оставались одни. Правда, сначала периодически навещала их старенькая соседка Фекла Григорьевна, а затем, после Сашиных уговоров, та совсем перешла жить в когда-то очень хорошую квартиру Сашиных родителей. Мебели в квартире почти не осталось. Все, что могло гореть, использовалось для приготовления пищи и поддержания хоть какого-то тепла.
Старшая, Валя, помогала бабушке Фекле. Ходила она даже отоваривать продо-вольственные карточки, прижимая в страхе к себе эти небольшие бумажки, являющие-ся источником жизни.

После посадки на аэродроме осажденного города Сергей не стал дожидаться ле-сенки, которую обычно подставляли к кабине, а просто выпрыгнул на долгожданную ленинградскую землю. Через несколько минут, еще не остывший после воздушного боя, командир звена истребителей уже стоял, вытянув руки по швам, перед знаме-нитым грозным генералом.
– Молодец, сокол, – даже в этот момент лицо военачальника сохраняло крайнюю суровость. – Сколько сбитых стервятников теперь на твоем счету?
– С этими стало семнадцать, товарищ генерал.
– Пора представить его к званию Героя, – не то утверждая, не то спрашивая ска-зал полководец, слегка повернувшись к сопровождающим его офицерам, и те дружно закивали головами. –  Родина вознаградит тебя за подвиги, да и я не привык бывать в долгу. Какие есть просьбы ко мне?
Сергей, конечно, не был готов к такому повороту событий, но поскольку его заветное желание вывезти семью из блокадного города постоянно находилось в центре всех его раздумий, то он, слегка прерывая свою речь от волнения, немедленно ответил:
           – Моя единственная просьба, товарищ генерал, вывезти свою семью к родителям в Москву!
– Сколько же человек у тебя в семье?
– Жена и две маленькие дочки.
– Чего же ты не вывез их раньше? – в глазах генерала появился гневный блеск. Он немного помолчал, а затем сурово посмотрел на стоящего перед ним по стойке «смирно» приунывшего летчика. – Ладно, я распоряжусь. Подойдешь потом к коменданту.

В когда-то заполненной народом квартире Бизуриных теперь осталось лишь два, но очень близких для Сергея, человека –  бабушка и мама. Невестка Марии Петровны работала лаборанткой в госпитале, часто задерживаясь там на целые сутки. В резуль-тате, все домашние заботы легли на плечи старой женщины. Впрочем, забот этих, по мнению самой Марии Петровны, было не так уж и много. Это, конечно, как  посмот-реть, ведь только ежедневная уборка квартиры да решение продовольственных проблем занимали у нее почти все время, оставляя на отдых лишь несколько часов в сутки. В эти недолгие часы отдыха тревоги бабушки за судьбы близких людей пере-межевывались в сознании о былом, о прошлом. Нет, она не жила этими воспоминани-ями, а скорее пролистывала их, как страницы, отмечая те моменты, которые казались ей особо значительными. Рождение детей и внуков, прощания и встречи с близкими людьми, успехи и неудачи, потери и приобретения. Бывшая хозяйка большого дома как самую большую несправедливость вспоминала экспроприацию почти всего имущества своей семьи революционной властью. Да, она очень не любила эту власть, но, как ни странно, не единым словом не обнаруживала свое отношение к ней никогда и ни с кем. В ее внутреннем мире уже давно была выстроена своя особая шкала ценностей, во главе которой находился ее любимый внук.
Сережа и раньше, с самого рождения, получал от своей зашторенной строгим внешним видом бабушки, основную, львиную часть ее любви. Это было очень стран-ным явлением, ведь были у Марии Петровны и другие дети и внуки, а вот Сереженька оказался самым-самым, и все тут. Да, порой понять душу человеческую очень сложно.
Суровая действительность военного времени, потери родных людей, да и про-сто страх за оставшихся в живых, сделали взгляды и чаяния Марии Петровны пре-дельно четкими. В качестве первоочередной задачи, решение которой следовало про-извести безотлагательно, она ставила возвращение в Москву «под свое крыло» семьи своего любимого внука.
И в письмах, и в редкие моменты, когда Сергею удавалось забежать домой, все-гда первым звучал вопрос:
– Сереженька, когда же вернутся наши девочки?
Дальше шли разговоры на разные темы, но этот вопрос всегда был первым. Строгая Мария Петровна терпеть не могла причитаний, даже слез на ее глазах почти не бывало. Сергею всегда было просто обсуждать с ней самые сложные и жгучие пробле-мы. Вопрос же о вызволении Саши с дочерьми из блокадного Ленинграда уже не пер-вый день и не первый месяц оставался самым главным, самым основным и для бабуш-ки, и для внука.

Наши летчики-истребители были вынуждены совершать по нескольку боевых вылетов в сутки, особенно ночью. Это правило касалось всех, независимо от того, к какой части принадлежал пилот и каким образом он оказался в блокадном городе. Иного выхода не было, поскольку превосходство немцев в воздухе было подавляющим.
В тот день старший лейтенант Бизурин все же получил увольнительную до 22-х часов. Ночью же ему предстоял очередной боевой вылет для защиты воздушного про-странства над Ленинградом.
Улицы осажденного со всех сторон города были пустынны. Сергею показалось, что большой довоенный город с более чем двухмиллионным населением совсем обез-людел. Однако Ленинград жил, боролся, работал. Сотни танков, артиллерийских ору-дий, минометов и другой военной техники производилось на его заводах.
Самым страшным были не бомбежки и обстрелы, а тихий ползучий голод, ко-торый перехватывал горло и исподволь душил и унижал, стараясь превратить человека в примитивное животное. Нормы выдаваемого по карточкам продовольствия продолжали снижаться.
В доме Сашиных родителей уже почти все стекла в окнах были выбиты. Их пы-тались заменить, в лучшем случае, фанерой, а то и просто заткнуть какими-либо тряп-ками. К постоянным обстрелам и голоду прибавился еще и холод.
Из-за царившего в комнате мрака, Сергей сначала даже не смог ничего разгля-деть. Так молча простоял он несколько минут, но тут  на заваленном чем-то непонят-ным диване произошло явное шевеление.
– Папуля, это ты? – задрожал тоненький голосок. – Ирка, вставай, наш папа приехал.
Сергей слегка отдернул пыльное одеяло с окна и увидел двух выбирающихся из груды тряпья ходячих скелетиков. Девочки бросились к отцу и заплакали. Если старшая Валя пыталась что-то говорить, старалась рассказать про их житье-бытье, то младшая Ира просто уткнулась лицом в бок своего родителя и тихонечко вздрагивала. После нескольких минут молчания, она как бы очнулась и шепотом спросила:
– А что ты нам принес?
Да, конечно, с этого и надо было начинать. Сергей вытащил из кармана припа-сенные для этой встречи галеты и дал каждой из дочерей по две штуки.
– Кушайте, мои хорошие, – он начал суетиться, вынимая из вещмешка продук-ты, которые получил в виде сухого пайка как фронтовой летчик. – Мама, наверное, на работе? А где Фекла Григорьевна?
Валя с набитым галетой ртом стала сбивчиво рассказывать, что мама часто це-лыми сутками остается на заводе, а когда ей удается придти домой, то всегда приносит что-нибудь из еды, чаще всего сухарики. Бабушка Фекла тоже заходит к ним в комнату и старается немножко подкормить. Весь разговор был о еде, и только о еде.
В неясном свете комнаты Сергей старался рассмотреть бледные личики своих дочек. Горестность увиденного многопудовой тяжестью давило на грудь, даже дышать становилось трудно. Больше всего поражали их глаза, глаза, которые раньше так рази-тельно отличали сестер друг от друга. Теперь эти различия ушли куда-то очень далеко, теперь все заслоняла паутина голода. Смотреть в эти родные глаза было куда как страшнее, чем идти в лобовую атаку с фашистским асом.
Сергей взглянул на часы.
– Вот что, мои хорошие, завтра ночью вы с мамой полетите в Москву. Там ждет вас бабушка Маня. – Он не знал, как можно доступно объяснить девочкам, что произо-шло вчера, и как будет происходить их возвращение в Москву, а только повторял: – Теперь все будет хорошо, все будет хорошо.
Посидев с дочерьми еще пару часов, переговорив с закутанной по самые глаза Феклой Григорьевной и сдав ей принесенные продукты, Сергей пошел на Сашин за-вод. Нужно было оформить выезд семьи из Ленинграда и там, и в домоуправлении.

Спустя двое суток старший лейтенант Бизурин был срочно вызван к коменданту аэродрома. Уже немолодой полковник с серым лицом и покрасневшими от постоянного недосыпания глазами приветливо покивал головой, отвечая на уставное приветствие летчика.
– Вот пришли твои пассажиры, – он помахал рукой в сторону, где прижавшись к стене стояли три изможденных блокадой человечка. Саша и девочки держали в руках по маленькому узелочку с самым необходимым. Это зрелище было не для слабонервных.
– Ничего, ничего, – успокаивал себя Сергей. – Скоро они будут в Москве, в по-луголодной Москве, но все же не в блокадном Ленинграде.
Смурной полковник слегка покачался на своем стуле и, глубоко вздохнув, при-стально посмотрел на стоящего перед ним летчика.
– Слушай, Бизурин. Посадить твое семейство в самолет до Москвы не имею ни-какой возможности. Все и так под завязку забито раненными.
Чего угодно, но этого Сергей никак не мог ожидать.
– У вас, товарищ полковник, есть приказ представителя Ставки Верховного главнокомандующего!
– Не учи меня, как выполнять приказы, – вскочив со стула, зло процедил сквозь зубы комендант. – Молод еще. Есть у меня и более поздний приказ, что в первую оче-редь отправлять на Большую землю тяжелораненых. – Он резко опустился на свой стул, грозно ворочая усталыми глазами. – Еще вопросы есть?
– Есть, конечно, есть! – резко ответил Сергей. – Что же нам делать?
Комендант опять поднялся со стула, но уже неспешно, как бы нехотя.
– Что ты герой знаю, а вот что делать в данной ситуации не знаю, – он снова по-смотрел на прижавшихся к стене девочек. – Может, одну постараюсь все же пристро-ить, – неуверенно продолжил полковник. – Самую легкую.
Теперь разговор перешел в совсем другую, дружескую тональность. В конце концов было решено посадить в переполненный транспортный самолет Валю, как с одной стороны еще маленькую, но с другой – старшую и более самостоятельную.
В заключение этой трудной беседы, окончательно смягчившийся комендант по-обещал даже покормить Сашу с Ирой и, почти извиняясь, грустно улыбнулся закутан-ной в осеннее пальто и шаль Вале:
– Ну, а ты скоро будешь в Москве. Там все же не так голодно.
Действительно, в этот грустный вечер Сашу с Ирой ждал роскошный по тем временам обед. Обед, состоящий из настоящего супа, из тарелки перловой каши, за-правленной мясной тушенкой, и даже плюс стакана киселя. Другие ленинградцы об этом не могли даже мечтать.
Летчик-истребитель решил продолжить свою атаку на «продовольственном фронте», и обратился к знакомому старшине-интенданту, отвечающему за питание лет-ного состава:
– Иван Кузьмич, может, из моего пайка что-нибудь можно отрезать? Мне просто стыдно, как я обжираюсь в это голодное время.
– Не нам судить, товарищ старший лейтенант, не нам. Там люди умнее и знают что делать, – он поднял вверх указательный палец. – Голодный летчик не может побе-дить в бою. Разве не так?
– А они могут? – опять не сдержался Сергей. – Нам даже водку дают.
Старшина примирительно немного помолчал.
– Ладно, Сергей Петрович. Вот про водку правильный вопрос задали. Я, конеч-но, помню, что перед вылетом вы никогда ее не употребляете.
Уже несколько месяцев назад, руководствуясь и своим собственным опытом, и опытом других пилотов, старший лейтенант Бизурин взял себе за правило никогда не пить законные «боевые сто грамм» перед боевым вылетом. На отдыхе – иное дело. Ведь после боя просто так и не заснешь. В результате накопилось определенное коли-чество «невыпитых грамм», которые предприимчивые интенданты использовали по своему усмотрению. Такие своеобразные взаимоотношения с работниками пунктов пи-тания давали Сергею основание просить некую компенсацию.
Тертый армейский хозяйственник все прекрасно понимал. Он дружески улыб-нулся и провел летчика в подсобную комнату, где вытащил из шкафа целую буханку хлеба и положил ее на стол. Немного постояв в раздумье, он опять открыл шкаф и до-полнил свою доброту банкой мясных консервов.
– Слышал, что вы недавно в бою сбили двух «мессеров». Так вот, примите это как благодарность от меня.
Таких щедрот никто не мог ожидать. Сергея даже «кинуло в пот».
– Ладно, – подумал он. – Валя скоро будет в Москве, а эти продукты позволят Саше с Ирой продержаться в Питере до моего следующего прилета.

Примерно через час, надрываясь от явной перегрузки, поднялся с взлетной по-лосы переоборудованный для своего нового назначения пассажирский «дуглас». При-близившись к Ладоге, и так находящийся на небольшой высоте самолет стал опускать-ся еще ниже. Издалека  могло показаться, что он не летит, а просто скользит по за-мерзшей поверхности озера. Сверху, на некотором расстоянии от него, шло звено ис-требителей, возглавляемое старшим лейтенантом Бизуриным.
Никогда еще Сергей так не страшился вражеского налета, как во время этого рейса. Многократно испытавший остроту боя летчик прекрасно понимал, что его ду-шевное состояние никак не соответствует боевому прагматичному настрою. Там, в ле-тящем рядом «дугласе», находилась его дочка Валя. Правы, наверное, хирурги, что ста-раются  не оперировать своих близких родственников и друзей. В критических ситуа-циях небольшие волнения всегда идут на пользу дела, а вот большие – могут парализо-вать волю, что чаще всего приводит к печальным последствиям.
Может быть, низкая облачность и искусство наших пилотов, а может, и просто везение, благоволившее на этот раз, позволили избежать серьезных неприятностей. Пе-релет из Ленинграда в Москву произошел на удивление спокойно. Случилась лишь единственная и какая-то нескладная попытка атаковать со стороны одинокого «мессе-ра»-шатуна. Пожалуй, зашел он в слишком глубокое пике, так что и сам был рад, что не грохнулся о лед и поспешил ретироваться восвояси.
Центральный Московский аэродром встретил самолеты вполне приличной ви-димостью, так что и посадка прошла штатно. От аэродрома до Белорусского вокзала, рядом с которым приютилась небольшая улочка, где жила семья Бизуриных, было со-всем близко. Убедительность просьбы Сергея казалась такой очевидной, что командо-вание не стало возражать и не только выдало ему увольнительную, но даже предоста-вило служебную машину. Единственно, что приземляло приподнятое настроение, так только краткосрочность этого отпуска. Через три часа летчик Бизурин был обязан вер-нуться в расположение своей части.

Мария Петровна опустилась на колени и прижала к своей груди несуразно заку-танное в грязную одежонку тоненькое тельце своей правнучки. Сергей молча наблюдал эту трогательную сцену.
– Как же соскучилась бабуля, – умиротворенно подумал он, но вдруг в голову пришла уж совсем непрошенная мысль: – Наверное, станет любить Валюшу еще боль-ше, если что случится со мной.
Передача дочери в добрые руки своей бабушки могла затянуться надолго. Одна-ко воинская дисциплина обязывала спешить. Все, сделано очень важное дело. Сергей попрощался с близкими, и в хорошем настроении вскорости прибыл в свою воинскую часть.

Весна всегда порождает в душе человеческой надежды на лучшее. Несмотря на крайнюю сосредоточенность, командир звена истребителей сквозь пелену туманной рани над апрельской Ладогой как наяву видел уже завтрашнее утро. Ему представля-лось, как он вот также будет вести свое звено прикрытия, но в обратном направлении, на Москву. Будет вести, и чувствовать не только работу моторов, но и стук родных сердец в охраняемом им транспортном самолете.
Реальность таких надежд не вызывала у Сергея особых сомнений. Он был уве-рен, что легендарный генерал обязательно сдержит свое слово В самом крайнем случае придется напомнить о прошлом разговоре. Это, конечно, вызовет большие неприятно-сти для коменданта, а может, и не просто неприятности. Представитель Ставки шутить не будет, узнав, что его приказ не выполнен. Наверное, лучше поговорить обо всем этом с самим комендантом. Так будет вернее.

Еще вчера утром комэска сообщил Сергею, что его звену приказано сопровож-дать в блокадный Ленинград рейс особой важности.
– Наконец-то! Ведь жду я этого больше двух месяцев. Послушай, – обратился он к своему другу и командиру. – Ведь ты знаешь мою ситуацию? Помоги получить увольнительную на пару часов. Нужно мне позарез побывать дома.
То, что увидел в своей квартире Сергей, вызвало у него особую, тихую радость – чувство, давным-давно забытое. Встретила его уже основательно очнувшаяся от голодной неволи Валя. Хотя и старенький, но чистый и аккуратно отутюженный халатик подчеркивал ту ухоженность, которая была просто фирменным знаком всего, к чему прикасались натруженные руки Марии Петровны. Еще очень худенькая, но уже восстанавливающая свою былую подвижность, Валя кинулась на шею отца:
– Ой, папуля! Почему тебя так давно не было? Ты не летал к маме в Ленинград? – посыпались вопросы, сопровождаемые озорными искорками в оживших глазах де-вочки. – Бабушка Маня ушла в магазин, а я вот хозяйничаю.
Маленькая хозяюшка протирала волглой тряпочкой подоконники и поливала стоящие на них комнатные цветы. Цветы в это военное время показались Сергею чем-то не просто далеким, а уж совсем нереальным. Как же ему хотелось подольше побыть в этом с детства знакомом милом мире, но дарованное командованием время неслось со страшной быстротой.
Уже прощаясь с отцом, Валя сунула ему в карман две завернутые в фантики конфетки с просьбой передать их маме и сестренке.

Пока полет  проходил относительно спокойно. При подлете к противоположно-му берегу Ладожского озера туман начал редеть, пропуская в отдельных местах лучи весеннего утреннего солнца. В одном из таких просветов мелькнул фюзеляж «мес-сершмитта», но только мелькнул и растаял в седой пелене. Вот прошли береговую ли-нию, и пришлось подняться выше. Внизу проносились кроны деревьев и крыши строе-ний. Туман почти рассеялся, уже вдалеке можно было разглядеть неясные контуры пригородов Ленинграда.
Мерный успокаивающий гул моторов наших самолетов вдруг исказился воем появившихся неизвестно откуда трех «мессершмиттов». Ведущий «мессер» в атакую-щем крене сходу пошел на транспортный самолет. Сергей лишь каким-то невероятным маневром успел занять необходимую позицию и длинной очередью отсечь подход вра-жеского истребителя. Воздушный бой моментально превратился в огненное месиво. Боковым зрением командир звена увидел, как вспыхнул его ведомый, а затем задымил хвост и одного из «мессеров». Но главное, транспортный самолет оставался невреди-мым и, маневрируя на небольшой высоте, продолжал свой полет.
Ведущий фашистский ас  старался перехитрить Сергея. Он сымитировал атаку на его «ястребок», а сам ловким маневром успел зайти в хвост генеральского самолета. Что делать? Сергей попытался уйти в вираж с правым заходом в борт. Нет, не получи-лось. Тогда, с почти запредельной перегрузкой он выполнил невообразимый кульбит, отдаленно напоминающий петлю Нестерова, и в опасной близости пронесся над транс-портником навстречу преследующему его «мессеру».
Теперь старший лейтенант Бизурин вошел в плотную лобовую атаку с фашист-ским асом, вошел совершенно сознательно, поскольку иного выхода просто не было. Несколько десятых  долей секунды сближения, и вот уже отчетливо видно перекошен-ное не то от злобы, не то от страха лицо врага. «Фашисты не выдерживают лобовой атаки» – как наяву прозвучал голос комэска.
– Еще немного, – успел подумать Сергей. – Ведь должен гад ползучий отвер-нуть.
Мгновенье, еще мгновенье. «Фашисты не выдерживают лобовой атаки».
– Ну, давай, давай, –  онемевший палец лежал на гашетке. Еще одно мгновенье, еще чуть-чуть. «Фашисты не выдерживают …». Виртуальный комэска не успел закон-чить фразу.
Что-то страшное и неестественно яркое воспылало при лобовом таране двух истребителей. Сергей еще видел, как разрывается на отдельные куски и его «ястребок», и фашистский  «мессер», и он сам старший лейтенант Бизурин. И вот уже это сверхяркое зарево стало меркнуть и заволакиваться каким-то неземным клубящимся туманом.
– Милые, хорошие мои, простите …