Меня зовут Аийен. Правда, так меня зовут пока ещё не все, но сегодня моё имя произнесут у жертвенного костра в честь полной луны, и оно станет звучать не только в маленьком кругу моей семьи. Я получу право сделать свой лук и оседлать боевого коршуна. И ещё я смогу подарить свою склонность кому захочу. Если я захочу… Всё это начнётся утром, когда я принесу в праздничный костёр своё подношение. Я молодой эльф из Весеннего леса, но уже завтра буду взрослой, осталось только пройти испытание. Отец говорит, что это нелепый обычай, из-за которого частенько гибнет неопытная молодёжь, но он рассуждает об этом только за листвой, покрывающей наш дом. Те, кто гибнет на испытании — наша большая жертва во имя нашей силы, нельзя говорить что это напрасно.
Нас не касаются болезни, которые могут уничтожить человеческий род. Наши раны заживают очень быстро, а старение никогда не коснётся наших лиц. Но на тропах за пределами Весеннего леса каждый шаг может быть последним. Поэтому мы с рождения тренируемся и доказываем своё право ходить по ним, когда достигаем положенного возраста, в ночь полной луны.
Конечно, при желании можно сделать испытание для себя почти безопасным. Подношение жертвенному костру — лепестки цветов, которые растут за Весенним лесом. Никто не мешает сделать из родного леса лишь один шаг, сорвать лепесток и вернуться обратно. Никто, кроме тебя самого. Ну, и ещё одно — Старейшины могут не принять подношение. Они промолчат, и ты останешься ребёнком. Это будет особенно обидно, когда твои друзья, вместе с которыми набивала синяки на полосе препятствий и ссадины на фехтовании, будут натягивать свои боевые, а не тренировочные, луки.
Я не пойду по лёгкому пути. Дочь перворожденного не может так опозориться, поэтому я выбрала для себя найти лепестки белой орхидеи. Этот цветок растёт лишь в одном месте — в Лесу-где-шёпот, в самом его центре. В этом лесу может случиться всякое, но на мне лишь набедренная повязка и костяной нож, таковы правила. Это будет доброе подношение, много лун никто не приносил такое. Правда, это не означает, что никто не пытался.
Старейшины склоняют головы, когда я подхожу к костру. Я склоняюсь им в ответ и исчезаю во мраке ночи. Краем глаза замечаю, как к костру выходит следующий молодой эльф. При желании я даже смогла бы рассмотреть, кто это, но на это нет времени — я должна бросить лепестки в костер перерождения до первых лучей солнца. Моё испытание началось.
Испытание — древняя традиция, но есть ещё одна, такая же древняя, от которой настойчиво отговаривали нас наставники. Наверняка наставников во время их Испытания тоже убеждали не следовать ей, но традиция сохранилась. Сделав несколько шагов, я мягко перекатилась к ближайшему кусту и укрылась в листве. Нечестная всё-таки традиция, мальчикам куда удобней, чем нам. Считается, что испытание пройдёт удачно, если хм… пометить первое дерево за пределами Весеннего леса. Я усмехнулась и присела.
Весенний лес отделён от Леса-где-шёпот. Когда-то здесь пролегала древняя дорога. Оба леса пытались отвоевать себе пространство у неё, но буйная зелень кустарника сходила на нет уже через несколько шагов, а к середине дороги выживал только мох. Я не люблю открытого пространства. На нём невозможно надёжно укрыться, а ещё говорят, что здесь охотится стальной змей. Змей, конечно, сказки, а вот на заблудшего орка можно запросто напороться. Я скользнула к последнему надёжному кусту, в котором осталось достаточно зелени, чтобы в ней можно было укрыться, и замерла, сливаясь с ним.
Где-то в глубине Леса-где-шёпот хрипло переругивались вороны. Ветер поскрипывал ветвями старых деревьев. Слева прошуршала листвой мелкая зверушка. Разумных нет, можно двигаться дальше.
Я быстрым шагом пересекла узкую полоску дороги, на которой не рос даже мох. Твердое покрытие, изъеденное трещинами, чувствительно ткнулось в босые ноги. Немного пригнувшись, я сдвинула ветви и сделала первый шаг в чужой лес.
За полосой кустарника внезапно появилось новое почти открытое пространство. То есть, конечно же, вокруг деревья, но совершенно никакого подлеска, даже травы почти нет. Только сосновые стволы на сотню метров вперёд. Вот хоть вставай на ноги и прогулочным шагом двигайся к цели. Я собрала рукой несколько шишек, которые ковром устилали землю. Шуметь, конечно, не хотелось бы, но как ещё проверить возможность прохода?
Я наметила наиболее безопасный маршрут, не напрямик, а так же — минуя небольшие холмики на ровном месте и очаги травы среди прочего однообразия, и начала прокидывать воображаемую линию шишками. Никакой реакции. На секунду мне подумалось, что лес вымер, но следующий бросок показал мою ошибку. Снаряд отклонился от намеченной цели и попал в край травянистой кочки. Я не уловила движение целиком, но из-под нижнего среза этого холмика вылетела конечность с двумя когтями и пригвоздила мою шишку к земле. После этого кочка, не отпуская добычу, начала медленно подтягиваться к ней, пока не накрыла её целиком. «Надеюсь, тварь удовлетворится семенами из шишки», — усмехнулась я про себя и начала осторожно следовать проверенной дорожкой.
За сосновой рощей появился подлесок и деревья резко изменились. Теперь меня окружали изогнутые белые стволы. Я осторожно кралась от одного к другому. Иногда сомневаясь в безопасности следующего движения, я бросала вперёд шишки, которые уже помогли мне. Осторожно, не торопиться. Сделала новый шаг и тут же отдёрнула ногу, зашипев от резкой боли. Среди листвы и мха в отпечатке моей ноги проступила жидкость. Осмотрела ступню — ожог. Я подняла небольшую ветку и погрузила её в жидкость, вытащила — на древесине никаких следов. Слегка коснулась смоченного кончика пальцем и с трудом удержалась от нового шипения, палец обожгло. Принюхалась к запаху жидкости — еле уловимый сладковатый аромат, надо его запомнить. Значит, дальше шишки не помогут, я нашла ветку потолще, обломала мелкие сучки и перед новым шагом начала продавливать мох. Если выступала влага, искала обход. Так, конечно, намного дольше, но точно безопаснее.
По стволу соседнего дерева пробежала многоножка. Довольно большая и почти безобидная тварь, если ты не спишь и если первым её заметил. Она, кстати, тоже пользуется кислотой. Пищеварение у неё такое. Обволакивает жертву своей едкой слюной, а потом втягивает то, что получается в итоге. Бр-р, мерзость. Я не стала тратить на неё время и пошла дальше, решит напасть — это будет её вина. Впереди появилось лёгкое свечение. Сначала оно было едва заметным, но по мере продвижения вперёд оно стало ярче света луны. Сердце Леса, оно уже близко.
Я подошла к маленькой каменистой дорожке. Сердце Леса было передо мной. Отец говорил, что в этом месте можно дать себе на минутку расслабиться, потому что в сердце урагана царит тишина. Возможно, и так, но я вновь прокидала намеченный маршрут шишками, которые у меня ещё остались, и перед каждым шагом проверяла поверхность на новые каверзы своим импровизированным посохом.
Здесь и правда царила абсолютная тишина. Ни шороха, ни скрипа. Правда, скрипеть тут тоже было нечему: ни одного дерева, только цветы. Огромные, в мой рост, соцветия, и такие же листья. Их заросли создавали почти идеальный круг. Я подошла и, осторожно раздвигая листья, шагнула дальше. И за зелёными гигантами в самой середине наконец увидела то, что искала — нежную белую орхидею. Я не стала обижать цветок и подняла несколько уже упавших на землю лепестков — моё подношение. Немного постояла и пошла в обратный путь.
Как всё просто вышло, крутилась в голове мысль. Отец предостерегал меня ходить по своим следам, но я не вспомнила об этом. Так что произошедшее вдвойне моя вина. Обрадовалась раньше времени и не прислушалась к мудрому совету, поделом! На краю сосновой рощи я коснулась плечом тончайшей нити, и на меня сверху упало целое покрывало таких же. Они были переплетены между собой и сразу прилипли к телу и земле, надёжно остановив меня. «Неужели паук-засадник…» — похолодела я. Пригляделась к нитям и поняла, что это не он. Нити были рукотворными. Когда я шла к сердцу Леса, здесь не было никакой ловушки — значит, охотились именно на меня!
Я огляделась, насколько это было возможно из-под липкой сети. Пока тихо, никто не бежит посмотреть, что попалось в сработавшую ловушку. Только шевеление в траве. Что там? А, моя подружка, многоножка. У меня чуть слёзы не брызнули от досады. Надо было её всё-таки прикончить. Лёжа на земле, мне с ней не справиться. Разве что… Я достала из-за спины свой нож, который, к слову сказать, сегодня ни разу не понадобился. Подтянула под себя колени и попыталась подняться. Сеть немного уступила, но потом довольно болезненно врезалась в спину, так что кое-где даже выступила кровь. Мне этого, конечно, не было видно, но запах нашей крови я ни с чем не перепутаю. Я попробовала нити на прочность — бесполезно, они не разрезались.
Многоножка приблизилась вплотную; в это время из-за дальних кустов с другой стороны показалось трое разумных. Орки, охотники на двуногую дичь. Что они делают с пойманными эльфами, особенно с девушками, мы все знаем очень хорошо, поэтому я поневоле задёргалась, пытаясь порвать сеть. Бесполезно, но многоножка не подвела. Сочась своей кислотной слизью, она начала забираться на сеть с целью приступить к пищеварительному процессу. Я ждала сколько могла, а потом воткнула в неё лезвие. Многоножка отпрянула, и быстро перебирая лапами, начала отползать. Она, конечно, выживет, пусть, это сейчас не главное, зато смоченный её кислотой нож начал рассекать нити моей ловушки, как горячий нож масло. Охотники, заметив неладное, прибавили шагу, а потом побежали ко мне. Они не успели. Жаль, им уже не удастся никому рассказать, что такое разъярённый эльф даже с одним ножом в руках. Надо было оставить одного в живых, глядишь, охотников за нами стало бы поменьше. Ладно, зато спасшая меня многоножка надолго кормом обеспечена. Узкая каменная граница снова ударяется в мои ступни. Здравствуй, родной Весенний лес.
Я встала на колено и бросила белые лепестки в костёр. На секунду показалось, что языки пламени нежно обняли их и потянули в центр огня. Они не почернели, как должно было быть, а внезапно вспыхнули и сразу разлетелись тонким белым пеплом. Огонь взметнулся вверх и успокоился, а из-за края камней показалось солнце. Это значит, что я успела. Теперь слово за старейшинами. Прошла ли я испытание? Они молча смотрят на пламя. Кажется, что время остановилось. Неужели они промолчат, и в следующую луну придётся всё повторить? Но один поднимает ладонь, словно прикрываясь от солнечного света, и промолвил: «Славься, Аийен из Весеннего леса, мы приветствуем тебя».
Так что я встала с колен уже взрослой. Лицо горело от утренней прохлады, а сердце неистово колотилось в груди. Как невыносимо хочется побежать вприпрыжку, добежать до своего древа, взлететь по толстым веткам в домашнюю крону и кинуться на шею отцу! Но взрослые эльфы не бегут в порыве чувств, поэтому я неторопливым шагом пошла прочь.
Ночная «прогулка» всё ещё не отпустила меня полностью. Мои шаги остались совершенно бесшумными. Когда протискивалась между валунами, кожа принимала их цвет и текстуру. Я шла между кусками тёмного от старости бетона.
Отец говорит, что жертвенный костёр, который символизирует огненное перерождение нашего рода, горит в центре места, в старые времена окруженного бетонной сферой Тогда ононазывалось Цирком. Стеклянные холмы на краю Весеннего леса он называет высотками и говорит, что там жили люди, ну, до тех пор, пока огненным штормом они не запеклись в стекло вместе с жилищем. Лес-где-шёпот он иногда, сбиваясь, называет Дендропарком, а Весенний лес после третьего рога с элем — Улицей 8 Марта. Отец никогда не врёт, но, думаю, что он мог просто забыть или запутаться в воспоминаниях. Меньше всего я верю в то, что люди — эти убогие создания, живущие в корнях деревьев — могли быть такими великими строителями, как говорит отец. Ещё не думаю, что они были нашими предками, точнее, я сомневаюсь, потому он слишком уж в этом уверен.
Ночью у камина отец рассказывал, как на заре времён они — десяток молодых людей (не эльфов!) пришли в Дендропарк. Парк был закрыт на ремонт, и развлечениям никто не мешал. Отец назвал это ролёвкой, то есть он и его друзья лишь играли роль эльфов. Перелезая через кованую ограду в тот день, они играли роли, а возвращаясь обратно, они уже были нами, первыми из нас, переродившимися в огне. После этого он иногда добавляет, что лучше бы они играли тогда в каких-то сталкеров. Отец рассказывал об огнях, ярких как солнце, про столбы чёрного дыма, которые, поднимаясь к небу, становились похожими на гигантские грибы. На многие сотни километров вокруг должен был остаться лишь пепел и стекло, но вышло не так. Волна огня была избирательна, что-то она уничтожила полностью, что-то не тронула совсем, а некоторые вещи она изменила навсегда — как, например, его и друзей. И ещё он говорит, что шепчущим лес стал именно тогда. Когда начали взрываться окружающие дома, кто-то кричал, кто-то прятался, а некоторые шептали молитвы. Лес запомнил этот шёпот и повторяет его снова и снова, и если прислушаться к нему, можно сойти с ума. Всё это детские страшилки. Я только что была в Лесу-где-шёпот, не сошла с ума и вернулась. И никто там ничего не шепчет!
Как он там, мой ворчливый древний первородный эльф, который рассказывал мне на ночь все эти сказки? Я взобралась по ветвям и шагнула в гостиный зал. Отец, конечно же, не спал всю ночь испытания. Курил трубку у огня, немного повернув кресло, чтобы увидеть момент моего возвращения. Он поднялся мне на встречу. Я не выдержала и, сбросив всю свою напускную торжественность, с разбега запрыгнула ему на шею. Обняла и выдохнула ему в острое, изящно вытянутое ухо: «Папка, у меня получилось!»