Синичка
Пьеса в 12 сценах.
Действующие лица:
Арсений Петрович – пожилой мужчина, около 70 лет;
Георгий Степанович – его школьный друг;
Маша – девушка без предрассудков;
Галя – её подруга;
Колян – молодой мужчина, знакомый Маши;
Пфырь -
Звонарь – друзья Коляна, молодые люди;
Лечо -
Батя – мужчина за 60 лет;
Антон – бармен в пивной;
Всеволод Сергеевич – предприниматель лет 40-45;
Тормошило – его охранник;
Сергей – внук Георгия Степановича;
Служащая в справочном бюро родильного дома.
Действие происходит в Санкт-Петербурге в первое десятилетие 21 века.
Сцена 1.
Занавес поднимается, но на сцене ещё темно. Слышен звук открываемой двери, кто-то входит. Это - Арсений Петрович. Он включает свет, быстро снимает пальто и снова скрывается за входной дверью. Перед нами довольно просторная прихожая в квартире старого петербургского дома. Вновь появляется Арсений Петрович и почти волочит полупьяную девушку. Это - Маша.
Маша – Не тащи меня, папулька! Я тебе не мешок картошки!… Какой потаскун!… Сама могу идти!… Хочешь, спляшу? Тринти-дринти, тра-ля-ля!… Соскочила вдруг туфля!
Арсений Петрович (поддерживает её, снимая пальто, усаживает) – Аида! Я же просил тебя не пить столько!…
Маша – А у меня сегодня задор, кураж! Вожжа под хвост попала!… Эти коровы за соседним столиком так на меня пялились! Будто ты крокодила с собой привёл! (Арсений Петрович зажигает свет в гостиной с мебелью начала 20 века, возвращается.) А где те двое, что меня клеили?
Арсений Петрович – Я им денег на водку дал.
Маша – Значит, и они придут?
Арсений Петрович – Нет. Адреса не спрашивали, удовлетворились полученным.
Маша – Всё поняла! Ты меня к себе в хату затащил, папулька? Здесь хочешь трали-вали, танцевали, да?
Арсений Петрович – Сначала в ванну, прими душ!
Маша – Ой-ой-ой! Какие мы нежные-снежные! Да это от вас, мужиков, козлами несёт, а мы, девушки, создания эфирные, романтичные!…
Арсений Петрович – Ладно, ладно, создание! Иди в ванну, а то твой эфир очень уж перегаром отдаёт!
Маша – Стоп, машина! Там, на улице и в «Райской куще» я тебя не разглядела. Ты, оказывается, вовсе и не папулька, а всамделишный дедулька! Ха-ха!
Арсений Петрович – Тебе не всё равно?
Маша – Ну, да. Почти. А ты меня до утра фрахтуешь?
Арсений Петрович – Если ты не против.
Маша – Тогда ночной тариф! Включаю счётчик, - ты понял, я девушка – недешёвая!
Арсений Петрович – Понял, понял. Ванна вон там! (подталкивает девушку к ней)
Маша – Не тронь меня! (пьяно плачет)
Арсений Петрович – Аида! Аида! (усаживает её на диван)
Маша – Никакая я не Аида! Гнида я, просто гнида! (почти рыдает)
Арсений Петрович – Ну, успокойся, девочка! Ты сегодня перебрала. Выспишься и утром снова распустишь крылышки… Как тебя на самом деле зовут?
Маша – Ма-аша!… (приходя в себя) Выпить у тебя найдётся? Вина, водки, коньяка – чего-нибудь! Я на всё согласная!
Арсений Петрович – Машенька! Может, хватит?
Маша – Не будь жабой! Хоть стакан пива или шампанского!? А потом я буду делать всё, как закажешь. Давно, ведь, с бабушкой не баловался?
Арсений Петрович – Жена умерла пять лет назад.
Маша – Ну, извини… Вот и помянем. Принеси,… пожалуйста!
Арсений Петрович – Хорошо. Только на сегодня это последнее! (уходит)
Маша – Трухлявый пень,…ванна, душ,…пень-пень,…трень-брень… (засыпает)
Арсений Петрович возвращается с двумя бокалами шампанского и халатом через плечо.
Арсений Петрович – Вот твоё шампанское! А потом в ванну!… (застывает в нерешительности, потом ставит бокалы и тормошит спящую) Маша! Маша! Подъём!
Маша – А?…
Арсений Петрович – Шампанское! Ты просила.
Маша – А-а…
Арсений Петрович – Ты уже не хочешь?
Маша – А-а,… хочу,… сейчас…
Свет гаснет, в сумраке появляется спальня. Через шторы брезжит утреннее солнце. В большой кровати спит Маша. Входит Арсений Петрович, в руках у него поднос с завтраком, ставит его на столик рядом с кроватью и долго стоит, потом поворачивается и хочет уйти.
Маша – Ай-ай-ай! Как не стыдно подсматривать за спящими девушками!… Это всё мне? (показывает на поднос)
Арсений Петрович – Тебе, синичка.
Маша – Я – высокопоставленная особа? Да?
Арсений Петрович – Пожалуй.
Маша – А почему синичка?
Арсений Петрович – Так мне кажется. Как и ты, эта весёлая птаха, терпит холод и ветер, дождь и снег, голод и вражду жизни. Но стоит глянуть солнцу, и она уже топорщит и чистит пёрышки, насвистывает бодрую песенку.
Маша – Вчера я тебе свою биографию распечатала?
Арсений Петрович – Да нет. Рассказала только, что приехала подработать, снимаешь жильё, а дома, на родине, у тебя мать с младшей сестрой, и ты им иногда помогаешь.
Маша – А откуда ты узнал, что на завтрак я больше всего люблю гренки с сыром и кофе со сливками? Откуда?
Арсений Петрович – Подсмотрел твой сон.
Маша – Ты колдун-ведун, экстрасенс?
Арсений Петрович – Нет, инженер, а сейчас преподаю математику в колледже.
Маша – Значит, вычислил?
Арсений Петрович – Да, продифференцировал, а потом проинтегрировал.
Маша – Фу, не ругайся!… Как тебя звать, папуля? Я, кажется, всё заспала.
Арсений Петрович – Арсений Петрович. Правда вчера вечером, я слышал, как ты меня трухлявым пнём величала.
Маша – Ага, вспомнила… Ну, не такой уж ты и трухлявый, угодить умеешь. Но – Арсений Петрович?!… Фу! Свечками и ладаном отдаёт!
Арсений Петрович – Вот уж не думал! Ну, а скажем – Борис?
Маша – В доме скис! Квашеной капустой несёт.
Арсений Петрович – Николай?
Маша – Всех облай! Пёсья порода у этого урода!
Арсений Петрович – Сергей?
Маша – Шиш согреет! И пивом отрыжка.
Арсений Петрович – Валентин?
Маша – Сплошной никотин!
Арсений Петрович – Ну,… Петя-петух?
Маша – Давно уж протух!
Арсений Петрович – Да, синичка… Видно, досталось тебе от мужской половины!
Маша – Ой! Я ж тебе вчера кликуху придумала: Трень-брень! Трень-брень, трень-брень – как школьный звонок!
Арсений Петрович – Ты ещё учишься?
Маша – Не тучься! Два года, как кончила. Почти с медалью! В институт не поступила – ступор! Толкнулась на одну работу, на другую, третью – бабок кот наплакал! Только на хату да харч! И мужики липнут везде, лапают при удобном случае. Плюнула, и пошла по этой самой дорожке. Матери отписала, что устроилась на классную работу в крупной фирме. Ха!… Намыливалась даже за границу, как многие девчонки. Страх пересилил, - вдруг в какой-нибудь свинячий бордель вляпаешься! Тут всё-таки сама могу выбрать.
Арсений Петрович – Отец у тебя есть?
Маша – Сидит третий год. Порезал по пьяни кого-то. Да он и не жил с нами уж давно. Мать его выгнала сразу, как он мне причёску попортил.
Арсений Петрович – Причёску?
Маша – Ну, да, ту самую!… Кобель проклятый! Неужели все мужики такие?! Родную дочь не пожалел! «Мамане только не говори!» У-у, ненавижу!… Стоп, машина! Пожалилась, и будя! Спасибо за завтрак и прочее. Мне пора.
Арсений Петрович – Можешь остаться, если хочешь. Вот халат тебе (достаёт из шкафа) и… твоя зарплата (кладёт на столик).
Маша – Не балуй меня, а то зарвусь! По ночному тарифу… (отодвигает часть купюр).
Арсений Петрович – Как знаешь.
Занавес.
Сцена 2.
Там же. Вечер. Арсений Петрович и Георгий Степанович – в гостиной за столом, на котором вино, фрукты и снедь, - угощаются, беседуя.
Георгий Степанович – Ну и что ты собираешься дальше делать с этой залётной синичкой? Приручить?… Как я понимаю, уж больше месяца прошло?… Твоё здоровье!
Арсений Петрович – И твоё!… Не знаю. Она – свободная птичка, прилетает, когда хочет.
Георгий Степанович – Или некуда деться.
Арсений Петрович – Может быть.
Георгий Степанович – Сень, раньше ты вроде не ловил пташек на улице или я ошибаюсь? Если уж так приспичило, мог бы поприличней женщину найти, пусть постарше, но, ведь и мы с тобой не юнцы.
Арсений Петрович – Видишь ли, Гоша, в чём дело: в тот сумрачный осенний вечер я шёл к метро на площади Восстания. На душе было также слякотно, также неуютно, как вокруг. И тут подошла она и сказала: «Не хотите ли отдохнуть рядышком, в тёплышке?» И ты бы видел её глаза! Глаза брошенного и продрогшего щенка или котёнка. От неожиданности я сгусарил: «Рядышком с Вами, милая девушка, хоть на краю света!» А она вздрогнула, как от удара плёткой. И мне захотелось хоть немного отогреть её. Подумал, что она Соня Мармеладова нашего времени.
Георгий Степанович – И ты повёл её к себе домой!
Арсений Петрович – Нет, в ресторан. Там, как понимаешь, алкоголь, музыка, синичка моя распустила крылышки, вот тогда во мне и взыграло ретивое!
Георгий Степанович – Надеюсь, ты понял, кто с тобой?
Арсений Петрович – Да, с самого начала. Но потом, со временем… Сложно передать, что-то случилось со мной. Когда её нет несколько дней, я места себе не нахожу и жду её, как кажется, никогда и никого в жизни не ждал! Как чуда!… Как манны небесной!… А уж, когда обещает придти, чувствую себя на седьмом небе от счастья!
Георгий Степанович – Вариант Фауста? Вечный вопрос Гёте?
Арсений Петрович – Высоко поднимаешь!… К стыду, кстати, я так и не осилил классика. Да и других немцев с трудом читаю, кроме, пожалуй, Ремарка, Цвейга и Брехта. Может, я криво устроен, а, может, отголосок блокады.
Георгий Степанович – Сеня! Тебе не приходила в голову мысль, что ей нужны от тебя только деньги, или, втёршись в доверие, она рассчитывает и на гораздо большее. И что она, извини уж, просто-напросто, - не хочу даже говорить, кто!
Арсений Петрович – Мне всё равно! И всё, кажется, я понимаю! Да только при её появлении сердце, кажется, выпрыгивает из груди от радости и, не поверишь, от любви!
Георгий Степанович – Н-да, состояние пациента гораздо хуже, чем я полагал. Диагноз:острый приступ вожделения старого козла к блудливой козочке, сопровождающийся хроническим слюнотечением, патокой во взоре и мозговым расстройством! Могу и рецепт из народной медицины сочинить навскидку. Возьми две части остеохондроза, по одной части ишемии сердца, язвы желудка, печёночных колик, почечного песка, присыпь сахарным диабетом, приправь анемией сосудов, всё тщательно перемешай. Затем влей десять стаканов отменного благоразумия, доведи до кипения и всыпь сотню освежающих оплеух. Пей каждый день без меры перед зеркалом, дёргая себя за уши и щёлкая по лбу. Если в течение месяца не поможет, курс повторить. Если и это окажется бесполезным, отправить пациента с глаз долой к чорту на кулички!
Арсений Петрович – Благодарю покорно! Ты ещё не все мои болячки перечислил… Юмори, сколько хочешь, но при её улыбке я готов прыгать упомянутым тобой козлом!
Георгий Степанович – У тебя, Сеня, ведь, и раньше были завихрения. Жанна, например, - даже разводиться собирался? Помнишь?
Арсений Петрович – Помню, Гоша, помню. Но тогда, пусть подсознательно, понимал, что впереди, возможно, много лет жизни, да и Асю не мог бросить. Сейчас какое будущее у меня? Что впереди?
Георгий Степанович – Но ты, полагаю, не тешишь себя надеждой, что она влюбится в тебя? Или всё-таки?…
Арсений Петрович – Гош! По-твоему, я совсем рехнулся!? Чтоб цветущую юность привлекла старость со вставной челюстью?! Если бы ещё слава, богатство, талант! Ничего из этой триады у меня нет, следовательно, и рассчитывать не на что!
Георгий Степанович – Ладно. Будь здоров!
Арсений Петрович – Ты тоже! (пьют) … За то счастье и блаженство, которое она даёт мне, готов расплатиться даже жизнью! Честное слово!
Георгий Степанович – Постучи! (сам стучит по столу)
Арсений Петрович – Как обворожительны, по-кошачьи грациозны движения юной женщины! Как упоительно прикасаться к её телу, тем более, когда оно отзывается на твои ласки! Как притягивает взгляд этих изумрудных глаз, полный, не любви конечно, но добра и благодарности! А как искушает запах свежей здоровой плоти, как кружит голову и бередит сердце!
Георгий Степанович – Взбесившийся эротоман!
Арсений Петрович – Нет, Гоша, ты не прав! Она для меня – ожившая муза Родена. И ты же сам знаешь, что женщина, будь ей хоть сто лет и будь она страшней ведьмы, - для влюблённого прекрасней всех и дороже!
Георгий Степанович – Да, конечно!… Где-то в глубине души, Сеня, я тебе завидую. Не тому, что ты подцепил эту девицу, от которой неизвестно ещё чего ждать. А тому, что сохранил в себе ты ту горячку чувства, которая выпадает людям в юности! Без благоразумия жизненного опыта, без скуки старческих будней, без боязливого alter ego! Будь счастлив!
Арсений Петрович – Спасибо! (чокаются и пьют)
Георгий Степанович – На родное предприятие не хочешь вернуться?
Арсений Петрович – Нет. Там всё валится. Средний возраст сотрудников – за 60. Зарплата – курам на смех! Директорат, конечно, жирует, за счёт аренды, воровства и наглости. А какая фирма была! Даже луноходы делали! Не говоря уж о военных заказах… Ну, не будем о грустном. Расскажи лучше, как у тебя!
Георгий Степанович – В семье, тьфу-тьфу, порядок. Ребята мои при деле. Правда, совсем не тем занимаются, чему их учили в институтах, ты же знаешь, приспособились. Евгений – коммерческий директор в торговой фирме, Татьяна – из школы ушла, водит туристов по городу и окрестностям, ей нравится. Олег – свободный художник, физику забыл напрочь. Целое поколение инженеров загублено. А что у тебя в школе?
Арсений Петрович – Нормально. Иногда в уши засовываю бируши, чтобы не слышать лексику современных недорослей. И в то же время понимаю, что у большинства из них нет большой цели в жизни, себя проявить не в чем, кроме наплевательства на всё и вся! С учителями пью чаи и калякаю на эти темы… Да, тут сон на днях приснился об Ольге Михайловне, нашей англичанке, классной руководительнице. Ты в командировке был, когда её хоронили.
Георгий Степанович – Сон?
Арсений Петрович – Да, необычный. Проснулся в половине шестого утра… Да, я тебе лучше прочту, что тогда написал, сам поймёшь… Белым стихом…
Вселенная притягивает нас невидимыми связями-лучами,
Но в беге будней, суете, мы пролетаем мимо зова.
Той ночью кот пришёл ко мне и распластался вдоль, антенной.
Тогда увидел Вас: Вы за столом сидите, и все уже собрались.
Но рядом с Вами стул был пуст, он для меня был предназначен.
Я, как всегда, опаздывал. Спеша, скороговоркой я поздоровался,
Потом: «Ольга Михайловна! Уж извините шалопая!»
Вы улыбнулись той неповторимой улыбкой еврейской мамы, -
Доброй, умной, строгой. Той улыбкой, что витала вокруг нас,
Мальчишек обездоленных военным лихолетьем,
И в нас будила тягу к свету много лет назад…
И снова вижу Вас в прозрачно-белом зале за столом.
«Мне, мальчики, уже пора! Прощайте, дорогие!» -
Сказали Вы, учитель наш, наш первый teacher.
Проснулся я. Кот соскочил с постели. Ночь звёздная, морозная была.
И вздрогнул вдруг: день сороковой настал с той тяжкой даты.
День роковой? Нет, просто день прощанья с земною жизнью, с добрыми друзьями.
Счастливого пути, наш дорогой учитель, незабываемый наш teacher!
Георгий Степанович – Действительно, сороковой день?
Арсений Петрович – Да, в ночь с 20 на 21 ноября. В том сне была она молодая весёлая, как в наше школьное время… Я, ведь, ей звонил за три дня до смерти.
Георгий Степанович – Да, ты говорил.
Арсений Петрович – И голос молодой у неё сохранился. Это в 92 года-то!
Георгий Степанович – Она помнила по моим рассказам имена моих детей и внуков! Уж не говорю о жене! И никогда ни на что не жаловалась. Жила всю жизнь в коммунальной квартире, хотя в блокаду работала медсестрой в госпитале…
Арсений Петрович – И училась ещё в университете!
Георгий Степанович – И всегда по-доброму, ласково глядела на нас. Никогда не кричала.
Арсений Петрович – Да. Помянем? (Не чокаясь, стоя пьют)
Занавес.
Сцена 3.
Там же через некоторое время. В гостиной за журнальным столиком сидит Галя. На столе в вазе цветы. Входит Маша с бутылкой вина и фруктами.
Галя – Клёво устроилась!
Маша – Да, пожалуй! (берёт бокалы в серванте) Поверишь, Галка, никогда так не жила! Всё время свежие цветы…
Галя – Ага, даже в туалете!
Маша – Столько ласковых слов отродясь не слышала! За встречу! (наливает вино)
Галя – Со свиданьицем! За твой фарт! Чем ещё балует?
Маша – По вечерам часто берёт гитару, поёт старинные романсы и песни своей молодости, ну знаешь, - Окуджава, Высоцкий, Визбор и другие…
Галя – Ишь, ты! Старичок втюрился типа не на шутку!?
Маша – Наверно… По выходным водит меня по музеям, выставкам, - образовывает. Целый список книг просил прочесть… У него ж библиотека и здесь, и в спальне, а в кабинете все стены в стеллажах.
Галя – Детективы, фэнтези?
Маша – Нет.
Галя – Дамские романы, что ли?
Маша – Не, Галка, не угадаешь! Мы с тобой и писателей-то некоторых не слыхивали никогда…
Галя – Ну, кого, например?
Маша – Данте Алигьери…
Галя – Француз какой-нибудь?
Маша – Итальянец. Жил во Флоренции и в других городах Италии. Родился в 13 веке.
Галя – О, хватил! И чего такого он написал?
Маша – «Божественную комедию»…
Галя – Молитвы весёлые, что ли? Ты прочла?
Маша – Только начала. Но тяжело идёт, не знаю многого… Это вовсе не молитвы.
Галя – И на кой ты, Машка, голову себе дуришь?
Маша – Интересно. Как люди до нас жили, что думали… Трень-брень в институт меня снова агитирует.
Галя – Денег-то он тебе даёт?
Маша – Даёт. Особо не прошу. Ты ж знаешь, я устроилась дежурной в частную гостиницу. Работа не пыльная, а платят сносно.
Галя – Колян говорит, мало бабок несёшь…
Маша – Этому всё мало, сколько ни дай! Упырь задвинутый! Они с Батей меня науськивают на Трень-бреня всё время.
Галя – Да уж… Долго ты своего старичка доить будешь?
Маша – Не знаю. Мне его иногда жалко…
Галя – А как твой старичок в постели? Может чего?
Маша – Не рысак, конечно… Парни-то как: отстрелялся по быстрому и отвалил. А Трень, пусть редко, но всё так нежно, ласково до и после делает, что я, поверишь, Галка, балдею иногда…
Галя – Ишь ты!
Маша – А ещё он стихи мне пишет!
Галя – Ой, держите меня! Старичок совсем свихнулся! Ему сколько лет-то?
Маша – Много! В ту войну с немцами, Отечественную, мальцом совсем был… А стихи его мне нравятся. Утром часто рядом с цветами на тумбочке лежит новый листок.
Галя – Списывает у кого? Пушкин, Лермонтов… Поэтов-то этих пруд пруди!
Маша – Не, Галка, это он сам! Сейчас прочту одно (уходит в спальню и возвращается с исписанным листом в руках). Вот, слушай!
Ты рождена из грёз и света,
Из кружева цветов и неба синевы,
Из запахов степного лета
И плеска набегающей волны,
Из крика чайки над морским простором,
Из шепота ночной листвы,
Из тайны янтаря, в котором
Тепло сердец тысячелетий тьмы!
Пришла с восходом солнца и рассветом
По россыпям рубиновым росы.
Вот струны арфы перебрали где-то,
И эльфы гимн запели в честь Красы!
Сказала ты: «Я – женщина земная!
Как и в других во мне загадки нет!»
И прилегла победно, как Даная,
В душе моей до среза лет!
Галя – Классно! Если б мне кто-нибудь написал такое! Хотя нет, учёно слишком. Счастливая ты, Машка! Мне-то попадаются всё либо алкаши, либо хмыри, от которых слова путного не дождёшься! А кто такие эльфы?
Маша – Ну, это вроде наших леших и домовых, только подобрее.
Галя – А Даная?
Маша – Трень рассказывал, какая-то царевна в Древней Греции.
Галя – Чего она эдак разлеглась у него в душе?
Маша – Когда мы были в Эрмитаже, Трень показал мне две картины с Данаей. На обеих она совсем голая в постели, а к ней летит в виде золотого дождя или солнечного света высший греческий бог Зевс. Одну картину нарисовал итальянец, Тициан, а другую – голландец, Рембрандт.
Галя – Вон оно что!
Маша – Так вот, вторую какой-то псих десять лет назад облил краской и порезал ножом. Но сейчас её восстановили и закрыли броневым стеклом.
Галя – Психа-то поймали?
Маша – Да, и посадили в жёлтый дом.
Галя – Я бы ещё выдрала прилюдно. Раньше, говорят, было лобное место, на котором всяких уродов и гадов казнили. А ещё больше ненавижу подонков, которые над детьми издеваются! Этих бы надо сначала кастрировать, а потом отрубить всё остальное!
Маша – Сурово! Поделом конечно!… Но, ведь, сейчас и ребятишки многие хороши, - насмотрятся зверства да порнухи в сети и вытворяют такое, чего и взрослые дяди и тёти не додумают. Кстати, если бы начали сечь, то и до нас, верно, очередь дошла.
Галя – Не! К тому времени мы уже старухами будем, и за давностью лет нам типа прощение должно выйти.
Маша – Оптимистка ты, Галка! Ну, давай по последней за это!
Занавес
Сцена 4.
Вечер. Пивной бар «Заходи погреться». За столом на скамьях Колян с друзьями. Прихлёбывая пиво, они живо реагируют на рассказчика и друг на друга. Неподалёку стойка бара, за которым Антон занимается своим делом и прислушивается к разговору компании.
Пфырь - … ну, захожу на почту. Пенсы выстроились к окошку за своими крохами. Притаиваюсь в уголке, жду. Вот и мой кадр: подслеповатый растяпа отходит от кассы, громоздится за стойкой с бабками, паспортом, шапкой, перчатками, авоськой и начинает мусолить одним глазом свой квиток. Тут, пацаны, как на рыбалке, время подсекать! Захожу со спины и вежливо прошу: «Разменяйте, пожалуйста! Некогда в очереди стоять!» Держу «фуфло» так, чтобы он видел сходство с пятитысячной. Покосился старичок на меня, но пять штук с ярославскими картинками отслюнявил. Ну, я ходу! (все смеются)
Звонарь – Слушай, Пфырь! Если б этот старый хрен хай поднял и тебя тормознули?
Пфырь – Ну, дак, граждане дорогие, пошутил я! Посмотрите на купюру – билет банка приколов, Одесса! Просто повеселить хотелось уважаемого ветерана. А деньги я, конечно, вернул бы ему на выходе! Ты ж знаешь, Звонарь, махаться граблями – не мой профиль!
Лечо – Звонарю-то лопухи сами привозят бабки!
Звонарь – Не всегда, не всегда, друг мой Лечо! Сегодня, правда, свезло. Разослал смс-ки: «Дорогая бабуля попал в ДТП нужно min 10 тыщ жду ответа целую!» (хохот) И две поклёвки сразу! Одна бабулька, вообще – угар! Притараканила с перепугу всё в евро. Ну, обещал уладить и выпустить любимого внучка (хохот).
Лечо – Слушайте, волчата! А я новую передачу записал...
Звонарь – Типа про недержание мочи? Ты ж там главный специалист!
Лечо – Не, про другое. С серьёзной физиономией проникновенно вещаю: «Дорогие наши бабушки и дедушки! По статистике Всемирной организации более 30% людей преклонного возраста страдают непроизвольным слюнотечением и отвисающей нижней челюстью. По научному это называется гиперсаливация, бульбарный и псевдобульбарный синдром, сопровождающиеся дизартрией, дисфагией и афонией.
Колян – Во, даёт!
Лечо - Это грозные предвестники болезней Паркинсона и Альцгеймера, неизлечимых до сих пор недугов. Но хочу, наконец, вас обрадовать! Недавно рассекречены созданные для членов Политбюро КПСС спецсредства, на основе которых наши учёные, применяя нанотехнологии, создали замечательный препарат «Неслюнит», который не только избавит вас от этих болезней и страданий, но и резко улучшит вашу память, предупредит инфаркт миокарда и инсульт!
Звонарь – Нежно впариваешь, Лечо!
Лечо – Ведущая называет телефоны. А на них сидят тёртые Егор Александрович и Роберт Максимыч, которые разведут лопухов на серьёзные бабки! А Наталья Сергеевна да Анна Викторовна вообще до печёнок проймут!
Колян – Мой заход! Всем по тому же месту? (Все подтверждают, Колян с кружками идёт к стойке) Антон! Повтори, плиз! И рыбки с сухариками, как обычно.
Антон (наливая пиво) – Колян! В кликухи Лечо и Звонарь, я уже врубился, они студенты – медик и технарь, а вот почему Пфырь – до сих пор не догоняю.
Колян – Он на юриста учится. Там они законы долбают.
Антон – Ну, и в чём фишка?
Колян – Он там какую-то работу на зачёт сдавал по Пенсионному Фонду России.
Антон – И что?
Колян – Тормозишь, паря! Буквы, какие? П, ф, р – вот и получается…
Антон – Пфырь!
Колян – Проходит типа практику на пенсионерах.
Антон – Понял. Смотрю, вы все при деле.
Колян – А то! (уносит пиво и закуску к столу) Налетай, волчата!
Пфырь - … и тут эта божья стерлядь гнусит: «Молодой человек, как вам не стыдно?» Я ей: «В чём дело, бабуля?» - «Вы же в культурной столице живёте, а пьёте на улице и банку на газон бросили!» - «И что же мне теперь делать?» - «Поднимите банку и положите в урну, она же рядом!» - вопит на весь двор! Обложил её и ушёл.
Колян – Я б её в эту урну мордой сунул!
Звонарь – А если б твою бабку так?
Колян – Да и хрен с ней! Не втыкайся в каждую дырку! Я, блин, вообще всех этих предков отправил бы куда подальше, хоть в Сибирь! Что б здесь воздух не травили. А то ходят с мятыми тусклыми мордами и учат, и учат! Отжили своё – и хватит!
Звонарь – Вообще-то, волчата, после встречи с последней бабулей стало как-то гадливо на душе… Она так меня благодарила, даже поцеловать хотела!
Пфырь – Никак, завязать мыслишь?
Звонарь – Не исключаю.
Пфырь – Белым и пушистым хочешь заделаться?
Звонарь – Ну, не всю же жизнь нам, волчата, божьих коровок доить. Хочется что-то и своими руками сделать. Вон, как дед мой! Как мать вспоминала, ночами всё бродил да курил. Обдумывал очередной проект. Атомные подводные лодки! И орденов куча, на похоронах увидел. Да только, где эти КБ и заводы, на которые идти захочешь? Одних уж нет и в помине, другие на ладан дышат, и зарплата там мизер. Да и мы-то хороши!
Лечо – Мой дедок такой же был! Рассказывал нам взахлёб, что он в своём цеху вытачивал да придумывал где и что ловчей приспособить. И утром бежал, как пришпоренный, на завод. Бабка звала его «чумным».
Колян – А я только матку свою помню. Мужиков разных приманивала, а потом выгоняла… Пока не спилась вчёрную и не окочурилась.
Пфырь – Кончайте нытьё, волчата! У них своя жизнь была, у нас своя. Вот я сегодня от клуба чудес смс-ку получил. (Читает с мобильного телефона) «Сегодня девушки-фри дринк-данс энд стрип шоу! Всем виски+кола! Гоу-гоу бойз! Старт 23-00.» Погоним? Там такие славные киски с такими свежими батончиками! Пальчики оближешь! Ну, как? (Все одобрительно смеются)
Занавес.
Сцена 5.
Гостиная в квартире Арсения Петровича. За окном зимний день. Маша сидит в кресле. Колян прохаживается по гостиной.
Колян – И долго ты, блин, будешь здесь отсиживаться? На работу не ходишь, клиенты сердятся. Что с тобой, блин, делать? Проучить по чёрному?
Маша – Послушай, Колян! Деньги сегодня будут, в крайнем случае, завтра.
Колян – Трень-брень твой раскошелится с пенсии, что ли?
Маша – У него и на книжке есть.
Колян – Может, старичка тряхнуть где-нибудь в тёмном углу?
Маша – Оставь его в покое. Зачем губить курицу, несущую золотые яйца?
Колян – Чо? Чо ты сказанула? Какая, блин, курица? Где эти золотые яйца?
Маша – Трень-брень нам ещё пригодится.
Колян – Надумала чего? Колись!
Маша – Надо всё взвесить и просчитать, чтобы он сам предложил.
Колян – Ты поторапливайся, блин! Старичок и дуба может дать!… Ладно, пойдём покувыркаемся! Соскучал я типа по тебе!
Маша – Погоди, в другой раз. Он вот-вот вернётся. Тебе лучше уйти.
Колян – Да, мы по быстрому – раз-два – и в дамках!
Маша – Не, Колян! Не хочу!
Колян – Манюня! Не дразни!
Маша – Пусти! Сказала, не хочу! И не буду! (Слышен звук открываемой входной двери) Вот, он пришёл! Ты повежливее будь!
Арсений Петрович (из передней) – Машенька! У тебя гости?
Маша – Это… мой брат, двоюродный, Николай. Я тебе о нём как-то рассказывала. Иди, познакомлю.
Арсений Петрович (входит) – Здравствуйте, молодой человек! Арсений Петрович.
Колян – Здрасьте! А я - Николай.
Арсений Петрович – Весьма рад! Машенька, твою просьбу я выполнил (кладёт что-то в шкаф). Что же ты не угощаешь гостя?
Маша – Да, он забежал на минуту, проведать меня. Торопится, весь в делах.
Арсений Петрович – На каком поприще изволите трудиться, Николай?
Колян – Чего? А, ну, на этом… Дилер я, в общем.
Арсений Петрович – И чем торгуете?
Колян – Ну, … зверушками разными, птичками, рыбками.
Арсений Петрович – Как идут дела? Спрос есть?
Колян – Есть.
Арсений Петрович – А что заканчивали?
Колян – Ну, … этот, как его, блин?…
Маша – Ник?! Ветеринарный колледж.
Колян – Во-во! Он самый! Задурел я сегодня совсем!
Маша – Конечно, вертишься, как белка в колесе! Ну, иди, иди, а то опоздаешь на встречу!
Колян – И то! Прощевайте покуда!
Арсений Петрович – До свидания, Николай!
Маша – Ты теплей одевайся, Ник, у тебя горло слабое (провожает его в переднюю, дверь хлопает, возвращается). Ну, что, будем обедать? У меня всё готово.
Арсений Петрович – Синичка ты моя, хлопотунья! (Целует её) Радость моя бесценная! … Ты видела, куда я положил деньги?
Маша – Я уже их отдала.
Арсений Петрович - Он часто у тебя берёт деньги?
Маша – Бывает.
Арсений Петрович – Отказаться нельзя?
Маша – Пока нет.
Арсений Петрович – А откупиться?
Маша – Много запросят. Их только помани!
Арсений Петрович – Их?
Маша – Ну, да. Колян с его вроде бы приёмным отцом. Он его батей называет.
Арсений Петрович – Поторговаться можно. Они же к этому привыкли. Я помогу тебе.
Маша – Спасибо. Но думаю, договориться будет трудно.
Арсений Петрович – Ладно. Что-нибудь придумаем. Чем ты меня сегодня балуешь? Новое блюдо из интернета? Очень манящий запах!
Маша – Нет, скорее бабушкин рецепт. (Идут на кухню).
Занавес.
Сцена 6.
Кафе на Невском. В окна виден Казанский собор. За столиком Колян и Батя.
Батя – А знаешь ли ты, малой, что здесь было в праведные советские времена?
Колян – Откуда, Батя? Я эти времена, блин, только хвостиком задел.
Батя – Было здесь заведение общепита.
Колян – Столовка, что ль? Эка невидаль!
Батя – Не столовка, а большая чистая столовая. И не просто столовая, а столовая Витковера! Ефим Моисеевич был здесь директором. Это место знали многие горожане, бывавшие на Невском. Кормили тут вкусно и дёшево! А почему? А потому, что Ефим был голова! Умел сам работать и других смог научить. Лодырей и пьяниц он нутром чувствовал. Если ж кто и попадал, больше недели не задерживался, пулей вылетал! А оставшиеся, как я, пахали за троих…
Колян – И чо в том хорошего? Горбатиться с утра до вечера за харчи да гроши! Не то, что сейчас: заловил крупную рыбу, прижал и дави икру!
Батя – Ничего-то ты, малой, не разумеешь! Жить можно было покойно, в почёте и уважении. Зарплату Ефим давал по труду, щедро. И премии ко всем праздникам…
Колян – Ты всерьёз, Батя, или как? У самого квартира – типа закачаешься! Усадьба в полгектара под Павловском, да ещё строишься, слышал, где-то на море. А ты заладил: покой, зарплата, премия. Смех, да и только!
Батя – Что с тобой говорить!… А чужое барахлишко ты, Колян, не считай! Своё поимей! И с ним майся!… Ладно, что там с хатой этого старого Ромео?
Колян – Обсмотрел всё до ручки. Три жилых комнаты, кабинет полный книг, блин! Прихожая, кухня, ванная – большие. Общая площадь – под сто метров. Третий этаж, лифт, рядом – Литейный. Наследников у старика не просматривается.
Батя – Хорошо. Наследников нам не нужно.
Колян – Да! У него ещё дача на Голубом озере с участком в 18 соток, «Волга» на ходу, гараж. В банке у него, небось, тоже улей с мёдом. Он же главным инженером был в какой-то оборонной фирме.
Батя – Чего с Машкой надумали?
Колян – Он намекнул Манюне, что раньше кое-что хотел завещать своему школьному другу, остальное – какому-то детскому дому. Деятель, блин! Но сейчас, вроде, размышляет.
Батя – Жениться не надумал?
Колян – Говорит, не хочет людей смешить. Да, и у Манюни это первое дело, не знает, как ухватиться верней. Вот, если б Галке или Ленке он попался, те бы быстро узду надели.
Батя – Ладно, справится с нашей помощью. А школьного друга надо как-нибудь отшить.
Колян – Ну, это мы враз!
Батя – Не пришить, а отшить! Понял?
Колян – Понял, понял! Акула-то не разинет пасть на нашу добычу?
Батя – Это в 90-ые он Акулой звался и хватал всё, что ни попадя! А теперь он – Всеволод Сергеевич, уважаемый человек, всеобщий благодетель. Так что не ляпни при его свите… Мокротой давно брезгует, говорит, в России замечательные законы, - всем надо по ним жить и радоваться.
Колян – Ну да! В думе, слышал, помощников своих держит, чтоб в любом законе дырок нужных навертеть в видах на будущее.
Батя – Это не наше дело! Свои дела надо обмозговывать! А что касается принадлежащего старому Ромео – для нас большой кус, а для Акулы мелочь, не стоящая… Хотя, конечно, перекинуть ему квартирку да с процентом!… Можно попробовать, для какой-нибудь его служки или девки – сгодится. И вот что, малой, давай-ка, наведаемся к Машке, подстегнём её. Да и сам хочу взглянуть на апартаменты.
Колян – Как скажешь, Батя … О, вспомнил! У Манюни же день рождения скоро. Можно устроить общий сабантуй.
Батя – Пожалуй.
Занавес.
Сцена 7.
Арсений Петрович сидит в кабинете, читает книгу. За прикрытой дверью в гостиную слышны музыка, голоса, смех, там веселье и танцы. Оттуда появляется Батя.
Батя – Извини, Арсений Петрович, если помешал.
Арсений Петрович - Нет, ничего.
Батя – Неловко как-то получается: все там празднуют Машино рождение, а ты ушёл. Стало быть, не уважаешь общество!
Арсений Петрович – Отчего же? Я посидел вместе со всеми, тост за Машеньку сказал. Посудите сами, Владимир Захарович, какой из меня плясун да игрун! Вы, ведь, тоже в сторонке, за столом. А мне уже и алкоголь противопоказан. Каждому овощу свой срок. Так что, пусть уж молодёжь развлекается.
Батя – Как знаете… Мы вот заспорили, когда у вас свадьба, - Машка отмалчивается, только лыбится. Что скажете?
Арсений Петрович – Владимир Захарович! Вы это серьёзно? Хорош жених! Машенька мне в правнучки годится! Это ж только у шоу-звёзд принято для рекламы и популярности. Я же всего-навсего простой пенсионер.
Батя – Ну да… Но я за Машу хлопочу. Всё же не чужая – племянница. Она с вами привыкла к покойной жизни.
Арсений Петрович – Да, Вы правы. Я думал об этом. Мне кажется, если я завещаю имущество, какое есть у меня, в пользу Машеньки, это даст ей возможность устроить свою жизнь более-менее нормально на определённое время.
Батя – Вот это правильно!… Но не тяните долго. Годы Ваши немалые! Понимаете? Мы, конечно, Машу не оставим, но…
Арсений Петрович – Да, да, Вы правы, безусловно. В ближайшие дни займусь.
Батя – Ну я пойду. Не буду Вас отвлекать… О, вспомнил! Звонил Всеволод Сергеевич, скоро приедет. Машу поздравить и с Вами познакомиться.
Арсений Петрович - Всеволод Сергеевич? Кто это? Машин родственник?
Батя – Всеволод Сергеевич – один из управителей города, на нём всё строительство держится! Наш давний друг и покровитель.
Арсений Петрович – Хорошо, хорошо. Пусть едет, если хочет.
(Батя уходит. Арсений Петрович вновь погружается в чтение. Вбегает Маша.)
Маша – Ой, как здорово! У меня никогда такого праздника не было! Как хохотали все, рассматривая на воздушных шарах свои рожи! А как гримасничали у кривого зеркала! Ха-ха! И танцы в масках, и розыгрыши, и призы! Ты такую радость мне дал! (целует его) А загадки ты сам выдумал? Я никогда их не слыхала.
Арсений Петрович – Нет, одна маленькая девочка по имени Настя.
Маша – И эту тоже: «Он съел коня, он съел слона, - и им гордится вся страна!»?
Арсений Петрович – Да, она.
Маша – Ты отгадку на неё не написал.
Арсений Петрович – Думал, ответ очевиден.
Маша – И какой он? А то кто-то сказочного богатыря вспомнил, кто-то белую акулу, а большинство решило, что это какой-то обжора, рекордсмен Гиннеса.
Арсений Петрович – Я, Машенька, потом скажу, если не догадаешься. Ты же умница!
Маша – Вот поэтому и обидно. А чего от гостей ушёл? Скучно?
Арсений Петрович – Нет, Машенька! Просто убедился, что время моё давным-давно ушло, и тебе нужна не моя компания… Иди, иди веселись! Мне здесь тоже хорошо.
Маша – Правда?
Арсений Петрович – Правда, правда, моя синичка!
Маша – Ну, ладно (уходит).
Занавес.
Сцена 8.
Там же. Арсений Петрович продолжает читать книгу. В гостиной - праздник. Дверь оттуда открывается. Входит Всеволод Сергеевич, осматривает кабинет, как бы выжидая, что Арсений Петрович обратит на него внимание. За ним появляются Батя и охранник.
Всеволод Сергеевич – Здравствуйте, Арсений Петрович! Всеволод Сергеевич!… Чем Вы так увлечены?
Арсений Петрович – Здравствуйте! (Не вставая, показывает обложку книги.)
Всеволод Сергеевич – Мэн-цзы, Сюнь-цзы. Последователи Конфуция?
Арсений Петрович (удивлённо) – Они Вам знакомы?
Всеволод Сергеевич – Да, немного… Захарыч! Ты иди к ребятишкам. (Батя уходит.) Ты, Тормошило, тоже. Можешь выпить.
Тормошило – А рулить кто будет?
Всеволод Сергеевич – Хвостач или Косокрыл пересядут к нам.
Тормошило – Лады! Тогда оторвусь законно!
Всеволод Сергеевич – Смотри, закон не перегни!
Тормошило – Обижаете! Меру знаем! (Уходит.)
Арсений Петрович – У Вас, кажется, персонажи Данте служат?
Всеволод Сергеевич – Да! И они не хуже тех адовых загребал! На всё готовы! Вижу, Вы удивлены. Полагали, кроме наживы меня ничего не интересует?
Арсений Петрович – Всякое случается. Но юмора, похоже, Вам не занимать!
Всеволод Сергеевич – Я, между прочим, университет наш кончал. Хотел, было, гранит науки грызть.
Арсений Петрович – Что же помешало? Гранит не по зубам?
Всеволод Сергеевич – Да нет, с зубами у меня всё в порядке. Лихие девяностые накатили… Хотя, началось всё гораздо раньше. В детстве, лет до 10, меня во дворе пацаны постоянно лупили. Я бегал к матери и заливал её юбку слезами. Отцу это надоело, и он свёл меня однажды к своему школьному другу. Тот преподавал рукопашный бой в морском училище. Был у него сын, мне ровесник, тоже нежного воспитания. Отцы наши переговорили. Дальнейшее несложно представить. В общем, через три месяца я вышел во двор и положил двух самых настырных забияк, да так, что они с рёвом вкатились к своим мамашам, а те побежали жаловаться моей. С тех пор пацаны меня зауважали, а позже, через несколько лет, когда я выбил нож у пьяного соседа и скрутил его, стал пользоваться всеобщим почтением, а у девочек и восхищением.
Арсений Петрович – Что же дальше было?
Всеволод Сергеевич – Понял главное: для успеха в жизни нужно быть сильным, умным, жёстким. Вся жизнь в природе основана на отборе сильных особей, от мошки до кита! Вы, верно, Дарвина не отрицаете? А человек, как показывает история, ради своей власти, богатства, честолюбия настолько усовершенствовал способы изничтожения себе подобных, да и всех тварей земных, что не знаешь, радоваться ли тому, что Бог или кто-то другой наделил его разумом, или нет.
Арсений Петрович – Предположим… Но для чего, по Вашему, существуют культура человечества, великая музыка, классическая литература, живопись, скульптура, религия, наконец? Разве не для воспитания души человека, его нравственной основы?
Всеволод Сергеевич – Спорно, спорно, Арсений Петрович. Склонен считать, что испокон веков, шедевры культуры и искусства в первую очередь были предназначены для ублажения власть предержащих! Религия же всегда была кнутом, и загробным пряником тоже!…
Арсений Петрович – Между прочим, абсолютное большинство гениев человечества из простого народа. Ну да, ладно. Что с Вами дальше было?
Всеволод Сергеевич – В девяностые объявили, бери столько, сколько можешь загрести! И я не растерялся, как большинство! Уроки детства для нас, приземлённых, важнее всего.
Арсений Петрович – Как Вы сказали, приземлённых? Что-то я о них ничего не слышал.
Всеволод Сергеевич – Это те, кто делает своё дело твёрдо и последовательно, а не витает в облаках, не грезит о всеобщей справедливости, социальном равенстве и рае на земле!
Арсений Петрович – Ну, таковых, пожалуй, большинство.
Всеволод Сергеевич – Тут Вы, уважаемый, ошибаетесь! Приземлённые, я бы назвал их ещё и озарёнными, - это ещё и те, кто умеют добиться успеха в жизни, найти реальный выход из любой ситуации, руководить и направлять стадо, не боясь замарать рук, считая при этом накопление капитала лишь средством для перестройки общества, а не единственной целью в жизни! И таких озарённых, думаю, не более 2-3%.
Арсений Петрович – Под стадом, полагаю, Вы разумеете – остальной народ?
Всеволод Сергеевич – А как его ещё называть? Разве большинство народа не инертно? Разве модное словечко «пофигизм» не характеризует состояния нашего общества? Разве кроме «хлеба и зрелищ», а сейчас ещё и наследства, его что-нибудь интересует?
Арсений Петрович - Недавно были довольно острые выступления.
Всеволод Сергеевич – Не будьте наивны! Тщеславие глупых пусей да честолюбие завальных удальцов нужны лишь для создания видимости дешёвого либерализма.
Арсений Петрович – Не слишком-то Вы хорошего мнения о собственном народе!
Всеволод Сергеевич – Войны 20 века и геноцид советской власти, старческая тупость последних коммунистических правителей растранжирили интеллектуальный и энергетический потенциал России. Да и народец наш хорош: не терпит успеха, таланта, удачи соседа! Отсюда и зависть, и подлость, и доносительство. А большая часть преуспевших моментально превращается в наглых и грубых купчишек, которым закон не писан! Недаром оставшаяся ещё активная часть людей стремится уехать из страны, не желая жить среди хамства, пьянства, лени и вандализма соотечественников. Нет, у России нет будущего!
Арсений Петрович – Не Ваши ли приземлённо-озарённые приложили к этому свои загребущие руки? Не они ли провозгласили свободу без всяких ограничений? Можно пачкать и оплёвывать всё: от лестницы дома, в котором живёшь, до Родины и святынь.
Всеволод Сергеевич – Арсений Петрович! Не смешите меня! Советская власть, извините, облажалась! Ещё вспомните, что доброта и красота спасут мир? Увы! Наши СМИ, по образцу западных, выращивают бездумного глотателя пошлости, злобы, агрессии! Прибавьте грядущую демографическую катастрофу, загаживание материков и океанов, резкое убыстрение всесторонних технологий, невиданный информационный скачок и прочее, и прочее!? Ведь, мало кто понимает, что ожидает мир в ближайшем будущем!
Арсений Петрович – И как же озарённо-приземлённые собираются с этим справиться?
Всеволод Сергеевич – Всемирная элита озарённых внимательно отслеживает тенденцию развития современной цивилизации, прислушивается к выводам таких учёных, как нобелевский лауреат Конрад Лоренц и других. Задача на сегодня - сократить численность людей на планете до 1,5-2 млрд. К сожалению, религиозные и прочие фанатики, неразумная политика многих правительств, социальные проблемы толкают мир в яму Всемирной ядерной войны. Но есть более эффективные альтернативные пути. Например, не афишируемая генетическая стерилизация стада, всестороннее психотропное воздействие на него и т.п. Наука не стоит на месте!
Арсений Петрович – Браво! Планетарный фашизм!
Всеволод Сергеевич – Можете называть, как хотите! Факт состоит в том, что человечество должно кардинально перейти на другой уровень развития и для этого оно должно избавиться от балласта!
Арсений Петрович – Не боитесь тоже оказаться в нём? Ваши озарённо-причумлённые, будут, ведь, пожирать друг друга, как пауки в банке, стремясь удержаться в этом истребительном всемирном водовороте.
Всеволод Сергеевич – Как карта ляжет… М-да, поначалу я думал, у нас получится милый философский диспут… Тормошило!
Тормошило (появляясь в дверях) – Слушаю!
Всеволод Сергеевич – Приведи-ка сюда через пару минут нашу именинницу!
Тормошило – Через пару минут? Доставим! (уходит)
Арсений Петрович – Зачем Вам Маша?
Всеволод Сергеевич – Небольшой эксперимент на тему нравственности стада. Не беспокойтесь, я её ничем не обижу! (Появляется Тормошило с Машей).
Тормошило – Вот, привёл.
Всеволод Сергеевич – Спасибо! Можешь возвращаться. (Тормошило уходит.) Скажи, пожалуйста, Маша, ты бы не хотела отправиться в путешествие? Скажем, в морской круиз вокруг Европы? Или на какие-нибудь очаровательные океанские острова?
Маша – Ой, что Вы! Только мечтать могу. Я ж нигде не была, кроме Питера и моего родного захолустья!
Всеволод Сергеевич – В Греции у меня стоит яхта. Летом собираюсь пару недель отдохнуть от трудов праведных да развлечься. Хочешь составить мне компанию?
Маша – Вы шутите, наверно?
Всеволод Сергеевич – Нет, на полном серьёзе! За кормой «море голубое, шаловливая волна» и прочие прелести беззаботного плавания. Ну, как – по рукам?
Маша – Вы меня разыгрываете?!
Всеволод Сергеевич – Я человек основательный и слов на ветер не бросаю.
Маша – Да, я с удовольствием! Кто же от такого откажется?
Всеволод Сергеевич – Ну, вот и ладушки! Можешь продолжать веселиться с кампанией, а мы тут с Арсением Петровичем ещё пофилософствуем. Но не забудь про лето!
Маша – Да я буду каждый день ждать! (Уходит, но у дверей останавливается)
Всеволод Сергеевич – Не сомневайся, все расходы за мой счёт.
Маша – Нет,… я хотела спросить, Арсений Петрович поедет?
Арсений Петрович – Наверно, Всеволод Сергеевич имеет в виду только тебя.
Маша – А-а! Я думала…
Всеволод Сергеевич – Полагаю, Арсению Петровичу будет тяжеловато в его возрасте переносить качку и прочие тяготы морского путешествия. Не так ли, Арсений Петрович?
Арсений Петрович – Не стоит об этом говорить! (Маша уходит) И что вы доказали своим экспериментом? Что ребёнка легко соблазнить конфеткой? Стоило ли стараться?
Всеволод Сергеевич – Вы не правы. В этом единичном случае отразилась сущность стада – стремление к наслаждению, удовольствию, удовлетворению своих инстинктов.
Арсений Петрович – Ваших озарённо-приземлённых это касается в гораздо большей степени! И, честно говоря, мне Вас жаль!
Всеволод Сергеевич – Вот как! И почему же?
Арсений Петрович – Если кто-то Вас полюбит искренно, прильнёт душой, так сказать, или просто будет дружески к Вам расположен, Вы никогда ему не поверите! Будете искать выгоду в его поведении, Вы же боитесь обмана!
Всеволод Сергеевич – С этим соглашусь, да и кому нравится быть обманутым, а в остальном, Вы слишком прямолинейно обо мне судите. Мне Вас тоже жаль! Тысячелетия древних религий, в том числе христианской, социалистические утопии ни на гран не изменили животную природу человека.
Арсений Петрович – А вы разве не встречали в жизни бескорыстных, самоотверженных людей? Хотя в Вашем мире…
Всеволод Сергеевич – Встречал, конечно, но их ничтожно мало!
Арсений Петрович – Может быть. (Появляется Маша.) Ты что-то забыла, Машенька?
Маша – Да, я хочу сказать Всеволоду Сергеевичу, что очень благодарна ему за предложение и очень бы хотела поехать, но без Вас, Арсений Петрович, не смогу! Извините!
Занавес.
Сцена 9.
В одной из галерей современного искусства. В пустынном зале Арсений Петрович и Маша.
Маша – Арспет! Что-то я не понимаю, зачем ты меня сюда привёл?
Арсений Петрович – Ты уже не раз величаешь меня как-то по-новому. Куда подевался мой весёленький гремучий Трень - Брень?
Маша – Отбренчал. Арспет звучит весомо и загадочно, как мудрец из египетской или иранской древности. Помнишь, ты мне рассказывал о них в Эрмитаже. К тому же, Арспет составлен из первых букв твоего имени и отчества. Здорово?
Арсений Петрович – Пожалуй. А привёл я тебя сюда, чтобы познакомить с новыми направлениями в искусстве, в известной степени тоже загадочными.
Маша – Ну, вот что здесь загадочного? Крючки, червячки, кружочки, треугольнички… Так любой может!
Арсений Петрович – Не согласен с тобой, Маша! Взять кисть и точно положить краску, - этому уже надо учиться. Что же касается желания художника отличиться от других, выразить себя, так это было во все времена.
Маша – Ну, и пусть выражается как-то понятней! А то галиматью намалюет и нам мозги пудрит! Изображает из себя гения.
Арсений Петрович – Это направление называется семиотикой, или знаковой системой. А «Чёрный квадрат» Малевича, помнишь? Под этой простотой лежит философская глыба, над которой скрестились шпаги многих искусствоведов, художников, любителей.
Маша – Ну, хорошо, пусть скрещиваются. Но объясни мне, пожалуйста, зачем на эти палки навешаны пустые консервные банки. Какая здесь красота и в чём здесь смысл?
Арсений Петрович – Смысл всегда можно отыскать, если захочется. Так, эти палки могут символизировать человека, а пустые банки – тщету его иллюзий, надежд, стремлений.
Маша – Ты уверен, что автор именно это имел в виду?
Арсений Петрович – Нет, не уверен. Можно привести ещё с десяток толкований, и каждое из них будет иметь право на существование.
Маша – И какому из них верить?
Арсений Петрович – Думаю, никакому. Просто гляди на выставленную картину, скульптуру или перфоманс и прислушивайся к себе. Задело что-то твой глаз, ум, сердце, душу, наконец? Нет? Шагай смело дальше.
Маша – А этот исписал весь холст какими-то каракулями?
Арсений Петрович – Учёные называют это граффити. Вид народного творчества. Расписывают, как ты наверно видела, стены домов, заборы и даже тротуары.
Маша – Ага, там и мат-перемат вовсю гуляет.
Арсений Петрович – Может, для будущих этнографов и археологов это материал для мудрых выводов, как для нынешних берестяные грамоты из раскопок.
Маша – Им лучше будет изучать сетевую переписку и выдумки интернетовских дуралеев. Там они уж такие перлы выудят, что не всякая бумага выдержит!
Арсений Петрович – Возможно. Да, … после этой выставки нам с тобой надо будет тоже посмотреть и подписать кое-какие бумаги.
Маша – Какие бумаги?
Арсений Петрович – Завещание у нотариуса. На всё моё движимое и неподвижное имущество. В твою пользу, конечно. Кое-что, тебе ненужное, отдам Георгию.
Маша – Арспет,… Арсений Петрович! Не делайте этого, пожалуйста!
Арсений Петрович – Почему, Машенька? Я, ведь, люблю тебя всей душой! Ты самый дорогой мне человек! А мой век уже короток.
Маша – Не в этом дело. Батя и его прихвостни, Колян и Пфырь, как только узнают о завещании, подстерегут тебя где-нибудь и… Сам понимаешь! А потом за меня возьмутся.
Арсений Петрович – Что же ты предлагаешь?
Маша – Не знаю. Может, резину тянуть, пока не отстанут.
Арсений Петрович – Вряд ли. Этот Батя мне уже намекал. Могут и круче за меня взяться, как в этих сериалах-пособиях для бездушных упырей. А я могу и не выдержать!… Такая уж попалась нам компания.
Маша – Прости меня!
Арсений Петрович – Что ты, Машенька! Ты мне дала столько счастья! Мне ли тебя винить?… Но что-то надо придумывать. Пока говори, что я оформляю документы. Нужно время, мол, возникли бюрократические трудности, которые нотариус обещает преодолеть.
Маша – Хорошо. Буду водить их за нос, сколько смогу.
Занавес.
Сцена 10.
Раннее утро конца зимы – начала весны. Фасад старинного петербургского дома, освещённый уличными фонарями. Из парадной выходит Арсений Петрович, несколько напряжённо осматривается, затем идёт по тротуару. Неожиданно в лицо ему из-за кулис бьёт свет фар. Арсений Петрович останавливается, хлопают двери автомобиля, и перед ним появляются Батя, Колян и Пфырь.
Колян – Куда это Трень-Брень собрался в такой ранний час?
Арсений Петрович (растерянно) – Вы?…
Колян – Мы, мы! Что, дома не сидится?
Арсений Петрович – Не сидится…
Батя – Какие такие неотложные дела у старого человека возникли?
Арсений Петрович – Возникли…
Батя – А куда Манюня подевалась? Не звонит и на звонки не отвечает.
Арсений Петрович – Не отвечает…
Колян – Слышь, дед, ты хвостом не крути! И не держи нас за олухов! Выкладывай, всё как есть! А то…
Арсений Петрович – Да…
Колян – Квартиру продал?
Арсений Петрович – Продал…
Колян – И гараж продал?
Арсений Петрович – Продал…
Пфырь – И дачу с землёй тоже?
Арсений Петрович – Да, продал.
Батя – Видишь, мы всё знаем. Что ты собираешься делать? Куда Манюню подевал?
Арсений Петрович (уверенней) – Машенька далеко.
Батя – Завещание на неё написал?
Арсений Петрович (чётко, приняв какое-то решение) – Окончательно ещё не составлено. Вот, еду на дачу, на встречу с нотариусом и покупателем. Там всё оформим до конца! И машину заодно передам.
Батя – Значит, так?
Арсений Петрович – Так!
Батя – Ну, вот что, Арсений Петрович! Мы едем с тобой!
Арсений Петрович – Как хотите. Но это не обязательно.
Батя – Ничего, ничего. Прогуляемся вместе! (Пфырю) Иди, скажи Звонарю, пусть едет за нами, не отстаёт. (Коляну) А ты садись за руль, ты ж «Волгой» правил?
Колян – Не, не приходилось.
Батя – Тогда мне придётся, а то Арсений Петрович, видно, не в форме.
Арсений Петрович – Не беспокойтесь, я в порядке. К тому же в системе управления и в коробке передач есть некоторые хитрости. Машина, ведь, для советской элиты делалась. Так что, лучше мне вести. Надо будет на заправку ещё заехать. Горючего маловато.
Батя – Ладно. Пошли! (Все уходят вдоль фасада дома за кулисы)
На сцене возникает большой экран. Камера установлена как бы у заднего стекла легкового автомобиля. Видны головы Пфыря и Коляна на заднем сидении, Арсения Петровича и Бати на переднем, набегающая дорога и автомобили с зажжёными фарами. Ровно урчит мотор.
Колян – Слышь, Трень-Брень! У тебя какая-нибудь музычка есть здесь? А то засыпаю, блин! Включи!
Арсений Петрович – Сейчас. ( Включает музыку. Слышится: «Тореадор, смелее в бой! Тореадор! Тореадор!»)
Пфырь – Что-нибудь поновее найдётся?
Арсений Петрович – Найдётся. ( Переключает, звучит «Последний герой» Виктора Цоя)
Пфырь – А поближе к нам – брит-поп, панк-рок, пуп-цап? Есть?
Батя – Отставить музыку! Поговорим о деле! Арсений Петрович!
Арсений Петрович (выключает музыку) – Слушаю.
Батя – Представишь нас нотариусу и своему покупателю, как твоих родственников.
Арсений Петрович – Нотариус знает, что у меня нет ни близких, ни дальних родственников. Он несколько раз уже допытывался.
Батя – Ладно. Тогда, как твоих хороших друзей и знакомых.
Арсений Петрович – Лучше не бывает! Самых отличных!
Батя – Не обязательно! Но которые у тебя в доверии!
Арсений Петрович – Конечно. Им и душу можно заложить!
Пфырь – Бать! Что-то Трень-Брень развеселился?
Батя – Потом разберёмся… А Манюня скрасила твою старость, обихаживала тебя, как родная дочь. Все твои капризы исполняла.
Арсений Петрович – Я это всё написал в завещании. И значительно больше.
Батя – Ну, вот и славно!
Колян – Далеко нам ещё? А то плетёмся, как ишаки, блин!
Батя – Тише едешь – целей будешь!
Арсений Петрович – Можно уже и побыстрей. (Шум двигателя нарастает)
Пфырь – Что-то бензинчиком потянуло? Арсений Петрович! Вы не забыли закрыть бензобак? А то, ведь, мы все…
Арсений Петрович – Может, пробка соскочила. Не робей воробей!
Пфырь – Так надо остановиться, проверить.
Арсений Петрович (неожиданно напевает) – Эх, дороги… Пыль да туман, холода, тревоги да степной бурьян. Знать не можешь доли своей… (Двигатель ревёт)
Колян – Бать! Поворот! Тормози его!
Батя – Арсений! Не шуткуй! Слышь!
Арсений Петрович – Заклинило сцепление и педаль акселератора. Маленькие хитрости элитного лимузина…
Видно, как быстро приближается поворот и огромное дерево за ним. Пассажиры вопят. Колян хватает Арсения Петровича за шею. Батя пытается повернуть руль. Но поздно! Машина с треском пробивает ограждение дороги и врезается в дерево. Затемнение. Взрыв. Потом второй.
Занавес.
Сцена 11.
Комната с незатейливой мебелью в обычной квартире типового панельного дома. Маша нервно ходит, Галя сидит в кресле.
Галя – Гаишник говорит, что «Волга» неслась со скоростью 130-150 км. Куда они торопились?… Может, поворота не видели? И Звонарь за ними въехал! Ужас! Потом взрыв, пожар, - машины и трупы все обгорелые. Трудно узнать даже где кто. И выяснилось ещё, что бензобак был приоткрыт. Наверное,…
Маша – Перестань!
Галя – Машь! Ну, не переживай ты так! Старичка твоего, конечно, жаль, но он уж пожил своё. А остальным – туда и дорога!… Машь! Сколько дней уже прошло! Похоронили честь по чести – с оркестром, с речами, с венками от его бывшего производства и от школы! Человек сто, верно, было в крематории. Чего ты так убиваешься?
Маша – Тебе не понять!… Никто меня не будет любить так, как он!
Галя – Да, брось ты! Найдёшь и умного, и доброго, и вдобавок молодого! Тем более что Арсений Петрович тебе и наследство оставил. Небось, миллионы?
Маша – Больше десяти.
Галя – Вот видишь! Начнёшь новую жизнь. На эти миллионы можно какую-нибудь фирму или магазин открыть. Например, модной одежды или женского белья, а, может, фитнес-клуб или парикмахерскую, да мало ли ещё чего? Девчонок наших сагитируем, ты будешь директором, я замом. Возьмёшь?… У тебя чаю, кофе или чего покрепче не сыщется? А то в горле пересохло.
Маша – Чай есть, а прочее – поищу потом. Я в этом доме ещё не обвыкла. Арсений Петрович снял мне эту квартиру за три дня до гибели.
Галя – Ну, ты-то теперь можешь шикарную квартиру купить!
Маша – Может быть… Если всё пройдёт удачно…
Галя – Ты о чём?
Маша – Беременна я, Галка! На четвёртом месяце.
Галя – Ишь, ты! Точно?
Маша – Точно, точно! Мальчик, говорят. Как Арспет был бы рад! Если бы…
Галя – От Арсения Петровича, что ль?
Маша – Я пять месяцев ни с кем не была, кроме него.
Галя – Он-то знал?
Маша – Нет. Я не говорила до поры. У меня ж ещё ничего не заметно.
Галя – Вот уж бы никогда не подумала! В таком-то возрасте! Хотя это мы, бабы, сникаем к пятидесяти, а мужики, у кого ещё солдат стоит на посту…
Маша – Галка! Замолчи!
Галя – Ладно, ладно. Я ж просто рассуждаю.
Маша – Мне неприятно об этом говорить.
Галя – Не буду, не буду, сказала… А он тебе стихи так всё время и писал?
Маша – Да… Потом обязательно издам отдельной книжкой с его портретом. Компьютер только освою или закажу кому-нибудь.
Галя – Он тебя всё синичкой звал. Почему?
Маша – Я тебе сейчас его последнее стихотворение прочту. Тогда поймёшь. (Достаёт из сумки сложенную бумагу, садится и читает)
Синичка, синичка, весёлая птичка,
Ко мне залетела в окно,
Кружила, порхала, чудно щебетала,
Как будто жила здесь давно!
Синичка, синичка! Родимая птичка!
Ты счастье в мой дом принесла!
Но знаю наверно, - всё кончится скверно
От жадных назойливых лап.
Что будет – неважно! Лети лишь отважно
В небес бесконечную синь!
Ты песню души в себе не глуши, -
И солнце войдёт в твою жизнь!
(Последние строчки читает сквозь слёзы, а в конце навзрыд)
Галя – Маша, Машенька! (Подходит к ней, гладит) Воды хочешь?
Маша – Нет…
Галя – Может, в магазин сбегаю за бутылкой?
Маша – Не надо, у меня есть. (Уходит на кухню и приносит вино)
Галя – Неужели ты втюрилась в старичка? Я-то думала, как ловко ты водишь его за нос. А ты, оказывается, взаправду…
Маша – Да, взаправду… Особенно, как почувствовала малыша.
Галя – Да-а… Зигзаг удачи! Что ж ты теперь собираешься делать?
Маша – Рожу, а там будет видно. Давай помянем! (Наливает вино в бокалы)
Галя – Чего это ты себе на донышке?
Маша – Нельзя больше! Малыша надо беречь.
Галя – Смотрю, ты и не куришь.
Маша – Да, бросила… Ну, пусть земля ему будет пухом! (Пьют, не чокаясь) Мы с Арсением Петровичем мечтали купить домик где-нибудь в провинции, на природе. Он хотел писать воспоминания о своей жизни, я бы заочно училась… Не понимаю, как это они подкараулили его у дома? Как знали, что он всё продал и собирается уезжать? Арсений Петрович только своему другу с нотариусом доверился. Может, в агентстве недвижимости слили информацию? Но вряд ли, нотариус рекомендовал… И я никому, кроме тебя не говорила… А они и время точно знали… Галка! Ты?!…
Галя – Я только…
Маша – Ты рассказала?! Коляну?
Галя – Они ж только припугнуть хотели и денег срубить. Кто ж думал, что Арсений Петрович такое сотворит?
Маша – Как ты могла? Ведь, мы с тобой всегда друг друга выручали! Я тебе верила, как себе! И ты знала, что я и тебя хотела вытащить из того дерьма, в котором мы барахтались! А ты сообщила всё Коляну, этому подонку!
Галя – Он жениться обещал…
Маша – Ты ж знала, что из-за денег он никого не пожалеет! И клялась мне, что никому!…
Галя – Прости, Маша! Виновата я, виновата! Но не думала…
Маша – Завидно стало, что у меня жизнь налаживается? Так?
Галя – Маша! Прости! Прости меня, подлую! Прости!
Маша – Нет! Уходи! Навсегда!
Галя – Маша, пожалей! Да, я завидовала тебе, но не хотела…
Маша – Уходи!
Галя – Да, я дрянь подзаборная! Но мы с тобой… Прости! (Становится на колени)
Маша – Нет, уходи! Видеть тебя не могу!
Галя – Маша!…
Маша – Нет, всё! Уходи!
Галя уходит. Маша бросается на диван, закрывает лицо ладонями. Телефонный звонок.
Маша – Слушаю!… Здравствуйте, Георгий Степанович!… Да, думала… Большое спасибо! Но мне кажется, я буду вас стеснять, тем более, я Вам говорила… Завтра?… Хорошо, заезжайте, поговорим… До свидания! (Откладывает трубку)
Занавес.
Сцена 12.
Прошло 5 месяцев. Летний день. Приёмная родильного дома. Входят Георгий Степанович и его внук, Сергей, оба с цветами. Сергей подходит к справочному окну. Георгий Степанович присаживается на диван.
Сергей – Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, когда Мария Теплова выйдет, её сегодня выписывают.
Служащая – Посмотрим. Мария Теплова. Как отчество?
Сергей – Отчество?…
Служащая – Ну, да, отчество!… Вы что, не знаете? Кто ей будете, муж?
Сергей – Ну, да…
Служащая – И отчества не знаете? Хорош муж! Живут вместе, стряпают детей, а родителя подруги не знает! Вот пошла молодёжь! Хоть догадываешься, кто родился?
Сергей – Да, мальчик.
Служащая – Мальчик?! Сын твой! (Звонит по внутреннему телефону) Вера! Как там Мария Теплова, скоро управится?… Ага,… ага,…хорошо. (Сергею) Молодой человек! Ждите! Через полчаса Ваша драгоценная с сыном выйдет!
Сергей – Спасибо! (Отходит и садится рядом с Георгием Степановичем)
Георгий Степанович – Ну, что сказали, Серёжа?
Сергей – Через полчаса должна выйти.
Георгий Степанович (вынимая мобильный телефон) – Надо бабушке позвонить… Алло! Тоня?… У тебя всё готово?… Да, мы в роддоме. Ждём!… Через час наверно будем дома. (Передаёт телефон Сергею) Тебя требует!
Сергей – Здравствуй, бабушка!… Да, я всегда езжу по правилам!… Да, да, буду особенно осторожным!… Ну, до встречи! (Отдаёт телефон) Бабушка о Маше, как о родной дочке или внучке, печётся.
Георгий Степанович – Знаешь, за эти месяцы, что живём вместе, мы так к ней привязались! Особенно после того, как она попросила меня перевести большинство денег из завещания Арсения тому детскому дому, в котором он жил после блокады. Считает святым его волю! Часть средств на памятник ему оставим.
Сергей – Маша с вами будет жить?
Георгий Степанович – Да, мы так с бабушкой хотим. Маша тоже не против. Ты правильно сказал, что она стала нам родной. Она – умница, работает, продолжает готовиться на заочный, характер у неё лёгкий, жизнерадостный. Постоянно заботится о нас, хотя ей и бывает порой нелегко. И бабушка как-то ожила, забыла о своих болячках, прямо души в Маше не чает!… Да, и ты, с тех пор как привёз Машу, частенько к нам стал наведываться. Признавайся, глаз положил?
Сергей – Да, ладно, дед. Просто думал, что ей с вами скучновато. Вот и развлекал её.
Георгий Степанович – Ой ли, Серёжа? Думаю, теперь Маше будет не до развлечений. Так-то, внучёк. Помни это на будущее!… Смотри-ка, кажется, бывшая Машина подруга?
К ним подходит Галя. Одета очень скромно, в руках цветы.
Галя – Здравствуйте! Вы Машу ждёте? Я ей звонила.
Георгий Степанович – Добрый день! Она должна скоро выйти. Забыл, извините, - как Вас зовут?
Галя – Галя. Но это неважно. Маша Вам рассказывала что-нибудь обо мне?
Георгий Степанович – Нет, вроде ничего.
Галя – Я так и думала… Виновата я перед ней, очень!… Но это наше с ней дело. Может, когда простит!… Видеть ей меня, верно, ни к чему. Только праздник портить!… Передай-те ей цветы и записку, пожалуйста! Скоро уеду насовсем.
Георгий Степанович – Далеко? Что Маше сказать?
Галя – На север, в святую обитель… Да я в записке всё написала. Прощайте! Берегите Машу и малыша! Храни вас всех Господь! (Уходит, крестясь).
Занавес.
29.10.2011 – 7.02.2013