Когда мне было лет 7, какой-то парень отверткой убил человека, который сделал мое детство потрясающим. Я уплетал салаты на его поминках, и не понимал, почему мама плачет. Только через несколько лет осознал: кто-то отверткой уничтожил мое детство.
Всегда, когда я беседую со своей тетушкой о героизме людей, на долю которых выпала война, она меня спрашивает: «Как можно своему ребенку объяснить, что нечего кушать?» Я не знаю ответа на этот вопрос, но ясно представляю картину в голове данного момента. Трехлетний Игорек залезает на колени матери, что покрыты, синей длинной юбкой. Обвивает руками ее худощавую шею и тихим, тонким голоском спрашивает: «Мамочка, а мы будем сегодня кушать?» На глазах бедной женщины появляются слезы, и, прижав сына к груди, отвечает: «Конечно, будем». Она не обманывает мальчишку, а дает ему надежду, которая так нужна в блокадном Ленинграде. Ребенок не в силах понять и смерть, что вечно окутывает его и родных.
С каждый годом, пробираясь по джунглям жизни, я наблюдал, как люди умирают. Мне тоже приходилось бояться старухи с косой, пока кто-то напоминал цену существования. Она была велика, но разочарование и удары судьбы опускали ее постоянно на дно, пока вовсе не уничтожили. Все стало бесплатно: предательство; монотонные будни; аморальность; безразличие. Единственное, что иногда греет душу - воспоминания со старых фотографий. На них запечатлены люди с улыбками, которые давно превратились в сгнившую плоть.
За старым советским столом, который при каждом прикосновение издавал скрип, сидел я и мама. Мы непринужденно о чем-то беседовали, подозреваю, что об очередной глупости. Матушка как-то обрывисто обмолвилась насчет кончины деда. Я в тот момент ничего не понял, но возмутился, мол, почему не сообщили сразу. Никакой пустоты или боли не было. Я видел злого колдуна - факт смерти.
Мы поднялись на третий этаж старого панельного дома, где стояла красная крышка гроба, а черная дверь любезно приглашала гостей. Высокая, сухая женщина, у которой каждый миллиметр кожи покрывался морщинами, суетилась на кухне. Старики и старушки собрались за большим столом в гостиной, где обычно мы с дедом и бабулей наряжали кедр. Никаких елей или ёлок! Только кедр, думаю, что он в нем видел свою, особенную романтику Нового года. Когда с декабрьского мороза, дед заносил в квартиру дерево, то комнаты моментально поглощал насыщенный запах хвои. Я радовался, прыгая вокруг могучего кедра. Бабуля доставала обшарканные советские коробочки, в которых лежали разноцветные и блестящие фигурки: шишечки, шары, лесные животные, ребятишки, красная звезда. Мною повешенные игрушки никогда не перевешивали, как это делала мама. Когда коробки пустели, оставалась одна важная деталь - гирлянда с большими разноцветными шариками. Дед усаживал меня на плечи, и я под руководство бабушки раскладывал провода по раскидистым веткам новогоднего дерева. Что могло быть прекрасней? В граненых стаканах у людей за столом была налита жидкость, которую они вливали в себя, при этом морщась, а я сидел и утолял голод.
Обычно родители отводили меня к дедушке только по выходным. Он мне покупал различные игрушки и книжки для разукрашивания. Я старался закрасить все ровно, чтобы он мог мной гордиться. Дед меня и моих двух братьев с двоюродной сестрой всегда брал на рыбалку, на чудное озеро, что никак не может выйти из моей головы. В силу возраста мне не давали удочку, но само наблюдение за процессом меня уже завораживало. Я чувствовал себя частью огромной семьи, где все друг друга любят. Мы ходили за грибами, разжигали костры и наслаждались летом. Еще у деда имелась белая машина отечественного производства, в которой мы иногда ночевали. Пускай, было неудобно, но оно того стоило. Кстати, на рыбалку после зверского убийства я больше не ходил, да и не собираюсь.
Я всегда спрашивал деда, который, наклонившись над ванной, проводил лезвие по щекам: «Что ты делаешь?» Он спокойно отвечал на мой глупый вопрос, думаю, что ему это даже доставляло радость. Мой отец не такой чистоплотный, каким был дед, который всегда следил за внешним видом. Мы вместе, развалившись на диване, смотрели мультики, такие, как “Король Лев” или “Ну, погоди!” Правда, он засыпал где-то на середине, а я пытался понять, почему люди храпят.
Множество воспоминаний связано с ним. В этой жизни нет человека, который бы имел такую же связь с моим детством, как он. Даже мама стоит на вторых ролях, чего уж упоминать запойного отца.
В 14 лет я хотел отомстить убийце моего детства. Меня переполняла ненависть и обида. Кто знает, как бы сейчас сложилась моя судьба, если бы не тот молодой парень, что желал наживы. Дед работал таксистом. В тот день ему поступил заказ: довести парня до другого города. К сожалению, он вернулся с пробитой головой и холодным телом на машине Скорой помощи, что занимается летальными исходами.
Прости меня, старик, я стал плохим и злым. Меня перестала радовать жизнь. Знаю, что ты желал мне только лучшего, но я не смог. Все могло бы сложиться иначе, только мне уже не хочется иначе. Твое обездвиженное тело помыли в ванной, в которой я купался, делая из пены бороду и забавные прически. Ты любил меня, да и это взаимно. Дожевав салат, я поставил крест на счастливом детстве, и окунулся в жестокий и одинокий мир. Прости меня.