И запахи и звуки - всё влекло меня по неизведанным тропам. Неизведанным или забытым - неважно, я проходил их как в первый раз, - как в первый раз увидеть восход Солнца, который мы, казалось бы, видим каждый день, но оно ослепляет нас снова и снова, словно каких-то жителей подземных царств внезапно узревших свет, - и я видел, я видел ночную картину и звёзды и Луна сияли на небесах, одно лишь Солнце скрылось далеко за горизонтом, уснуло и оставило своих детей играть в песочнице. Ночные светила освещали пустую трассу, по которой лишь изредка проезжали машины. Ни автомобильные ноты привлекали меня сюда и ни запах жженой резины, нет, это было совершенно другое, не поддающееся обыкновенному восприятию, но в тоже время я чувствовал Это.
Через пару минут здесь должен был наконец проехать один автомобиль, в котором сидела немолодая, не старая, но пара. Гетеросексуальная пара, которая вполне могла иметь детей и, скорее всего, уже имела хотя бы одного. Они ехали и разговаривали о чём-то своём, то и дело переходя на высокие тона, я не слышал этого, но видел как искажались их лица во время разговора. Или, быть может, так искажались они сквозь призму падающих с неба капель дождя. Вода многое принимает в себя и многое отражает в себе. Так, урод идущий по обочине, может узреть красавца в луже и даже, о боги, влюбиться в него. Ровно как и наоборот, самовлюбленный нарцисс, может внезапно заметить урода в луже, заметить там то, что скрывало от него его домашнее зеркало и прочие домашние, столь привыкшие к нему и столь трепещущие пред ним. Вода позволяет увидеть нам себя со стороны, можно даже сказать, что дождь - это праздник природных зеркал, но в этот час те люди не хотели и не могли увидеть себя со стороны, возможно даже, что будь у них такая возможность, они бы и отвергли её по своему "хотению". Кто может захотеть самокритики? Это происходит только внезапно, также внезапно, как и многое другое, что может произойти с человеком, смертным человеком. Сперва его одолевали хищники, которые внезапно прыгали с деревьев и пожирали его живьем, как какую-то беззащитную лань, сломавшую себе обе ноги. Затем люди сами стали пожирать друг друга, видимо от голода или из какого-то иного извращенного чувства, а сейчас хищником могло оказаться всё что-угодно. Страшный, жуткий хищник выжидал своих жертв повсюду - он прятался за деревьями, прятался и за столбами, всё - служило его укрытием, оставалась ещё одна минута, как они бы попали в его ловушку.
Это была кровь и она привлекала меня. Эликсир жизни разлившийся по асфальту и смешавшийся с остатками дождя. Как и прежде, в лужах отражалась Луна, на этот раз окрашенная в красный, темно-багровый цвет, алчущая и вопиющая до Земли, весьма страстная космическая персона. Я чувствовал кровь и она опьяняла меня, я ощущал её каждой клеточкой своего тела, как если бы это была моя кровь и текла бы в моих собственных жилах. Её вкус, её запах, её цвет - все смешивалось воедино и превращалось в некую новую формулу амброзии, которую, буквально недавно, изобрел Дионис в своём олимпийском баре. Всего лишь одна рюмка и вы уже никогда не будете помнить себя прежнего, говорил он. Но здесь кровь не пили, здесь её теряли и теряли в огромных масштабах. Она текла ручьями уже не из вен, а из перевернутого куска металлолома, ныне обзывавшегося автомобилем. Дождь усиливался и как-будто нарочно хотел потушить грядущий пожар и взрыв, он всеми фибрами своей флегматичной души стремился разбавить бензин собой и не допустить этой цепной реакции, но кремация неизбежна.
...Кремация - именно этого хотели они, пронеслось в голове Захари. Что ж, значит будет кремация. Как обыкновенно знакомятся люди? Они узнают что-нибудь интересующее друг друга, спрашивают о любимом кафе, любимой музыке..кому в голову может придти спросить о любимом кладбище и способе расправы с бездыханном телом и тем, что от него может остаться? Но его родители знали и уточняли это "так, на всякий случай", они были весьма предусмотрительны, хотя бы в том, в чём успевали быть таковыми, и заранее написали завещание с переводом всего имущества на его имя. Так Захари стал богатым, обеспеченным и бесконечно одиноким молодым юношей, наконец свободным от родительского гнёта. Никто более не отвлекал бы его от утренней чашечки кофе, никто более не потревожил бы его и никто более не сказал бы ему, что любит его. За всё приходится платить и за свободу - особенно, но жизнь устроена таким хитроумным образом, что иногда сделки проходят без нашего ведома и оплата происходит заочно.