Глеб Горелов, земский врач, назначенный в сельскую амбулаторию, ехал в Вешнее уже третий день.
Сначала поездом, затем на перекладных, последние пять вёрст шёл пешком.
-Чёрт меня побрал согласиться на эту авантюру! - ругал он сам себя в сердцах!-Коли послушался бы матушку, не было бы печали. Мог ведь и в Петербурге остаться! Ан - нет!
А виной тому был характер - отцовский, упрямый, бесшабашный.
Отца Глеб не помнил. Матушка сказывала, был он военным, служил честно и верно Отечеству, и на тридцать третьем году жизни был отправлен на Кавказ, где и погиб. Мальчиком, он часто мечтал об отце, а став постарше, выдумывал разные истории о нем и рассказывал своим друзьям.
Впрочем, друзей у него было мало – Мишель Клыков, с которым вместе учились в одной гимназии, да их подруга детства, красавица Анна Луговая. Аннушка жила по соседству, и дети часто играли в городском саду.
С младых ногтей мальчик решил посвятить себя медицине и теперь, отучившись в Медицинской Академии, следовал к месту службы.
Меж тем вечерело.
Вдруг Глеб заметил, что по-над лесом собрались тучи, и по слегка отяжелевшему воздуху, по какому-то слишком низко опустившемуся небу, по тревожному полёту птиц вокруг, он понял, что в воздухе пахнет грозой.
- Ходу, ходу!- подгонял он себя мысленно, и натянув дождевик, укутавшись капюшоном, прибавил шагу.
Деревня была где-то рядом, идти оставалось совсем немного, от силы полчаса. Вот уже за виднелась издалека деревня покосившимися избами, черными крышами, то здесь, то там разбросанными садами, дымящимися печными трубами, неспокойным лаем дворовых собак, как начался дождь. Сперва мелкими робкими каплями, затем всё быстрее и быстрее, и наконец, припустил холодный ноябрьский ливень.
Под ногами захлюпала, забулькала, зачавкала глина, скользили ноги в резиновых сапогах, идти становилось всё тяжелее и тяжелее. Намок и кожаный саквояж, неудобно оттягивающий руку. Последние метры путник уже бежал, пытаясь скрыться под крышей какой-нибудь избушки.
Он добежал до крыльца одной из изб и громко постучал прибитым к деревянной двери кольцом.
Там долго не отвечали, пока не вышел, наконец, из сеней крупный человек лет пятидесяти.
Впрочем, в темноте возраст определить было трудно. Густая борода прибавляла ему лет двадцать, не менее.
- Простите, пожалуйста - начал Глеб,- я приехал из города, назначен к вам доктором. Не могли бы вы проводить меня до амбулатории? Я здесь впервые…
Хозяин вгляделся пристально в лицо Глеба, приблизив к незнакомцу керосиновую лампу.
- Не изволите ли снять капюшон?- вдруг отозвался хозяин дома.
Пришлось послушаться.
- Ладно, - коротко бросил незнакомец, - пойдёмте.
Они спустились с крыльца на улицу и скоро зашагали в противоположный конец деревни.
Там, у трех берёз, и находилась амбулатория. Незнакомец ушёл куда-то,а через какое-то время пришла молодая женщина в сером пальто, и шерстяном капоре.
– Я-Надежда, служу здесь же сестрой,- представилась она Глебу, едва только они вошли в здание.
Она зажгла лампу, и протянула руку Глебу.
В ответ молодой человек снял плащ, и коротко представился:
-Глеб Горелов, доктор. Вот назначен к вам врачом общей практики .
При этом он слегка поклонился даме.
При ближайшем рассмотрении барышня оказалась весьма симпатичной: длинные рыжие волосы, зелёные глаза и две совершенно очаровательные ямочки на щеках.
- А уж мы – то как рады!-отвечала она.- Жить будете за стеной, там есть очень даже неплохая квартира! Прежний врач Григорий Михайлович жили там же. Ну а ужин я вам сейчас соберу.
Девушка вышла, а Глеб, осмотревшись, стал раскладывать свои вещи по шкафам…
-Что же вы нас не предупредили о Вашем приезде? Мы бы встретили вас на станции, - Надежда вошла в комнату с самоваром в руках. То ли от горячего самовара, то ли от тепла печи, она зарумянилась и показалась прехорошенькой. Неожиданно для самого себя, Глеб отметил, что эта деревня не такая уж и безнадёжная.
Когда чай вскипел, коллеги сели вместе за стол.
- Много ли народу проживает в Вешнем? - вдруг спросил Глеб.
- Почитай, дворов сто будет,- отвечала Надя. Ну и окрест дворов пятьдесят.
- А что, часто ли обращаются жители за помощью?- спросил Глеб.
-Третьего дня бык затоптал мужика одного - Захарку Болотова, пьяный был, не почувствовал даже, потому и выжил, в уездную отвезли.
- На Покров не то волки, не то собаки бабку Иваниху загрызли. Темнеет рано, а фонарей на улице нет. Чай, не город… Ну и по мелочи бывает - у кого зубы болят, у кого уши стреляют…Вам два кусочка рафинаду?
После чая барышня ушла, а Глеб поспешил сесть за письмо.
«Дорогая матушка, - писал он.
Спешу сообщить Вам, что дорога была вполне благополучной. Если бы не дождь и распутица, было бы совсем хорошо.
Пишу вам сразу по прибытии, так как, к моей превеликой радости, нашлись и бумага, и чернила.
Деревушка небольшая, но и не маленькая. С народом я ещё не знаком. Впрочем, людей здесь осталось немного совсем, многие подались в город в поисках лучшей доли…
Прошу вас, матушка, не беспокоиться за меня. Всякая практика полезна и уму, и сердцу! А в самом сердце Отечества особенно. Тем более, что подъёмные - миллион рублей деньги не малые, и нам они были бы совсем не лишние. Что же касается удобств, то и это не страшно. Единственное, что действительно разочаровало - так это отсутствие WI-FI, но, надеюсь, что интернет со временем будет. И тогда я смогу общаться с вами по Skype.
Да, вот ещё, если вас не затруднит пополнить счёт моего телефона, буду премного благодарен!
(Связь здесь плохая, но, говорят, что можно взобраться на горку напротив больницы или же на чердак самой лечебницы, тогда дозвониться будет проще).
Это письмо отправлю завтра утром с оказией. Ехать ко мне не надо, ибо дорог здесь нет, а пешком вы не дойдёте из-за вашего артроза. Обнимаю вас, маменька.
Нежно любящий вас Ваш сын Глеб».
Он вложил письмо в лежавший на столе конверт с надписью «почта СССР», на котором красовался задорный Дед Мороз с конвертом в руке, заклеил письмо и, коротко зевнув, пошёл спать…