На присягу ко мне приехали мама с братом.
Все курсанты построились на плацу, и действо началось.
Очередной новобранец выходил вперед и, опираясь на висевший у него на груди автомат, читал по листикам из папки Торжественную Клятву:
- Я, такой-то и такой-то, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…
Что там было написано дальше, не помню.
Но, скорее всего, обещание свое все выполнили. Я не слышал, чтобы кто-нибудь стал шпионом или предателем.
Мама с моим младшим братом приехали не одни. В Самаре жил сын маминой подруги Миша Белов. Он учился в Авиационном институте. Там же и женился на своей однокурснице Тане. Жили они в общежитии. Миша с Таней тоже смотрели на мое приобщение к воинскому братству.
Я вспомнил, что когда я еще учился в начальных классах, мы ходили к Беловым в гости. Взрослые сидели за столом, а мы в другой комнате в темноте смотрели диафильмы.
Миша, как старший, крутил колесико и читал нам сказочные истории. А мы с его братом Сергеем, моим ровесником, зачарованно смотрели на стену, на меняющиеся цветные картинки.
Потом Миша вытаскивал пленку диафильма, и начинались военные действия. Луч диаскопа становился прожектором. А мы с Серегой были разведчики и прятались за диваном и стульями. Мы перебегали по комнате, а луч прожектора нас вылавливал.
- Ту-ту-ту! – «стрелял» Миша. – Вы оба убиты!
- Нет, мы только ранены! – кричал Сергей.
Начинались споры, какие бывают, по поводу правильно или неправильно забитого мяча в футболе.
Когда присяга была всеми принята, и мы дошли до своей казармы, я, наконец, смог обнять своих родных.
- Андрюшка, сейчас к Мише поедем, - сказала мама. – Я тебе всяких вкусностей привезла.
Но, как оказалось, обещанное всем увольнение было отменено. Общаться с приехавшими родственниками и знакомыми можно было только на территории полка.
- А я ведь с собой не взяла ничего! – расстроилась мама. – Все у Миши осталось. А кто это решает, что никого не отпускают?
- Командир полка, наверное, - сказал я. – Вон он стоит в центре площади.
Командир полка стоял, окруженный офицерами и, яростно жестикулируя, что-то им выговаривал.
- Подожди-ка, - сказала мама и пошла прямо к ним.
- Может, получится, - сказал мой братишка Ромка. Я в этом сомневался.
Командир полка у нас был бывший «афганец». Несколько лет принимал участие в боевых действиях. Был немного глуховат от полученной контузии и на офицеров орал мало не покажется.
Мама подошла к кучке офицеров и начала что-то говорить полковнику. Через несколько минут она уже шла обратно в сопровождении нашего командира роты Хизбуллина.
Хизбуллин подошел ко мне:
- Командир полка разрешил тебе пойти в увольнение. Пойдешь в роту, у сержанта получишь парадную форму и инструкции.
Я не верил своим ушам! Вот так мама!
Бегом побежал в казарму. В каптерке сидел младший сержант Голод и что-то шил. Наверное, ушивал штаны.
Голод выслушал меня и достал парадную форму.
- Шары принеси.
- Шары?!!
Голод оторвал голову от шитья и внимательно посмотрел на меня.
- Шарилка что такое, знаешь?
- Да.
Шарилкой назывался солдатский буфет.
- Вот, шары – это то, что там продается. Понял, нет? Пирожки, булочки и все такое.
- Понял! Принесу обязательно!
И я побежал переодеваться.
Мы поехали к Мише в общежитие.
- Сейчас покушаем, потом погулять можно сходить, - сказала мама.
- Хотите, на Волгу съездим искупаться, - предложил Миша.
- Конечно, хочу! – сказал я.
У Миши с Таней была уютная комнатка. Таня поставила чайник, мама достала привезенное угощение. Я был счастлив!
После еды меня как-то очень быстро разморило, и я стал клевать носом.
- Приляг, приляг! – сказала мама. – Одежду верхнюю можешь снять.
Я снял парадный китель и рубашку и лег на мягкую подушку. У мамы при взгляде на мою худобу и большую, не по размеру, майку, на глазах показались слезы.
Мне снилось, что я дома. В школу сегодня не пошел, немного болело горло. Я предвкушал хороший день – буду дома один, можно целый день лежать на кровати и читать!
Во сне время течет по-другому. Я не успел ничего прочесть и проснулся.
Солнце клонилось к закату. Увольненье заканчивалось.
До полка доехали уже с опозданием. Я бежал по асфальтированной дорожке. В руках у меня была большая сумка.
Весь полк стоял на плацу. Шла вечерняя поверка.
- Политрук Сергей Ростов!
- Я! – ответил кто-то из нашего взвода.
- Навечно зачислен в списки части! Рыбкин!
- Я!
Успел! Меня еще не зачитали!
Сержант Синюков показал мне кулак.
После поверки все двинулись в казарму. Я вытащил из сумки пакет для сержантов и отдал Голоду:
- Вот, товарищ сержант! Все принес!
Голод взял пакет, взвесил его в воздухе и сказал:
- Так держать!
Сержанты ушли к себе с моим пакетом, а я поставил сумку в центре комнаты и стал выкладывать на табуретки мамины пироги, булки, сметану, варенье.
- Вот, угощайтесь!
Ребята не заставили себя упрашивать. Налетели, только шум стоял.
Подошли Туктаров и Франт из первого взвода. На лицах у них были скромные улыбки:
- А можно мы тоже?
- Да, конечно.
Первовзводники ввинтились в жующую кучу.
Я один ходил вокруг, как неприкаянный.
«А ведь неизвестно, когда еще придется поесть маминой еды», - пришла вдруг мысль.
- Эй, а мне-то оставьте! – закричал я.
И стал работать руками и локтями, пробираясь к остаткам пирожков и колхозной сметаны.