Легенда. Гл. 7, АввАкум

Александр Абакумов
Глава 7. О фантастических версиях возникновения рода и фамилии Абакумовых

         УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ ЭТОЙ ГЛАВЫ ПРОШУ КРИТИЧЕСКИ ОТНОСИТЬСЯ К НАПИСАННОМУ, Т.К. ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ МНОГОЕ ИЗМЕНИЛОСЬ ЕЩЕ В БОЛЕЕ ИНТЕРЕСНУЮ СТОРОНУ. ИСТОРИЯ СЕМЬИ АВВАКУМА ОПИСАНА МНОЙ В КНИГАХ.

        Сегодня  в интернете легко найти всем доступные основные исторические даты и факты жизни протопопа Аввакума и его семьи. Но у меня перед «всеми» есть некоторое преимущество –  я имею исторические архивные документы жизни моего рода Абакумовых. Это дало мне возможность методом наложения сопоставить и «сличить» жизни двух разных (разных ли?) родов на границах их вероятного пересечения: во времени это середина второй половины XVII века, географически – Николаевский Моржегорский (Моржевской) мужской монастырь на Северной Двине.

        Я не нашел каких-либо научных и исторических документов, которые подробно рассматривали бы личную жизнь других членов семьи протопопа Аввакума. Имеется только отрывочная информация, но ее одной для анализа маловато, а вот при сопоставлении этих данных с другими, появившимися у меня, можно что-то и раскопать. В первую очередь меня заинтересовали сыновья Аввакума: Иван (1644г.р.), Прокопий (1648г.р.) и Афанасий (1665г.р.). Ведь у них отчества – Аввакумовичи.

        В процессе поисков мне крупно, даже сказочно повезло. Я обратил внимание на одно необычное отступление в письме  Аввакума, отправленного  из Пустозерской ссылки в Москву к  своей духовной дочери Боярыне Морозовой (1632-1675г.г.), которое может стать ключом, к пониманию скрытой от нас пока тайны возникновения не только нашей фамилии, но и рода.

        Прочитаем внимательно очень важную выдержку из послания протопопа Аввакума Боярыне Ф.П.Морозовой, Княгине Е.П.Урусовой и жене стольника М.Г.Даниловой:

«… Я и мужик, а всяко живет. У меня в домишку девка-рабочищо ребенка родила. Иныя говорят: Прокопей, сын мой, привалял, а Прокопей божится и запирается. Ну что говорить в летах детина, недивно и ему привалять! Да сие мне скорбно, яко покаяния не могу получить. В ыную пору совесть разсвирепеет, хощу анафеме предать и молить Владыку, да послет беса и умучит его, яко древле в Коринфах соблудившаго с мачехою. И паки посужю, как бы самому в напасть не впасть: аще только не он, так горе мне будет тогда, мученика казни предам.»

И вот тут-то я и сделал свое первое фантастическое предположение, а что если наша фамилия и род  пошли от этого внебрачного ребенка Прокопия?

        УТОПИЯ!?

        Тем не менее, теперь эта версия стала  для меня основной для дальнейших поисков и анализа дат и событий. Но меня смущали в этом письме два слова: почему «иныя говорят»? Разве мать ребенка и одновременно домочадка семьи Аввакума не могла бы точно сказать главе семьи, кто его отец?
 
        До времен царствования Петра Первого вопросами деторождения, в том числе незаконно рожденных (внебрачных) детей, занималась исключительно церковь, поэтому отношение к такому ребенку в то время было довольно сложным и негативным по чисто церковным догмам.

        Это письмо датируется историками между второй половиной 1673 и концом 1674 года. Аввакум тогда находился в третьей своей ссылке в Пустозерске на Печоре. Семья жила на Мезени. Не женатому Прокопию в то время было около 25 лет и слово «детина» как нельзя лучше и точно подходило к его возрасту.

        Из письма следует, что ребенок абсолютно достоверно родился у молодой работницы семьи протопопа Аввакума, а вот был ли его отцом Прокопий – не известно.  И все-таки «слухи» (и «слухи» ли) на пустом месте не бывают. Мать ребенка их легко могла бы развеять, но она,  видимо, была далеко (по крайней мере, ее не было на Мезени), да и не грамотная она. Будем считать (примем за аксиому) рождение внебрачного ребенка от Прокопия достоверным фактом.

        Кто  мать ребенка  (мое предположение –  ее зовут  Фетиния), ее возраст, когда и откуда ее взяли в домочадцы, как долго она жила в семье  нам не известно. Какого пола ребенок, как его нарекли, когда и где он родился, что с ним стало – никаких исторических сведений нет. Но к моменту написания письма  ребенок должен был родиться и прожить какое-то время, что бы «утвердиться» в жизни. Дети в младенчестве раньше часто умирали, да и их матери при родах тоже.

        До написания своего письма Аввакум должен был получить от кого-то из Мезени или из другого места, какие-то письменные сведения (а не устные  слухи, в прямом смысле этого слова) об этом щекотливом и довольно личном деле. Человек, но не жена, сообщивший ему (и вероятно его жене) эту новость, должен был близко знать семью Аввакума, он должен пользоваться доверием протопопа Аввакума и он должен знать грамоту.  Он должен был сначала узнать лично каким-то образом о самом факте рождения ребенка, о месте нахождения его матери, может быть, расспросить ее, заподозрить именно Прокопия в отцовстве, затем учинить тому вопросы, получить от него ответы и написать обо всем в Пустозерск  Аввакуму. Не сам же Прокопий написал отцу. Все это должно быть скрыто от других. Общение отца и сына на больших расстояниях могло быть только редкими письмами, т.к. они лично больше не виделись. А на расстоянии проще солгать.
 
        Проверял ли Аввакум эти сведения? Судя по письму нет. По крайней мере, он имел такую возможность, т.к. наверняка знал, где находится мать ребенка, и время у него для этого было. Но, может быть, ему это и не было нужно, если в сообщении  все было довольно полно и точно описано. Эта информация, не сразу ложится на письмо. Она должна «созреть» в голове отца, должен появиться повод ее проявить и, наконец, выплеснуться в подходящее время на бумагу. И на все это необходимо время. И значит, к тому моменту ребенку должно быть уже несколько лет. И  Аввакум  должен был знать больше, чем говорит в письме. Кто же этот человек, который хорошо и близко знал сыновей Аввакума? Кто  был хорошо осведомлен об их личной жизни? Кому  протопоп  доверял всецело? Кто мог бы написать обо всем случившемся протопопу? И такой человек был, и не один. Но о них я расскажу чуть позже.

        В письме Аввакум говорит о ребенке, не уточняя его пол. Он знал или не знал, кто родился у служанки и где? Должен был знать однозначно, но скрывал намеренно. Письмо ведь могло попасть в чужие руки. И если в письме указать пол ребенка и место его жития, то для мальчика могли бы быть одни последствия, а для девочки другие. Если,  мальчик, отчество ему – Прокопьев сын?, а прозвище Аввакумов? Т.к. ребенок родился вне брачного союза, то, какое прозвище обычно при крещении могли дать мальчику, зная отца ребенка? Я не имею понятия о церковных правилах того времени. Будь ребенок девочкой, ей вообще можно было  давать любое и имя, и отчество, и прозвище, т.к. она ни как не смогла бы сыграть в истории  образования нашей фамилии и рода какой-нибудь роли. К моменту же написания письма Аввакумом Боярыне Морозовой возраст ребенка должен быть не больше 4-6 лет.

        Как же определить дату рождения ребенка, хотя бы приблизительно, и место? В нашем случае, местом рождения ребенка должна быть только  Пустынь, исходя из самого исторического факта появления там нашей фамилии и проживания там же нашей семьи. Для этого можно найти довольно веские логические основания. По крайней мере, ребенка могли привезти, записать и крестить здесь, в монастыре, «по знакомству» с настоятелем монастыря Авраамием, а затем  оставить его   жить в деревне при братии дальше. Но при этом надо иметь в виду очень важное обстоятельство – монастырь был мужским!  Для девочки там места нет. Сыновья Аввакума ранее, по пути следования в первую свою ссылку на Мезень в 1664г., уже имели представление о различных населенных местах и местностях, могли оценить их положительные и отрицательные стороны, и, когда возникла необходимость, обдумать, где возможно было бы «пристроить» женщину с ребенком. И они должны были учитывать при этом довольно много разных сопутствующих факторов: расстояние до места  ссылки, лояльность к протопопу Аввакуму (отношение к «истинной вере», знакомство с ним), людность места, возможность проживания, добывания хлеба насущного, возможность письменного сообщения, наконец – «секретность» и т.д. Не исключена и простая случайность такого выбора.

        А дата рождения может быть не ранее второго посещения братьями монастыря зимой 1666г. и не позднее третьего – вторая половина 1668г. –  первая половина 1669г. Это следует из того, что Прокопий с Мезени, кроме периода между двумя последними ссылками, больше никуда не отлучался. Правда остается вопрос: как там оказалась домработница семьи протопопа Аввакума? В 1666г. и 1669г. Прокопию было около 18-22 лет и он не женат, Ивану – около 20-25 лет, но у него уже есть жена Неонила Петровна и дочь Мария (они упоминаются уже во времена первой ссылки на Мезени в 1664-1666г.г.).

        Что интересно и очень важно – имеются два исторических документа связанных с семьей Аввакума. Они многое объясняют.  Первый датирован декабрем 1672 года (см. В.И.Малышев, "Материалы к "Летописи жизни протопопа Аввакума"", 1954г.). В нем есть поименные сведения о трех(!) домочадцах в семье Аввакума. Второй - кеврольский и мезенский Росписной список (при воеводе Федоре Веригине, принявшем воеводство в 1683г.), в котором через некоторое время после казни узников в Пустозерске, сделана запись о ссыльной семье бывшего протопопа Аввакума на Мезени. В нем указаны имена только двух(!) домочадцев и перечислены его дети. В обоих списках отсутствуют какие-либо упоминания о ребенке у кого-либо из домочадцев, а ведь тому должно было бы быть в то время от нескольких лет в первом случае и 10-15 лет – во втором. Тогда встает вопрос: куда он делся? А был ли он вообще на Мезени? Может  быть, его мать вышла замуж или она ушла из семьи Аввакума с ребенком, но где и когда? На Мезени точно ее нет, и не было, т.к. жена Аввакума и мать Прокопия все бы могла разузнать и сама из первых уст. И в первом списке нет Фетинии, а во втором списке отсутствуют уже два человека – это домочадцы: Фетиния и Григорий, которые приехали с семьей Аввакума на Мезень в 1664г. Где они?

        Исходя из этих двух документов, можно с большой долей уверенности предположить, что в 1666г. вместе с Аввакумом и его двумя сыновьями с Мезени ушли в Москву сопровождающими семью сначала два домочадца (из четырех): Григорий и Фетиния, а вернулся в 1669г. с братьями один Григорий, но затем (между 1672г. и 1683г.) и он ушел из семьи куда-то. Интересно куда и  где же Фетиния?
 
        Семья протопопа находилась на Мезени до 1693г. и в этом году внебрачному сыну Прокопия исполнилось бы около 25 лет, а его матери за 50, если она была еще жива. А в 1719 году (1-я ревизия) ему было бы около 50 лет. И он вполне мог  стать первым главой семьи Аввакумовых и попасть в первую Ревизскую сказку –  а может и попал? И фамилию Аввакумов, сын Прокопия мог взять только во время первой ревизии или по настоянию своей матери (Фетинии?) или как дань уважения к деду, если, конечно, ему ее не дали раньше – при рождении (вот и четвертая возможная точка пересечения событий, по времени).

        После окончания ссылки в 1693г. семья Аввакума: вдова и два старших сына,  с оставшимися домочадцами, выехали с Мезени в Москву. А на Мезени остались: младший сын Афанасий и  дочери: Агриппина, Ксения и Акулина, а также, вероятно, и внучка Аввакума - Мария. Следы их теряются. Девушки, наверное, ранее (после 1683 года) вышли замуж и поменяли семью, а Афанасий мог «осесть» в каком-нибудь монастыре (в том числе и в Пустыни?) или старообрядческом ските. Но все-таки странно, что один из сыновей Аввакума, не женатый  Афанасий остался и не отправился с семьей в Москву.  В чем причина? А она должна быть обязательно. Современные историки предполагают, что Афанасий не захотел менять устоявшуюся и понятную жизнь в Мезенской ссылке на  не известную и не привычную жизнь в Москве. Я считаю это довод смешным и не серьезным.

        Производные фамилии от имени Аввакум на Мезени не встречаются. Протопоповы есть, а Аввакумовых нет. Таким образом, вероятно, что Афанасий все-таки мог уйти с Мезени после 1693 года. Интересно куда? Прокопия же ничего не могло задерживать, т.к. сын уже вырос (где бы тот ни находился), где-то он должен был уже обосноваться, и у него была своя семья, а возможно и дети. Но встретиться где-нибудь по дороге они могли, т.к. Прокопий наверняка знал, где он оставил своего ребенка 25 лет назад.

        Если же внебрачный сын Прокопия остался каким-то образом в Пустыни вместе со своей матерью, то дальнейшая судьба его складывается понятно и логично. Он мог стать начальным звеном фамилии  Аввакумовых:   родился между 1666г.-1669г.(?), его сын мог бы родиться около 1690г.(?), его внук (Влас?) –  около 1710г.(?), его правнук (Михей?) в 1730г. – далее по древу. Теперь сравните все это с уже выше сказанным. Совпадение по времени - 100%. Ну  а род тогда мог пойти от Кондрата по крови – с середины второй половины XVI века и роду около 450 лет!!! (Это же времена Ивана Грозного – ничего себе, куда меня занесло) Можно ли добавить еще четыре колена к нашим 11-ти? Не будем торопиться. Давайте поглядим далее.

        Для этого рассмотрим более детально разные возможные варианты рождения ребенка по времени и по месту,   вероятность его попадания  в Пустынь вместе с матерью. Их не так уж и много - всего два.

        Мог ли ребенок Прокопия родиться во второе посещение Аввакума с сыновьями Пустыни зимой в январе-феврале 1666г. по дороге из Мезенской ссылки в Москву? Прокопию 18 лет. Поразмышляв над этой датой, скажу  однозначно – нет! Почему?

        Семью из трех взрослых человек мужского пола наверняка должны были сопровождать домашние работники (Фетиния, она уже должна быть беременна, и Григорий). Надо же мужиков по дороге, да и в Москве обслуживать и содержать – достать продукты, заготовить дрова, приготовить пищу, постирать белье, подремонтировать одежду, организовать быт и т.д. Женщина   или родила ребенка по дороге или она должна была родить вскоре, и ее  могли  оставить в деревне при мужской Пустыни. В этом случае Аввакум вполне мог бы лично увидеть своего предполагаемого внука  на обратном пути в свое третье посещение Пустыни осенью 1667г. (ребенку было бы около двух лет) и расспросить его мать об отце ребенка без  свидетелей. Да и на Мезени и по дороге  в Москву Аввакум мог «пытать» Прокопия и служанку вопросами о  возможном отцовстве и требовать покаяния. В глаза врать отцу трудно. Да и в дорогу зимой брать беременную женщину в те времена, да еще прислугой? Кроме того, в Москве Аввакум неоднократно виделся и разговаривал с Морозовой и тогда письмо вообще теряет всякий смысл.  И поэтому, я думаю, что это исключено. Такого события в это время просто не могло произойти.

        При более внимательном и тщательном анализе всех дат, событий и окружающих Аввакума людей у меня появилось твердое убеждение, что временем рождения ребенка может быть только один период:  это вторая половина 1668г. – первая половина 1669 года. Это время, когда братья могли «брести» на Мезень или ждали разрешения в Москве на такое путешествие (3-е посещение ими Пустыни).  Для понимания этого вернемся чуть раньше и чуть внимательнее посмотрим на взаимоотношения некоторых лиц из части ближайшего окружения семьи Аввакума.

        Между двумя последними ссылками на Север, с 1 марта 1666г. по 30 августа 1667г. (это около полутора лет) протопоп Аввакум с двумя старшими сыновьями находился в Москве. Аввакум большей частью этого времени был под стражей, а сыновей протопопа (с домочадцами) приютила Боярыня Морозова в своем доме. С  Морозовой протопоп Аввакум был знаком  с момента его возвращения в Москву после первой  сибирской ссылки, т.е. с весны-лета 1664г. Там же, в ее доме, вместе с братьями проживал и юродивый Федор. С Федором же Аввакум сошелся около двух лет назад, ранней весной 1664г. в Великом Устюге на обратном пути последнего из Сибири, причем это знакомство, по времени, состоялось   несколько  раньше знакомства протопопа с Морозовой (о чем Аввакум сам пишет в одном из своих писем Боярыне). Думаю, что Федору было тогда не меньше 30-35 лет. Он  был родом из зажиточной Мезенской семьи, но добровольно юродствовал «Христа ради» уже около 5 лет, знал церковную грамоту и неплохо писал. И для  Боярыни Морозовой и для юродивого Федора, протопоп Аввакум  за относительно короткое время стал  в высшей степени «духовным отцом». Они доказали это тем, что довольно скоро оба осознанно отдали свои жизни за «истинную» веру Аввакума: она в 1675г. в тюрьме Свято-Пафнутьевского Боровского мужского монастыря, он в 1670г. на Мезени.

        Вскоре после отправки Аввакума в третью ссылку в Пустозерск (без сыновей, царь оставил их в Москве на поруках), осенью 1667 года, между Морозовой и Федором произошел какой-то непонятный, но очень серьезный конфликт  (надо обратить внимание, что они оба «духовные дети» одного наставника!).  Достоверно причина его историками не указывается (подозреваю, что она лежит на поверхности), но после этого Федору, Ивану  и Прокопию было отказано в приюте.  Очень интересный факт – конфликт с Федором, а страдают сыновья ее «духовного отца»? Или, все-таки, конфликт был со всеми тремя взрослыми людьми? Они вынуждены были скитаться по Москве «где день, где ночь никто держать не смеет». Боярыня в письмах жаловалась и Аввакуму и его жене на их сыновей и на Федора, на якобы плохое оказываемое влияние того на детей Аввакума. Братья видимо поддержали Федора в конфликте и духовно сблизились между собой. Протопоп в ответных письмах старался  примирить своих «духовных детей», приняв, тем не менее,  сторону юродивого Федора. Думаю, что во всей этой истории «причина» (см. А.М.Панченко, "Древнерусское юродство") могла сыграть наиглавнейшую и ключевую роль во  всех дальнейших событиях. Просто в те годы о таких вещах невозможно было  прилюдно говорить,  тем более писать. А современные историки не далеко ушли от своих предков в целомудрии и открытости. Однако для нас эта «причина» не так важна в ее понимании, главное, что она была.
 
        С получением царского разрешения на отъезд из Москвы, сыновья Аввакума  самостоятельно и «за свой счет» отправляются на Мезень. Федор присоединяется к ним. Это случилось примерно через  год  (середина - вторая половина 1668г. или начало 1669г.) после отправки отца в  Пустозерск. За разрешением протопоп Аввакум обратился в начале 1668г.  к царю из ссылки  с посланием (см. «четвертая челобитная»), в котором просил, в частности, отпустить сыновей из Москвы на Мезень к матери. И значит, почти два года, т.е. с сентября 1667г. по лето 1669г. и  в Москве  и по дороге на Мезень братья жили самостоятельной жизнью вместе с домочадцами (Фетинией и  Григорием) и юродивым Федором без  надзора со стороны отца.

        А могли, беременную женщину (или уже  родившую ребенка) оставить в Москве? В этом случае для нас абсолютно не важно, какого пола ребенок, кто его отец, когда он родился и что с ним стало. Тогда встает вопрос, кто мог бы приютить женщину с ребенком? Только в доме Морозовой (хотя после конфликта  это сомнительно), но тогда письмо Аввакума к Боярыне снова теряет всякий смысл. Она все должна была знать. И становится совершенно не понятным происхождение нашей фамилии именно в Пустыни, кроме самого первого варианта (т.е. присутствия элемента случайности). Поэтому, даже, если ребенок  и родился в Москве, что не исключается, но только не в доме Морозовой, его с матерью все равно должны были забрать с собой в дорогу на Мезень.  Ребенок мог так же родиться  где-то по пути   к Пустыни или он должен был вскоре родиться (что более реально), поэтому его с матерью могли оставить при монастыре, либо в ближайшей деревне.  Прокопий с братом Иваном и Федором (и  Григорием), по этой причине  могли задержаться на какое-то довольно длительное время до наступления родов и для обустройства ребенка, а затем были вынуждены идти дальше. «Брели» то братья с Федором долго – от полугода до года!

        По каким-то веским для них причинам: личным, бытовым, физическим, финансовым или «политическим»,  появление и пребывание служанки с ребенком на Мезени было не желательным (их можно найти и дать им объяснения). Хотя, я думаю, это и не так,  зачем же тогда вообще надо было брать Фетинию с собой, просто в пути могло что-то произойти. Дорога от Москвы для беременной женщины была в те времена не самой легкой. Выбору же именно Пустыни для проживания ребенка Прокопия,  могло послужить стечение многих обстоятельств: не город, монастырь  небольшой, не многолюдный, но и не в глуши, стоит на большой дороге, не так далеко от места ссылки, настоятель – «духовный сын»(?) Аввакума,  наверное, было  жилье и братия могла поддержать материально. А может простая случайность события по времени и по месту.

        Правда, могла быть еще одна самая веская и самая логичная, но мрачная причина длительной остановки в Пустыни: это смерть матери ребенка во время или через некоторое время после родов. Естественно, новорожденного ребенка необходимо было оставить, хотя бы на какое-то время, на месте его рождения и тем людям, кто мог бы его  выкормить и выходить, а затем ... и вырастить. Если это был мальчик, его вполне могли оставить в самом монастыре на воспитании братии. Если девочка, то только в деревне. Никто же в то время не мог  предположить, как сложится дальнейшая жизнь каждого из участников этого события: новорожденного и его отца.  Как долго они не увидятся. Я склонен верить этой версии.

        И вот тогда появляются ответы на все(!), ранее поставленные, вопросы. И только тогда становятся совершенно понятными: почему «иныя говорят» и стиль письма к Боярыне Морозовой, и появление нашей фамилии, и появление нашего  рода именно здесь, в Пустыни (вот и пятая возможная точка пересечения событий, по месту).

        Наконец-то, все само собой встало на свои места и стало ясно, кем могли быть те люди,  от которых Аввакум и мог все узнать. Это же юродивый Федор и домочадец Григорий! Первый из них духовный сын, второй – член семьи.

        Только им мог всецело доверять протопоп Аввакум. Только им он мог поручить «приглядывать» за сыновьями в Москве в период своего отсутствия. Только они, Федор и Григорий, в течение примерно трех лет (с весны 1666г. по лето 1669г.), жили и тесно общались с Иваном, Прокопием и взрослой Фетинией (она была бездетной молодой вдовой). Только они могли быть самыми заинтересованными  свидетелями и непосредственными участниками всех событий, происходивших  в семье Аввакума, как в Москве, так и по дороге к Пустыни и дальше. Только они пользовались уважением и доверием братьев, они были духовно близки. Только они могли близко знать мать ребенка. Только они могли знать место и время рождения ребенка. Только они могли знать место его жития. Только они могли знать судьбу Фетинии. И только Федор мог написать обо всем этом отцу Прокопия, причем это должно было случиться сразу по приходу их на Мезень  летом 1669г.  Потому что, через пол года, в  марте 1670-го   Федор был казнен.

        Юродивый Федор был, наверное, самым верным учеником и самым преданным сторонником Аввакума. Он  пользовался безграничным и полным доверием своего духовного отца и выполнял все его поручения.

        В дальнейшем  в этой истории мог появиться  еще один соглядатай, но уже только за ребенком (и его матерью?) – этим человеком мог быть сначала  Авраамий (возможно «духовный сын» Аввакума), а затем  Сергий –  настоятели Моржегорского монастыря в тот период времени. Доводов «за»    достаточно много.  На них я останавливаться не буду. И  может быть  отец Авраамий, а потом и отец Сергий, периодически сообщали Прокопию (с оказиями) о подробностях жизни ребенка, а затем и о важных событиях уже повзрослевшего человека.

        Был ли Прокопий отцом ребенка? В случае смерти роженицы в 1669г. и казни  Федора в 1670г., кто кроме  Прокопия  смог бы подтвердить Аввакуму причастность того к рождению ребенка? Григорий и старший сын Иван, но у второго могли быть   свои причины держать  нейтралитет в этом деле.  А может быть, Иван с Григорием присоединились к Федору ранее и они все вместе написали то письмо главе семьи Аввакуму? Поэтому, я склоняюсь к положительному ответу. Если нет – откуда бы появилась наша фамилия от отчества Прокопия здесь, на Севере, в Пустыни? Или остается последний (т.е. первый) вариант – кто-то из братии монастыря уже имел или получил прозвище или имя Аввакум и от него пошел наш род и фамилия, а все остальное простое совпадение и во времени и по месту. Но мне что-то мешает в это поверить. Да и дополнительных вопросов (без разумных ответов) возникает слишком много.

        Учитывая выше сказанное, можно предположить, что незаконно рожденный сын Прокопия мог стать не начальным, а промежуточным звеном нашего рода. Тогда история начала рода Абакумовых  и начала фамилии Аввакумовых может выглядеть примерно так:

        Какой-то давний Предок, например, сельский священник Кондрат? (родившийся где-то в середине второй половины XVI века при Иване Грозном) дал своему отпрыску имя, например, Петр Кондратов сын? (ок.1600г.р.). У последнего рождается старший внук Предка  с именем, например,  Аввакум Петров сын? (1620г.р.).  Затем, один из правнуков Предка получает  имя, например, Прокопий Аввакумов сын? (1648г.р.). У правнука Предка появляется незаконнорожденный (внебрачный) сын, при этом умирает его мать и поэтому при крещении  ребенку дается какое-то имя N и скорей всего  прозвище Аввакумов от отчества отца, например, прадед Михея? (ок.1669г.р.). Мальчик воспитывается братией при Моржегорском монастыре. Далее у него рождается  внук правнука Предка с именем NN и прозвищем Аввакумов,  например, дед Михея? (ок.1690г.р.). И наконец –  правнук правнука Предка, например, отец Михея - Влас? (ок.1710г.р.). В 1719 году проводится 1-я ревизия и внебрачный сын правнука Предка N (ему около 50 лет) берет себе фамилию по прозвищу от имени деда, которая закрепляется в Ревизской сказке за его сыном NN (ему ок.30 лет)   и   его   внуком   Власом   (ок.10 лет).   А    внук становится далее отцом Михея Власовича Аввакумова (1730г.р.).

        Очень  все идеально, складно и хорошо.

        Однако!

        Я увидел и другой возможный вариант «параллельного» пути развития событий, существенно дополняющего первый, и …(?), очень любопытный, если мы вспомним о младшем сыне протопопа Аввакума – Афанасии (1665г.р.).

        О нем вообще почти ничего неизвестно, кроме того, что он был последним ребенком в семье и родился на Мезени во время первой ссылки на север. В январе-феврале 1688 года, уже после смерти отца, этот 23-х летний «детина» совершил побег  и был учинен его розыск, а в 1692г. его «за пьянство» посадили в тюрьму на Мезени. И еще, что он остался на Мезени после 1693г. и не ушел с семьей в Москву. Вот практически и вся биографическая информация о нем.

        Как долго и где Афанасий «бегал» исторических сведений нет. С другой стороны –  куда зимой можно «убежать» с Мезени и как? Ответ на удивление прост: только с «рыбным» обозом (вспомните Ломоносова), сначала в сторону Холмогор, а затем  …, да, хоть до самой Москвы. Только что ему делать в Москве-то? Следующий вопрос: почему зимой, а не весной, не летом или осенью? Причина должна была быть очень веской. Как далеко «бегал» Афанасий, и с какой целью можно только догадываться. Но, если в этот период времени у него появился бы незаконно рожденный сын (или законнорожденный), то последний также мог в 1-ю ревизию  получить фамилию Аввакумов. Годом его рождения мог быть период  около 1690г., т.е. ровно на одно поколение позже, чем в первом («фантастическом») варианте. Очередное совпадение?

       Младший сын остался на севере и не  уехал с матерью в Москву после окончания ссылки. Кто-то или что-то его остановило? Но, по своему возрасту и «возможностям», Афанасий Аввакумов сын также мог бы быть причастным к образованию фамилии и рода Абакумовых (и необязательно нашей ветви).

        Ну, а  если предположить, что Афанасий, по просьбе своего брата Прокопия, а может и по требованию своей матери, что более вероятно, «бегал» «проведать» своего 19-ти летнего племянника?! И поводов различных можно  найти предостаточно. Например:   день рождения внебрачного сына Прокопия (причина слишком мелкая, поэтому пусть это будет  неудачным примером), или передать ему благословение отца на женитьбу, или быть поручителем жениха на бракосочетании, или посмотреть  новорожденного внука Прокопия или стать его восприемником  при крещении и т.д. Но, я  думаю, что причина «побега» именно Афанасия должна была быть сверх важной и однозначно необходимой для всей семьи Аввакума –  поэтому я почти уверен, что это должно было быть  бракосочетание внебрачного сына Прокопия.
 
        По обычаям крестьянского севера Руси того времени (см. П.С.Ефименко, «Обычаи и верования крестьян Архангельской губернии») кто-то из живущих родных должен был обязательно представлять родителей (быть сватом) на свадьбе у молодоженов. Поэтому другого  выбора у семьи просто не было и он, видимо, пал на Афанасия. Если, конечно сын  вообще был.  Но сам-то Прокопий должен был знать это точно. Наверняка письменная связь братьев с  настоятелями Николаевского Моржегорского монастыря  не прерывалась и могла быть относительно регулярной.

        Афанасий формально не был ссыльным и надзор за ним был менее строг, чем за старшими братьями, а значит и будущее наказание соответствующим. Этот побег не мог быть спонтанным, его надо подготовить. А придумать  «алиби» и договориться братьям между собой, скопить денег, рассказать все о дороге до Пустыни, думаю, не могло составить особого труда. Да и Афанасий нигде до этого не бывал и ему, возможно, в этом возрасте захотелось заодно «посмотреть мир». Вернуться  снова на Мезень можно было бы с тем же самым «рыбным» обозом, который на обратном пути из Москвы мог захватить с собой и Афанасия. Времени для этого у него было предостаточно - не меньше месяца, двух.

        И тут (фантазировать, так фантазировать) почему бы не случиться житейскому приключению во время пребывания в гостях у племянника: по годам они были примерно  одинаковы – одному 23, другому 19 лет. В итоге, от каждого из молодых людей могли бы родиться почти одновременно сыновья, и от кого из них мог пойти наш род даже и не так  принципиально (а все-таки интересно). Но в этом случае, на месте племянника могла бы быть и племянница, и тогда мое первоначальное предположение о поле ребенка  Прокопия становится не таким уж и существенным. Но это менее вероятно по причинам места проживания девиц.

        Кроме того, обращает на себя внимание   факт установленного пьянства Афанасия именно после его «побега». Братья, при дознании о побеге, тоже говорили о бражничестве и гулянке своего младшего брата «на кабаке». Но этот довод мог использоваться Иваном и Прокопием для подтверждения своего «алиби» и как подготовка Афанасия к «побегу». Других, подобных, исторических фактов нет.  Что он заливал вином? Он ведь еще молодой парень – 27 лет. Что-то его подтолкнуло к такому образу жизни? Может тоска по …? А уже через несколько месяцев после тюрьмы он  отказывается уезжать с семьей с Мезени – тут есть над чем задуматься.

        Я же полагаю, что Афанасий мог уйти с семьей с Мезени (или чуть позже), но только до Пустыни и там обосноваться рядом с племянником или по дороге остановиться где-нибудь (например, в деревне Ичково), пустить там корни и образовать свою законную ветвь Абакумовых.  Они же практически одного возраста.

        Пожалуй пора  на этом и остановиться.

        Исключительно красивая гипотеза! Вот уж  действительно фантастические версии и главное, вторая подтверждает первую, временные рамки просто идеально сходятся. А почему бы и нет? Еще, конечно, остались некоторые вопросы, но невероятных совпадений значительно больше, которые все или многое объясняют и делают понятными и закономерными все дальнейшие события.

        <Несмотря на всю красоту у меня появилось (про запасец) еще одно дополнительное необычное, но логичное предположение к обеим «фантастическим» версиям. Описывать его я пока не буду (может быть и не понадобится вовсе), чтобы излишне не «пудрить» мозги моих потомков. Надо дождаться ответа из Московского архива. «Еще не вечер. Еще не вечер» (по В.Высоцкому)> Любопытному читателю предлагаю самому подумать на эту тему. Все данные для этого приведены выше. А для сравнения и проверки наших мнений, я ниже все-таки  выскажу свое предположение, не зависимо от результатов поиска в Москве.

        Разбирая и анализируя  самый первый исторический документ - Ревизскую сказку 1782 года о своей семье, я заглянул еще на более чем целое столетие «в глубину веков». Может быть, информация из архива древних актов поможет в недалеком будущем уточнить одни мои догадки, опровергнуть другие из них, а может  повернуть куда-нибудь в сторону – в тупик. Однако иных возможных путей развития исторических событий, близких по времени и месту,  логически подтверждающих сам факт появления нашей фамилии и рода именно в деревне Пустынка при монастыре я, пока, найти не смог.

        Из фантастических версий следуют вполне реальные выводы: фамилия Аввакумовых появилась,  самое позднее, в 1719г. и самое раннее между 1668 - 1690 годами и ей от 300 до 350 лет. Род Абакумовых может иметь еще более давнюю историю, т.е. наши корни могут оказаться старше фамилии рода. Но род Абакумовых мог оказаться «пришлым», по отношению к месту его дальнейшего существования. Он обосновался жить при монастыре около 1670 года. Наш род не произошел по главной мужской линии от коренных жителей севера Руси или новгородцев!!!

        Можно  верить или не верить выше сказанному, но я предлагаю  пока принять мои версии (с возможными уточнениями) за основу происхождения фамилии и рода как  легенду нашей семьи Абакумовых с Моржегор. Лично мне они нравятся.

        Однако самое необычное во всей этой истории:  мое предположение, что ребенок был мужского пола, а не женского – могло бы оказаться в итоге не таким уж и принципиальным. Все зависит от  того,  какое начало пути в действительности выбрала история  для нашей фамилии и рода. Этот выбор довольно  богат. Но только одна единственная дорога должна была привести  и привела однозначно туда – в деревню, при Николаевском Моржегорском мужском монастыре,   где появилась и жила наша семья Аввакумовых/ Авакумовых/ Абакумовых   в течение первых 250 лет.  А в итоге: этот путь привел – через XX-е столетие, через деревню Монастырек в  город Архангельск, в сегодняшний XXI-й век –  ко мне – Абакумову Александру Павловичу.

(Продолжение следует)