Письма к Вивьен. Август-Сентябрь-Октябрь

Даша Оливер
П И С Ь М А  К  В И В Ь Е Н


«Я не мог сделать ее счастливой. Все что я мог – написать историю, в которой она будет счастлива, и мы никогда не встретимся»



август.

«Дорогая Вивьен, если ты это читаешь, значит я принял решение, и мы больше никогда не увидимся.
Я часто думал о том, как сложились бы наши жизни, если бы мы не узнали друг о друге. сейчас, ты была бы замужем за любимым человеком, у вас был бы ребенок, большой дом, как в твоих мечтах, семья. А меня бы, наверное, уже давно не было в живых. Думаю, мы оба заслуживаем таких судеб. Ты достойна счастья, я – не достоин ничего. В идеальном мире время можно повернуть вспять, чтобы вернуться назад и исправить все наши ошибки, чтобы сделать все правильно. Но этот мир не идеален
Наша с тобой история началась в августе того года, когда мне исполнилось двадцать четыре. К тому времени я уже многого достиг в своей творческой карьере и завис где-то посередине между сумасшедшим успехом и оглушительным провалом, но там, где я оказался, я не видел ни того, ни другого. Это состояние еще называют творческим кризисом. Сплошная пустота, в которой я тонул. Тоска, уныние, полное непонимание того, что мне делать и куда двигаться дальше. В то смутное время я отчаянно искал хоть что-то, за что смог бы зацепиться, что вытащило бы меня из всего этого и вернуло бы к жизни. И я нашел это в тот день»

Она камнем застыла возле одной из моих работ, словно и вовсе забыла, что может двигаться.
Я бы решил, что она задумалась о чем-то своем, если бы не сумел поймать внимательный и сосредоточенный взгляд, который детально изучал мое творение. Это была не первая выставка в моей жизни. Очередная. Не представляющая собой ничего стоящего. Словом все, что я когда-либо делал, не представляло собой ничего стоящего. Что бы ни писали критики в своих статьях, как бы ни восхваляли мое искусство гости, приходящие на эти вставки, я знал, что это не так. Даже мой внутренний голос кричал мне о том, что я создал что-то потрясающее, но я не был согласен с ним. Проблема была в том, что это ничего не значило, попросту не имело смысла. Когда тебя вдохновляют лишь масло и холст – это не может иметь смысл. Ты художник, ты не можешь не писать, поэтому пишешь. Но эффектность твоей работы - лишь вопрос мастерства, навыка, времени, но все это не то. Совсем не то.
Люди лениво передвигались от одной из моих картин к другой, переговаривались о чем-то между собой. Обсуждали ли они мои работы или говорили о собственных проблемах – меня это не волновало. Мне не хотелось знать их мнение, мне лишь хотелось поскорее оказаться в своей постели и забыться сном.
А она все смотрела на мою картину.
Прошло уже около получаса, и это не оставляло меня в покое. Чем так зацепило эту девушку мое творение, в котором, конечно же, не было никакого смысла? Людям свойственно видеть то, что они хотят увидеть, каждый склонен приписывать свой  собственный смысл бессмысленным вещам. В таком случае мне было безумно интересно, что же хотела увидеть она.
Очаровательная девушка в синем платье стояла у картины с бокалом вина в руках. Цвет платья я отметил сразу - издержки профессии. Но это не то, что меня интересовало больше всего, в первую очередь я всегда ловлю взгляд. Ее взгляд заметно отличался от всех прочих в этом помещении. Сосредоточенный и серьезный, как будто смотрящий сквозь, и откуда-то сверху. Надо сказать, что высокомерием и снобизмом от нее веяло за километр. Хотя она и стояла почти неподвижно - это улавливалось в самой манере стоять. Читалось это так же в том, как она отпивала вино из своего бокала, как поправляла тонкий золотой браслет на запястье и свои волосы, подстриженные чуть выше плеч.
Наконец, не выдержав, я подошел к ней и напрямую спросил:
- Вам нравится?
К моему счастью она кивнула в ответ.
- Всегда было интересно, что люди находят в моих работах.
Тогда она впервые отвела взгляд от картины и посмотрела на меня. В глубоких черных глазах, смотрящих на меня словно два космоса, я увидел набежавшие слезы, и это поразило меня в самое сердце. Я увидел там все, я увидел столько красоты, что весь мир вокруг на миг мне показался уродливым, увидел невероятную силу, с которой она пыталась сдерживать свои слезы. Я не мог понять причину ее боли. Я не знал о ней ничего, и не мог знать почему ей больно, и что самое ужасное – я ничем не мог помочь ей, никак не мог избавить ее от страданий.
- Эти линии.. они прекрасны, - произнесла она.
Больше всего на свете мне хотелось отдать ей все тепло, что было во мне, забрать себе ее боль до последней капли. Она была слишком красива, слишком красива, чтобы чувствовать боль.
Словно протрезвев в одно мгновение, я совсем перестал понимать, что происходит в моей голове. Я никак не мог понять, откуда у меня возникали все эти мысли, почему ее боль так задевала меня. Почему?

Я вышел из здания, где проходила моя выставка, уже глубокой ночью. Гудела чья-то сигнализация, а из окон соседнего дома гремела дешевая музыка. Звуки особенно сильно раздражают меня по вечерам, к тому же за этот день я чертовки устал и теперь торопился поскорее прийти домой. В надежде закурить, я достал пачку сигарет из сумки и стал шарить по карманам куртки в поисках зажигалки.
- Черт побери! Где она?
Я гневно бросил бесполезную сигарету на сырой асфальт, хотел было уйти из этого места прочь, когда внезапно услышал чьи-то шаги за своей спиной. Это были не просто шаги – это был звонкий стук каблуков. А спустя мгновение я уловил в воздухе аромат духов, который никак не мог забыть. Она смотрела на меня глазами полными слез, и пусть я не мог увидеть их в темноте, я чувствовал их так ясно, как и этот аромат духов в воздухе.
Я не понимал, зачем она вернулась, но прежде, чем я успел бы спросить ее об этом, она поцеловала меня, не сказав ни слова.
Ее звали Вивьен. И это была наша первая встреча.

 «Прокручивая время назад, словно пленку, я все равно не могу понять, что произошло в тот странный вечер. Было ли это твоей роковой ошибкой или самой большой удачей в моей жизни. Это просто космос. Наша жизнь – космос, и порой планеты сталкиваются. Последствия этого столкновения - настоящая катастрофа. В результате планеты ждет разрушение и конец. 
Но это разрушение - самое лучшее, что могло бы произойти с ними в мертвом космическом спокойствии"


сентябрь.

«Когда находишься рядом с человеком постоянно, тебе начинает казаться, будто ты знаешь его наизусть. Пусть вы и знакомы всего ничего – ты уверен, что знаешь. И только, когда рано или поздно начинают всплывать его тайны, что неизбежно, ты внезапно понимаешь, что на самом деле не знал о нем ничего, оказывается, у этого человека есть прошлое. И с ужасом осознавая, какая долгая жизнь была у него еще до твоего появления в ней, ты вдруг обнаруживаешь, как незначителен ты сам в этой чужой жизни»

Она находилась так близко, что в тишине я мог слышать каждый удар ее сердца. Мне хотелось бы провести так всю свою жизнь, вечность, просто слушая биение сердца Вивьен. Я бы вечность разглядывал ее лицо, вглядываясь в каждый миллиметр кожи, наблюдал бы за тем, как она светится в лунных лучах, проступающих через занавески. Я бы никогда не переставал впадать в неописуемый восторг от того, что каждая неровность, родинка, каждая складка или едва заметные ямочки на щеках – все в ней совершенно.
 В ней не было совсем ничего, что не казалось бы мне идеальным. Это чувство сводило меня с ума, и я боялся даже дышать, боялся, что могу случайно потревожить ее сон.
Вивьен тем временем проснулась сама, встала с кровати, и, подхватив с пола свое платье, быстро нырнула в него.
- Поможешь?
Я осторожно застегнул молнию на спине, невольно продолжая рассматривать ее кожу. Самое странное, что мне никак не удавалось сохранить в памяти ее лицо. Я смотрел на него не отрываясь несколько часов, пока она спала, но каждый раз, закрывая глаза и пытаясь вспомнить, я не мог этого сделать. И я вновь смотрел на нее, внимательно, стараясь не упустить ни одной детали. Но все было тщетно.
Так бывает с персонажами книг. Ты читаешь ее и видишь героя в своей голове, видишь все кроме его лица. Оно будто в дымке, как отражение в запотевшем зеркале – расплывчатое, неразборчивое, черты проступают  так, что ничего разглядеть невозможно.
- Я хочу запомнить тебя!
- Что, прости? – переспросила она, не понимая, что я имею ввиду.
- Я должен тебя запомнить!
- В чем проблема, Томас?  - рассмеялась она. – Не расстраивай меня, пожалуйста, не заставляй меня думать, будто я девушка, которую можно забыть.
 Она убрала прядь волос, упавшую на лицо. И, схватив со стола начатую нами бутылку вина, направилась к двери. 
- Ты уходишь?
- Не я, а мы! Мы идем гулять! - торжественно произнесла Вивьен.
- Что сейчас? Вивьен, три часа утра! Может быть лучше мы погуляем завтра.
Я сонно протер заспанные глаза и зевнул, всем своим видом показывая, что не в состоянии идти куда-либо в эту минуту.
- Господи, я встречаюсь со стариком! - она рассмеялась, закатив глаза. - Ну же, Томас, ночь нас ждет!
 

Мы обошли весь город вдоль и поперек и остановились на мосту. Его перила были до предела увешаны замочками, теми, что влюбленные пары оставляют в знак своей любви.
Мне лично это всегда казалось ужасной глупостью. Вот висит тут несколько сотен этих замков, и сколько из пар, что их здесь оставили, все еще вместе? Некоторые из них сейчас, я уверен, ненавидят друг друга, кто-то старается забыть, кто-то напивается каждый день не в силах этого сделать. Хорошо, если хотя бы с половиной из них все в порядке, а что с остальными? Зализывают раны? Прыгают с крыш? А замок все так же висит здесь, на перилах, и прохожие с умилением на него смотрят, находя это чем-то бесконечно романтичное. Каждый замок - чья-то разрушенная жизнь, как надпись "Здесь произошло столкновение планет". Столько боли.
 Вивьен села на землю, облокотившись спиной о перила, и выпила еще немного вина из бутылки, которая оказалась уже наполовину пустой. Она была пьяна: находилась где-то на той грани, когда в мозгу уже отключается способность лгать и скрывать свои подлинные чувства. Эта функция схожа с инстинктом самосохранения, естественная психологическая защита, барьер, который не подпускает кого попало слишком близко, под свою кожу. Вино же выполняет свою функцию: с каждым глотком оно беспощадно разрушает этот барьер и позволяет всему самому сокровенному беспрепятственно высыпаться из души.
- В шестнадцать мои ноги не подкашивались от пары глотков алкоголя, - вздохнула Вивьен, - ничего этого не было. Да, мне тоже когда-то было шестнадцать. Представляешь? Сейчас и самой не верится, что когда-то я была совсем молода, и так.. красива - она растерянно закрыла руками свое лицо. – Прости..
- За что?
- Я, я что-то слишком заболталась, мне не стоило так много пить.. не стоило.
Она рассмеялась снова. Ее смех шел откуда-то изнутри, вперемешку с болью и сожалением о выпитом вине. Я никогда не видел, чтобы люди так смеялись, чтобы в этом смехе было столько всего, грусть, счастье, боль, растерянность.
- В то время я очень много мечтала, - ее поникшие глаза загорелись вновь, - я так хотела путешествовать! Особенно сильно мне всегда хотелось взглянуть на Барселону - это было заветной мечтой. Я была так уверена, что все мои мечты сбудутся, сбудутся еще до двадцати пяти, а уж в тридцать я заполучу весь мир. Мне никогда не нужны были деньги и слава, я хотела успеха, как все. Мне нравилась история, литература, я очень долго мечтала стать писательницей, но потом поняла, что таланта у меня нет. Во всяком случае, рядом не оказалось никого, кто мог бы мне об этом сказать, наполнить силами, чтобы я продолжила идти по этому пути. Думаю, у меня бы вышло написать свою историю.
- В таком случае, ты ее еще обязательно напишешь.
- Издеваешься?
- Нет! Почему? Я имею ввиду, это ведь еще возможно...
- Мне уже почти тридцать, Томас, я – старуха! Ничего не возможно.
- Тридцать? Нет, тебе не тридцать. Я думаю, было бы забавно, если бы люди не знали, сколько им на самом деле лет, и могли бы приписывать себе тот возраст, на какой себя ощущают. Сколько бы ты дала себе лет, Вивьен? Думаю ты понимаешь, что тебе не может быть тридцать.
Мы сошлись на том, что нам обоим можно дать по половине века, не меньше, и разделили поровну остатки вина. Она смеялась и с грустью качала головой.
- Я смотрю на тебя, - сказала она мне, - в тебе столько жизни, столько путей, шансов. Дело не в том, что у тебя есть эта фора в жалких пять лет, просто я знаю, я чувствую, что ты способен на великие вещи, а я уже ничего не смогу сделать. Никогда.
Я не знал, что ей ответить. Я хотел бы сказать, что она чертовски не права, но я понимал, что мои слова едва ли могли бы ее переубедить. Она знала все сама, и ей не нужно было моих утешений. Не зная что сказать, я произнес то, что крутилось в моей голове уже давно, и я мечтал это сказать ей вслух. 
- Я люблю тебя.
Я был готов умереть за каждое из этих трех слов, они не были пустыми. Но прозвучали они дешево и как-то пошло, и Вивьен не оценила мой порыв.
- Возможно тебе так кажется, но это обязательно выветрится, я обещаю.
Выветрится? Только я один имею право на такой цинизм по отношению к своим чувствам, но Вивьен бесцеремонно растоптала их в хлам. Мне даже показалось, что мое признание ее обидело, иначе я никак не мог объяснить ее реакцию.
- И что мне сделать, чтобы ты поверила?
- Мы знакомы-то всего месяц. Просто подожди еще несколько лет, тогда и поговорим, - она перестала смеяться, перестала улыбаться мне, Вивьен сделалась серьезной и холодной, словно глыба льда.
- Несколько лет? Серьезно? - усмехнулся я - Зачем мне ждать несколько лет, если я уверен, что хочу жениться на тебе прямо сейчас?
Она внимательно вглядывалась в мои глаза, будто пытаясь понять меня до конца, пытаясь найти во мне неискренность, найти подвох.
Но я никогда прежде не был так уверен  в том, что говорю.
- Я женюсь на тебе, и проживу с тобой несколько лет и больше, я проживу с тобой всю жизнь. Пусть это произойдет не сейчас, обещаю, однажды, мы поженимся и будем счастливы. Ответь мне: ты выйдешь за меня?
Я замер в ожидании ответа, а она лишь холодно бросила:
- Я никогда не выйду за тебя, Томас. Прости, я не могу.
В ее глазах не было ни следа слез. Она смотрела на меня все так же холодно и серьезно, а у меня внутри рушилась Вселенная.
- Почему? - этот глупый вопрос был единственным, что я нашел в себе силы произнести.
- Потому что я замужем, - ответила она.
Остатки моей Вселенной, которая еще не успела погибнуть, замерли в напряженном ожидании того момента, когда она снова рассмеется, скажет, что пошутила, что все это просто идиотская шутка. Но эта пауза растянулась в вечность, потому что того, чего я так ждал, не произошло.
- Ты знаешь, я так и не побывала в Барселоне, - задумчиво произнесла Вивьен, - наверное некоторые вещи нам сделать просто не суждено, как бы мы этого не хотели. Ты веришь в судьбу Томас?
Я ничего ей не ответил. Тогда она молча поднялась с земли и ушла прочь.
Это произошло в сентябре


октябрь

 "..."

С  момента нашего последнего разговора на мосту, прошло уже наверное несколько недель. Я не считал дни. Мне казалось, что прошла вечность, прежде чем я снова увидел ее. А она думала, что может исчезнуть, просто раствориться в воздухе, решила, что все может вот так закончиться, на полуслове.
Но какой бы безумной глупостью это не было, должен сказать, что я тоже так поначалу решил, ведь так было бы лучше и легче для нас обоих. Но какое-то чутье подсказывало мне, что так быть не может.
Я не искал с ней встреч и совсем ничего не слышал о ее жизни. Вивьен не звонила мне, не писала, не встречала меня у мастерской, как прежде. Моя мастерская находилась на чердаке того маленького музея, где я проводил свои выставки. Обычно именно там мы и встречались, когда я заканчивал работу. Я выходил к ней, а она уже ждала меня у порога, все время с таким видом, будто мы с ней и вовсе не знакомы, и стоит она там совершенно случайно, возможно ждет кого-то другого, но не меня.
 Я был ее тайной жизнью. После всего, я просто не понимал КЕМ я был для нее. И это мучило меня каждую минуту с момента нашего расставания.
В тот день, когда мы встретились снова, я понял, что не смогу просто отпустить ее, не получив ответов.

Это произошло в книжном магазине, куда я зашел совершенно случайно, уже и не вспомню зачем. Заметив меня, она мгновенно бросила обратно на полку книгу, которую так внимательно изучала, и пулей выскочила на улицу. Я выбежал вслед и за ней и успел схватить ее локоть в последнюю секунду, прежде чем Вивьен села бы в свою машину. Возможно, в тот момент я совершил ошибку. Но ведь зачем-то я встретил ее снова, зачем-то мы оказались с ней в одном и том же месте в одно и то же время. Это было неизбежно: планеты уже столкнулись, а значит взаиморазрушения уже не избежать, я увидел это в ее глазах. Вивьен все понимала не хуже меня
Но я хотел услышать это от нее. Я хотел услышать, почему она поступила так со мной, почему в какой-то момент я оказался просто выброшенным на помойку. И что, черт возьми, произошло между нами в тот вечер, когда совершенно незнакомая девушка поцеловала меня.

  Мы купили кофе и сели на лавочке в парке. Я ненавижу парки, ненавижу запах кофе. В этот раз оно почему-то пахло осенью, как и проклятый парк, и листья, которые были повсюду. Я заметил, что Вивьен ужасно шло ее пальто и новая стрижка, которая стала еще короче, и это незначительно, но все же изменило ее внешность. Прежними остались духи, аромат которых я никогда не смогу забыть, все тот же, как и в день нашей первой встречи.
-  Мы были вместе месяц, и все это время мы говорили только обо мне, о моей жизни, о том, почему я стал художником, как выучился рисовать, о моей семье, о моем прошлом. Только обо мне, но ни слова о тебе. Я ведь ничего не знаю о твоей жизни.
- Что в этом такого? Извини, но ты сам так поддерживал эти разговоры. Признай, что ты, как и любой художник, любишь потрепаться о себе, разве не так?
- Это не честно.
- Что именно не честно, Томас? – она приподняла брови и укоризненно посмотрела на меня.
- Ты обманывала меня, и я пытаюсь понять почему.
- Я была честна с тобой, не рассказывала всего, но я имела на это право.
- Нет, не имела! - я не хотел повышать голос, но она вела себя так, будто ничего и не произошло, а меня возмущают вполне нормальные вещи.
Нервно закрыв глаза, она отпила немного горячего кофе и приложила ладонь к губам. Это означало, что сейчас она собирается собрать свои мысли, которые не поддаются ей. Я выучил значение жестов Вивьен достаточно быстро, все те же издержки профессии,художественный взгляд.
- Знаешь, наверное, мне будет лучше просто уйти.
Я решил оставить это, оставить это ей. Мне не хотелось и дальше сидеть рядом с человеком, который мог причинить мне боль сильнее, чем кто-либо другой на всей земле, что она и делала, а я в свою очередь причинял боль ей. Мы оба вели себя именно так: не жалея резали друг друга ножами, и с безразличием наблюдали за реакцией. 
Я уже готов был уйти, когда Вивьен взяла меня за руку и посмотрела в глаза, по-своему внимательно и сосредоточенно.
- С чего мне начать? – спросила она.
- Например с того, почему ты живешь с человеком которого не любишь? - ответил ей я.
- Что? – от негодования она даже чуть вскрикнула, привлекая к себе внимание всех прохожих вокруг. -  Я люблю Марка! С чего ты взял, что это не так?
- Ты бы не изменяла ему с первым попавшимся бездарным художником, если бы любила.
-Вот так ты о себе думаешь… Самокритично, - Вивьен с горечью покачала головой и улыбнулась в ответ на мои слова, - Ты - потрясающий художник, Томас, и далеко не первый встреченный мной. Но знаешь, с другими я не спала, как ни странно меня зацепил именно ты. Твои картины. Я увидела их и влюбилась, только не в работы - в автора. Я вглядывалась в каждое пятно, в каждую линию, и понемногу влюблялась в руки, которые создавали это. А когда ко мне подошел ты, я почувствовала, что уже влюблена в тебя, хотя мы даже не были знакомы на тот момент. Я не могла знать, что ты за человек, но каким-то образом я чувствовал это. Только вот все это никак не изменило того, что я люблю своего мужа. Я действительно сильно люблю Марка.
- Но так не может быть. Нельзя любить двоих одновременно..
- Да, мне говорили об этом раньше, все мы слышали это тысячу раз! - она яростно прервала меня, не дав закончить мысль. – Все подряд только и твердят, мол это закон жизни, нельзя любить двоих. Господи, как же это глупо! Я лучше знаю, что чувствую, а все эти законы… Почему я должна соблюдать законы этого мира, когда он причиняет мне столько боли? Почему?
- Мир, но не я! Я не причинял тебе боль.
Сквозь набежавшие слезы она улыбнулась.
- Ты прав, и мне жаль, что это оказался именно ты, но так уж вышло, прости.
Я больше не хотел видеть, как она мучается, крепко сжал ее руку и сказал, что если она не хочет, то может больше ничего мне не говорить. Но она не стала меня слушать.
- Нет, Томас, ты прав, это не честно, ты должен знать мою историю. Если это так важно для тебя, я хочу рассказать тебе все.
Я кивнул в ответ.
- Я потеряла ее, - произнесла Вивьен как будто в пустоту, - я потеряла Кэролайн еще до того, как она появилась на свет.
- Кэролайн? Кто такая Кэролайн?
- Моя дочь.
Мое сердце дрогнуло, все внутри сжалось от ее боли, которую я в ту минуту почувствовал кожей.
- Я была беременна, но не смогла подарить ей жизнь. Знаешь, мы с Марком так мечтали о настоящей семье, хотели большой дом за городом, чтобы там у нас непременно были кошки, собаки, много жизни, живых существ. Но самое главное, мы мечтали детях, о маленьком ребенке, которого бы смогли вырастить, отдав ему всю свою любовь, все что у нас было. Это казалось таким близким, оставался всего шаг, и нам так не терпелось его сделать. Но шаг оказался шагом в пропасть.
Руки Вивьен в ту минуту страшно задрожали, я испугался, что могу случайно выпустить их, и позволить ей хоть на секунду почувствовать, что она одна.

- Я не скоро смогла вернуться к жизни после того, что произошло. Марк был со мной каждую секунду. Наверное, если бы не он, не его забота и тепло, меня бы уже не было в живых. Никто и никогда не любил меня так сильно как он. Он очень помог мне, насколько это вообще было возможно. А как только я совсем немного оправилась, пришлось удариться в работу. Мне нужен был бешеный, нечеловеческий темп. Я могла не спать по трое суток, зашивалась с грудой бумаг в офисе. Не ела, не отдыхала, не выходила на улицу. За пару лет я очень изменилась, мои старые знакомые не могли узнать во мне ту милую улыбчивую Вивьен, которой я была когда-то. Я развила свой маленький бизнес до невероятных масштабов и добилась высот за космически короткий срок. А мои коллеги, почти все мужчины, восхищались мной, и даже зависти в них не было, потому что они просто не понимали КАК я это сделала. Как много нужно было работать, чтобы сделать то, что сделала я?
А я просто хотела утонуть в работе, умереть в ней, чтобы не думать и не чувствовать. удивительно, но это действительно помогало, порой я забывала даже свое имя, работая без перерывов и падая в обмороки от изнеможения, и только так мне удавалось меньше думать о том, что произошло, если это вообще было возможно. Все эти брюлики, машина, мои прекрасные платья – все это те деньги, которые я заработала за самое кошмарное время в моей жизни, будь оно проклято..
Марк так хотел вернуть меня к нормальной жизни, украсть из этого ада и дать мне снова почувствовать воздух, он видел, что я задыхаюсь, и это рвало его на куски. А я не могла видеть его боль, и поэтому старалась прийти в норму изо всех сил. Мы путешествовали по всему миру, ходили в театры, кино, на выставки. Я узнала столько всего об искусстве, если бы только знал! Безумие. Наверное, в конце концов, все стало налаживаться, хотя бы внешне я больше не выглядела как женщина, которая спит по часу в сутки и держится только на таблетках. А однажды меня позвали на выставку молодого художника по имени Томас Митчел, а Марк в тот вечер не смог пойти со мной. На выставке я увидела потрясающую картину. ты знаешь, я никогда прежде не видела ничего подобного, меня словно это задело. Это был настоящий хаос, на картине была такая неразбериха, много черного, много красных линий, крови, и я узнала это состояние, потому что сама слишком долго в нем находилась. В самом эпицентре этого хаоса тонула я. Меня на той картине разумеется не было, но я видела там себя, отчетливо видела. И чем дольше я на нее смотрела, тем тяжелее мне было выбраться. Оно затягивало внутрь, поглощало меня, и я тонула, задыхалась там, внутри картины. И в ту минуту, когда я уже начала терять сознание, чей-то голос внезапно меня спас, будто кто-то протянул мне руку, за которую я смогла схватиться и вынырнуть, вдохнуть воздух и спастись. Ты спас меня, Томас.
Закончив свой рассказ, она сама взяла мою руку и с улыбкой взглянула на меня.

Это было в октябре. Парк осыпал нас листьями, которые были уже повсюду, и все так же пахло осенью.
Вивьен ошиблась, я не спасал ее в тот вечер. Любой художник в какой-то степени иллюзионист – и это была лишь иллюзия. На самом деле, я нырнул в этот вихрь хаоса вслед за ней, и теперь тонули мы оба, а пути назад уже не было.