Пасмурным ноябрьским утром, в час, когда несостоятельные жители мегаполиса, закрываясь зонтами, спешили к вратам московской подземки, немолодой, но еще не потерявший остроту восприятия Михаил Анатольевич Гельмгольтц уверенно направлял свои стопы к дверям лицея номер пятнадцать двенадцать.
Отпраздновав-таки, слава Богу, пару дней назад в кругу коллег свой пятьдесят восьмой день рождения, Михаил Анатольевич чувствовал невероятную легкость: «все позади, все позади!»
И прав был Василий Палыч - ночной хранитель лицея, всякий раз поздравляя Гельмгольтца словами «Минуты идут, часы бегут, годы летят!». И дважды был прав, напутствуя по-стариковски: «Крепись, Миша!».
ВасильПалыча к праздничному столу не приглашали. Хватало того, что будучи неоднократно пойманным со стаканом в кабинете учителя музыки, старик уверял, что выпивает не потому, что чертовски хочет выпить, а исключительно за здоровье Михаила Анатольевича и всего его народа.
Пасмурным ноябрьским утром каких-то десять шагов отделяли Михаила Анатольевича от вожделенных ступенек парадного лицейского подъезда, когда Гельмгольтц поскользнулся на чем-то скользком, и чтобы сохранить равновесие, взмахнул своим кожаным портфелем. К несчастью этот маневр, хоть и спас Гельмгольтца от падения, не предостерег от прочих неприятностей. Из портфеля в лужу выпала котлета. И как назло, вылетая из портфеля, котлета отделилась от оберточной бумаги и упала хрустящей корочкой в самую глубокую часть лужи. Михаил Анатольевич покрутился вокруг акватории лужи, посокрушался и побрел к дверям лицея, бросив котлету на радость выглядывающему из-за угла нахальному Шарику. «Как скверно день начинается», - подумал Гельмгольтц, потянув за дверную ручку. «У кого как», - заметил Шарик, глядя в спину удаляющемуся Гельмгольтцу.
Михаил Анатольевич сверил внутричерепное расписание уроков с висящим на стенде, взял в канцелярии ключи и поднялся на третий этаж. Переступив порог кабинета русского языка и литературы, Гельмгольтц включил свет и, зайдя за шкафчик, разоблачился до костюма. Затем, убрав в недосягаемые для шпаны кабинетные недра свой кожаный портфель, прихватил ежедневник и направился к директору лицея Игорю Леонидовичу Бесову.
Игорь Леонидович, как настоящий современный руководитель, не любил засиживаться в лицее допоздна, оттого все совещания он проводил с утра и на свежую голову.
В апартаментах директора Михаил Анатольевич застал заспанных преподавателей естественных и гуманитарных наук и вездесущего учителя физкультуры, фамилию которого Гельмгольтц не знал и знать не хотел.
В отсутствии директора между коллегами шла оживленная перепалка. Михаил Анатольевич, научившийся не прислушиваться к словоблудию, занял свое место в президиуме и погрузился в размышления о котлете. Конечно, у него оставалась вторая, бережно завернутая руками старшей сестры Раисы Анатольевны, но... Но одной котлетой сыт не будешь. И это очень беспокоило Гельмгольтца. Дело в том, что Михаил Анатольевич никогда не обедал в лицейской столовой и никогда не выходил на бизнес-ланч на улицу Островитянова. Он ел в кабинете русского языка и литературы, заперев дверь и приоткрыв окно у последней парты.
- Доброе утро, коллеги, - приветствовал преподавателей директор лицея Бесов Игорь Леонидович, - Вы заметили, на этой недели у нас два знаменательных дня: день рождения Михаила Анатольевича и нынешний — пятница тринадцатое!
- А вы знаете, Игорь Леонидович, отчего пятница тринадцатое считается бесовским днем? - спросила Галина Григорьевна, - от того, что на Руси...
- Не знаю, как на Руси, - проворчал Гельмгольтц, - а у нас в лицее каждая пятница - бесовский день.
- И понедельник, Михаил Анатольевич, - произнес директор, занимая место рядом с преподавателем русского языка и литературы, - вы уже решили, кого из 10 «Б» направите на районную олимпиаду?
- А у меня вчера 11 «А» взбесился. Как-будто первый раз в жизни снег увидели, - вставил учитель физкультуры, - вместо того, чтобы бежать десять кругов...
- Девять кругов!
- Нет, у меня все бегут десять. Так вот, вместо того, чтобы бежать десять кругов, они начали в снежки играть. А некоторые вообще ушли с поля и стали лепить бабу...
- С грудями?
- Михаил Анатольевич!
- Да, Игорь Леонидович!
- Давайте прекратим обсуждение баб и приступим к обсуждению производственных вопросов. Светлана Борисовна!.. Светлана Борисовна у нас болеет. Так. Сергей Александрович! Сергей Александрович у нас тоже болеет после дня рождения Михаила Анатольевича. Так... Марина Владимировна, вы произвели замену уроков в связи с болезнью учителя музыки?
- Да, я...
- Понятно. Спасибо. Аркадий Николаевич здесь? А с Аркадием Николаевичем-то что стряслось? Неужели и его подкосил день рождения Михаила Анатольевича?
- Да при чем тут мой день рождения, Игорь Леонидович! Может быть Аркадий Николаевич неправильно использовал вольтметр, и у него в цепи заискрило, или к нему пристали эбонитовые палочки.
- Игорь Леонидович, - грудь Марины Владимировны приподнялась над головой Бесова, - раз уж мы заговорили про день рождения Михаила Анатольевича, то...
- Да вы что?!!
- Не перебивайте меня, Михаил Анатольевич! 11 ноября в наш лицей поступила новая медсестра.
- Как поступила? В целлофане? - спросил Гельмгольтц.
- В латексе! - крикнул физкультурник.
- Не дерзите мне, Михаил Анатольевич! - грудь завуча старших классов властно колыхнулась.
- Да разве у меня хватит духу вам дерзить, Марьянна Владимировна?
- Игорь Леонидович, миленький, дайте Марине Владимировне договорить! Это очень, очень важно, - зашелестела Галина Григорьева.
- Я вообще молчу. Выступает один Гельмгольтц!
- При чем здесь Гельмгольтц! - заревел Михаил Анатольевич.
- Да! Михаил Анатольевич здесь совсем не причем! Он просто вчера задержал 10 «Б», и в результате мой урок начался на десять минут позже.
- Надежда Адамовна, я перед вами вчера извинился!
- Я не Адамовна! Я Петровна! Неужели за десять лет нельзя запомнить!!! Игорь Леонидович, Игорь Леонидович, мне категорически не нравится расписание на четверть! Михаил Анатольевич часов не наблюдает, и десятые классы будут опаздывать ко мне на контрольные!
- После ваших контрольных, Надежда Петровна, я по полчаса не могу построить класс в две шеренги!
- Валентин Алексеевич, не надо сравнивать ваше ОБЖ с математикой!
- Вот опять! Знаете, уважаемая Надежда Петровна, ваша математика потребуется в жизни пяти ученикам и то, до тех пор, пока они не поступят в хуниверситеты, а ОБЖ нужны всем от мала до велика!
- По-моему Валентин Алексеевич в слове « хуниверситеты» пропустил «и краткое», - небрежно заметил Гельмгольтц.
- Михаил Анатольевич!
- Михаил Анатольевич! Вы совсем распоясались! Вы отдаете себе отчет, что говорите! Я даже забыла, что сама хотела сказать!!!
Неизвестно, чем бы закончилась утренняя разминка преподавателей старших классов, если бы не отворилась дверь кабинета, и не вошел взъерошенный Аркадий Николаевич.
- Извините, извините, коллеги, я опоздал... вероятно, пропустил самое важное.
- Нет, нет, Аркадий Николаевич, не волнуйтесь, вы ничего не пропустили, драки еще не было.
- Мы вас ждали, Аркадий Николаевич... - сказал Бесов.
- Прошу прощения, коллеги.
В кабинете директора воцарила тишина.
- Ну, теперь уж точно не будет драки! - резанул тишину несдержанный крик учителя физкультуры.
Аркадий Николаевич пробрался в президиум и угнездился рядом с Михаилом Анатольевичем.
- Что с вами случилось, дорогой Аркадий Николаевич? - спросил Гельмгольтц.
- Упал на пороге лицея!
- Это все потому, что вы, коллега, портфель не носите. Бросьте вы ваши хипповые замашки — сумку через плечо! Носите портфель, тогда не упадете.
Пока они шептались, завуч старших классов вывела разговор в нужное русло, и сонные пчелы естественных и гуманитарных наук заговорщически загудели вокруг Бесова.
- Посмотри на этот театр абсурда, Аркадий Николаевич!
- Везде абсурд, Миша, везде. В головах он заполняет все пространство, вытесняя мозг...
- Согласен. Но платят за абсурд по разному: в Газпроме — это одна цена, а в нашем лицее совсем другая...
- О чем они говорят? Столпились вокруг Бесова, ничего не слышно...
- Галина Григорьевна сегодня поутру нашла в кармане своего пальто клок длинных черных волос. Подозревают, что новая медсестра — ведьма...
- Как интересно!
- Бабы! Что с них возьмешь?! Как ни крути, Аркадий Николаевич, коллектив у нас женский, и Бесов — гермафродит, не смотря на наличие тещи.
Прозвенел первый звонок. Прозвенел он как-то оглушительно: Галина Григорьевна вздрогнула, задребезжали стекла, заколыхалась грудь Марины Владимировной. Из распахнувшейся двери в кабинет ворвался поток морозного воздуха. Все разом повернули голову в сторону двери и увидели на пороге медсестру.
Медсестра была невелика ростом и имела впечатляющую внешность. Бледное лицо обрамляли иссиня-черные длинные волосы, черные глаза были подведены черным карандашом, а губы закрашены бежевым тоном. На тонкой шее медсестры красовалась разноцветная татуировка, а поверх черной рубашки надет темно-лиловый медицинский халат.
- Я дико извиняюсь, - сказала она глухим низким голосом, - колоться будем?
- Э-э-э... - ответил за всех Бесов.
- В лицей по распоряжению Минобрнауки и санитарного врача привезли вакцины против гриппа, - отчеканила медсестра, - Не желаете подать пример ученикам и уколоться первыми?
- Э-э-э,.. мы желаем, - Бесов выдохнул, - но у нас очень важное совещание, поэтому начинайте с 11 «В».
- Как скажите, - брякнула медсестра, и тяжелая дверь кабинета захлопнулась за ней с невероятной силой.
- Вот это да! - присвистнул Михаил Анатольевич, - Галина Григорьевна, вы правы, медсестра — настоящая ведьма. Где были ваши глаза, Игорь Леонидович, когда вы принимали девку на работу?
Прозвенел второй звонок. Неодобрительно покосившись на Гельмгольтца, Галина Григорьевна проследовала к выходу. Вслед за ней потянулись и другие преподаватели лицея.
- Чему ты удивляешься, Михаил Анатольевич? Бесов нанял сатанистку.
- Да, и притом какую! Ты слышал, Аркадий Николаевич, как она сказала: «Я ДИКО извинЯЮСЬ!» А?
- Бедная Галина Григорьевна...
- Да ей-то что, она сама не лучше! Бедный я! - вскричал Михаил Анатольевич, - с какой чувихой придется работать в одном здании! Нельзя ее выпереть?
- Ну как ты ее выпрешь, если Бесов ее только нанял?
- Ну, не выпереть, так попереть?!
И два старикана разошлись в разные стороны к своим кабинетам. На этом историю можно было бы и закончить, если бы день - пятница тринадцатое клонился к ночи. Но день был в самом начале, и с каждым часом наращивал свою демоническую силу.
Прежде всего, никак не рассветало. За окнами лицея клубился посветлевший туман, клубился, но не рассеивался.
На первом уроке Гельмгольтцу достался 7 «В». Михаил Анатольевич обвел взглядом тупеющие от стремительного полового созревания физиономии, вывел на доске слово «ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ» и приказал составить в тетрадях из букв слова новые слова, существительные, цензурные, и включающие не менее четырех букв.
На второй урок в кабинет русского языка и литературы вломился 10 «А», разгоряченный физрой и сдобренный отсутствием дезодорантов. Михаил Анатольевич закатил 10-тому «А» обещанное сочинение, и пока класс напряженно царапал каракули, уставился в окно рассматривать туман. «Синий туман похож на обман» - почему-то пронеслось в голове Гельмгольтца. Но каково же было его удивление, когда вслед за этой пошлой строчкой в голове прозвучало «Похож на обман синий туман, синий туман». Михаил Анатольевич снял очки и открыл лежащую сверху тетрадь ученика 7 «В». Через пару минут он отстранился от тетради со странным ощущением, что что-то происходит не так. В кабинете было глухо, как в танке. Михаил Анатольевич всмотрелся в 10 «А» и прислушался. 10 «А» сидел перед ним в полном составе, склонив наморщенный лоб над листами, и не издавал ни звука: ни скрипа, ни шороха, ни кашля. Бесшумно скользили ручки по бумаге. Никто не сопел, ни бубнил, ни кряхтел. «Боже мой! - подумал Гельмгольтц, - я лишился слуха!» Он почувствовал мелкую дрожь поджилок. «Быть не может! А если это инсульт?!! Господи боже мой! Я не померил утром давление!!!» Он беззвучно дернулся в кресле и...
В поле зрения Гельмгольтца медленно вплыла входная дверь кабинета. На пороге стояла медсестра.
Мертвенно бледное лицо, черные волосы, кроваво-красные плотно сжатые губы. «Я умер!» - пронеслось в мозгу Гельмгольтца. И в ту же секунду в коридоре раздался душераздирающий металлический треск звонка. 10 «А» встрепенулся, задвигались парты, ноги, заходили ходуном стулья, полетели учебники, отличницы закричали: «Да не мешайте, вы, уроды!», двоечники побросали на учительский стол тетрадки, класс загудел и заструился к двери. Михаил Анатольевич аккуратно метнул взгляд в сторону выхода: медсестры нигде не было.
Всю перемену Михаил Анатольевич провел в своем кресле, пытаясь воссоздать картину последнего урока. 10 «А» пишет сочинение. Перед ним на первой парте сидит Шурочка Устинова, за ней, красавицей и умницей, два раздолбая, любимца Невежды Адамовны, в среднем ряду очкастый Степан «Раскольников» с козявкой Маргаритой, в крайнем ряду, ближе к двери, тухлая рыба Сёмина и карьеристка Жанна, дальше разместились троечники, ну а на галерке — будущие коммерсанты и предприниматели, все на месте. И вот они, тетради. Михаил Анатольевич переместил стопку с одного края стола на другой, потер виски. «Что же я просидел всю перемену! Надо было сходить в медкабинет, померить давление... Нет, не надо... Туда пока не надо...»
Урок в 7 «А» Михаил Анатольевич провел нервно и без удовольствия, поминутно чувствуя накатывающиеся приступы тревоги. Наконец 7 «А» покинул газовую камеру, и Гельмгольтц, распахнув настежь окно у последней парты, поспешил в коридор, проветриться.
В коридоре он заметил Галину Григорьевну, шепчущуюся с химичкой, и выходящего из туалета Аркадия Николаевича.
- Аркадий Николаевич! - Гельмгольтц нагнал физика в рекреации, - Аркадий Николаевич! Как ваша нога?
- Спасибо! Я ударился рукой. Локтем. Но он уже не болит. После того, как новая медсестра оказала мне первую помощь, у меня все болеть перестало.
- Вы меня пугаете, Аркадий Николаевич! Вы были в медкабинете?!
- Да! Эта ведьма все норовила меня привить от гриппа. Я ей про локоть, а она все о том, что укол — совсем не больно. Потом снизошла, намазала меня чем-то вонючим. 10 «А» пол-урока принюхивался. Сейчас ходил отмывать эту липкую гадость...
- Когда это было?
- Что?
- Когда вы были на приеме у медсестры?
- На прошлой перемене...
- Понятно...
- А что?
- Вы ничего странного не заметили?
Прозвенел звонок.
- Заметил. Сегодня как-то оглушительно-странно звенит звонок. Боюсь, не Василь ли Палыч постарался после принятия...
- А что физика знает о фантомах?
- Вы полагаете, это Алевтина Васильевна увеличила громкость звонка?
- Нет, нет. Я не про звонок...
- Михаил Анатольевич, извини, дорогой, у меня урок. Кстати, - Аркадий Николаевич обернулся к Гельмгольтцу, - эта медсестра, она действительно странная, и малоприятная. И еще... у нее на спине горб.
И Аркадий Николаевич скрылся в «пещере науки».
Михаил Анатольевич припустился на урок русского языка в 7 «Б» классе. 7 «Б» уже загрузился в кабинет литературы и вопил в отсутствии Гельмгольтца так, как-будто его волокли на укол...
Распахнув дверь кабинета со словами: «Брик, к доске!», Гельмгольтц осекся на восклицательном знаке и чуть не потерял сознание от удушья. У доски стояла медсестра.
- Что вы делаете в моем кабинете? — в голосе Михаила Анатольевича появились фальцетные нотки.
- Я дико извиняюсь, - медсестра, как ворона, сверкнула глазом, - но классу полагается прививка. И вам не помешает предохраниться от гриппа.
- Этот вопрос я сам решу, - отрезал Гельмгольтц все еще фальцетом, - а прививать класс извольте на перемене.
- У меня приказ санитарного врача...
- Какого санитарного врача?
- Главного...
- Послушайте, у меня урок русского языка и литературы. Почему вы постоянно врываетесь в мой кабинет и мешаете мне работать?! - Гельмгольтц никак не ожидал от себя такой смелости. Но сила всегда одерживает вверх, в том числе и сила слова.
Медсестра по стеночке направилась к двери.
- С вашим весом нельзя так волноваться, - сказала она с порога, и опять сверкнула глазом.
7 «Б» заржал в двадцать пять голосов. Гельмгольтц постучал указкой по столу и вызвал Брика к доске. Адреналин ударил в голову Михаилу Анатольевичу, он вдрызг разругался с 7 «Б» и на радость зверенышам выгнал класс за 10 минут до конца урока. Бесследно это не прошло. Не успел Михаил Анатольевич остыть, как появился Бесов.
- Михаил Анатольевич, почему 7 «Б» шатается по коридору? - спросил Бесов.
- Потому что вы, Игорь Леонидович, взяли в штат дикоизвиняющуюся медсестру, которая врывается в мой кабинет на каждом уроке и завлекает детей уколами от гриппа.
- Так вы отправили класс на прививку?
- Я отправил...
- Надо их остановить! В 11 «В» у двоих после прививки уже поднялась температура... - Бесов испарился.
Михаил Анатольевич остался в кабинете один. Откинувшись на спинку своего кресла, он прикрыл глаза рукой, но странный звук из глубины кабинета заставил Гельмгольтца отдернуть руку. В прямоугольной комнате, среди опустевших стульев и парт, Гельмгольтц отчетливо уловил присутствие инородного тела. Вытянувшись в кресле по методу суслика, он обвел кабинет глазами: откуда раздался звук? Со стены на Гельмгольтца посмотрели портреты. Может быть, это трещала перегорающая лампочка? Гельмгольтц сканировал взглядом каждый предмет. И вдруг...
Михаил Анатольевич увидел источник звука. Звук превратился в отчетливый грохот переворачиваемой мебели и сопровождался сотрясением дальнестоящего платяного шкафа. Гельмгольтц с надеждой взглянул на портреты. Дверь шкафа распахнулась, и из шкафа вывалилась голова.
Вооружившись указкой, Михаил Анатольевич ринулся в дальний угол кабинета:
- Василий Палыч!!! - орал Гельмгольтц, - что с вами?! Вы живы?!
- О-о-о, Миша-а, - простонал ночной сторож лицея, - помоги мне выбраться отсюда...
- Как вы сюда попали? - спросил Гельмгольтц, пытаясь унять дрожь и поднять Палыча, - Как? Как вы сюда попали?!
- О-о-о, Миша-а, - стонал сторож, - я сам не знаю...
- Ну, как же так? - Гельмгольтц усадил старика за парту.
- Не помню...
- Не помните? На вас напали сзади?!
- Э-эх, я... я надрался...
Несколько секунд Гельмгольтц пытался осознать, что сказал Палыч, и что произошло.
- Вы пили?
- Да. Но, прошу тебя, никому, ни-ни, ни слова. А то, ты знаешь, эта училка с грудями, у-у-у, она меня, она меня... так отебуширит...
- Но как вы очутились в кабинете?
- Не помню... Нет, погодь, погодь, я увидел змею, ну... с грудями. И шмыг к тебе. Ну, думаю, я тут перекантуюсь. А, чтобы не мешать, я в шкаф, и... заснул, бес попутал.
Повисла пауза.
- Э-э-э, какой сегодня день-то, не знаешь?
- Пятница...
- У-у, как я долго пью за твое здоровье...
- Всего третьи сутки...
- Да? А я-то думал вторую неделю... Тады, ладно, - ободренным голосом сказал Палыч, - тады я к ней загляну. А то, так звала, так звала, красавица.
- Кто?! Марьяна?
- Не-не, что ты. К той только под пыткой. Медсестра новая. Какая же она красавица, Миша! Я многого повидал, но она преособенная! Глазищи голубые, во! Кудри... так бы и гладил, как кошку. Что там эта, как ее... Мэрлин Монро! Да, не смотри ты на меня так! Неужель, не видел?
- Я видел. А вы-то, где с ней столкнулись?
- Я ее до бесовского кабинета провожал, когда она устраиваться на работу приходила, - Палыч заговорщически наклонился к Гельмгольтцу, - я думаю, Миша, здесь все не просто так...
- Я тоже так думаю...
- Я думаю, у них там с Бесовым шуры-муры.
- А горба на ее спине вы не заметили?
- Да хрен с тобой, какого горба?! Она стройна как... как... кипарис, - сторож хитро улыбнулся.
- А вот Аркадий Николаевич видел.
- Аркашка — мудак! Он все с этими батарейками балуется, где ему что рассмотреть?!
- Да...
- Точно тебе говорю. Ну, помоги мне встать. Пора мне из школы убираться... Какой, говоришь, день сегодня? Пятница? Завтра я на службу заступаю. Буду субботу встречать, тебя поминать. Добрым словом, ты не бойся! Я только добрым словом! Э-э-э, там в шкафу еще моя шапка осталась. Нет? Ах, это твоя шапка? Ну, извини, Миша, извини старика.
И Палыч с божьей помощью поковылял прочь из кабинета русского языка и литературы. Михаил Анатольевич остался один с твердым намерением разобраться в деле с медсестрой.
После шестого урока лицей затихал. Средние классы уходили домой, унося с собой часть суеты и шума. Старшим классам разрешалось занимать парты во время перемены, и старшеклассники бесились уже в кабинетах.
Михаил Анатольевич вышел в опустевший коридор по зову мочевого пузыря и, облегчившись в туалетной комнате, стал неспешно прогуливаться вдоль коридорных стен лицея.
В этот день так и не рассвело. Коридор был наполнен холодным электрическим светом, который показался Гельмгольтцу холоднее обычного, и тень, отбрасываемая Михаилом Анатольевичем, показалась Михаилу Анатольевичу чудной, похожей не на тень преподавателя русского языка и литературы, а на его отражение в кривом зеркале.
Пока Михаил Анатольевич пытался сообразить, откуда у тени такой огромный живот, коридорный свет моргнул, моргнул и разом погас во всех лампах. «Черт, - подумал Гельмгольтц, - опять уборщица махнула шваброй. Какая же она тупая, безмозглая скотина!»
Михаил Анатольевич сделал шаг и понял, что стоит один по середине темного коридора. Нет, никто не гремел шваброй, не кричал, не хлопал дверями. Коридор был безлюден, беззвучен и заполнен густой мглой. Кто-то тронул Гельмгольтца за плечо. Михаил Анатольевич вздрогнул и обернулся. Никого. Холодок пробежал по лицу Гельмгольтца, словно чье-то дыхание, отдающее мятной жвачкой. И опять никого. Неожиданно в коридоре раздался топот быстро бегущих ног. Через секунду на Гельмгольтца налетел Аркадий Николаевич.
Доводилось ли вам пугать голубей? Помните, как они шквальным хлопаньем крыльев и стремительным взлетом каждый раз пугали своего пугальщика? Тоже самое случилось и с нашими стариками: напуганный Аркадием Николаевичем Михаил Анатольевич изрядно напугал преподавателя физики:
- Это вы?! - крикнули они друг другу в сумрачном коридоре лицея номер пятнадцать двенадцать.
- Михаил Анатольевич!
- Аркадий Николаевич!
- Что вы тут делаете, Михаил Анатольевич?
- Я шел к вам, Аркадий Николаевич.
- А я к вам...
- У вас что-то стряслось?
- Представьте себе, я обнаружил послание в кармане пиджака...
- ?
- Уверяю вас, Михаил Анатольевич, что ни вчера вечером, ни сегодня утром в кармане ничего не было. Как мог появиться клочок бумаги, если пиджак всегда был при мне?
- Когда вы обнаружили послание?
- Пару минут назад. Я сунул руку в правый карман и нащупал смятую бумагу. Вначале я решил, что сам опустил ее по рассеянности. Но то, что я увидел на бумажке настолько удивительно!.. И я сомневаюсь, что изобразить такое мог кто-нибудь из наших учеников...
- Цидулка при вас?
- Да.
- Покажите.
Что-то белое отделилось от темной стены, неподалеку от кабинета Гельмгольтца, и начало медленно и шатко двигаться в сторону застывших посредине коридора преподавателей. Будь Михаил Анатольевич один, он бы точно определил неопознанный предмет как лишенное ног и головы тело медсестры в белом халате. Собрав в кулак всю волю, Гельмгольтц прошептал онемевшему Аркадий Николаевич:
- В темноте ничего не видно... Пойдемте в ваш кабинет!
Оказавшись в кабинете физики через секунду после старта, запыхавшиеся преподаватели лицея стали громко звать ассистента Леночку. Убедившись, что веселая, глупая Леночка пьет чай в прилегающей к кабинету лаборатории, Аркадий Николаевич запер дверь кабинета изнутри и жестом пригласил Михаила Анатольевича занять место за первой партой.
- Ну-с, Аркадий Николаевич, - сказал Гельмгольтц полушепотом, - показывайте послание.
- Вот оно, - и Аркадий Николаевич развернул листок перед Гельмгольтцем.
- Что это? - спросил Гельмгольтц.
В дверь кабинета физики постучали. Вначале стук был приглушенный и даже какой-то робкий, но затем... затем с оглушительной силой невидимая длань стала трясти ручку и колотить по деревянному корпусу двери. Из лаборатории выбежала Леночка.
- Аркадий Николаевич! Аркадий Николаевич! - базарный ор Алевтины Васильевны привел в чувства побелевших преподавателей литературы и физики, - немедленно откройте дверь!
Леночка недоуменно распахнула глазки, смерив глупеньким взглядом сжавшихся у первой парты стариков, и великодушно впустила в кабинет разъяренную уборщицу.
- Аркадий Николаевич! - Алевтина Васильевна с грохотом поставила ведро с водой на пол, - вы что за моду взяли запираться?! И что вы тут делаете с Михаилом Анатольевичем?! А?! Лена! Чем они тут занимаются?
- Я не знаю, - ответила Леночка, - я воду кипятила...
- Что вам надо, голубушка? - вмешался Гельмгольтц.
- Как что надо?! Пол помыть надо! Я вам кричала, кричала, но вы так драпанули оба, как у физкультурника пятые классы не бегают... А потом, Лена, представляешь, дверь закрыли прямо перед моим носом!
Леночка пожала плечами:
- Да мойте на здоровье! Они сейчас в коридор выйдут, - и ушла в лабораторию.
- И, правда, - сказала уборщица, - идите-ка вы в рекреацию.
- Пойдемте в столовую, пообедаем, - предложил физик, - все равно стоять в рекреации, ждать, пока она пол натрет.
- Ох, - Михаил Анатольевич вспомнил про котлету, - раз сегодня все кувырком, пойдемте в столовку. Там я мог бы спокойно рассмотреть рисунок.
Михаил Анатольевич взял тарелку супа, котлеты с макаронами, компот, три куска черного хлеба, и с жадностью на это все набросился. Почувствовав, как урчащий живот вместил в себя содержимое тарелок, Гельмгольтц вернулся в реальный мир и потребовал у Аркадия Николаевича измятый клочок бумаги.
- Так все-таки, Аркадий Николаевич, что это такое, по-вашему.
- По-моему — это доказательство теоремы Пифагора. Но не классическое, из учебника, а первооткрывательское, выведенное из собственного опыта человеком, не знающим канонического представления. Поэтому, вряд ли кто из наших учеников мог бы такое изобразить.
- Вы уверены?
- Абсолютно!
- Вы уверены, что это не сатанинские знаки?
- Уверен. Это иллюстрация того, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.
Михаил Анатольевич еще раз взглянул на листок бумаги.
- Тогда зачем неизвестный засунул это вам в карман?
- Меня самого смущает этот вопрос... А еще меня смущает вопрос «кто это был?» и «когда он это сделал?»
- Интересно, Галина Григорьевна также мучилась, когда извлекла из своей одежды чужие волосы? Все должно иметь объяснение, Аркадий Николаевич! На большой перемене вы были в медкабинете, так? Вам сделали перевязку, так? Чтобы добраться до вашего локтя, медсестра потребовала, чтобы вы сняли пиджак... Поправьте меня, если я ошибаюсь. И, значит, это именно она вложила в карман вашего пиджака клочок с геометрическими фигурами. И, вероятнее всего, никакая здесь не теорема, а фрагмент Древа жизни...
- Дорогой Михаил Анатольевич, у вас железная логика, но, зачем, зачем, какой-то девчонке запугивать или что-то там еще делать с учителем физики или литературы? Она что, собирается преподавать физику в нашем лицее?
- Если она принадлежит секте, то по большому счету ей все равно, кого сживать со света...
- Ого! Так вы полагаете, она преступница? На мой взгляд, это сильное предположение!
- Хорошо! Озвучьте другую гипотезу!
- Пока не могу... но, думаю, наступит время, когда все разрешится.
- Вы рисковый человек, Аркадий!
- Какие у нас есть варианты?
- Идти к Бесову. Пусть увольняет сатанистку к чертовой матери!
- То есть мы признаемся Бесову, что боимся девчонку? Кстати! В медкабинете была еще одна медсестра...
- Еще одна?
- Да!
- Вы ее видели?!
- Да! Она работает в лицее с 2005 года.
- Тогда зачем Бесов нанял вторую? Вы понимаете, Аркадий Николаевич, Бесов непростой человек... Он вполне мог задумать выгнать, например, нас с вами из лицея, как самых старых и многоопытных преподавателей. И набрать безмозглых теток, чтобы они с ним не конкурировали. На их фоне он бы выглядел образцовым директором...
- Михаил Анатольевич, ты думаешь, чтобы нас уволить, необходимо приглашать в лицей цирк? А потом, Галина Григорьевна тогда, чем ему не угодила? Она как раз нужная Бесову безмозглая тетка, на фоне которой директор будет героем-интеллектуалом...
- Да-а, запутанная история...
- Тс-с, слышите? Слышите? Странный утробный звук?
- Это мой... желудок, не привыкший к столовской пищи, выражает свое недовольство...
- Ах, прости, Михаил Анатольевич. Прости, дорогой!
- Прощаю, но... но, что нам делать дальше? Боюсь, мы станем неврастениками, если в ближайшие часы не покончим с чарами медсестры. Нельзя допустить, чтобы девка поимела власть над нами! Уж лучше покинуть лицей навсегда, чем поддаться силе суеверия!
- Точно! Предлагаю еще раз проанализировать события сегодняшнего дня... С чего все началось?
- Мы оба поскользнулись на пороге лицея.
- Да... но это можно отнести к случайному событию с вероятностью...
- Нет! Никакая это не случайность! Медсестра украла из кабинета химии лед-девять и разлила на пороге лицея, ожидая, что кто-нибудь упадет и обратится к ней за помощью, а она сможет вложить зашифрованное проклятие в личные вещи потерпевшего...
- Вы имеете достоверную информацию о краже… из кабинета химии?
- Нет...
- Тогда, не прокатит, как выражается молодежь. Не обладая доказательствами, мы не можем отменить презумпцию невиновности...
- Ох, Аркадий Николаевич! Вы же не в Нью-Йорке, ни не в Тель-Авиве. Какая презумпция?
- Михаил Анатольевич!
- Никакой демократии в нашей стране нет, не было и не будет! У нас империя во главе с императором. А то, что последние сто лет императоры не связаны между собой кровным родством, то тьфу на это!!! В конце концов мы все произошли от Адама!
- Тихо, тихо, я с вами совершенно согласен. Но обвинять человека в воровстве, не имея доказательств, это...это...
- Прочитайте про эффекты восприятия, Аркадий Николаевич!
- Михаил Анатольевич, но мы с вами разумные люди. И то, что мы, волей рока, живет в этой стране, еще не значит, что мы утратили способность мыслить.
- Вы — безнадежный оптимист, Аркадий Николаевич...
- Давайте отбросим гипотезу о том, что мы потеряли равновесие из-за коварства медсестры. Скорее это безалаберность дворника, не сколовшего лед на подступах к лицею...
- Ну, хорошо, согласен. Как вы объясните появление медсестры в кабинете русского языка и литературы на втором уроке?
- Вы заснули, Михаил Анатольевич...
- Что?!!
- Вы заснули. На очень короткое время, - Аркадий Николаевич допил свой компот и отодвинул поднос с объедками на край стола, - и вам приснился сон. Мы видим сновидения, когда мозг находится в пограничном состоянии между глубоким медленным сном и бодрствованием. Сегодня низкое давление, сумрачно, в кассе было тихо и... вы заснули, Михаил Анатольевич... А ваш мозг обработал последнюю картинку, вызвавшую вашу сильную эмоциональную реакцию.
- О'кей! Согласен! Вернее, у меня нет доказательств, что ваше предположение ложно. Далее... Портрет медсестры вашей кисти резко отличается от портрета кисти ВасильПалыча. Насколько я знаю, при белой горячке видят чертей, а не голубоглазых красавиц.
- Можно предположить с большой вероятностью, что Бесов дал объявление на headhunter. Одна из претенденток была голубоглазой красавицей. Возможно, у Бесова можно вырвать подтверждение, что было несколько соискательниц на должность медсестры.
- Согласен. Это реально. Остаются два самых загадочных момента: встреча с неопознанным объектом в коридоре лицея и теорема Пифагора.
- Я убралась в вашем кабинете, Аркадий Николаевич, - Алевтина Васильевна щелкнула вставной челюстью над ухом Гельмгольтца, - а вы, Михаил Анатольевич, отчего таким пугливым стали, а? Заметили меня в коридоре нынче и поволокли Аркадия Николаевича, да так проворно, что я за вами никак не могла угнаться. А мне, между прочим, с Аркадием поговорить серьезно надо. По делу.
- По какому делу, Алевтина Васильевна?
- Аркаша, друг, я пятый раз объясняю внуку теорему Пифагора, а он, твою мать, ну никак понять не может. Думаю, втолкую ему по-другому, ну, не так, как в учебнике написано, а так как я сама, простой человек, понимаю. И вот с тобой посоветоваться хотела... как лучше дуралею... Я там тебе чертеж в кармашек положила, когда ты в столовку за булочками приходил...
- Дура! - заревел Михаил Анатольевич.
- Вот! Вот! - загорланила уборщица, - чем тебя твоя Раиска кормит, беленой что ли?! Совсем озверел, кровожадный. Слово при тебе сказать нельзя. Тьфу! Выучились тут, ученые, ядрена вошь! А как простой человек спросит чего, так сразу «дура». Тьфу на вас! - И Алевтина Васильевна ринулась прочь из столовой.
- Ну вот, - грустно сказал Аркадий Николаевич, - все ребусы мы отгадали. Жаль Васильну обидели...
- Васильну обидеть невозможно! - отрезал Гельмгольтц, - она сделана из говна! В общении с ней главное самим не перепачкаться! Но зато теперь у нас есть все основания выгнать медсестру взашей! И поставить на вид педколлективу, что Бесов ничего не смыслит в подборе кадров для нашего лицея.
И тут Михаил Анатольевич остро почувствовал расстройство пищеварительной системы в области кишечника. Он был вынужден бросить Аркадия Николаевича с двумя подносами и лететь, что было мочи в ближайшую комнату, отмеченную мужским силуэтом на двери.
Через некоторое время в дверь медицинского кабинета лицея номер пятнадцать двенадцать громко и требовательно постучали.
- Войдите, - машинально ответила ничего не подозревающая новая медсестра.
Дверь распахнулась, и на пороге медкабинета возникла грозная фигура преподавателя русского языка и литературы Гельмгольтца Михаила Анатольевича.
- Вы пришли сделать прививку? - спросила лишенная интуиции новая медсестра.
- Я пришел потребовать у вас энтерофурил или любое другое средство против диареи, вызванной бактериями.
- Чем вызванной?
- Послушайте! У вас есть медицинское образование?!
- Я заканчиваю ускоренные курсы мед...
- Курсы!!! а кто вам позволил делать детям прививки?!
- Почему вы кричите на меня?
- Да потому, что вы — преступница! Каким образом вы пробрались в лицей? Я немедленно звоню следователю.
- Подождите, прошу вас, подождите. Я вам сейчас все объясню...
- Я не намерен выслушивать ваши объяснения! Объясняться вы будете в суде!
Медсестра изменилась в лице:
- Я вижу, вас заели паразиты!
- Что?!!
- Я дико извиняюсь, но в нашей аптечки нет энтерофурила.
- Что?!! Убогое, безмозглое, размалеванное существо! Убирайся туда, где все такие же как ты, дикоизвиняющиеся. А здесь, в лицее, не смей выражаться!
- Какое право вы имеете меня оскорблять?!
- Право, которым меня наделил великий русский язык, язык Пушкина, Тургенева, Бунина, Набокова...
- То есть, это Пушкин разрешил вам так со мной разговаривать?!
- Ты что, совсем тупая?!
- Нет! Не совсем. У меня хватит ума, и я пожалуюсь на вас в комитет по правам человека.
- Ха-ха-ха! Жалуйся! Хоть в конгресс Соединенных Штатов жалуйся. Когда я смотрю на таких как ты, я вообще не понимаю, люди ли вы, человеки ли вы? В вашем взгляде нет ни капли интеллекта, ваша оболочка — образец пошлости. Вы живете на свете, чтобы есть!..
Возникла пауза. Сощурив глаза и пытаясь унять дрожь подбородка, медсестра произнесла:
- Был такой поэт, Иосиф Бродский. Прошу не путать с художником Бродским. Так вот, он был гениальнее вашего заезженного Пушкина. Haben Sie verstanden?
- Закончим дискуссию, - Гельмгольтц почувствовал спазм кишечника, - Вам не место в нашем лицее.
- Минуточку, - сказала медсестра. Она, тоже почувствовав спазм кишечника Михаила Анатольевича, полностью овладела собой, - вы врываетесь в кабинет, оскорбляете меня только потому, что я использую в своем лексиконе вульгаризмы! Боюсь, нам придется встретиться в суде.
- Оставим дискуссию! Пишите заявление об увольнении и бойтесь сколько душе угодно, - кишечник звал. Михаил Анатольевич вышел, громко хлопнув дверью.
Через три четверти часа Гельмгольтц сидел на кухне своей квартиры, полностью доверившись заботам Раисы Анатольевны и ее искусству врачевания кишечника.
- Как же так получилось, Масик, что ты выронил котлету?
- День сегодня не задался с самого утра. А закончился он вообще мерзко. Я имел честь пообщаться с дикоизвиняющимся быдлом в медицинском халате. Но у меня хватило мужества удалить этот нарост с коры древа познания, - и тут Михаил Анатольевич просек спинным мозгом, что родная сестра напряженно застыла за его спиной, - Что-то не так, Рая? - спросил, оборачиваясь, Михаил Анатольевич.
- Все хорошо, Масик. Я слушаю тебя. Правда, не могу понять, что же стряслось сегодня в лицее.
- Бесов пригласил в лицей медсестру, не имеющую медицинского образования...
- Масик, она ведь прослушала ускоренные курсы...
- Как?! - Гельмгольтц подскочил на месте, - Как?! Откуда ты знаешь?!!
- Это долгая история. Надеюсь, ты помог девушке освоиться в коллективе?
- Я готов выслушать твою долгую историю, тем более, что я никуда не тороплюсь, завтра суббота. А девушку, с татуировкой на шее, к твоему сведению, я уволил.
- А я и не знала, что она сделала тату... - Раиса Анатольевна пожала плечами, - Масик, сейчас это также модно, как в наше время расклешенные брюки.
- Рая! Немедленно расскажи мне, что ты знаешь. А свои симпатии, оставь при себе.
- Хорошо, Масик, хорошо! Ты только не волнуйся! Тебе ни в коем случае нельзя сейчас волноваться.
- Короче!
- Масик! Ну, что ты грубишь мне?!
- Рая! Я сейчас оденусь и уеду на дачу.
- Масик! Масик! Ради Бога! Я тебе все расскажу, все расскажу. Только не надо никуда уезжать, ты простудишься на даче и заболеешь...
- Я слушаю тебя внимательно.
- Две недели назад мне позвонила Зоя Федоровна. Ну, ты знаешь Зою Федоровну, это разговор на три часа...
- Короче, Рая! Мне нельзя волноваться.
- Короче. Ее Котофей женился.
Тяжелое предчувствие сдавило грудь Михаила Анатольевича:
- На медсестре?
- Да!
- Боже мой! За что мне чаша сия! Как он мог! Внук депутата Верховного Совета, сын депутата Государственной Думы! Жениться на люмпене! Он бы еще привел в дом таджичку! Где же была Зоя Федоровна? На педикюре?
- Подожди, подожди, Масик! Ты не дослушал! Она удивительная! Умница, красавица, и чрезвычайно востребованная актриса...
- Кто?!!
- Наташа! Масик, пожалуйста, не перебивай меня. Наташа — жена Котофея, играет в театре у Олега Палыча. Она великолепная характерная актриса. Котофей ей в подметки не годится. Котофей — никто! Избалованный маменькин сынок! Я бы, на месте Наташи, замуж за него не вышла. Я бы, на месте Наташи, отбила бы мужа у Зои Федоровны. Тот, по крайней мере, депутат Государственной Думы!
- Вот сучье отродье!..
- А ты знаешь, кому она вскружила голову? Вашему ВасильПалычу! А ведь он давно уже, кроме бутылки, никого не любит.
- Каким образом она попала в лицей? - загробным голосом произнес Гельмгольтц.
- Зоя Федоровна сообщила мне, что Наташу пригласили на роль медсестры, сниматься в мистическом триллере о закрытой частной школе. И вот девочка, в лучших голливудских традициях, поступила на ускоренные курсы медсестер, чтобы все пройти, вжиться в роль, прочувствовать...
- Короче!
- Я подумала, почему бы не помочь таланту?! Я позвонила Игорёчку, и он взял Наташу на полставки.
- Игорёчку?
- Да, Игорёчку. Бесову. Он влюбился в нее с первого взгляда, старый бес! Разрешил ей работать в любом образе. Наверное, она выбрала прикид ведьмы. Ведь по сценарию она должна играть злодейку-сектантку, убивающую на своем пути все живое...
Михаил Анатольевич одним движением руки накапал в чашку двадцать пять капель валокордина.
- Масик, дорогой! Ну, конечно, я это сделала не бесплатно. Наташа обещала нам с тобой билеты на лучшие спектакли к Табакову. И на лучшие места. Кстати, завтра мы идем в МХТ, смотреть ее «В джазе только девушки». Пару часов назад шофер Зои Федоровны доставил нам два билета в партер.