8
Вернёмся, однако, к пионерско-лагерной жизни. Утром нас будили на зарядку звуки горна, раздававшиеся из серебристого колокола громкоговорителя, висевшего на столбе. Под водительством вожатых, мы бодро топали на завтрак, обед, полдник и ужин, распевая во всё горло:
«Куба – любовь моя,
Остров зари багровой.
Песня летит, над планетой звеня,
Куба – любовь моя!..»
Днём, по свистку физрука, бежали по тёплому золотистому песочку пляжа, и с разгона плюхались в освежающе-прохладную, цвета бутылочного стекла, днепровскую воду. И опять же по свистку, нехотя вылезали из неё.
Любовались проплывавшими мимо лагеря океанскими судами. Особенно здорово смотрелся, прошедший однажды в сторону моря, стальной барк «Товарищ» – учебный парусник Херсонского мореходного училища. Белоснежный корпус с тремя высоченными мачтами, со свернутыми парусами на реях, величественно и плавно скользил по глади реки на фоне малинового диска заходящего солнца.
По вечерам, плотно усевшись, друг возле дружки перед экраном чёрно-белого телевизора, выносившегося на крыльцо небольшого каменного домика администрации лагеря, с замиранием сердца следили за приключениями бывшего немецкого лётчика – героя многосерийного ГДР-овского телефильма «Зелёное чудовище», неожиданно попавшего в крутой замес путча в Гватемале, организованного ЦРУ и американской компанией «Юнайтед фрут».
А впереди было ещё более захватывающее мероприятие – военная игра, гораздо позже получившая название «Зарница».
И вот однажды утром половина отрядов, в том числе и наш, захватив с собой сухой паёк палатки и прочью амуницию, вышли походной колонной из лагеря. Перейдя луг, и взобравшись по крутой дороге наверх, миновав околицу села Кизомыс и Касперовский пост, вдоль обрывистого берега наше войско направилось в сторону лимана. Внизу под глинистой кручей широкой зелёной лентой тянулись камыши, а за ними расстилалась безбрежная спокойная гладь Днепровского лимана.
К месту дислокации я так и не добрался. Где-то, через час пути, мне и двум таким же пацанам-малолеткам, велено было идти в разведку, то есть возвращаться назад. Скорее всего, нами решили пожертвовать, чтобы сбить со следа и задержать соглядатаев противника.
Так оно и вышло. Не прошли мы назад и полпути, как словно из-под земли появилась группа неприятеля, человек с десять старше нас, с синими повязками на рукавах; прижала к берегу и загнала в камышовое болото.
– Пускай посидят! Щас пиявки с них кровь высосут, не надо будет и расстреливать – зловеще громко, специально для нас, проорал их предводитель.
А чёртовы пиявки действительно, чёрными лентами, уже облепили ноги и живот. Мы в ужасе вылетели из камышей и тут же были схвачены неприятелем.
– Попались голубчики! – злорадно ухмылялись конвоиры, цепко держа пленных за руки.
В лагере нас привели к штабу – деревянной пожарной каланче, с которой хорошо просматривался и сам пионерлагерь, и подступы к нему.
– Давай-ка одного сюда наверх! – скомадовали с каланчи, и меня потащили по крутой винтовой лестнице.
Наверху, на открытой площадке в виде беседки с перилами, находилось несколько человек: девчонок и мальчишек из старшего отряда.
– Ну, говори! Где находится ваш лагерь? – один из них (видать начальник) начал допрос.
– Не знаю, – честно ответил я.
– Берите его, – приказал дознаватель, и два великовозрастных придурка, схватив меня за ноги, опустили за перила вниз головой.
Ну, чего там врать! И страшно было, и реветь хотелось; хорошо хоть девчонки пришли на помощь.
– Ребята! Вы что с ума сошли!? Вы ж его уроните. Да и не знает он ничего. Их специально, наверное, послали из младшего отряда – отвлечь.
Нас всё-таки расстреляли. В смысле сорвали красные повязки с рукавов. Правда, от болотной грязи они уже были совсем чёрными. Теперь мы стали никому не нужны и разбрелись кто куда. Плохо быть убитым – никто тебя на полдник не зовёт, а есть хочется – спасу нет. Последний раз это было рано утром. Но глупая гордость не позволяет идти клянчить на кухню. Ладно, обойдёмся.
Чтобы убить время я направился сначала к летней эстраде посидел на пустых скамейках перед сценой, потом пошел на причал. Пустынная река, за ней колышет метёлками стена камышей. Тишина, хоть бы один пароход прошёл. Тоска зелёная!
Так шатаясь по территории лагеря, забрёл я на самый её край, где начинались плавни. Небольшая заводь, тенистые вербы над водой, протока с противоположной стороны, убегающая в камыши. У самого берега в прозрачной воде замерла маленькая щучка. Только руку протянул, и она серебристой торпедой рванула на глубину.
Уже совсем стемнело, когда со стороны луга взвились ракеты, и послышалось дружное ура. Это наши начали штурм лагеря….
А в конце смены, перед самым отъездом, меня наградили книгой «Шпага Суворова», хоть в военных действиях я практически и не участвовал. Кстати, имя и фамилия в дарственной надписи на книжке были тоже не мои.
Продолжение следует.