КРИВОЙ НА РОВНОЙ ЗЕМЛЕ.
Медленно, очень медленно выползало Солнце. Казалось, день не наступит никогда. Одеяло, сотканное природой из густого тумана, было настолько тяжелым, что даже поднявшийся ветер не в состоянии был хотя бы слегка пододвинуть его и обнажить клочок земли, где на горизонте тонкими струями пытались пробиться лучи Солнца. Во всем чувствовалось легкое, зыбкое покачивание. Верхушки еле видимых сосен и берез напоминали во всей этой картине маленькие изюминки в воздушной творожной массе. С каждой минутой огромное, рыжее Солнце поднималось все выше и выше. Оно постепенно, даже изящно, приоткрывало одеяло, как это делает в первые ночи женщина, познавшая любовь и всю полноту счастья. Солнце в эти минуты было именно такой женщиной. Оно открывало невидимую, интимную часть земли. Интимную в своем замысловатом рельефе: в сплетении балок и оврагов, маленьких ручейков и полноводных рек, лесных тропинок и больших дорог, величественных гор и бесконечных равнин. В пении птиц, в проснувшихся муравьях, во взглядах зверей, в покачивании деревьев Солнце чувствовало, что ночь, уходящая в историю всех и вся, как и тысячи лет назад была проведена в муках. В муках боли, сомнений, счастья, борьбы, но эти муки давали жизнь. И сейчас Солнце, глядя на землю, ласково приподнимало туман, оно приподнимало одеяло, которым укрывалось в эту ночь все живущее на земле.
х х х
- Ах ты, зверюга, все равно не уйдешь! Я ж тебя и в болоте достану. Нет, я умнее тебя – у меня мозги, а у тебя только инстинкт самовыживания и самосохранения…
Кривой произносил эти слова четко, внятно, сидя на высохшей березе, сук которой обломился на высоте трех, четырех метров и дугой упирался в землю.
Кривой был хорошим охотником, и ружье у него было тоже хорошее, сделанное на заказ, за которое он заплатил не малые деньги. Кривой был действительно сильно кривым. За тридцать лет он смирился и привык к своему прозвищу, а участь стать кривым его постигла, когда ему не сравнялось еще и двух годков. В то роковое утро, его отец, известный на всю округу отличный охотник, ласково поцеловав спящих жену и сына, вышел на крыльцо. День занимался ясный, ничто не предвещало беды. Но на этот раз охота не задалась. Медведь, в которого стрелял он, оказался на редкость живучим. Получив несколько пуль, отлитых старым дедовским способом, с рыком на всю глушь лесов, с обидой звериной на человека, причинившему ему боль, вдруг с невероятной легкостью подпрыгнул, встав на задние лапы и, брызнув слюной, перемешенной с кровью, ухватился за старую, сухую сосну. Сосна была довольно высокая, но высохшая настолько, что, не
выдержав огромного веса медведя, с треском обламывающихся сучьев,
1
полетела вниз, цепляя в своем падении стволы стоявших рядом деревьев. Отец Кривого, моментально оценив ситуацию и поняв, что сосна накроет его, прыжком отскочил в сторону. Сосна рухнула в полуметре от него. Медведь, к этому времени заходившийся в агонии, крушил комель упавшей сосны, которая от падения еще несколько мгновений плясала свой дикий, смертный танец, но, успокоившись, плавно легла на мох, обильно произраставший вокруг. Шум падающего дерева всполошил разных лесных обитателей от ворон до маленьких кузнечиков, один из которых в страхе прыгнул на окровавленный глаз медведя. Привычным жестом подраненный зверь смахнул насекомое и увидел, как в нескольких шагах ползает в поисках своего дьявольского инструмента, именуемого ружьем, его обидчик.
Отец Кривого, схватив ружье, обнаружил, что патроны он растерял, вероятно, когда спасался от падающей сосны. В это время медведь, жалобно завыв, бросился на него, но силы покинули зверя, и он всей своей тяжестью обрушился на дерево. Это была небольшая высохшая береза, стоявшая уродливым мертвецом на фоне красивых живых деревьев. Трещала береза совсем не так, как сосна. Она плакала. Плакала, что стала не только свидетельницей, но и соучастницей всей этой драмы. Береза под тяжестью медведя рухнула. Отец Кривого, споткнувшийся об корень, упал, подставив спину сухим сучьям березы.
Прошло часа четыре, прежде чем охотник выбрался из-под дерева. Скорее даже не выбрался, а выполз, окровавленный, с не двигающимися ногами. Береза, упав, прошила почти насквозь его ноги. Кое-как добравшись до деревни, отец Кривого попытался позвать на помощь. Но времени было уже около часа ночи. Деревня была погружена в глубокий сон после трудового крестьянского дня. Потеряв всякую надежду на помощь односельчан, охотник полз по центральной улице деревни, полз, истекая кровью, теряя последние силы. Он неожиданно вспомнил приснившийся ему накануне сон. Во сне ему показалось, что он стреляет не в зверя, а в самого себя, и при этом падает и умирает вместе со зверем.
Кое-как добравшись до дома, отец Кривого, приподнявшись на локтях, постучался в избу, На стук вышла жена с ребенком на руках. Увидев окровавленного, искалеченного мужа, она бросилась к нему, выронив ребенка. Плач ребенка и крик, обезумевшей от горя женщины, пронзил тишину спящей деревни.
Похоронили отца Кривого на деревенском погосте.
х х х
-Ах ты, зверюга, все равно не уйдешь! Я ж тебя и в болоте достану. Нет, я умнее тебя – у меня мозги, а у тебя только инстинкт самовыживания и самосохранения…
Кривой произносил эти слова четко, внятно, сидя на высохшей березе, сук которой обломился на высоте трех, четырех метров и дугой упирался в землю.
В высоком небе пролетала стая гусей…