Убью, сука

Дерябкин Владимир Игнатьевич
В Туле в больницу мы попали друг за дружкой: сначала я, а на следующий день Сергей Макаренко — дирижер оркестра Тульского цирка. Меня периодически помучивала депрессия, а у Макара появилась серьезная проблема с глазом. Дней через десять, когда Макару разрешили ходить, он вечером зашел ко мне в палату и предложил пойти в кабинет его знакомого главврача и оттуда назвониться вдоволь.
Сделав несколько звонков, Макар пересел на диван, а мне предложил место за хозяйским столом с крутящимся креслом. Я важно сел и стал шутить, изображая управляющего тогда Союзгосцирком Анатолия Андреевича Калеватова. Макар посмотрел на меня и так же, шутя, сказал: «Я, как министр культуры, не могу назначить вас на это место — нету солидника, а вот на место начальника "иностранного" отдела назначаю».
—Ну, если вы назначаете меня на эту ответственную должность, то я немедленно и приступаю к работе, — и тут же сходу набрал номер дирекции Тульского цирка.
—Алло, слушаю вас.
—Извините, а я с кем я говорю? — изменив голос, спросил я.
—Это Капитолина Лаврентьевна — секретарь директора цирка Александра Дмитриевича Калмыкова.
—Да! Вот и прекрасно! Это вас беспокоит Москва, «иностранный» отдел Союзгосцирка. Пожалуйста, срочно передайте Александру Дмитриевичу, чтобы завтра режиссер Александр Гримайло к девяти часам был у нас в отделе, он планируется в зарубеж¬ную поездку.
—Да? Ой, какая радость будет для него. Обязательно передам.
—Спасибо вам, Капитолина Лаврентьевна, до свидания.
—Алло, Александр Дмитриевич, это Капитолина Лаврентьевна. Сейчас позвонили из Москвы и попросили передать вам, чтобы Гримайло завтра к девяти часам был в «иностранном» отделе, его запланировали на загранпоездку.
—Гримайло? — переспросил Калмыков.
—Да, Гримайло.
—Ладно, спасибо, Капочка. До завтра.
Саня быстро оделся, вышел на улицу и направился к тому самому недавно построенному дому, в котором Грема только что получил новенькую квартирку. «Вот тебе и на, — размышлял Калмыков, — только ж "хату" получил, а тут тебе еще и загранка.
Чудеса. Интересно кто же его туда пиханул? Режиссерчик он пока еще никакой. Может, кто-то есть в верхах, просто от меня скрывает». И он, поднявшись на шестой этаж, постучал в новенькую дверь. Дверь открыл Гримайло.
—Ой, ты чего? Что-то случилось?
—Случилось, Грема.
—Ну, заходи, заходи! Раздевайся, клади пальто прямо на стул.
—Случилось, Грема, то, что должно было случиться: ты едешь за границу.
—Что? — выпучил глаза Грема.
—Что, что! В загранку едешь, вот что! Завтра в девять утра тебе надо быть в Союзгосцирке в иностранном отделе.
Грема подошел к Калмыку и обнял его:
—Саша, твои дела?
—Ну, чего об этом говорить, — застенчиво уклонился от ответа Калмыков. Давай лучше отметим — накрывай стол.
Грема быстро принес недопитую бутылку водки, оставшуюся с новоселья, и маленькую тарелочку с кусочками тонко нарезанной подсохшей колбаски, скрученными в трубочки.
—Саня, это все, больше ничего нет.
—А больше ничего и не надо.
И он налил две рюмки.
—Давай выпьем за эту не легкую, но очень важную нашу победу.
—Да какая она наша? Саня, она твоя. Я-то здесь при чем? Я сам обалдел, когда ты мне это сказал. «Играет Грема, играет. Не хочет светить того, кто его туда просунул. Думает, что я его буду просить за себя».
—Калмык, а как ты думаешь, в какую страну они меня запланировали?
—Грема, я-то, если честно сказать, все уже знаю. Но лучше будет, если все ты это узнаешь сам в Мо¬скве. Могу сказать только одно — сейчас формируется четыре поездки: одна в штаты, другая во Францию, третья в Италию и, по-моему, еще в Монголию, но эта не в счет. Ты режиссер другого уровня.
Грема широко заулыбался, обхватил руками го¬лову, а потом надул щеки, да так, что Калмыков, увидев его лицо, даже слегка испугался. «Вот что делает с человеком загранка, так и кожа на лице может полопаться. А может, и действительно за ним никто не стоит. Видно же было, что для него это была полная неожиданность».
—Ладно, Грема, самое главное я уже сделал,—осмелев, сказал Калмыков, — теперь дело за тобой. Давай еще выпьем по рюмочке на посошок и зафиналим. В Москве, как все выяснишь, от Канищева мне позвони. Я буду ждать. Все. Я ушел. Провожай.
Много накрутил пируэтов на кровати Грема в эту бессонную ночь. Крутил и полупируэты, и пируэты, и даже двойные. Где только он не побывал. Был в Америке, во Франции, даже в Италии сфотографировался у Пизанской башни. Уснул он только под утро,  и приснился ему сон, что он в Москве на вокзале си¬дит в международном пассажирском вагоне и спрашивает у проводницы:
—А когда мы приедем во Францию?
—Во Францию, молодой человек, в этом поезде вы никогда не приедете, а вот в Монголии вы будете послезавтра.
—Какая Монголия! — закричал возмущенно
Грема и проснулся. На часах было десять минут шестого. «Что же это я будильник не услышал? — быстро одеваясь, бормотал он, — не приснись мне эта Монголия, наверняка бы проспал. Вот кошмар бы был. Хорошо, что вокзал рядом и поезд уходит в шесть. Успеваю».
В переполненную электричку Грема втиснулся в самый последний момент. Двери за спиной закры¬лись, и поезд начал движение.
—Народу-то сколько, как будто бы их тоже всех в «иностранный» отдел пригласили. Тамбур и тот полный. За два с половиной часа я от холода здесь
окочурюсь. Но ничего-ничего, — вытаскивая сзади зажатую дверьми куртку, размышлял Грема, — в этом случае можно и потерпеть. Не просто ж еду в
Москву, а еду в Москву за загранкой!
Дверь «иностранного» отдела Грема открыл ровно в девять.
—Здравствуйте, Клавдия, — поздоровался он с секретаршей.
—Здравствуйте, Александр, зачем пожаловали?
—Вчера позвонили Калмыкову и просили его, чтобы я был в девять в отделе.
—А, ну тогда ждите начальника. Значит, куда-то едете. Он скоро будет. Погуляйте в коридоре, я вас позову.
К начальнику «иностранного» отдела Грема зашел, но не скоро, а уже после одиннадцати,
—Здравствуйте, Виктор Серафимович, — по¬здоровался он.
—Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста. Слушаю вас.
—Я режиссер Тульского цирка. Вчера позвонили Калмыкову и просили его, чтобы я прибыл к девя¬ти часам в «иностранный» отдел.
—А как фамилия?
—Гримайло Александр Иванович.
—Гримайло? Нет, такой фамилии я в списках не встречал. Хотя мог и пропустить — артистов ведь много. Вы зайдите, пожалуйста, к зам. управляющего по художественной части — Севостьянову, он ведь мог и какие-то изменения вчера сделать, а нам пока не передал.
«Легко сказать "зайдите", — подумал Грема, выйдя в коридор, — к тебе чтобы попасть, болтался по главку два часа, но хоть не зря. Зато теперь все знают, что в загранку еду».
Секретарша Севостьянова слабо отреагировала на все Гремины титулы.
-Когда сможет принять вас Виктор Владимич, сказать точно не могу. К нему видите сколько народу. Ждите.
На этот раз Греме повезло. Вскоре Севостьянов  шлея из кабинета уже одетый.
—Товарищи артисты, прошу меня извинить.
Сегодня принимать больше никого не могу. Срочно девали в Министерство культуры. il он быстро стал спускаться вниз по лестнице. Грема бросился за ним.
—Виктор Владимирович, здравствуйте, я режиссер Тульского цирка Гримайло. Вчера позвонили Калмыкову и сказали, что я запланирован на загран¬поездку, и просили, чтобы сегодня был в «иностран¬ном» отделе. Я зашел к ним, но там сказали, чтобы я обратился к вам, так как списки артистов, выезжающих за рубеж, у вас.
—Я эти списки в глаза не видел, я только вче¬ра как первый день вышел из отпуска. Они должны быть у управляющего, — сказал Севостьянов, садясь в машину, — а разговор о Туле, по-моему, какой-то был. Зайдите к Анатолию Андреевичу и все выясни¬те. Всего вам хорошего, до свидания.
Самая главная секретарша Союзгосцирка — Валентина Ивановна Грему увидела впервые и потому встретила его как заблукавшего прохожего.
—А вы по какому вопросу?
—Я, я, — растерялся Грема, — я режиссер Тульского цирка, мне нужно попасть к управляющему по поводу зарубежной поездки.
—Анатолий Андреевич сегодня принять не сможет, — сухо сказала она, — у него переговоры с иностранными импресарио.
—Но вы поймите! Я приехал специально по этому вопросу! Вчера позвонили в Тулу Калмыкову и просили его, чтобы я срочно сегодня был у Калевато-ва, — соврал Грема.
—Но не знаю, — сказала она уже холодно, — если только в конце дня, да и то маловероятно. Ну, если хотите, ждите в коридоре.
До самого вечера простоял Грема у старинных модерновых дверей главковской приемной, пока они все же не открылись и в коридор вышли три смеющихся иностранца с раскрасневшимися, как у матрешек, щеками. Грема тут же вошел в прием¬ную.
—Валентина Ивановна, — взмолился он, — разрешите зайти хоть на одну минутку.
—Подождите. Сейчас я узнаю.
Она вошла в кабинет и тут же вышла.
—Идите, но только быстро. Он уже собирается уезжать.
—Здравствуйте, Анатолий Андреевич, — постарался повосторженнее поздороваться Грема.
—Здравствуйте, здравствуйте, Александр Гримайло.
—Анатолий Андреевич, вчера позвонили Калмыкову и просили его, чтобы я сегодня был к девяти утра в «иностранном» отделе, в связи с заграничной поездкой, но у кого я только не был, никто об этом ничего не знает.
—Хм, — хмыкнул он, — дак и я ничего не знаю. Вот же списки сформированных программ. Вашей фамилии там нет.
и тут Грема все понял. Ему даже стало нехорошо. С трудом выговорив слово «до свидания», он вышел в коридор, прижал лоб к холодной главковской стене, обложенной серым мрамором, и сквозь зубы про¬цедил: «Да это же этот». И тут же увидел убегающего Дерябкина, а он, Грема, стреляет, стреляет в него из ружья и орет во всю глотку: «Убью, убью, сука!»
                10 августа 2010 года