Дмитрий приехал в Англию уже второй раз. Он познакомился и имел дружественные отношения со многими работниками издательства, но чувствовал, что нет между ними душевной близости, взаимопонимания и открытости. Это были чисто деловые отношения. Но к откровенным душевным разговорам он и не стремился. После окончания работы он любил сидеть в кафе на берегу Темзы в одиночестве. Работа была закончена но Дмитрий, вместо того чтобы взять билет на самолёт на воскресенье, заказал на понедельник, сам не зная почему. В воскресенье он вновь зашел в кафе. Там почти не было посетителей. К нему поспешно подошел молодой мужчина - хозяин кафе. Дмитрий заказал кофе. Быстро выполнив заказ и поставив чашку на столик, хозяин кафе осторожно и вежливо осведомился у своего постоянного посетителя: - Простите за любопытство, Вы приехали из России? –
- Да, ответил Дмитрий, - Я журналист, и в Англии уже второй раз. Мне очень понравилась Ваша страна, - добавил он.
Услышав это, хозяин кафе почему-то просиял от счастья, закивал дружелюбно головой, бросился к стойке и что-то быстро заговорил кому-то по телефону.
Это маленькое уютное кафе в стиле средневековья очень нравилось Дмитрию. Неяркий свет, картины с пейзажами природы Англии, бронзовые люстры в виде подсвечников, поблёскивающие рыцарские щиты, развешенные по стенам, и тихая печальная мелодия флейты. Дмитрий пил кофе, рассматривал удивительные пейзажи на картинах.
- Кажется, что сейчас подъедет рыцарь в доспехах, чтобы пообедать и отдохнуть, - подумал он и улыбнулся.
Но подъехал к кафе небольшой фермерский фургон. Из него легко выпрыгнул мужчина, лет шестидесяти с небольшим, среднего роста, несколько полный, в джинсах, футболке и расстёгнутой кожаной куртке. У него было круглое лицо, серые глаза, прямой нос, полные губы, волосы темно-русые с сединой на висках. Он быстро зашёл в кафе, хозяин уже спешил ему навстречу. По-видимому, это были или родственники, или друзья. Они долго трясли друг другу руки, похлопывали по плечам, улыбались. Потом хозяин кафе что-то тихо сказал приезжему и показал глазами на Дмитрия.
Лицо фермера стало серьёзным, на нём мелькнула растерянность, но поборов минутное замешательство, он шагнул к столику, за которым расположился Дмитрий.
- Мой зять сказал мне, что Вы из России - начал он, медленно подбирая слова, словно боясь, что собеседник не поймет его, - не уделите ли Вы мне немного времени? – спросил он.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласил Дмитрий, - у меня сегодня достаточно свободного времени я очень рад побеседовать с Вами.-
Фермер был очень обрадован, поняв, что собеседник из России прекрасно владеет английским языком.
Он сел за столик и начал говорить:
- Меня зовут Уильям Вуд, я фермер. Дело в том, что мой родственник Алекс Бертон, жил в России. Как попали туда Бертоны мне неизвестно, и о самом Алексе Бертоне я знаю очень мало. К несчастью приехав в Англию и добравшись до нас, он умер от сердечного приступа. В ту пору я был ещё подростком, когда это случилось. Самое главное, что мой родственник перед смертью отдал свои тетради, может дневники или что-то ещё в этом роде. К сожалению, написано в них всё от буквы до буквы на русском языке. Но я хранил эти записи всю жизнь. Мои сыновья после моей смерти, конечно, выбросят эти тетради за ненадобностью, а мне бы этого очень не хотелось...
Мой зять сказал, что Вы журналист, может быть, Вы возьмете то, что я унаследовал от моего несчастного родственника? – с надеждой в голосе спросил фермер, - Возможно, там какие-то ценные записи, жаль, если они пропадут, это будет на моей совести...
- Разумеется, я с радостью возьму эти тетради, - сказал Дмитрий, - и более того, я обещаю перевести все, что там написано, и передать Вам как владельцу, -
Лицо фермера просияло от счастья: - Прекрасно, прекрасно! Благодарю Вас! – воскликнул он и тут же предложил, - прошу Вас поехать ко мне домой, Вы будете нашим дорогим гостем! Заодно посмотрите, как живут простые сельские люди в Англии, моя семья будет очень рада познакомиться с русским журналистом! Я живу недалеко, всего два часа и мы будем дома, - успокоил он Дмитрия.
И Дмитрий согласился, он сам давно мечтал познакомиться с жизнью английского фермера.
- Дом и земля мне достались от отца, - объяснил мне Уильям, - старшие его сыновья не захотели заниматься фермерством, живут в городе, имеют другие профессии, а я не могу представить себе другое занятие, с детства помогал отцу, люблю труд на земле, - улыбнулся Уильям.
Вскоре мы подъехали к красивому большому дому. Нас вышла встречать женщина, как оказалось, жена Уильяма, уже знавшая о нашем приезде.
Жену Уильяма звали Эмма. Это была миловидная кареглазая женщина, немногословная, рассудительная, но приветливая и доброжелательная.
Дмитрий не ожидал такого тёплого радушного приема. Вместе с хозяином они обошли все его владения. Дмитрий сделал серию замечательных фотоснимков и записал все, что говорил Уильям на диктофон. Уильям подробно и обстоятельно рассказал о жизни и нелёгком труде фермера. Из этого разговора Дмитрий понял, что Уильям не только деятельный практичный и умный хозяин – он любит землю, труд на ней доставляет ему удовольствие.
После замечательного обеда Уильям пригласил Дмитрия в небольшую комнатку и достал из шкафа тетради. Он бережно положил их на стол и сказал: - Вот эти записи, возьмите их, вижу Вы человек порядочный, умный и честный. Моя совесть перед покойным будет чиста.
Потом помолчал и спросил Дмитрия: - Может быть, Вы послушаете мой рассказ о моих родителях, об их жизни... Очень бы хотелось поделиться воспоминаниями о дорогих мне людях. Возможно, Вас заинтересует эта история, Вы ведь писатель... – и он вопросительно посмотрел на своего гостя.
- Я буду очень благодарен Вам за это, - с поспешностью ответил Дмитрий
И фермер Уильям начал свой рассказ.
Мои родители Джон Вуд и Аннета Бертон познакомились и обвенчались за год до начала войны. Знакомство их произошло на вечеринке у друзей, куда заглянул только что, пришедший из армии моряк Джон. Увидев Аннету, он влюбился в неё с первого взгляда, и вскоре они стали мужем и женой. Через год, весной у них родился ребёнок, которому они дали имя – Дэвид. Началась война и моего отца мобилизовали. Вскоре от отца начали приходить письма, после двухмесячной учёбы он был отправлен в Северную Атлантику, для прохождения службы на эсминце. Отец много писал о товарищах, о военных буднях, уничтожении немецких подводных лодок, с надеждой о союзе с СССР и увлекательно об участии в британском конвое в Архангельск. В письмах он спрашивал мать о здоровье сына, о родителях, о своих друзьях. И мама писала длинные письма, которые начинались с того, как их сыночек начал делать свои первые шаги, потом какие слова научился произносить, как он кушает, что ему нравится, а что терпеть не может. Потом писала о старых родителях Джона, с печалью (они были больны), потом о его друзьях, воевавших в это время в англо-американских войсках в Италии, и англо-индийских – в Бирме.
Прошло полтора года войны, тревог, ожидания, надежды.Однажды маме пришло письмо. Адрес был написан незнакомым почерком. С тревогой она распечатала послание. В нём извещалось, что мичман Джон Вуд тяжело контужен и находится в военном госпитале. Далее сообщалось, что он за отвагу и смелость в бою награждён Атлантической Звездой.
В госпитале отец пролежал долго, потом был выписан и возвратился домой. Врачи вернули ему здоровье, но не могли вернуть память. Отец забыл всё, он не мог вспомнить абсолютно ничего из своей жизни. Но мать была без ума от счастья, главное, что её Джон жив, остальное образуется. Она не могла поверить, что её муж может забыть её, своего сына. Это немыслимо, он вспомнит, обязательно вспомнит, успокаивала она себя. Вечерами она долго рассказывала мужу об их совместной жизни: знакомстве, венчании, рождении сына Дэвида, о родителях мужа и родственниках, соседях и друзьях. Показывала фотографии и с надеждой смотрела в его лицо. Отец, молча, и внимательно слушал её, но было видно, что он ничего не помнит из своего прошлого.
Тяжелые, мучительные годы войны прошли. Весна 1945 года принесла радость: капитуляция Италии, победа в Северной Африки, освобождение Франции. С радостью сообщала мать отцу эти новости. Возвращались с фронта его друзья, оставшиеся в живых, но отец никого не узнавал. Он страдал от этого и полностью проводил время в работе, наедине с самим собой. Мать возила отца регулярно на обследования, но надежды на возвращение памяти не было.
После окончания войны жизнь стала ещё хуже. Но мать была рада - проблем с питанием в сельской местности не было, а вот городскому населению было тяжело: отменили бесплатное питание в школах, продукты выдавались по карточкам, как и в войну. К концу войны в семье родился ещё один малыш – Невилл. Я был третьим последним ребёнком у родителей. Они назвали меня в честь дедушки Уильяма Вуда – Уильямом.
Что помню я из своего детства? Отца, молчаливого, всегда занятого работой на скотном дворе или на полях, Дэвида, помогающего ему во всем, Невилла, вечно сидящего за книгами, погруженного в свой мир знаний.
А вот мама... Эта удивительная женщина успевала всё: и сделать домашнюю работу, и следить за нашим здоровьем, учебой, решать наши проблемы, принимать активное участие во всех наших мероприятиях в школе.
Её энтузиазм и энергия, жизнерадостность поражали всех. Моя мама очень любила праздники. Кто наряжал майское дерево каждый год, кто участвовал на состязаниях в беге с блинами, где она прибегала всегда первой, да ещё и подкидывала блины на сковородке высоко вверх во время бега. А Рождество? Это был её любимый праздник...
Подготовка к Рождеству начиналась заранее. Отец и мать отправлялись в город за покупками. Они ходили по магазинам, рассматривали, приценялись, покупали подарки родным и знакомым. Мама старалась изо всех сил порадовать нас подарками. И хотя это были дешевые вещи, но нужные нам. С какой радостью мы ждали их! Помню, как родители однажды взяли меня с собой в город. Я толкался среди покупателей, пялился с восхищением на обилие разнообразных товаров на стеллажах и прилавках. Мать металась по отделам большого магазина, а отец подошел со мной к прилавку, на котором находились сельскохозяйственные орудия труда. Его взгляд был прикован к вилам, лежащим на прилавке. Продавец, заметивший это, стал хвалить товар. Отец кивал головой – вилы были что надо! Но цена... Тут подошла мама. Она мельком взглянула на отца, на вилы и сказала: - Что ж, нам надо отправляться домой, скоро вечер.-
- Мы хотели купить тебе новую кофту, - напомнил отец.
- Я уже смотрела, но не смогла выбрать: то размер не тот, то цвет... - посмотрим в следующую поездку, - ответила мать. Но на крыльце магазина она спохватилась: - Подождите- ка меня здесь, я забыла купить записную книжку Невиллу,- и скрылась в магазине.
Мы украшали комнаты ветками падуба и омелы, ставили Рождественское дерево, развешивали на нем золотые шары и сладости.
И вот, наконец, этот долгожданный день! Отец как всегда на скотном дворе, мама суетится в кухне, то и дело, выбегая в кладовую или подвал. Мы помогаем ей, как можем. Наконец стол накрыт, мама зовёт отца и ведёт его в комнату. Там она заставляет его надеть белую праздничную рубашку, которую отец тихо ненавидел оттого, что в ней мама не разрешала заходить на скотный двор и ему придется в этот вечер расстаться с мыслью навестить только, что опоросившихся свиноматок. Одевшись, отец хмуро подходит к праздничному столу. Но увидев на столе графин с золотистым вином, жареного гуся и свой любимый мясной пудинг, лицо отца становится светлее и приветливее. Мама находится в радостно-возбуждённом состоянии. Она пододвигает нам то одно блюдо, то другое накладывает отцу в тарелку побольше и смеётся весело, когда он протестует: - Если будешь так мало есть, ты не сможешь дойти до скотного двора, не говоря уж о работе! –
По знаку мамы мы вскакиваем и запеваем песню «Белое Рождество». Потом мама раздает нам подарки. И вот с таинственным видом мама подаёт отцу пакет. Он удивленно берёт и разворачивает бумагу, на которой нарисованы цветы и горящие свечи. Там в бумаге – вилы. Те самые, о которых он мечтал. Отец смущается, садится, кладёт вилы на колени и восхищенно смотрит на них, гладит их широкие отливающие матово-металлическим блеском зубцы.
Но мама отбирает вилы и прячет их на полку со словами: - Мне кажется, что ты от радости побежишь с вилами сейчас на скотный двор, забыв о празднике.-
Уильям вздыхает печально, и продолжает.
Мамина надежда, что к отцу вернётся память, таяла с каждым годом. Были какие-то мгновенные озарения. Как, например, вдруг, смотря на поле, он говорил: - На этом участке мой отец часто сеял сахарную свеклу...-
Маме от таких воспоминаний было не радостно, а горько. Она не понимала, как можно вспомнить, что росло на участке и не вспомнить рождение своего сына...
Ну, так вот что произошло, когда мне минуло двенадцать лет. В ту пору Дэвид уже работал в городе, ему было двадцать три года, а Невилл оканчивал школу и весь был погружен в учебу, так как все экзамены он сдавал на «отлично».
Отцу это не нравилось, Невилл был плохим помощником ему в работе. Но мама всегда вставала на сторону Невилла, она восхищалась успехами и способностями сына и пророчила ему блестящую карьеру в будущем, и высокое положение в обществе. Я старался помогать отцу во всем, и это его утешало, а особенно ему нравилось то, что мне по душе этот тяжелый труд на земле.
- Да, признаётся Уильям, - я не представлял всю жизнь, что буду выполнять какую-то другую работу. Мои сыновья теперь тоже фермеры, практичные и трудолюбивые. Но они воспринимают землю как источник своего дохода, не более... –
Однажды летним вечером я играл с соседскими ребятишками. Завидя вдалеке автомобиль Дэвида, я побежал на остановку, чтобы встретить брата и доехать вместе с ним до дома. На остановке стоял автобус. – Странно, - подумал я, - автобус никогда не задерживался так долго. – Подбежав, я понял, в чём дело. Одному из пассажиров, высокому, худому старику, требовалась медицинская помощь, видно было, что он плохо себя чувствует. В это время подъехал Дэвид. Остановившись, и узнав в чём дело, он с помощью других пассажиров осторожно перенес больного из автобуса в свой автомобиль. Привезя старика, домой мы уложили его в постель и Дэвид немедленно поехал за врачом. Я остался у постели больного. Он задыхался, но старался держаться. Попытался улыбнуться, спросил, как меня зовут. При нём был портфель, который мы тоже захватили с собой. Вскоре приехал врач и сообщил, что больного надо немедленно везти в городскую больницу, но очень осторожно.
- Как можно осторожнее, не трясти, не делать резких движений, это очень повредит больному, - постоянно говорил врач. Наконец носилки со стариком были поставлены в машину медицинской помощи, и машина тронулась осторожно с места.
Я зашёл в комнату, около кровати одиноко стоял чёрный портфель старика. Любопытство взяло верх, и я открыл его. Там лежали вещи первой необходимости и две толстых тетради в твердом переплёте. Вытащив тетрадь, я открыл ее, но прочитать ничего не смог. Написано было не на английском языке. Полистав тетради, и не найдя ничего написанного на английском, я положил тетради на место.
Вечером родители обсуждали происшедшее. Оказывается, этот старик был англичанин – Алекс Бертон, но всю жизнь он прожил в России, как и его предки. Он был профессором, доктором исторических наук - это стало известно из документов, которые он имел при себе. Так как девичья фамилия моей матери была – Бертон, она ни на секунду не сомневалась что это её родственник. Она тяжело переживала случившееся, - бедный человек проделал такой длинный трудный путь, чтобы встретиться с родственниками и надо же – произошло страшное несчастье!-
А утром в дверях нашего дома появился господин Бакер - глава нашего административного прихода, т.е. общины. Это был молодой, очень полный человек. Он сел на стул, тяжело дыша, вытащил большой клетчатый платок, вытер им пот с лица и сообщил нам печальную весть.
- Ваш родственник умер в больнице ночью от сердечной недостаточности. Я пришёл спросить Вас, будете ли вы хоронить его за свой счет, или мы проведем погребение на муниципальные деньги, как человека одинокого, не имеющего близких,- сказал господин Бакер.
Мама заплакала и, взяв из рук господина Бакера его платок, вытирая им свои слёзы, проговорила: - Господин Бакер! Неужели мы такие черствые люди, что откажемся от своей родни? Тем более человек так стремился сюда, столько трудностей перенес, чтобы встретиться с нами. Ах, как жаль, как жаль, что случилась такая беда... Нет, нет, господин Бакер, мы привезём тело нашего несчастного родственника и похороним его рядом с моими родителями...-
- Ехать за телом в город нет надобности, - сказал глава общины, забирая из рук матери свой клетчатый платок, - его привезут на машине медицинской помощи, больше вопросов у меня к Вам нет, после похорон зайдёте ко мне, чтобы оформить необходимые документы. – И он вышел из дома.
Я схватил тетради старика и догнал господина Бакера, когда он уже подходил к своей машине.
- Сэр, вот эти тетради принадлежали нашему умершему родственнику, мне можно оставить их у себя? – спросил я, протягивая главе общины тетради Алекса Бертона.
Господин Бакер полистал тетради, подумал и сказал, сунув их мне в руки: - Здесь нигде нет никаких печатей и росписей, значит это не документы, а просто записи личного характера, бери и делай с этими тетрадями что хочешь, считай, что они переданы тебе по наследству и вообще помалкивай о происшедшем, так будет лучше всем нам. Если поднимется шумиха я точно не получу премии к Рождеству. –
Самое интересное и загадочное в моей жизни произошло именно на кладбище, во время похорон Алекса Бертона.
День этот выдался прохладным и пасмурным. Похоронная процессия была малочисленной человек пятнадцать, наша семья кое-кто из родственников, живших неподалеку, друзья. Гроб с телом поставили около ямы для погребения, я протиснулся к самому изголовью покойного и вглядывался в его застывшие черты лица. Похороны произвели на меня сильное впечатление, это был первый случай моего присутствия на таком печальном ритуале. И вдруг рядом со мной вырос как из- под земли, бесшумно маленький старичок. Он был худенький, юркий, сухое сморщенное лицо было похоже на скомканную желтую бумагу. В глубоких щелях прятались глаза, торчал бесформенный нос, и провал рта прошептал быстрым каким-то лихорадочным шепотом: - Господа, господа, подождите одно мгновение! Я надену браслет на руку покойного. Он принадлежит ему и должен уйти из этого мира вместе с ним, позвольте, господа...- и он быстро ловким движением надел браслет на запястье мертвой руки. Это был серебряный очень старинный браслет с вделанными в него чёрными жемчужинами и застёжкой в виде свернувшийся змеи. Как только браслет оказался на руке покойника, мне показалось, что он озарился слабым светом и этот свет, оторвавшись от браслета, поднялся вверх и медленно растворился в лучах солнца выглянувшего из- за тучи. Никто не обратил внимание на старичка, гроб закрыли крышкой и начали опускать в яму. И вдруг старичок обратился ко мне со словами: - Дорогой мальчик, я хочу попросить тебя помочь дойти мне, вон до той рощицы, я слаб и боюсь, что не сумею сделать это без помощи.-
Я согласился, потому что мама всегда говорила нам о том, что надо помогать всем слабым и старым людям и проявлять милосердие к ним.
Старичок действительно шел из последних сил. Дойдя до рощицы, он встал на колени, протянул руки вверх и произнес: - Господин! Я исполнил Вашу волю, для этого мне понадобилось пятьсот лет, Прошу Вас, возьмите меня к себе, чтобы я мог продолжить служить Вам преданно и верно, вечно! –
Вдруг около старика появилось светлое пятно. В этом пятне отчетливо можно было различить фигуру высокого человека, одетого в тёмный плащ. Человек поднял руку, в ней был или меч или что-то похожее на него. Он прикоснулся концом меча к плечу старичка, и светлое пятно распространилось на них обоих. Я не верил своим глазам: вместо старичка я видел стоящего на коленях и склонившего голову юношу. У него было красивое овальное продолговатое лицо, большие серые глаза длинные русые прямые волосы до плеч с короткой челкой, открывающей высокий лоб.
Еще несколько мгновений и светлое пятно исчезло, и вместе с ним странное видение. Я смотрел, не отрывая глаз на неподвижную фигурку старичка. Она стала серой, словно из камня. Потом тихонько начиная с головы начала осыпаться. Серый песок струйкой стекал по плечам старичка, потом рассыпались плечи, туловище... Вскоре на земле остался лишь бугорок тёмного песка. Мне стало страшно, я повернулся и побежал домой, не оглядываясь. Дома я рассказал о том, что произошло на кладбище только брату Дэвиду. Он велел мне молчать, а на следующий день взял меня с собой в город якобы погостить. На самом деле, он отвел меня на прием к психиатру, где я повторил то, что рассказывал Дэвиду о видении на кладбище. Врач задумался и ничего конкретного сказать не мог. Так как галлюцинаций раньше у меня не было, он предположил, что это просто стресс от трагических событий и похорон. И велел обязательно придти на прием, если галлюцинации повторятся.
Но галлюцинации к счастью не повторились.
Окончив школу, уехал к Дэвиду в город Невилл, чтобы продолжить учёбу в университете. Я остался единственным помощником у отца. Он возлагал на меня большие надежды. Видя, что только я продолжу его дело, он старательно передавал мне свой богатый опыт работы на земле. После окончания школы я поступил на аграрные курсы. На курсах я получил много знаний, особенно о современных технологиях первичной переработки продукции. Случилось так, что я сломал руку, перелом был серьёзный, и пришлось ехать в город в больницу. Там я и встретил свою будущую жену Эмму. Она работала в больнице медицинской сестрой. Родители Эммы были недовольны тем, что их дочь решила выйти замуж за фермера, и будет жить в сельской местности. Но Эмма, видя, как я тяготею к земле, и буду страдать, живя в городе, согласилась оставить работу в больнице и поехать на ферму.
Отцу моему в ту пору минуло пятьдесят четыре года. Я стал замечать, что ему работать становится всё труднее и труднее, но списывал эту слабость на его возраст.
Но моя жена, имея медицинское образование, заподозрила неладное. Она настояла на том, чтобы отец прошел обследование в городе в той больнице, где она работала прежде. Мы убедили отца поехать на обследование, и отец признался нам, что уже несколько месяцев чувствует слабость и боли в желудке.
После обследования нам сообщили неутешительные результаты. У отца обнаружили рак желудка на последней его стадии. Требовалась срочная операция. После операции врач пригласил нас в кабинет и сказал, что отец безнадёжен и проживёт не более двух месяцев. Он назначил лекарства и ежедневные обезболивающие инъекции. Эмма подробно проконсультировалась насчет ухода за больным, и мы привезли отца домой.
Конечно, ни ему, ни маме мы не сказали правды. Мать не отходила от отца ни на минуту. Ей казалось, что хороший уход за больным поможет ему быстро встать на ноги. Самое главное было то, что после операции к отцу вернулась память. Это было огромным счастьем для матери. Она робко с надеждой спрашивала его: - А помнишь, как мы познакомились с тобой на вечеринке? –
И он отвечал улыбаясь: - Да конечно, ты была в голубом платье, и на груди у тебя был приколот синий цветок... Я подошел и пригласил тебя на танец.-
- Это была фиалка, - говорила мать и тихо счастливо смеялась.
Проходя мимо комнаты, и слыша счастливый, радостный, полный надежды голос мамы, во время её бесед с отцом, моё сердце щемила боль. Я представлял, что будет с мамой, когда отец умрёт.
Так оно и случилось. После смерти отца у матери был сильный стресс, развился депрессивный невроз, который стал прогрессировать.
Мама абсолютно ни на кого не реагировала. Молча, лежала на кровати, или неподвижно сидела в кресле, закрыв глаза. Она жила воспоминаниями настоящее её не интересовало. Во время обеда она вдруг говорила тихим невыражающим ничего голосом: - Надо позвать отца со скотного двора, наверное, он забыл, что время обедать...-
Эмма торопливо поднималась, подходила к матери и, скрывая слёзы, обняв её за плечи, говорила: - Мама! Отец скоро придёт, он хочет закончить работу, осталось совсем немного...-
- Да у него всегда было много работы во дворе, - соглашалась мама и вновь погружалась в свои воспоминания.
Потом по ночам она стала вставать с постели и выходить из дома. Я, как только слышал стук двери, спешил следом за ней, возвращал её и вновь укладывал в постель. Эмма стала давать маме лекарство на ночь – успокоительное и снотворное.
Однажды на ферме было очень много срочной работы и Эмма устав за день, забыла вечером дать маме лекарство. Ночью Эмма разбудила меня, сказав, что ей послышался во сне скрип двери. Я зашёл в комнату мамы – её не было. Маму я нашел лежащую мёртвой на полу, в скотном дворе. Она пошла искать отца...
Уильям помолчал и продолжил.
А мы с Эммой вырастили троих детей. Двоих сыновей - они тоже фермеры, обзавелись семьями. И дочь, она живёт в городе. У них с мужем – кафе. То самое, в котором мы встретились. Я как-то рассказывал зятю о родственнике из России, о его тетрадях, и он принял эту историю близко к сердцу. Он и сообщил по телефону мне о Вас, в надежде решить как-то мою проблему.
Рано утром Дмитрий обменялся с Уильямом адресами, номерами телефонов и Уильям довез его до аэропорта Хитроу. Дмитрию было печально расставаться со своим новым знакомым. Он стал почему-то ему очень близок. И Дмитрий понял, что обрел настоящего друга в этой чужой стране, которая теперь тоже стала ближе и дороже.
В самолете он открыл тетрадь и углубился в чтение.
Алекс Бертон писал удивительно ровным, мелким каллиграфическим почерком.
Мой предок, англичанин Кендрик Бертон приехал в Россию в пятнадцатом веке. По специальности он был лекарем, и как видно неплохим, так как вскоре приобрёл хорошую репутацию и немалое состояние. Через несколько лет он обзавёлся семьёй, и прожил всю свою жизнь в России, где и скончался в преклонном возрасте. Цель его приезда в Россию для потомков осталась неизвестной. Существовала легенда, которая передавалась из поколения в поколение, якобы Бертон приехал в Россию в поисках потерявшегося семейного талисмана – серебряного браслета. Этот браслет имел какую-то магическую силу. Возможно, это была просто легенда, но одно обстоятельство настораживало Бертонов и заставляло верить в нечто таинственное. В семье Бертонов всегда рождался только один ребенок, и он обязательно был мальчиком. Объяснение этому дать никто не мог. Я несколько раз бывал в Англии, и пытался найти предков Кендрика Бертона. Но всё тщетно – следов его родственников и самого Кендрика Бертона в Англии найти не удалось, хотя я перебрал в архивах множество документов и встречал в них данные о людях с фамилией Бертон. Но это были всего лишь однофамильцы моего предка. Из множества информации, почерпанной мною при общении с людьми во время своих поисков, я выбрал некоторые интересные истории и записал их, хотя отношения к Кендрику Бертону они не имеют.