Проснулся Петрович от урчания в животе. Вчерашний день сразу не задался, начался с пинка под ребра, а закончился черствой горбушкой батона. И теперь вот, ноющий желудок поднял его ни свет, ни заря, ведь светает только, и так не хочется слезать с теплых труб вниз на промерзлую, припорошенную снежком землю. Хотя, может оно и к лучшему, кто рано встает – тому бог подает. Летом Петрович тут не квартировал, слишком воняло от разогретых на солнце лохмотьев рубероида, которым когда-то были обмотаны трубы, а вот зимой – в самый раз. Он потянулся, спрыгнул с полуметровой высоты и посеменил к ближайшим мусорным бакам.
Короткий зимний день пролетел незаметно. Сегодня удача таки улыбнулась Петровичу, и он взбирался на трубы сытый и довольный. Где-то там, далеко, аж в конце переулка, шумел город. А здесь, среди высотных бетонных коробок, на, неизвестно откуда и куда тянущихся, теплых трубах, было так тихо и спокойно. Немного покрутившись, устраиваясь поудобней, Петрович наконец затих. Но сон не шел. Протяжный вздох превратился в прозрачное облачко пара. В голове отдельными яркими искорками, как те, что сейчас перемигиваются там высоко, в черном и холодном небе, проскакивают обрывки ярких картинок. В тех картинках он молодой и сильный, там он нужен, там его любят. Но вот кто и когда дал ему такую странную кличку – Петрович не помнил, да и не задумывался. Не свойственны такие размышления собакам…