Гл.7 Под чужим именем.
Город Херсон привольно расположился на правом – высоком берегу красавца Днепра. После маленького районного центра – Приморско-Ахтарска, он показался мне настоящей столицей.
На первое время мы остановились у матушкиного родного брата – того самого дяди Коли, которого я спутал с Томкиным женихом. А вскоре, наша семья переселилась в маленький, но аккуратный и уютный домик на Военке – историческом районе Херсона.
Тут же, рядом, через дорогу располагалась школа, абрикосовый сад которой выходил на наш переулок. Так что на большой перемене я мог запросто бегать домой – подкрепиться бутербродом, или ещё чем-нибудь вкусненьким.
В новой коллектив влился я можно сказать удачно, меня приняли за своего, так что начавшийся в Приморско-Ахтарске 4-й класс закончился в Херсоне вполне благополучно.
Настало лето золотое! С утра до вечера пропадал я с соседскими мальчишками на Днепре, на Военском пляже. Наныряешься вволю, наиграешься в ловитки под водою, пока губы и сам весь не посинеешь, а потом зароешься в горячий золотистый песок и лежишь, греешься. Красота!
Дядя Коля, давно уже закончил свою военную службу, и трудился теперь в Херсонском морском порту замначальника военизированной охраны. Можно сказать, продолжал работать по профессии и по специальности. Для детей портовиков имелся свой собственный пионерский лагерь, располагавшийся рядом с селом Кизомыс, как раз в том месте, где главное русло Днепра – Рвач впадает в Днепро-Бугский лиман.
На июль месяц дядька достал, как тогда говорилось, две путёвки для своих детей: старшего сына – десятиклассника Володи, и младшей дочери Вали, на пару лет старшей меня. Володя в пионерлагерь ехать отказался наотрез, и потому решено было отправить вместо него меня. Получив инструктаж, о том, что никакой я не Витя, а совсем наоборот – Володя, и фамилия у меня теперь другая, отправился я, на пару с двоюродной сестрой, первый раз в своей жизни (впрочем, и последний) в пионерский лагерь.
Приняв на себя добрую сотню детворы, вместе с сопровождающими её взрослыми, пассажирский теплоход (по-местному катер), отвалил от причала речного вокзала, и направился вниз по Днепру.
Для меня так вообще это был первый в жизни, круиз, потому я с удовольствием разглядывал проплывавшие мимо пейзажи.
Сначала ушла назад железобетонная глыба плавучего дока с грозной надписью на боку «ТИШЕ ХОД!», буквами величиною с меня, а то и больше. Затем мимо проплыла чёрная туша громадного парохода. Самое удивительное было то, что пароход этот находился не в воде, где ему и положено быть, а как какой-нибудь памятник возвышался на берегу. Откуда ж мне было знать тогда, что мы проплываем как раз знаменитые херсонские судостроительные заводы?!
Потом Днепр разделился на несколько рукавов. Мы пошли по одному из них, миновали небольшой остров, густо поросший деревьями, за ним открылась, так называемая, нефтегавань – громадные серебристые баки на берегу и танкер, замерший у причала.
За нефтегаванью цивилизация закончилась окончательно. Дальше пошли сплошные камыши да раскидистые вербы по топким берегам. На мелководье белые цапли, замерев на одной ноге, терпеливо выжидали добычу в виде лягушки или мелкой рыбёшки.
Так прошло часа два. Наконец, справа, за камышовыми плавнями показался глинистый обрыв по верху которого тянулась цепочка деревьев. А слева камышовое море расстилалось до самого горизонта. Днепр, вернее судоходный его рукав Рвач, в этом месте становился уже, зато впереди, совсем рядом, открывалась необозримая гладь Днепровского лимана.
Похоже, путешествие приближалось к завершению. Наш кораблик, описав дугу, развернулся против течения, и подошел впритирку к причалу пионерского лагеря. Матросы с носа и кормы набросили петли швартовых канатов на вбитые в дно по краям причала железные трубы, спустили сходню, и мы гуськом потянулись на берег.
Рядом с причалом располагался пляж с мелким и чистым песочком, со стороны воды огражденный бонами, в виде оранжевых буйков, связанных между собой верёвкой. Типичный «лягушатник» для детворы. А с другой стороны причала, на берегу виднелась ракушка летней эстрады с деревянными скамейками перед ней. Далее был плац для пионерской линейки и костра, и высокая металлическая мачта, служащая флагштоком. Дорожка, выложенная цементными плитками, и обсаженная светло-зелёными туями вывела нас к длинным, деревянным одноэтажным зданиям, располагавшимся справа и слева. Это были спальные корпуса отрядов и столовая.
Сам пионерский лагерь находился на низком песчаном, плоском как блин мысе, образованном рекой и лиманом. С тыла расстилался обширный луг, ближняя часть которого служила нам футбольным полем, а остальная равнина – пастбищем для лошадей и коров. За лугом поднималась высокая круча, на верху которой и расселось село Кизомыс.
Это теперь оно было обыкновенным селом, известным в Белозёрском районе разве что своими садами. А когда-то слава о нём гремела по всему югу России. Вернее не о нём, а о знаменитой чудотворной иконе, находившейся в Никольском храме села Касперовки. Так тогда оно называлось.
Касперовская икона Божией Матери прославилась многими чудесами и исцелениями верующих. В пятидесятые годы 19-го века с разрешения императора Николая Первого с этой иконой стали свершаться крестные ходы в Николаев, Херсон и Одессу, где она подолгу оставалась для поклонения верующих.
Осенью 1855-года у берегов Одессы замаячил англо-французский флот. По всему было видно что бомбардировки города и высадки десанта не избежать. Да и погода вполне способствовала. Море оставалось спокойным, небо ясным.
Кроме имевшихся в наличии десятка старых пушек, защищать город было практически нечем.
Именно в это время Касперовская икона Божией Матери находилась в кафедральном соборе Одессы. Владыка Иннокентий – тогдашний архиепископ Херсонский и Таврический, отслужив с духовенством города молебен, взяв икону, возглавил крестный ход вдоль побережья.
Внезапно на море и город упал густой туман, простоявший несколько дней. Когда он, наконец, рассеялся, эскадры союзников на рейде Одессы и близко не было.
Кстати, годом раньше владыка Иннокентий отправился с иконой в Крым, послав впереди гонца к командующему армией князю Меньшикову, о том, что Божия Матерь идёт спасать Севастополь.
На что заносчивый вельможа язвительно ответил: «Передайте Его Высокопреосвященству, что напрасно он беспокоил Богородицу. Мы как-нибудь сами справимся».
Не справились…
Конечно, обо всём этом я узнал гораздо позже. А тогда и Касперовская икона Божией Матери давно уже находилась в Успенском соборе Одессы, и Никольского храма в селе не было – его взорвали немцы при отступлении в 1944-году. Да и само село называлось теперь Кизомыс. Осталась память разве что в названии береговой радиолокационной станции – Касперовский пост, находившейся рядом с селом, и управлявший расхождением судов при входе в Днепр и выходе в лиман.
Продолжение следует.