Мечта моряка

         
 НАШ  ДВОР

С семьёй Буриловых мы сдружились сразу после вселения в квартиру на улице Ханзас. Огромный четырёх подъездный шестиэтажный дом в плане олицетворял собой русскую букву «П». Монументальное строение находилось на балансе гарнизонного КЭЧ, поэтому все квартиросъёмщики были офицеры гарнизона с семьями.  Исключение составляла семья латыша-дворника, жившая в полуподвале рядом с котельной. По воскресеньям дворник со всей семьёй направлялся в лютеранскую кирху. Это шествие по одеянию, достоинству и благообразию не уступало выходу в свет семьи министра.

У четы Буриловых,  Ивана Васильевича и Клавдии Ивановны, было двое детей – мальчик Толя и девочка Света. Толик на два года старше меня, но нашей дружбе это не мешало.  Мне это скорее льстило и было некоторой гарантированной защитой от воинственных сверстников, да и ребят постарше.  Не раз Толику приходилось за меня заступаться, даже тогда, когда я бывал не совсем прав.

Все игры детей во дворе неизменно отражали военную профессию их отцов. Мы с Толиком не были исключением. Однажды к нам во двор, для котельной, привезли из оружейной мастерской два грузовика деревянных частей автоматов и винтовок. К следующему дню, вываленная у котельной куча «похудела» вдвое.
У каждого уважающего себя мальчишки было припрятано по нескольку прикладов  различного оружия. К ним в окрУге срочно изыскивались обрезки труб, чтобы приделать «стволы». Через несколько дней весь дом был вооружён «до зубов». И уже о других играх, кроме войны речи не шло.  Был забыт даже футбол, в который мы гоняли на соседнем пустыре, рядом конфетной фабрикой «Лайма», откуда ветерок нередко доносил вкусные запахи.

Так как весь дом ходил в одну рижскую школу – 12-ю среднюю, деление противоборствующих сторон произошло по подъездному принципу.
Тут следует пояснить, что нашему дому принадлежали три двора: как бы парадный, куда попадаешь с улицы через подворотню и один из подъездов; задний хоздвор, куда ведёт другой сквозной подъезд; и обширный летний двор-сад. 
Воинствующие представители парадного двора с клумбой окрестили себя Центральными, хоздвора – Задними, а садового двора – Летними. Между группировками постоянно происходили стычки нередко переходящие в рукопашную.  Чаще побеждали Летние, так как их было больше, из-за того, что они были представлены сразу двумя подъездами.
По воле расположения наших подъездов мы с Толиком оказались в разных военных формированиях. Я в Центральном, а он в Заднем. Это нас совершенно не устраивало, поэтому мы нашим «командирам» предложили объединиться против Летних, что и было осуществлено.

В зимнее время мы с Толиком устраивали в центральных комнатах наших квартир батальные сцены, где солдатами служило всё что могло стоять – от шахматных фигурок до деревянных катушек из под ниток.  Стреляли из детских деревянных пушек с пружинным механизмом выброса ядер. Побеждала как всегда  дружба.  После боя шли обычно на кухню пить мамин малиновый компот или клубничный тёти Клавы.

          ТОЛИК

Так прошло четыре года. Моего отца перевели в Каунас, мы с мамой последовали за ним. Но наша дружба с Толиком не прекращалась. Мы регулярно переписывались, обменивались рисунками, изображением батальных сцен, комментариями по служебным достижениям наших отцов.

Почти каждое лето я на недельку-другую приезжал в Ригу и нас с Толиком направляли на служебную дачу его отца в Булдури. Когда это было в первый раз, Толик привёл меня к морю, усадил на песок и велел слушать. Кроме шума волн и крика чаек, я ничего не услышал, о чём его и проинформировал. Толик очень возмутился, впервые зло обозвал меня сапогом, а успокоившись пояснил, что море нужно чувствовать и понимать. 
После этого мы из пластилина сделали большие модели кораблей, оснастили их балластом,  палубным вооружением, именами и запустили в воду.  Полюбовавшись вдоволь на покачивающиеся на мелких волнах свои дредноуты, стали их расстреливать из рогаток. Победила как всегда дружба с последующим распитием компотов наших мам.

                *     *    *
Толик закончил восемь классов и подал документы на поступление в Рижское мореходное училище.  Но не прошёл даже медкомиссию, и только по цветному зрению, он оказался дальтоником! Для него этот удар судьбы казался фатальным. Дальтонизм не излечим! Толик впал в отчаяние.
Тем летом, как всегда, я был у Буриловых в гостях. Мы  постоянно обсуждали возникшую проблему и искали пути выхода. Наконец выход забрезжил. Кто-то подсказал, что можно по нумерации страниц полихроматических таблиц выучить и запомнить, что изображено на каждой странице. Толик воспрянул духом, не смотря на то, что в альбоме более ста страниц.

На семейном совете, с правом моего совещательного голоса, решили, что ему сначала нужно закончить школу и тогда поступать в мореходку сразу на второй курс.
Следующих два года Толик налегал на учёбу и школу закончил с весьма приличными результатами. Полихроматическую таблицу он изучил лучше, чем таблицу умножения. Наконец настал момент истины – медкомиссия в мореходке. Но тут фортуны сыграла  самую злую  шутку в его судьбе  – нумерации страниц альбома оказались заклеенными!

Толик впервые в жизни напился до беспамятства. Последующих два месяца практически ни с кем не общался, ежедневно уезжал на взморье, сидел часами на берегу и топил свою боль в дешевом вине.
Но так вечно продолжаться не могло. По настоянию родителей устроился на работу. Выбрал судоремонтный завод, всё-таки организация имела прямое отношение к морю. Начал учеником токаря, в последующем быстро добрался до четвёртого разряда. Но дальнейшему росту мешали периодические запои. Море его не отпускало, но и не пускало к себе.

Я продолжал каждое лето  неделю – две гостить у Буриловых. Много общались с Толиком, ездили к морю. Он радовался моим успехам в образовании,  работе, продвижению по служебной лестнице. Но как то тётя Клава, его мама, мне приватно намекнула, чтобы я не очень то хвастался своими достижениями, так как после моего отъезда, Толик ещё больше налегает на спиртное.

В личной жизни у него тоже не складывалось, долго не мог определиться с объектом вожделения, видимо и тут сказывалось влияние моря, которое оставляло очень мало места для других чувств. Наконец появилась постоянная пассия, но как сказала тётя Клава – далеко не лучший вариант. Это была девчонка с нашего двора Карина. Ей тоже уже было под тридцать, вдова моряка, воспитывала дочку десяти лет. Отличалась яркой, даже слишком, красотой; являла собой тип  женщин, на которых оборачиваются мужчины и смотрят как завороженные. Видимо сказывались гены – отец армянин, мать хохлушка. Обладала огромными чернущими глазами с неестественной длины ресницами, небольшой головкой с идеальным овалом, чёрными длинными вьющимися волосами и фигурой Софи Лорен.
Толик мог неделю пропадать у неё, потом на несколько дней возвращаться домой к родителям, благо расстояние между подъездами определялось всего лишь десятками метров. Как признался Толик, Карина не переносила даже запах алкоголя, поэтому он периодически оставался у родителей, чтобы «расслабиться».

Что меня ещё удивляло в Толике, при каждом новом посещении Риги, то это углубление его знаний в морском деле. Они становились буквально академическими. Толик прекрасно разбирался в Морской навигации, Кодексе мореплавания, юридических тонкостях страхования и классификации судов по Ллойду; в технических, мореходных и огневых достоинствах военных кораблей, кораблевождении, корабельной архитектуре и во многом другом.  Во мне он видел только благодарного слушателя, но не собеседника и тем более  не оппонента. Хотя снисходительно относился к моим замечаниям и вопросам.

Накануне моего последнего приезда в Ригу Толику исполнилось тридцать три года. В подарок  ему я привёз парадный военно-морской кортик, приобретённый мною именно для этого случая на блошином рынке.  Он радовался как ребёнок, только сожалел, что к кортику нет адмиральского ремня с подвесками. Я обещал над этим вопросом поработать к следующему его дню рождения. На что Толик как то туманно ответил: «Если понадобится». Кортик вывесил в своей комнате над кроватью и утверждал, что никто так не смог ему за всю жизнь угодить с подарком, как Сашка.

Родители Толика,  с удовлетворением мне сообщили, что он  заметно меньше злоупотребляет алкоголем, но стал очень замкнутым, почти не общается с близкими, много времени проводит с книгами по Морскому делу. Даже Карине уделяет меньше внимания.

По случаю моего приезда и своего недавнего Дня рождения, Толик предложил съездить на взморье, подышать морским воздухом. Компанию нам составили его сестра Света с мужем Андреем и Карина.
До вечера мы сидели в шезлонгах у самой кромки воды и непринуждённо болтали. Толик в разговорах почти не участвовал, просто любовался садящимся в море солнцем. Неожиданно он предложил искупаться. Но по причине холодной воды желающих не оказалось. Толик скинул тельняшку и вошёл в воду. Песчаный берег на Рижском взморье очень пологий, поэтому мы долго  наблюдали его загорелую спину, пока он не зашёл по грудь в воду и не поплыл.
Андрей высказал предположение, что Толик быстро вернётся, так как холодная вода не располагает к водным процедурам. Но он всё плыл догоняя садящееся в воду светило, пока его голова не превратилась в точку.  Мне стало как то не по себе. Рядом, едва сдерживая рыдания Карина прошептала: «Он не вернётся».  Мы с Андреем, что есть духу побежали к спасателям ...  Больше Толика никто не видел.

Балтика приняла его к себе и оставила навсегда. Мечта моряка сбылась.
               

Вильнюс, 19 ноября 2014 года.