12. Всё относительно.
Собственно, так себе Пересказкин и сказал, когда встал вопрос о том, куда бы спрятаться на какое-то время, чтобы немного отдышаться от всяких условностей. Тут надо ещё приплюсовать сюда постоянное желание окружающих Валентина Дормидонтовича, пустить его на «перековку», как любили говаривать наши предки, почувствовавшие на зубах первые песчинки от революционных преобразований. И вот когда это было, а до сих пор эта терминология путается в речи некоторых индивидуумов и желания то и дело приходят в старых залатанных пальто, чтобы взять и…
Тут Пересказкин не хотел во всём этом участвовать, а тем более добровольно себя отдавать в руки этим блюстителям нравственности и морали. И потом, а кто их самих будет «перековывать»? Или они уже за себя проголосовали по всем пунктам и вопросов никаких не имеют в свой адрес? А вот это ещё надо посмотреть, а то получится, как в 17-ом: и смешно, и непонятно. Это потом всякие там терроры, да зачистки, а поначалу власть взяли и растерялись. Сегодня всё подобное не прокатит, как выражается молодёжь.
Вот Пересказкин и стал про себя прикидывать, куда можно ему мотануть, согласно имеющимся у него накоплениям. Учитывая то, что их у него было ровно ничего, получалось совсем грустно. Ещё непонятно было, как убегать от всего этого с котом, да и книги будут скучать по нему, а это уже никуда не годится.
Можно, конечно, только на чуть-чуть отъехать… А если у этих это навсегда и когда он вернётся, они ещё больше разойдутся? И что тогда? Неужели придётся «собирать под свои знамёна полки»? Эх, как бы прямо сейчас взять и дать этим уродам с оттяжкой, а потом залечь в спячку до следующей весны. Ну и что зима? Она через год опять пожалует и Новый год с салатами, курантами и петардами…
«Кстати, до нынешних салютов оставалось совсем ничего и надо бы продуктов подкупить». Эта мысль отвлекла Валентина Дормидонтовича от идеи убежать от всех куда-нибудь, и он задумался о том, что этот Новый год просто обязан провести никак предыдущие разы, когда заваливался спать с чистой совестью и с чувством выполненного долга перед самим собой. Что он имел в виду под всем этим? Тут разбираться ещё и разбираться, поскольку пока ему всё это сходило с рук и никто на него не строчил анонимок, мол, такой-то гражданин ведёт себя никак остальные, а значит, он шпион и точка. А какой он шпион, если всё дело было в другом? Во-первых, Пересказкин не имел слабости нажираться, а потом орать про счастье на Земле. Во-вторых, всякие там песни и пляски без подготовки со стороны выглядели устрашающе, а он никогда не фанател от ужастиков. И, в-третьих, по телевизору показывали из года в год одни и те же лица, отчего создавалось впечатление, что в столице живут одни долгожители. Вопрос: «Откуда им там быть?» Раз всё не так, значит, отечественная медицина научилась клонировать всех этих…
И вот теперь, надо было придумать, как извернуться, чтобы при наличии всего набившего оскомину, ещё и просто посидеть у праздничного стола без всяких претензий к окружающему миру. Валентин Дормидонтович рассматривал несколько возможных вариантов и каждый раз его взгляд останавливался на Мадриде. Тот это воспринимал, как очередной наплыв чувств хозяина к своей особе, а поэтому урчал себе и урчал.
И Пересказкин взвесив, наконец, все «за» и «против», ткнул пальцем в географическую карту области и произнёс: «В деревню… в глушь…» Мадрид ничего толком не понял из этого, а поэтому подумал о еде. Как всё просто у этих котов. Валентин Дормидонтович достал первым делом из кладовки старый рюкзак и, осмотрев его, произнёс, обращаясь к коту: «Вот твой ковчег, дружище…» Мадрид быстро расправился со своим любопытством, обнюхав рюкзак, а потом с осторожностью посмотрел на хозяина. Тот был сегодня совсем на себя не похож.
Ну, со стороны мы всегда выглядим по-другому. Сколько раз Пересказкин наблюдал за другими и убеждался, что все их слова о себе – это как луковая шелуха, которая отлетает в один миг при дуновении ветра.
Как-то Валентин Дормидонтович пересёкся с одной творческой натурой. Нет, ничего у него с ней не было и вообще, мало ли на этой планете знакомых, у которых у него ничего не было и не могло быть, по сути. Так вот эта особа постоянно витала в облаках и чтобы у них что-то там стало наклёвываться, надо было её для начал сбить... с зениток. Одним словом, она вся в небе, а он просто топтался по земле. Иногда, задирал голову, а там её пятки и всё остальное, но в разумных пределах. Длилось это года два, а потом вдруг стала она какой-то грустной. И вот откуда в небе всё это может быть? Хотя, что мы с вами знаем про то, как там? Мы же в основном бескрылые и судим обо всём подобном с кочек, да бугорков.
Так вот, она вся в грусти, а с этим багажом высоко не забраться. Вот-вот, и стала пятками то и дело задевать о землю, а потом и вовсе Создатель взял и отобрал у неё крылья. Ага, лимит закончился на всякие там полёты. И что делать? Ну, машину купила…Казалось бы, тоже скорости, а вот не идут они ни в какое сравнение с тем, что было у неё раньше. Она давай во всём этом разбираться и пришла к выводу, что это просто возраст пожаловал к ней. Так-то и лет немного, а вот не развернуться, и стала она постепенно превращаться во что-то среднестатистическое. Всё стало не таким для неё: и фотоаппарат её уже так себе, и крыши над головой нет, и машина то и дело сбоит и требует к себе пристального внимания. И как тут со всем этим думать о творчестве? Приплюсуйте к этому серость наших буден, и вся картина в полном цвете предстанет в полный рост перед глазами. Может можно всё это перекроить? Можно. Как? Тут у кого, на что хватает сил.
К примеру, Валентин Дормидонтович в подобной ситуации замедлил бы шаг, а потом резко повернулся бы, а потом взял бы чуть правее. Нет и никакой это не танец. Он вообще, не умел танцевать, поскольку постоянно пропускал в этой жизни сильную долю. Слух? Да, было что-то, только никак у всех остальных, а поэтому и пел как-то не так. Как у неё со всем этим? Не фонтан, а особенно с интонацией. Может от этого и подалась в фотографы?
А сегодня это повальное увлечение: купил технику и зарабатывай себе на жизнь. Жаль только, что на снимках мы получаемся всё же не такими, как в жизни. Вот-вот, чего-то недостаёт… Может быть правды? Её постоянно так мало и в словах, и в поступках, что порой смотришь на нас сегодняшних и хочется убить каждого второго, чтобы зло на этой планете не могло на врунов рассчитывать.
Вон на Украине домитинговались до того, что теперь воры и бандиты всё никак не могут между собой договориться, кто будет дальше врать простому народу. А что народ? Он и раньше ничего не смыслил в этом, а только и думал, что о своём животе, а теперь ещё и эта война… Всё на вранье и нет просвета в этом… Людей жалко…
Если Пересказкин включал телевизор, а делал он это крайне редко, то напрочь забывал про всех тех, кто в его окружении лишился своих крыльев. Хоть таких было и немного, а всё равно приходили и напоминали ему о себе, мол, оглянись, протяни руку. Ну, обернуться для него не было проблемой, а вот руку протянуть… А вдруг цапнут? Пусть не каждый из этих «летунов» способен на подобное, а всё же боязно как-то.
Вон одна из этих: то на гребне волны, а то непонятно где. А всё почему? Суета? Может и она самая. Ещё у неё отец бывший афганец и у него случаются перебои с головой. А что мать? Терпит, да и возраст у неё и тут только и остаётся, только ждать, когда это всё закончится. Печально…
Когда всё это присутствует в жизни, тут уже некогда мечтать о яхтах и устрицах. А что делать? Работать и ещё раз работать, ибо так жили до нас и теперь наш черёд пройти этими маршрутами. Конечно, иногда начинают вошкаться маленькие надежды, и тогда сэкономив немного денег, едем за границу и там греемся на солнышке или просто спешим себя запечатлеть на фоне всякой тамошней архитектуры. За всем этим жизнь так быстренько шмыг и вот мы уже у последней черты. Вот-вот, чёрт знает что и сбоку бантик…
И откуда в нас всё это? Какое рабское мышление, от которого за версту тянет тленом.
Буквально на днях Пересказкин выбрался на свежий воздух, так сказать глотнуть свеженького, да поразмышлять без посторонних глаз о будущем. Шёл себе размеренно и тут ему навстречу разбитная молодка: низенькая, крепенькая на кривых ножульках и вся расхристанная в области груди. Идёт руками размахивает, на лице румянец, да такой выразительный, что грех не полюбоваться, а тут ещё под блузкой полупрозрачной такое выразительное шевеление, будто кто за пазуху ей сунул два «футбольных мяча». Вот-вот, а на улице минусовая температура, а она вся такая разгорячённая. Нет, ну прямо асфальт укладчица, только без оранжевого жилета.
При виде её Валентин Дормидонтович поёжился, а чтобы не прослыть извращенцем, ощупал всю её глазами так тщательно, что поймал себя на мысли, мол, с такой молодкой не страшно даже оказаться на необитаемом острове. И как тут рассуждать о будущем, когда у тебя перед глазами два «футбольных мяча» туда-сюда? Когда она поравнялась с ним, Пересказкин возьми и открой рот:
- Не холодно, красавица?
Незнакомка окинула взглядом на ходу Валентина Дормидонтовича и выдала так:
- Не красавица я, а дура. – И дальше давай молотить своими кривульками в землю.
- Извините… Ошибочка вышла… - У Пересказкина челюсть отвисла от такого откровения.
Ну, а что она могла ему ответить, когда Создатель так над ней поиздевался, а тут ещё мужики, как сговорились, пялятся на её… «футбольные мячи». Ладно бы, хоть толк был от этого, а то одно бессовестное елозанье и больше ничего. Нет, так-то потом Валентин Дормидонтович её пожалел, ибо, судя по всему жизнь у неё не фонтан, да таких и не любят… побаиваются. А каких любят? Разных, а вот её такую крепенькую и с румянцем во всё лицо пролистывают, и дальше себе идут по этой жизни, и мечтают о длинноногих и податливых экземплярах. Пересказкин полез дальше в эту сторону в своих рассуждениях, и ему стало стыдно за себя в первую очередь, а потом и за всех остальных мужиков. Захотелось даже дать в морду. Кому и за что? Да, просто так.
Год назад он одной из своего прошлого сказал, мол, глаза у неё усталые. Посмотрела на него и будто лучик какой-то от неё к нему протянулся. Секунд пять он пытался дотянуться до него, а потом погас. Ну, а как по-другому, если он весь в броне, а она всему миру хочет доказать, что добро всё равно победит зло. Конечно, победит, только из всех нас живущих сегодня этого уже никто не увидит. Наивная душа… ей бы чуть правее взять, да не суетиться и всё встало бы на свои места, а там и жизнь наладилась бы. Вот, коза такая, торопится и шишки набивает и всё норовит всех жаждущих напоить из своих ладоней. Это потом, утолив жажду, ткнут пальцами ей в спину, мол, вот тебе прелесть наша за всё хорошее и вдобавок пустят слушок, что порочная и дальше смешают с грязью ради собственного увеселения. Ладно, если найдётся человек, да уведёт её от всего этого, только потом дети их всё повторят и пройдут теми же дорогами и так же уйдут от всех на небеса.
Когда Валентин Дормидонтович всё это пропускал через себя, ему становилось так плохо, что он даже забывал о Мадриде. Кот же был далёк от всего подобного и жил по своему распорядку, где всё было уже расписано на долги годы вперёд. Его всё устраивало и даже когда под балконом орали соседские коты, обезумевшие от своих желаний, он не мог взять в толк, что где-то там внизу кому-то из их числа чего-то там не может хватать. И потом, так орать равносильно тому, когда твой хвост пропускают через мясорубку. А откуда она могла взяться там, под балконом?
Кстати, люди в своих желаниях выглядят куда печальнее, чем их четвероногие питомцы. Пересказкин, к примеру, в подобных ситуациях всегда отступал в сторону, давая дорогу всем тем, кто считал себя вправе на что-то там претендовать.
Как-то одна горластая особь из этого списка ему пожаловалась, мол, никак не может найти себе хорошего мужа и так на него посмотрела, что Валентин Дормидонтович мысленно перекрестился, поскольку прекрасно понимал, куда та клонит. Нет, смазливостью её Создатель не обидел, и во всём остальном она была лучше всех его экс-жён. Одно его настораживало, что она постоянно чего-то искала: то брала уроки игры на арфе, то бросалась в психологию, а то, как безумная бегала на занятия драмкружка, где играла роль клоуна. И вот как с этой ложиться под одно одеяло? А вдруг ей в голову взбредёт, к примеру, заняться джазом в самый кульминационный момент? Ещё у неё была привычка всюду с собой таскать за спиной необъёмный рюкзак. Пересказкин даже однажды пошутил, мол, когда крылья сломаны – это лучшее для них пристанище. Вот именно, что пошутил, но неудачно, после чего она имела полное право его изнасиловать при свидетелях. И как только он вывернулся тогда? Наверное, на тот момент у неё были другие планы или просто ничего не чесалось. В любом случае это право так и осталось за ней. Нет, так-то за себя Валентин Дормидонтович был спокоен и потом у неё время от времени случались всякие там романтические истории и молодые люди, сучившие в её близости ногами, получали доступ к её телу. Так ничего серьёзного и тем не менее, была вероятность, что однажды она вспомнит о нём и тогда… Не дай Бог…
Нет, так-то Пересказкин знал, куда бежать, если что и начнёт подозревать с её стороны в свой адрес. Во-первых, два творческих человека в одной кровати – это нонсенс, да и её умение играть на арфе Валентина Дормидонтовича настораживало. Во-вторых, иногда её начинало колбасить по-взрослому, и тогда никакая сила не могла её удержать от чего-то непристойного. А какая из такой мать, если у неё на уме одни извращения? И, в-третьих, у Пересказкина были несколько другие планы, а поэтому он мог ей предложить только дружбу. Кстати, как-то он пожаловался ей, мол, арфа – это хорошо, только вот флейта была бы более к месту. Стерпела. Когда же он ляпнул, что если так случится и они окажутся вместе, то один год семейной жизни, как на Севере будет приравнен к трём годам. Вот тут она обиделась конкретно.
Конечно, всё в этой жизни относительно. Если хорошенько присмотреться к нам всем, то мы каждый по-своему ничего за свою жизнь не совершили сверхъестественного. Это только нам кажется, что мы какие-то особенные, а на самом деле это просто очередные наши с вами заблуждения и не более. Сколько среди нас таких, кто моет полы в торговых центрах, имея при этом в кармане диплом о высшем образовании? Или, к примеру, работают администраторами всяких там салонов, где визажисты со знанием английского языка делают нас чуть-чуть счастливее, пряча под слоем макияжа наши изъяны. Есть и такие, кто на сценических подмостках пытается докричаться до нас, но у них ничего их этого не получается. Им бы в воспитатели податься или на худой конец в ветеринары… Увы, и подсказать некому и за руку взять ни у кого в мыслях нет, не было и не будет. А зачем? Каждый выбирает себе лужу по рангу.
И вот как ко всему этому относиться? Как бы все пустующие клетки на воображаемой шахматной доске заняты, и надо бы делать первый ход, только что-то подсказывает – не быть выигрышу и ничьей тоже не будет.