Забытая эпиграмма. К 80-летию В. В. Домрина

Анатолий Яни
Было это в начале семидесятых годов прошлого, двадцатого века. Я любил писать стихи, увлекаясь в основном баснями. Пробовал переводить строки Жана де Лафонтена(1621-1695), узнав, что почти все свои знаменитые басни Иван Андреевич Крылов(1769-1844) писал по тем же сюжетам, что и Лафонтен, являясь переводчиком с французского.
Как-то раз осмелился показать свои басни одному из критиков в Союзе писателей.
Мне представлялось, что литературовед будет детально разбирать каждую строку, но он только сообщил мне, что в течение века после Крылова жанра басни у нас фактически не было, так как жанр этот давно устарел, что даже Сергей Михалков пишет басни крайне редко и что мне не стоит ими заниматься. А особенно удручает, как выразился критик, моя несовершенная басня про Осла, в которой я хочу "без лишних слов весь шар земной избавить от ослов", а это несправедливо, поскольку осёл - очень нужное и полезное в хозяйстве животное: может, например, перевозить в бурдюках жидкие и сыпучие грузы. Я робко возражал, вспоминая басню Крылова "Осёл и Соловей". "Но разве виновен Осёл, что природа не одарила Соловья прекрасным тенором кенаря, щегла или жаворонка?"- спрашивал критик. "Простите,-заикнулся было я, чувствуя, что слегка краснею,- Крылов имел в виду не музыкальные способности Осла, а его мнение о том, что Соловью необходимо учиться у маэстро господина Петуха."  Критик снял очки и стал протирать носовым платком. Было заметно, что он почему-то нервничает. После некоторой паузы я добавил: "Может быть,вы мне что-нибудь посоветуете?" Я и не думал, что критик может на меня обидеться, вероятно, считая себя персонажем басни. Об этом узнал позже из других уст - и неожиданно родилась "Эпиграмма на критика басен".

Речь критика - остра и зла.
К ней подступал, как будто к бою:
Ведь басни все, что про Осла,
Считал издёвкой над собою.

Эту свою эпиграмму я показал одесскому поэту Владимиру Домрину(1934-1985),с которым был в очень дружеских, приятельских отношениях, хотя он был на целых шесть лет старше меня и гораздо опытней в поэтических делах. Он тут же взял шариковую авторучку и своим аккуратным и красивым почерком экспромтом так отредактировал моё четверостишие, что я его даже не узнал.Остались прежними лишь стихотворный размер да, пожалуй,парочку слов, которые оставались неизменными. Но радости не было предела оттого, что известный поэт редактирует мои строки. Это означало, что они ему чем-то понравились,ибо на полях других стихов он писал всего лишь одно слово:"Слабо!"
"Эпиграмма должна быть хлёсткой и конкретной,- говорил Домрин.- Нужно писать смелее и больше уделять внимания иронии, чтоб все почувствовали, что это портрет маслом заведующего отделом культура газеты "Знамя коммунизма". Он - неплохой журналист, но болезненно-подозрительный, воображает опасность там, где она и не ночевала. Страдает мнительностью. У него мнительный характер. Кстати, так и назовём эту эпиграмму: "МНИТЕЛЬНЫЙ" - и Домрин сверху уже готовой эпиграммы добавил заголовок. Вот как стала выглядеть эпиграмма:

МНИТЕЛЬНЫЙ

У зава мнительность была,
Но он не подавал и виду.
Хотя все басни про Осла
Считал...за личную обиду!

Домрин тут же звонил по телефону друзьям и говорил, что к нему в гости пришёл Яни и написал великолепную эпиграмму на зава отделом культуры и читал на память. Но хотя Домрин считал, что лишь отредактировал мои строчки, эпиграмма эта была для меня чужой радостью, так как не менее, чем на девяносто процентов была всё-таки явно домринской.
- Если ты считаешь, что эпиграмма не твоя, ты когда-нибудь мне напомни о ней, и я её где-нибудь опубликую,- произнёс Володя, возвращая усеянную надписями, испещрённую его пометками мою рукопись.
Но ничего напоминать мне не пришлось. У Домрина была изумительная память. Он хорошо помнил эпиграмму. И когда речь шла о выпуске в издательстве "Маяк" уже седьмого его сборника стихов "Лунная подкова"(1966), он сказал, что опубликует и эту эпиграмму с посвящением мне. Я взмолился: "Пожалуйста, Володя, не дай Бог,только не мне!" Видимо, он на секунду забыл, что это не просто юморное стихотвореньице, а эпиграмма с острым, сатирическим намёком на басенного Осла.