СЧАСТЛИВАЯ ЖЕНЩИНА И ЕЁ МУЖЧИНЫ
Роман (продолжение)
Начало см.:
http://www.proza.ru/2014/05/08/1611
34. КОГДА ДОЧЬ УЧИТ МАТЬ
Ника перешла на пятый курс и стала модной, уверенной в себе красавицей. У неё всё как-то удачно сочеталось: и учёба, и парни, и фитнесс. Она уже нашла себе место на серьёзной фирме и в свободное время зарабатывала там небольшие, по её понятиям, деньги – на наряды и мелкие расходы.
– Это же почти как моя зарплата в школе! – удивлялась Наташа.
– Мамочка, ты не обижайся, но сейчас в школе работают последние могикане, – снисходительно говорила Ника. – Работа у вас не только малооплачиваемая, но и вредная, и нервная. Одни только перемены чего стоят! Типичный фильм ужасов! Рослые детки вырвались из клетки на свободу, орут как оглашенные и все куда-то бегут, сметая на пути мебель и учителей. Конечно, в жизни всегда есть место подвигу, но при чём тут слабые женщины? Подвиги должны совершать мужчины.
– А при чём здесь подвиги? Это работа.
– Объясняю. Вот, например, некоторые мальчишки хотят стать военными. Но это ведь не только профессия – это особый склад характера: постоянная готовность выполнить приказ командира, умение преодолевать трудности, вскакивать по тревоге и так далее. А самое главное – военный должен быть всегда готов к подвигу, иначе какой он защитник? И учителями тоже должны становиться мужественные, сильные люди, готовые к экстриму и способные противостоять детскому вампиризму.
– То есть ты считаешь, что в школе должны работать только мужчины?
– Ну да! Ты сама знаешь: до революции учителями работали в основном мужчины. А в мужской гимназии – только мужчины. Зато как они учили! Вот если бы сейчас направить в школы учителей в мундирах, была такая же дисциплина, как раньше.
– А ты сама хотела бы учиться в такой школе? – засомневалась мать.
– Ну... как-нибудь потерпела бы – ради идеи.
– Однако это совершенно нереально. Где же взять столько добровольцев?
– Ну почему? Если учителя будут получать такую же зарплату, как военные, если им присваивать звания, вплоть до «генерального учителя», а потом давать хорошую пенсию, то в педуниверситете наверняка будет большой конкурс.
– Деточка, а можно я как-нибудь доработаю до пенсии, пока вы ещё не провели радикальные реформы? А то и правда – уволят из школы всех женщин, а детей побреют наголо и заставят ходить строем.
– Нет, ну это уже крайности! Я только имела в виду, что женщинам трудно всю жизнь возиться с чужими детьми, у них ведь ещё свои бывают, с ними тоже надо уроки делать. Я бы точно не выдержала!
– Выдержала бы, доченька, выдержала – как и все. Даже когда не верится, что ты сможешь это преодолеть, всё равно надо что-то делать. И потихоньку выбираешься из мрака на свет божий, и оказывается – жить можно.
– Мама, ну разве это критерий – «жить можно»?! Жить нужно хорошо! – воскликнула дочь.
– Милая моя, да кто же против? Мы ведь стараемся, чтобы вам жилось хорошо. А в нашей жизни, тем более задним числом, ничего не изменишь. Но ты уже сама во всём разбираешься и понимаешь, что выше головы не прыгнешь.
– Прыгнешь! Легкоатлеты прыгают, а с шестом – тем более. Они даже не прыгают – летают! – заявила Ника.
– Хорошо! Я попробую прыгнуть с шестом, – согласилась Наташа. – Не знаю, как это у меня получится, но проявлять слабость характера мне бы не хотелось. Значит, так: ты пойдёшь в легкоатлетическую секцию, всё там разузнаешь, а потом я к тебе присоединюсь. Выше головы – значит, выше головы. Сейчас и правда другое время, надо соответствовать требованиям, чтобы тебя не уволили и не списали, – серьёзным тоном сказала она.
Ника удивлённо посмотрела на мать:
– Я вообще-то в переносном смысле... То есть каждый человек может сделать что-то особенное, совершенно невозможное для других.
– Ну вот и делай! Дерзай! Только не забудь соломки подстелить. Даже в современном цирке, когда воздушные гимнасты выступают без страховки, внизу, на арене, лежат толстые маты, и при этом артисты наверняка умеют падать так, чтобы не разбиться. Они ведь не камикадзе. Да и то – недавно сообщили, что в нашем цирке упала гимнастка – с пятиметровой высоты. В итоге – сотрясение мозга и сломана рука.
– Мам, ну ладно, не обижайся! Я понимаю: ты всю жизнь школе отдала. К тому же тебе ещё повезло: на твоих уроках не так сильно шумят, потому что класс делят на две группы, а вот когда все тридцать человек стоят на ушах, учителя сами себя не слышат. У нас, если ты помнишь, работала молодая девочка, Татьяна Викторовна, она белорусский язык и литературу вела. И вдобавок ей классное руководство дали, а как же! А она такая скромная, тихая, наивная. Думала, что все дети приходят домой, делают уроки, а потом взахлёб читают стихи Якуба Коласа.
– Недолго же она у вас продержалась! А что там такое случилось? Я уже не помню.
– Ну как это – не помнишь? Тогда в школе столько шума было! Мы ходили в Купаловский театр на «Павлинку», кажется, в восьмом классе. Мальчишки взяли с собой вина и в антракте выпили его в туалете, и всё бы ничего, но они ещё двум нашим девицам дали полбутылки, и одну из них потом стошнило, прямо в метро. Кошмар! Ну, естественно, тётка, контролёр, шум подняла, мол, в пьяном виде в метро нельзя. Милиционер подошёл разбираться, но хорошо хоть ничего не сделал, а только отругал нашу учительницу, что она за детьми не смотрит. А потом велел выйти из метро остальным мальчишкам, которые топтались возле кассы, потому что они тоже выглядели подозрительно. В общем, кому-то повезло, а кому-то нет.
– И как же они добирались домой?
– Молча, естественно! Татьяна Викторовна их развезла на такси по домам, причём выслушала злобные упрёки от родителей, а потом они ещё и директору нажаловались, что их драгоценных нестандартных детей не уберегли от такого позора. Может, всё и обошлось бы без большого скандала, но Янина Людвиговна собрала педсовет, а потом и родительское собрание, вместе с учениками. Кстати, ты на это собрание почему-то не ходила – наверное, Максим тогда болел, и ты послала со мной Олега.
– Ну и что, он тоже имеет право ходить на собрания. Он ведь тебя воспитывал, как родной отец.
– Воспитывал, я же не спорю. Просто объясняю тебе, почему ты этот случай не помнишь. Конечно, директорша на том собрании не лютовала, она любила показать себя этакой доброй мамой всех детей, но смотреть на бедную Татьяну было просто невозможно. Она выглядела такой несчастной! А в чём, собственно, она виновата? Она что, должна была на всякий случай предупредить учеников, чтобы они ни в коем случае не брали в театр вино? Но она же не экстрасенс, чтобы предвидеть такую наглость! А наши мальчишки, кстати, тогда не в первый раз напились, многие уже гордились этим, а девчонки к ним просто по глупости, от нечего думать присоединились.
– Да-да, теперь припоминаю, мне Людмила Адамовна рассказывала о тогдашнем педсовете, что это было похоже на избиение младенцев. Главное, все наши завучи тоже предъявляли претензии неопытной учительнице, хотя она ни в чём не виновата. Ну а как она могла предвидеть такое безобразие? Я за всю жизнь не помню ни одного случая, чтобы кто-то из наших учеников напился в театре. Даже взрослые люди туда не за этим ходят, хотя спиртное в буфетах продаётся.
– Там же дорого, если на то пошло, а с собой принести не каждый догадается. Хотя... плоская бутылочка конька, наверное, и придумана для того, чтобы носить её в пиджаке.
Наташа засмеялась.
– Что, разве не так? – Ника подняла брови.
– Да так, так, просто я один старый анекдот вспомнила. Одному мужчине нужно было сдать анализ мочи. Он взял вот такую же плоскую бутылку от коньяка и для удобства положил её во внутренний карман – не в руках же нести. В трамвае тесно, пассажиры толкаются. Приехал в поликлинику – нет бутылочки, украли! Полезли за кошельком, а наткнулись на «коньяк» – обрадовались, наверное.
– Прелестно! – поморщилась Ника. – Наши «герои» до коньяка ещё не доросли, им даже на дешёвое вино не хватало. Ну так вот, а потом у нашей Татьяны Викторовны всё пошло наперекосяк: авторитета никакого, дисциплина на её уроках плохая, а оценки всем нужны хорошие. И кто-то из родителей её дожал – мол, она ничему не учит, дети жалуются, что некоторые весельчаки на уроках шумят и задают тон всему классу. Она, кажется, доработала до конца года в продлёнке, а потом вообще ушла из школы. Ну и правильно, как можно там после всего этого оставаться? А ведь она молодой специалист, ей помогать надо было, а не долбить. Ну хоть бы кто заступился за неё перед директором, подсказал, как справиться с нашими балбесами!
Наташа в то время не работала, поскольку у неё был маленький сын, но ей стало неловко перед дочерью за своих равнодушных коллег.
– Да, наша Янина Людвиговна не очень-то церемонилась с молодыми. И старшие учителя её, надо сказать, побаивались, но как-то сосуществовали с ней, хотя и без особого душевного комфорта.
– А вообще-то, если вспомнить нашу школу во всем её разнообразии, то я бы никому не посоветовала отдавать туда ребёнка. В гимназии хотя бы порядка больше и учителя не такие нервные, – сказала Ника.
– А что, разве они у нас особо нервные? – удивилась Наташа. – Мне кажется, вполне нормальные.
– Ты просто не всё видишь, мамуля! Или не хочешь видеть. Ты ведь не бываешь на других уроках и не знаешь, что там некоторые балбесы вытворяют. Просто учителя не всё рассказывают друг другу – им, наверное, стыдно, что они не справляются с детками. Поэтому тебя всё устраивает: и школа, и директор, и ученики. Впрочем, это даже лучше для тебя, – снисходительным тоном сказала Ника.
– Какая у меня проницательная дочь, однако! Я теперь всегда буду советоваться с тобой, что для меня лучше.
– Мам, ну ты что, обижаешься? Я ведь правду говорю.
Ника подошла к матери, обняла её и покровительственно поцеловала в макушку.
– Давай-ка я чайник поставлю! У нас тортик есть вкусный, Антон принёс.
– Не слишком ли он тебя балует?
– Да всё нормально! Он меня любит, вот и балует.
– А ты его любишь?
– Конечно! Он такой лапочка!
– А если серьёзно?
– Серьёзно? Наверное, люблю. Ну да, люблю!
«А может, и правда любит. Ну что ж, дай-то бог! Для чего-то же они встретились, хотя и странно, что это произошло в таком большом городе... А парень, кажется, хороший – приветливый, скромный, аккуратный. Весь в отца...» – подумала Наташа.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/12/03/1589