Три богатыря

Вениамин Ахтырец
               

- «Печь истопил бы кто, что-ли» - поворачиваясь на другой бок, лениво подумал Илья, щупая остывающую под собой лежанку русской печи. Почесал пятернёй в нестриженной ни разу бороде, а мысли потекли уже другим привычным путём – «А всё ж таки…  Почему четверг – он, а среда – она?». Ответа не находилось, хотя размышлял он об этом каждый день уже тридцать три года. Недавно даже в этом вопросе маленько продвинулся вперёд.  Да только испугался не на шутку.

- «Так ведь и вторник тоже – он, а пятница – она! Ну-у  блин! Во дела! Да так можно и до остальных дней недели додуматься!… » - осерчал не на шутку уроженец Муромских лесов и в сердцах шуганул сапогом в угол, где за веником из-за сухой корки хлеба пищали и дрались голодные мыши.

- «И когда уж люди электричество придумают? Повесил бы в избе лампочку… » - вновь потекли ленивые мысли – «А там глядишь и телевизор какой ни-то появится…» . 

Такая жизнь, если честно, уже и надоедать Илюхе стала – каждый день одно и тоже… Одно и тоже… Выскочил однажды в одних портках посреди ночи во двор, с места без разбегу соколом перелетел через полутораметровый плетень соседки-вдовушки Агафьи да и заломал её по богатырски. А нашкодивши, не придумал ничего лучше, как выломав из того же плетня здоровенный кол да на неоседланной кобылке рвануть от греха подальше на вольный Дон, в степи печенежские, местами половецкие.

Побаивался он двоюродных братьев Агафьи – Алексея и Никиты, хотя и дружбанил  маленько с ними. Алёша тот больше с местным попом дружил, но за благословением наведывался  в основном к попадье и, как правило, когда поп службу в церкви служил.  Никита же вообще изо всех добряков добряк. Но всё ж таки двое их… Вот и отправились братаны эти вдогонку за Илюхой, неспешно так отправились, с шуточками - прибауточками, да без злобы всякой на Илюху – дело-то житейское, бабу заломать… Лошадей не гнали, природой любовались, цветы полевые нюхали…

Агафья, тем временем очень даже горевала у окошка, на улицу глядя – «Что ж так Ильюшенька быстро ты управился… Попрыгал на мне воробышком… Чирикнул…  И обнять тебя даже не успела я…».

Да только не богатырское это дело – сочувствовать бабьим прихотям – поважнее заботы имеются. Вот и скачет каждодневно с перерывами на ночь наш герой, держа путь в тёплые южные края. А следом, ни шатко, ни валко, в своё полное удовольствие, с разрывом в несколько дён, не погоняя лошадей, плетутся Алёха с Никиткой. Да рассказывают в попутных деревнях, что на войну с басурманами торопятся. Тут им и почёт, и уважение, и молодухи румяные хлеб-соль преподносят да на ночлег приглашают. Алёша, правда, больше по церковным делам держал интерес, на причастие к попу, да на задушевный разговор к попадье-матушке. О чём и свидетельствовали многочисленные от кольев из плетня багровые полосы-синяки на его многострадальной спине. В основной массе попадались почему-то попы ревнивые.

Но слава о защитниках  от басурман впереди них летела и в каждой новой деревне опять же хлеб-соль да девки приветливые, да по несколько церквей. Да на потеху местным очередной поп в развевающейся рясе да с колом в руках охаживал Алёхину спину. Но не всегда, иногда тот оказывался и пошустрее. Никита же всё больше добрел и душой и телом – на полном, как говорится пансионе, а война… Война – это ещё где-то и когда-то… Спешить особо и некуда.
 
А у Ильи –то путь и закончился. Всё – граница впереди да люди не русские. Тут-то и настигли его Алёша с добряком Никитой. Сели. Поговорили. Встречу отметили по русскому обычаю. Да и поклялись держаться далее вместе. Трое – это уже не один и не двое, какая ни какая - а сила. А по степям молва о них летела.
   
Пожили дружбаны какое-то время, никуда не торопясь – скучно стало. Решили из степей своих к морю наведаться Понтийскому, к Чёрному то есть. Купались, загорали и где бы ни были на камнях да на скалах писали – «Здесь был Алёша», «Здесь был Илья», «Здесь был добрый Никита». И по сей день на побережье встретишь эти автографы.

Да только и здесь им надоело, домой засобирались. А на память здоровенную каменюку с собой притащили. Что делать с ней решили уже дома – просто прикопали к земле – здорово получилось. А Илюха ещё и надпись пригандобил – «Прямо пойдёшь – ко мне попадёшь» - да и в силу характера своего кулак изобразил вместо подписи. Кругами ходили друзья вокруг камня – любовались. Пока Алёхе не пришла в голову мысль добавить  и от себя что-то. Как любитель левых похождений не стал даже думать долго. И вот результат налицо – «Налево пойдёшь – к Алёше попадёшь». Не стал расписываться, просто снизу нарисовал символ большого мужского достоинства. Очень друзьям понравилось. Тут-то наш добрый Никита как бы и не при делах оказался, а место внизу ещё оставалось. Тут уж и он расстарался, большими буквами – в силу широты души и тела – добавил «Направо пойдёшь – не найдёшь Добр…»,  Не хватило места на каменюке, а ведь по - хорошему хотел предупредить, что из-за частых отлучек могут его и не найти на месте.  Вот и получилась несуразица – то-ли не найдёшь Добряка Никиту, то-ли  Добра не увидишь.
 
Стоят, думают прохожие да проезжие читаючи, да толмачей привлекают для перевода  на свой язык-то иноземный. Постоят, подумают, репу почешут, да и разворачиваются восвояси – от греха подальше на всякий случай. Разносят по миру молву, дескать боязно чего-то за пограничный камень заходить, какая-то Русь непонятная за ним открывается.  Не понятно – что там найдёшь и что получишь из нарисованного на каменюке.