От автора: 18+.
Несовершеннолетним просьба покинуть эту страницу.
Рисунок господина Киндинова
Мой Этьен
Разрешите представить на Ваш суд рассказ, написанный мною под влиянием «100 розог» Н. Филиппова много лет назад.
http://kprn.clubpn.org/club/libr/html/old/fil_05.php
Je vous salue, Marie, pleine de gr;ce, le Seigneur est avec vous... (Славься, Мария, полная благодати, Господь с вами... - франц. Молитва.)
У меня есть немного времени, чтобы помолиться! Но слова молитвы не очень лезут во мою грешную голову. Ни Пресвятая дева ни Господь не спасут меня от наказания!
"Как больно быть юной девушкой! Тело хочет ласки, а вкушает только розги! Вот и очень скоро мне снова предстоит их отведать!" – Я, Жюли, у меня есть несколько минут, чтобы преклонить колени перед распятием. К сожалению, Бог нам, девушкам не помогает! Пора собирать в гости! Кучер и карета уже ждут!
И вот стою перед бароном в его доме, скромно опустив глаза, ожидая заслуженного приговора. В жилах моих течет голубая кровь, но… Ни кровь предков, ни красно-сине-белая кокарда, приколотая к моему платью по последней парижской моде не спасет тело от порки.
А за окном шумит беззаботный Париж. Народ собирается на Гревскую площадь! Там снова нашлась работа для Гильотины. Ну, а для меня нашлись розги! В очередной, бессчетный раз! Мама искренне считает, что розги нужны всем! Даже наш король Людовик XVI в детстве не раз не два пробовал березовой каши.
Маме легко говорить, что порку надо воспринимать с дворянским достоинством.
Я чувствую, как корсет мешает дышать. Впрочем, все равно предстоит его снять, как всю одежду. Что меня ждет? Угадать не трудно! Барон сидит передо мной на кушетке и читает записку, которую я ему принесла. Надо сказать, что сине-красно-белая кокарда приколота и к его сюртуку.
Утешение, что не так давно «прелесть» телесного наказания пришлось испытать на себе самой госпоже Ламотт, героине знаменитого процесса об "Ожерелье королевы" весьма слабое.
Со стены на меня взирают портреты. Они будут свидетелями моего наказания! Но что они могут? Мне кажется, что вот тот старик в доспехах улыбается в усы, глядя на меня.
Барон сидит на кушетке из резного дерева: кривоногая и длинная, что-то подсказывает мне, что с этой шикарной мебелью мне предстоит познакомиться поближе.
– От любимой женщины! – Он сломал печать и улыбнулся.
Его любимая женщина - моя мама! И что она в нем нашла? Точнее, что он в ней нашел? Расцвет ее молодости и красоты уже позади! Она красит волосы и маскирует, как может, морщины!
– Сама отнесешь ее Этьену, – строго сказала мама, заклеивая записку сургучом, и не дай Бог, я узнаю, что ты вела себя неподобающим образом!
Так решилась моя судьба. Хорошо ей говорить, "веди себя подобающим образом"! А когда по тебе гуляют прутья?
У взрослых сложилось странное представление о человеческом достоинстве. Они из гуманности поставили гильотину на Гревской площади, для сокращения мучений и упрощения исполнения приговоров, и сохраняют в полной неприкосновенности самую обыкновенную и унизительную "порку", для домашнего и школьного воспитания.
Не спасет меня кокарда от порки! Ох, не спасет!
Барон, его зовут Этьен, любовник моей мамы, личность колоритная: высокий, крепкий, и рука у него тяжелая! Рядом с ним на столике стоит в ведре со льдом бутылка шампанского и два бокала. Как мне хочется его попробовать. Отвожу взгляд в пол. Но мама говорит, что шампанское в моем возрасте пить нельзя, а пороть – можно и нужно. А ведь я уже почти взрослая!
– Жюли, ты знаешь, что здесь написано? – спрашивает он, – Regardez-moi! (Посмотри на меня! – франц.), на моем ковре ничего интересного нет! Вообще, Жюли, и в Париже и при дворе, как среди аристократии, так и в буржуазии, розги считаются тогда наилучшим воспитательным средством! В них нет ничего оскорбительного, а польза огромная!
– Oui! J'ai pеchе! (Да! Я согрешила! – франц.). – Я поднимаю глаза и заученно твержу, что заслуживаю за поведение самой жестокой порки.
Не могу, чувствую, как стыд заливает красной краской мое лицо. Такого давно нет перед тем, как мама собирается меня наказать, но стоять вот так, перед ее любовником... Не так давно они высекли меня вдвоем, месяца не прошло, и теперь мне придется отведать их, и без маминого участия.
– Вот и хорошо, la petite (малышка франц.) Мама просит дать тебе сто розог. И добавить от себя, если ты будешь непослушной!
Он снял сюртук и повесил его на спинку кресла и замолчал. Я тоже молчу, только чувствую, как румянец заливает мои щеки, уши горят.
"Неужели я всего лишь игрушка, которая заслуживает только порки? Я понимаю, что просить прощения бесполезно. Наверняка, мама проверит следы от воспитания и горе мне, если она найдет их недостаточными!
— La vierge a pris, la vierge, et tu le donneras! Девственницей взял, девственницей и отдай! – Так приписала твоя мама. Жюли, просьбу мамы я выполню, – говорит он, засучивая рукав на белой рубашке, – видишь в углу комнаты ширма? Там наголо разденешься. Если что, найдешь все, что нужно для туалета, а потом — обратно сюда! – Он достал из кармана часы на цепочке.
– Три минуты! За минуту промедления еще розог добавлю! — крикнул он вслед. Я выбегаю и быстро раздеваюсь. Платье, корсет панталончики, чулочки бросаю на стул ... Рядом со стулом стоит умывальный столик, со всем принадлежностями, фаянсовый тазик, ночная ваза и ведро с розгами. Ваза оказалась как раз вовремя! Он слышит журчание моей воды.
– Я готова! Розги нести? – Спрашиваю я, и чувствую, как срывается мой голос.
– Конечно! Помнишь, еще Ришелье говорил, что только тот ребенок будет хорошо воспитан, которого в детстве беспощадно секли.
"Какой холодный паркет! В смущении выхожу из-за ширмы, прикрываясь ведром.
– Oh mon dieu (Боже мой - франц.), сколько раз я мечтала, как окажусь голой перед мужчиной, сколько сладостных минут подарят мне его руки, и не только руки! И каков итог? Я стою нагая, как греческая статуя перед любовником мамы, а вместо ласк меня ждут розги, что я сама принесла и держу их в ведре! От мокрых прутьев пахнет ивой! Не цветами!
– J'ai eu le temps? (Я успела? - франц.) Выйдя из-за ширмы, я ставлю ведро на ковер, подхожу к Этьену и делаю книксен.
– Oui! Beaut! (Да! Красотка! - франц.) – Он встает с кушетки, кладет часы на стол, и подходит ко мне.
Не знаю, куда деть мои руки. Очень хочется прикрыться, но я догадываюсь, что ему приятно смотреть на мое тело. Это я заметила еще во время его прошлого визита.
– Je suis vos pieds! (Я у ваших ног! - франц.) - Я закладываю их за спину, мой взгляд опущен, щеки готовы сгореть от смущения, еле сдерживаюсь чтоб не зареветь. - Je vous en prie de la goutte de secours! (Молю вас о капельке милосердия! - франц.) Накажите меня!
– Будет и милосердие! – Этьен выдергивает из моей прически заколки. – Все зависит только от тебя!
"Ну вот! – Мои непослушные волосы рассыпаются по плечам. – Пропал даром весь утренний труд горничной. Интересно, тут есть кому меня причесать?
А ведь я ему нравлюсь! Я чувствую! Да, не так давно он видел меня голой и я видела, как светились его глаза! Впрочем, меня он не пожалел! До сих пор следы от прутьев видать! Мамины прошли, а его остались! А теперь меня мама сама послала к нему с запиской. Он видите ли, хочет попробовать себя в роли воспитателя! Роли любовника ему мало!
– Жюли! – Он погладил меня по волосам. – Ты готова?
Вот я стаю перед ним совершенно голая, хорошо, что хоть ковер под ногами.
– Je suis prуte а уtre punie! (Я готова понести наказание! – франц. ) Делаю книксен и падаю на колени еще раз. Знаю, что сегодня обязательно будут розги, а, возможно, и солидная добавка от матери за непослушание, я демонстрирую покорность и готовность подчиниться его воле.
– Браво, Жюли! – Он гладит меня по волосам и спине. – Как говорят в писании, каждому воздастся по делам его! Кому розги, а кому и Гильотина!
"На мгновение я вспомнила, как мама повела смотреть казнь! Беснующаяся толпа, Черная вдова воздела к небу страшные руки, и между ними нож пошел вверх. Человек упирается, его кладут на качалку. Секунда и нож падает на грешную шею, зажатую в люнете! Толпа ахнула. И я тоже!
Ах, и палач поднимает голову, показывая ее зрителям!" Этьен изучает меня....
"На гильотину не хочу! И розог не хочу!" – Не могу сдержать внезапно охватившего волнения. Даже дыхание учащается и грудь вздымается сильнее ..
– J'ai mеritе une rosette. (Я заслужила розги! – франц.) – Я бросаюсь на колени и вижу свое искаженное отражение в блестящих лакированных туфлях барона. Хорошо, что в в углу комнаты, где он собрался меня наказать лежит ковер. Ногам не так холодно.
– Встань! Повернись! И подними руки! – раздается его строгий, холодный голос.
Я чувствую, как его острый взгляд скользит по моему грешному телу, изучая следы прошлого наказания. На моем теле выступили пупырышки, как после обливания холодной водой, что заставляет делать меня мама каждое утро.
– Ты хорошо сложена! Красотою в маму пойдешь!
Вот он поднимает мне подбородок. Я вижу как он не спеша разглядывает следы, оставленные собственной рукой. Вот они: на плечах, животе, и даже на груди - его горячие пальцы к ним прикасаются с нежностью. И вот на тебе, мои маленькие грудки вдруг ощутимо набухли!
Я переступаю босыми ногами, поворачиваясь, и кладу руки за голову. Теперь она изучает мою круглую попку: сколько следов осталось с прошлого раза?
– Да... – слышу я его задумчивый голос, не предвещающий ничего хорошего, – давненько эта попка не пробовала розги!
Полоски побледнели и позеленели, но их хорошо видно. Интересно, почему он не решается ко мне прикоснуться? Он подходит сбоку и кладет руку мне на грудь. Пальцы медленно скользят по гладкой коже, все ближе и ближе к розовому соску. Я чувствую как его холодные пальцы, первое прикосновение которых к моему телу заставило вздрогнуть, становятся влажными и горячими.
"J'ai honte! Et doux! (Мне стыдно! И сладко! - франц.) Такого перед поркой я не испытывала никогда! Я замираю, не понимая до конца, что со мной происходит.
Он медленно сжимает пальцы и слегка оттягивает ее. Я вижу как лукаво светятся его глаза – Этьен чувствует, как против моего желания предательски напряглись мои маленькие грудочки, и догадывается, что нашел самое чувствительное место, если не считать того, что прячется между ног. Вдруг, помимо моей воли теплая, томительная волна накрывает меня с головой и проваливается в низ живота.
– Tu es un bouton de rose! (Ты розовый бутон! - франц.) – Этьен захватывает свободной рукой мою вторую грудь, теперь обе они напрягаются и вытягиваются. Мои бутоны в его власти! Мама так ко мне не прикасалась ни разу! Горячие пальцы захватывают их целиком, а большими пальцами он ласкает соски. Я чувствую, как горячая волна уходит дальше, наполняя мои ноги теплом. Сколько раз я ласкала себя сама, но такого не было ни разу, а ведь он только погладил меня.
Продолжая молчаливо улыбаться одними глазами.
– Трах! – Этьен отрывает руки от меня и резко наотмашь бьет жесткими ладонями по лицу.
– Трах! – вторая оплеуха долго звенит.
Это не мамина оплеуха. Этьен довольно улыбается, глядя на краснеющие щеки, поворачивает меня боком, наматывает мои волосы на руку, нагибает и изо всей силы щипает меня за ягодицы. Я отрываю свои руки от головы и пытаюсь прикрыться.
– La verge sont nеcessaires aux enfants! (Розги необходимы детям! - франц.) – Говорит он, вынимая из ведра прутья.
Сладкая минута передышки, я вижу как Этьен собирает вместе три прута, вымеряя их так, как показывала моя мама: кончики должны быть на одном уровне и стряхивает с них воду. Он подходит ко мне и гладит прутьями по моему выбритому лобку. Не могу. Отворачиваю глаза.
– Руки назад! – Слышу я его крик и удар по животу. Еще! И еще!
Мои руки снова на затылке, я чувствую как на моих глазах наворачиваются первые слезы.
– Моя Жюли слишком долго отдыхала! – строго говорит он, нежно целуя меня в щеку. – Пора ей снова встретиться с розгами!
– Да, Господин Этьен, – тихо отвечаю я, чувствуя как боль от первых ударов превращается в зуд.
– Продолжим? – снова и снова прутья щелчком врезаются в живот и.... Ай! Досталось и потому месту, что я накануне выбрила без помощи горничной!
Такого я не выдержала и шлепнулась на ковер.
Этьен понял, что мне требуется передышка.
– На колени!!!
Это что-то новое. Мама порола всегда в положении стоя.
Я опускаюсь на пушистый ковер, расставив колени слегка в стороны, по прежнему держа руки на затылке. Этьен обходит вокруг меня, и возвращается назад с новым прутьями.
– Ноги вместе! – раздается его строгий окрик, и пока я пытаюсь свести вместе коленки, он для помогает им сдвинуться концом лакированной туфли. И пока он прутьями проводит по моему телу, я пытаюсь определить, какая боль приятнее – от шлепков или розог? Я нахожу, что боль от шлепков более тупая, но в то же время медленная, и долгая. Она нравится больше.
Тяжело стоять столько времени, держа руки на затылке. Я чувствую, как немеют кончики пальцев. Да и коленки уже порядком устали. Но ....
– К кушетке, на коленях! Живо! – раздаются приказы Этьена.
Очень не удобно идти на коленях. Изо всех сил виляя попкой и помогая себе всем телом, я медленно двигаюсь к кушетке. Этьен молча наблюдает за моими движениями. Он с прутьями в руках стоит у меня за спиной, но я чувствую его неотрывный взгляд.
– Стой!
Я замираю ...
– А теперь, моя непослушная Жюли, встань на четвереньки!
Я беспрекословно отнимаю руки от головы и опускаюсь на ладони.
– Выше зад! Еще!!!
Я опускаюсь на локти, выставив попку ему напоказ.
– А ну-ка, посмотрим ....
Я сжимаю свои ягодицы и тут же слышу знакомый свист и чувствую как прут впивается в мягкую кожу бедер. Этьен нетерпеливо приказывает:
– На кушетку! Живее!! Живее!!!
Ложусь на кушетку и вытягиваюсь в струнку. Благодарно смотрю на Этьена. С детства моя мама знала, что переносить розги гораздо легче лежа, поэтому секла меня заставив вытянуться во весь рост.
И тогда воздух рассекает тонкий свист и на меня обрушивается вторая за сегодняшний вечер порция боли.
Стиснув зубы, я промолчала. Это только раззадорило его. Наверное подумал, что слабо ударил.
— Сейчас ты поймешь, непослушная Жюли, – слышу я его голос. – что такое мужская рука.
Жгучая полоса опоясала мое тело, за ней вспыхнула вторая, третья... и я не выдержала, реву отчаянно, звонко. Под аккомпанемент моих криков Этьен бьет сильно, но стараясь не задеть дважды по одному и тому же месту.
Теперь не до игры в мужество и благородство.
Я вздрагиваю и вскрикиваю при каждом ударе. Мои руки судорожно впились в спинку кушетки. Боль накатывает горячими томными волнами, растекаясь и проникая в самые укромные уголки тела.
Этьен не торопится, дает мне проораться и перевести дыхание. Наверное ему нравится, как извивается на кушетке мое тело. Стоит мне выгнуться, как я получаю еще секунду передышки. Я чувствую как разгоряченная кровь бежит по жилам все быстрее. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, дыхание сбивается с размеренного ритма, я слегка задыхаюсь, пытаясь замереть, чтобы уменьшить боль.
Этьен прекратил порку и пошел менять прутья. Ягодицам и бедрам досталось здорово. На обратную дорогу кучер уже приготовил подушку. Приподнявшись, я сама убираю в сторону растрепавшиеся волосы со спины. Увидев, что я сама ему помогаю, он нагибается, и целует меня, гладит меня по голове.
– Мне очень жаль, Жюли, – говорит он, но я должен выполнить приказ твоей мамы, – говорит он. Мама никогда не прикасалась ко мне столь нежно... Но во от выпрямляется и отходит на шаг от кушетки.
Снова свист и снова боль. Теперь уже на спине.
Он поднял мне ноги вверх и, держа из за кончики пальцев, угостил мое потаенное место таким ударом, что я не удержалась и взвизгнула.
Я уже не помню, сколько раз он менял розги но вижу, что много поломанных о мое тело прутьев валяется рядом.
И снова на живот. Моя попа, спина и уже горят от ударов. Теперь очередь за бедрами спереди. Больно так, что уже ничего не вижу вокруг...
И тут снова передышка. Я чувствую новую нарастающую боль, медленно пульсирующую в бедрах. Разжимаю ягодицы и готовлюсь принять следующий удар. Следующего удара нет.
Что он задумал? Этьен медленно, не торопясь вводит свой палец в мою маленькую верхнюю дырочку. Я чувствую его у себя внутри. Он отбрасывает в сторону прутья и второй рукой начинает ласкать мои ягодицы. Теперь я кажется понимаю, почему мама без ума от этого мужчины... А что же они делают вдвоем? Больше я ни о чем не могу думать. Он встает на колени рядом со мной.
Он раздвигает мои и без того далеко разошедшиеся ягодицы и медленно нащупывает кончиком пальца узкую дырочку. Его палец погружается все глубже и глубже, а свободная рука спускается между ног, и находят мою потайную горошинку, вылезающую из своей тесной шкурки и начинает играть с ней.
Неведомая сила влечет меня вперед .... все дальше и дальше ..... я хочу соединиться с Этьеном. Я готова подарить ему всю себя .... больше нет боли ... есть только страсть .... желание ... нестерпимое желание выразить свою любовь и преданность моему мужчине.
– Этьен! – Слышу я свой собственный стон и чувствую как вздрагивает мое тело.
– Жюли, La vierge a pris, la vierge, et tu le donneras!
– Пусть так! Но ты мой, теперь уже мой! – думаю я. – Ты меня еще многому научишь!
Этьен еще немного наблюдает за моими неуклюжими вихляющими поползновениями, вынимает палец, убирает руки и вытирает их о кружевной платок. Собравшись с силами, встаю с кушетки, собираю с пола разбросанные кругом прутья и, подойдя к нему, по очереди целую их.
– Lоve-toi dans le bassin! (Встань в тазик! – франц.) - Этьен поставил на ковер тазик.
Я поднялась и тотчас припала к его руке, осыпая ее поцелуями. Этьен развернулся и пошел к ширме.
– Surprise! (Сюрприз! – франц.) – Этьен встряхнул и откупорил бутылку пенного напитка и пролил меня с от шеи до ног, растирая руками пену.
Такого ощущения я не исплавала никогда. Боль, что не успела отступить, снова разожглась во всем теле и змеей растеклась между ног, а потом бесстыдно заползла внутрь.
Он стоит позади меня и втирает пену вспухшие рубцы, а я испытала такое наслаждение, что мой собственный пальчик не давал ни разу.
А он, как будто понимая , что я чувствую, стал втирать пену в низ живота и между ног. И снова охватили все охвачено огнем.
Я не вижу лица моего Этьена, но чувствую как его вторая рука нежно гладит меня по растрепавшимся волосам.
– А теперь, Жюли, предлагаю выпить за твое здоровье!
В этот момент мне вдруг совсем не стыдно, что я совершенно голая, чувствую себя не девочкой, высеченной воспитателем, а взрослой девушкой в объятиях любовника, и стон вырвался какой-то сладкий.
– Понимаю, что все заканчивается. Стою вся в шампанском в тазике! Кажется, Этьен понял мое чувство. Этьен наливает оставшееся шампанское в хрустальные бокалы. Один протягивает мне.
– Le champagne; la gloire de l'amour! Шампанское во славу любви! – франц.) Как кисло, шипуче и сладко! От выпитого вина в теле какая-то приятная легкость и уже не так больно. Девственицей была, девственницей и осталась!
Вот и все, сказка заканчивается? Не могу, прикрываюсь руками. Я чувствую, как его пальцы помогают зашнуровывать корсет. Панталончики одеть оказалось не так просто. Вскоре я уже снова одета. На улице меня ждет экипаж.
– Жюли, вы позволите нанести вам визит?
– Мы с мамой будем рады! – Рискнула я ответить не только за себя.
Сказка может и заканчивается, а наши отношения только начинаются ...
***
Тогда я не знала, сколь кратким мимолетным окажется мое счастье. На его пути встала революция и Гильотина.
Щелчок, свист и палач показал голову барона толпе.
"Мой Этьен! Мой милый Этьен!" – Я упала бы в обморок, если бы не моя мама.
– Нашла время и место! – Шипела она, собирая вещи. Я не помню, как мама привела меня домой, почему мы так быстро собрались и покинули Париж навсегда.
Так кончилась моя беззаботная юность.
***
От автора: в рассказе я использовал воспоминания двух разных девушек, 14 и 17 лет, подвергнувшимся наказанию розгами и шампанским уже в наше время...
Редакция 2014 года