Я переводил эти удивительные рассказы зимой 1999 года. Перевёл за неделю! Электронного варианта не сохранилось. Только наберу - поставлю все.
Гарма Анандаевич... Я знал его с декабря 1980 года... Нас связывает с ним 30 лет дружбы, долгие беседы, взаимное понимание мыслей и устремлений. Его не стало зимой 2010 года. Мне иногда бывает даже трудно думать о друзьях, которые ушли из жизни. Ведь они живы в моей душе, продолжают и всегда будут говорить со мной. Они живы, а все остальное - мелочи и не столь важно. Вот и сегодня я снова говорил с Гармой Анандаевичем, набирая его рассказ "Дулмадэ", снова слышал его голос.
Это первый из двенадцати переведенных мной рассказов Гармы Анандаевича Цырендашиева.
Гарма Цырендашиев
Дулмадэ
Помню жизнь Арангатуйской фермы, суету и шум деревеньки, пересуды и смех доярок, звон подойников и мычание коров. Мои родители чабанили рядом с фермой. Помню детство своё…
Мы, три загорелых, лысых мальчика – Батор, Бадма и я, – не разлучались с нашей сверстницей, немой девочкой Дулмадэ. Мы ещё не ходили в школу и были первыми помощниками старшим. Отец мой одновременно чабанил и был бригадиром полеводов. Бывало, я заиграюсь, а мои овцы и телята забредут за поскотину на сенокосные угодья или кукурузное поле. Но больше помню игры с друзьями…
Недалеко от фермы была маленькая берёзовая роща. Там мы соорудили уютный балаган из сухих ветвей, выкопали ямку для очага, вычистили старый чайник. Принесём из дома по два-три куска хлеба, Батор, Бадма и Дулмадэ нальют на ферме в чекушку молока, возьмут в железной миске немного сметаны. Хозяйка наша – Дулмадэ чай разливает. Мы уже большие, в школу скоро пойдём. Разговариваем и хорошо понимаем быстрые жесты и гыканье нашей весёлой Дулмадэ. Она всё может сказать даже глазами, взглядом!
Чаще всего она приезжает на Борогшоне, ленивом и смирном коне, без седла. На нём разъезжаю и я вдоль поскотины из жердей, смотрю за телятами и овцами. В жару телята носятся, задрав хвосты, или лежат в тени, а овцы скучатся, спрячут головы друг под друга, и жарко ходят их бока. Но в прохладный день у меня нет времени: вредные овцы пасутся и идут, выдвигаясь вперёд кучками, к полю, а мне надо успеть приглядеть за всем. Хорошо, что Дулмадэ даёт мне Борогшона.
А как красиво смотрится наша маленькая Дулмадэ, когда на своём большом коне гонит коров и телят. У неё овальное белое лицо, тонко вычерченные чёрные брови и ресницы, толстая чёрная коса ниспадает за спину. Никогда, наверное, не обрезали её густых и шелковистых волос. Гибкая, она крепко сидит на громадном коне, а в черёмуховых глазах поблёскивают весёлые искорки. Ни под каким солнцем она не может загореть. Мы, лысые и почерневшие от загара, радостно смотрим на неё. Никто не сравнится с нашей Дулмадэ!
Однажды она прискакала очень взволнованная. Спрыгнула, вернее, сползла со своего смирного коня и начала рассказывать новости, отчаянно жестикулируя, а глаза её живо блестели. То сложит вместе ладошки и прижмёт к щеке, наклонив головку, то показывает одним пальчиком на восток, а потом длинно и печально вздохнёт. Она говорили, что завтра поедете с матерью в Агинский дацан. Туда приехал из далёкой страны лекарь-лама. Мать хочет показать ему Дулмадэ, надеется, что она заговорит.
Семь дней мы ждали свою Дулмадэ. Скучно стало. В балаган никто не ходил, играть неинтересно, говорить не о чём. Слов нет…
Теперь я всё время не отходил от овец и телят, а Батор и Бадма уныло ловили в омутах пересыхающей речки гольянов. Жара, пауты покоя не дают. Бадме хорошо, у них машинка для стрижки. А нас с Батором отцы обривают наголо острыми бритвами. Головы наши, искусанные комарами, быстро становятся багровыми. Отец разотрёт слюни на моей голове и пришлёпнет на болячки куски газеты, болячки высохнут, а я и не замечу, когда бумага слетит с них. Хорошо Бадме – стригут его коротко, волосы у него густые, ни один комар не укусит.
Вечером мы лежим на прошлогодней копне, воюем с комарами и скучно беседуем. Ждём нашу Дулмадэ. Когда она с нами, всё понятно и ясно! Мы никогда не ссоримся, когда она с нами.
- Если Дулмадэ заговорит, я женюсь на ней, - сообщает вдруг Бадма и вздыхает.
- А я женюсь на ней, даже если она не заговорит! – в отместку ему, отчаянно, заявляет Батор.
«Как бы не так!» – думаю я про себя. Мы все хотим, чтобы она заговорила.
Вдруг недалеко заскрипели тележные колеса. Мы мигом вскочили и незаметно подкрались к дому Дулмадэ.
- Доченька, просыпайся! Приехали, - говорила мать Дулмадэ, слезая с телеги и привязывая коня к ограде.
Мы затаили дыхание. Уставшая Дулмадэ проснулась и, гыкая «ы-ы-ы», медленно вошла в дом. Она не заговорила.
«Э-ээ, не получилось!» – отчаянно затосковали мы, безмолвно разбредаясь по домам.
Ночью мне снилось, что Дулмадэ рассказывает: «Ламбагай дал лекарства, погладил меня по голове и сказал, что я буду говорить. И тут я громко-громко крикнула: «Мама-аа! Я хочу есть!» После этого я и стала говорить. Хорошо я говорю?» Смеясь, она смотрит на меня и отчётливо выговаривает слова: «Я же на Борогшоне, давай-ка остановлю твоих овец!»
И, понукнув коня, скачет по степи мимо берёзовой рощи. Ветер развевает её чёрную, блестящую, косу и платье, мелькают коленки. Она звонко смеётся и кричит.
На другой день мы встретились с ней. И сразу нам стало весело и интересно. Откуда появилось так много слов? Смеясь и догоняя друг друга, мы побежали к своему балагану. Вдруг Дулмадэ громко всхлипнула и остановилась. Мы окружили её. Она плакала и показывала рукой на восток и дальние сопки. Она говорила нам, что не получилось. Дулмадэ делилась с нами своей печалью! Мы молчали… Но печаль прошла, и мы снова смеялись и играли.
Осенью нам сшили брезентовые сумки, тёплые рукавицы из мягкой материи, посадили на гремящий комбайн, который тянулся за урчащим трактором. Мы отправлялись в школьный интернат! Дулмадэ почему-то отстранилась от нас и не показывалась на глаза.
Грохотал по дороге комбайн, чадил дымом трактор. Вдруг мы увидели, что нас догоняет Дулмадэ на Борогшоне. Она махала нам чем-то, отчаянно пытаясь привлечь наше внимание и что-то сказать. От грохота заложило уши, перед глазами клубилась пыль. Но мы поняли: Дулмадэ хочет докинуть до нас мешочек, которым размахивала.
Мы закричали, и наши руки потянулись к ней. Смеясь, она кинула свой подарок, кто-то из нас успел поймать. Дулмадэ ещё раз понимающе взглянула на нас и, кивнув головой, развернула коня и ни разу потом не оглянулась. Мы поняли, что она плачет, и дальше ехали молча, насупившись. А потом развязали мешочек и поделили между собой тёплую буханку хлеба…
Не успели мы привыкнуть к новой жизни, как начались осенние каникулы. Приехала старшая сестра Батора и оставила нам двух коней. Соскучившись по дому, мы обрадовались им, будто встретились с домашними. Ведь мы два месяца ели в столовой, таскали воду, кололи дрова, собирали по степи сухой аргал-навоз, мыли полы, дежурили. Не знавшие ничего, кроме природы и животных, мы долго привыкали к неволе. И вот теперь собирались домой на каникулы. Что мы подарим нашей Дулмадэ? Решили привезти ей «Букварь» с красивыми и разноцветными рисунками.
Как хорошо пить дома чай с тёплым домашним хлебом и сливками! Мать дотошно осмотрела мою потрёпанную одежду и обувь, ощупала всего меня. Потом сказала:
-Ну, беги к своей Дулмадэ. Она вас ждёт не дождётся, дни считала. Беги, беги, а то скоро стемнеет.
Взяв «Букварь», я стремглав помчался на ферму.
За два месяца Дулмадэ отвыкла от нас. Смотрит насторожённо и будто стесняется. Но вдруг она улыбнулась и вытащила из сундука разукрашенное цветами платье, похвасталась и спросила весёлыми глазами:
- Красиво, а?
- О, красиво, красиво! – радостно загалдели мы.
А как обрадовалась Дулмадэ «Букварю»! Быстро-быстро перелистала страницы, впилась глазами в рисунки, пальцами по буквам водит, рассматривает и будто читает. Мы объясняем ей:
- Вот буква «А», а вот – «Б». Соединим вместе – «АБА»,[1] что получилось?
Не можем наша бедная Дулмадэ выговорить буквы, только гыкает по-прежнему: «Ы-ы-ы».
На другой день мы снова пришли к ней. На улице было тепло. Дверь дома приоткрыта. Мы заглянули в щель: раскрыв «Букварь», Дулмадэ сидела за столом и водила пальцами по буквам, выговаривая, как вчера: «Ы-ы-ы». Она училась! Мы медленно отошли от двери и безмолвно разбрелись по домам. Но потом, смеясь и громко гыкая, прибежала Дулмадэ, и снова начались наши шумные игры…
Прошло много лет. Постарели наши родители, мы переехали жить в село. Дулмадэ со своей матерью по-прежнему жила на ферме.
Однажды, после армии, пришлось мне проезжать мимо родных мест. Как только машина остановилась, я сразу побежал к Дулмадэ. «Какой она стала? Как живёт?» – радостно и тревожно выстукивало моё сердце. Обрадовалась мне только её постаревшая мать. Я узнал, что Дулмадэ недавно родила здорового сына и ещё не выписалась из больницы. Вот так Дулмадэ, вот так новость!
Через три дня после этого случая Батор, Бадма и я решили навестить нашу Дулмадэ. Мы купили ей самые дорогие платья и платки, набрали подарки её матери и малышу. И помчались на быстрых «жигулях» на нашу певучую Арангатуйскую ферму. «Какого сына она родила? Не немой ли? Говорят, что немая женщина может родить немого ребёнка!» – беспокоился я по дороге.
Быстро появилась на горизонте родная ферма. Вот и дом Дулмадэ с новыми сенями, рядом стоит новый сарай. А в доме – трёхлетний бутуз, очень похожий на свою мать, шумно играет с бабушкой.
- Беги к маме! Скажи – гости дорогие приехали! – ахнула и засуетилась бабушка. И малыш, косолапя, побежал на улицу, громко и отчётливо выкрикивая:
- Мама, мама! К нам гости приехали!
Огромная тяжесть спала с моей души, и сразу стало легко дышать Ты счастлива, Дулмадэ, теперь ты не одна!
_________________________________________________________
[1] Аба = папа, отец.
На снимке: в центре молодой Г. А. Цырендашиев. Рядом с ним (в очках) Д. Г. Гомбоев из Узона.