Если Веденеев что-то изучает, то исключительно для того, чтобы вовремя применить и пустить в дело. Помните, как он однажды изучал флейту и даже играл на ней сладчайшие, чарующие мелодии? Но сейчас не те времена, не те юги, другие нынче кальпы, да и эоны уже иные. Вспомним вкратце про флейту, столь любимую всеми мистиками и вайшнавами. Заглянем в справочник времен процветания «Посевтер». Там неоднозначно сказано об инструменте следующее:
Для клира (см дефиницию в глоссарии, XI том) все чисто, для нечистого нет ничего чистого, но осквернены его разум и совесть. Для наглядного примера приведем характерный случай из Викторианской (Веденеевской) эпохи времен ползания по трубе пространства-разума-времени в поисках хоть какого-то смысла.
Звук из отверстия можно направить наружу, вовне, - к вящей досаде случившихся тут окруженцев. А можно направить внутрь – флейта называется. И тогда отголосок дыхания Учителя, вибрируя, болтается и отражается от стенок полости, приводя в состояние резонаторной истерии запредельных слушателей и сидящих в оркестровой яме неудачников. Подуешь сильно – волосы дыбом и покраснение глаз; подуешь слабо – кожные высыпания, ипохондрия и тяга к стихам и прозе. Если модулировать ветры и согласовать их с представлением о добре, гармонии и пользе, то группа, класс и отряд даже начинают танцевать и бить в бубен друг друга. Наступает эпоха нежелательного, весьма заразного и притягательного, шаманизма. Если из научных соображений повысить давление и температуру в трубе, то можно привести к согласию противоположные, взаимоисключающие доселе явления. Это Улаживание по-нашему. Химический состав газов канала также влияет на умонастроения обитателей Вертикальной Башни. Незамедлительно следует состояние оголтелого ченнелинга, - честное слово, братья!
О-го-го! – раздается в головах невольных слушателей и они лихорадочно, без промедления начинают изучать начатки сольфеджио и разбирать нотную грамоту. Гу-гу-гу! Зовет труба и крепко спящие в своих ячейках (могилах даже) пробуждаются, в панике хватая на бегу необходимые для предстоящего концерта вещи – пюпитры, сабли, копья, барабаны и камертоны, остро заточенные по такому случаю. «Бараний рог к устам!» - обмениваются красивые женщины, вспоминая прежние надежды и предчувствуя новые времена наслаждения музыкой духов(н)ого оркестра. «Ведь как было все хорошо, как приятно, при флейте-то бывшей, прежней! А теперь…» - и, понурив голову, уходят в шатры и кибитки, не теряя таки проверенных в прошлом ожиданий.
Ту-ту-ту! Хаарабим ямату!
«Ветер, ветер, ты могуч» - заучивают дети и пускают воздушного лукавого змея к самому верхнему жерлу туннеля всех времен. Караванщики же, заслышав чарующий звук зурны, начинают протаскивать верблюда через узкие отверстия этой строгой, неумолимой свирели. «К чему эти узости с игольное ушко? Что за воронка такая, дырой в никуда» - сплевывая скрипящий на зубах песок шутят бедуины, привычные к самуму, хамсинам и пустоте барханов. Невесть откуда взявшиеся напыщенные, церемониальные сюцаи и мандарины сравнивают в стихах свое незавидное положение с путешествием по бамбуковому, пустому в своей сущности, стволу. «Пустота – мой идеал на время этой суеты» - выводят иероглифы на стенах великого предела люка перемен.
Веденеев общими усилиями и своим мастерством исполнителя доводит ноту до высшего тона, скребущего душу, дрожащего в поджилках и звенящего в ушах – «МИ!». И никому никуда не деться от этой оды: «Ми не рабы, рабы не ми! Ми наш, ми новый мир построим! Ми шли под грохот кано… Мир вам, ком цу мир! Ми-ми крия! Ми-ми-ми!»
Призывно звучат и широко разливаются звуки последней дикой оратории и жалобной крикофонии, исходящие от испуганных ченнелеров полого и круглого сквозняка. «Заштор-ми-ло! Спускать паруса!» - раздается приказ капитана и все как один карабкаются на вантусы. Не в первый, и не в последний раз. Буря нас не ми-новала, рано еще, еще поборемся, еще споем, еще станцуем!
Такая вот канализация получается, если правильно подуть в жерло с нужного конца!