Я познакомился с замечательными людьми!
Лобзиков спился. Но это был необычный алкашик. Он оказался в плену у безалкогольных газированных напитков. Быстро потолстел и стал похож на надувной мячик...
Лапушкина прозрела. Но невзначай вернувшееся зрение не принесло ей утешения. Окружающий мир оказался каким-то бледноватеньким, маленьким, простеньким. Она пробовала снова ослепнуть…
Тюпочкин достал всех. Причём, окончательно. Его научные теории потерялись в блуждающей логике. Поэтому он смог доказать математически, что день – это ночь, а ночь – это день. Он работал и днём, и ночью, как робот, – без отдыха, без пищи, без питья. Доказывал, доказывал, доказывал...
Ну, а я – Барсиков. Я всегда-всегда улыбаюсь. Даже, когда сплю. Я просто не умею не улыбаться и, тем более, – грустить. Поэтому меня всё во всех и во всём всегда радует. И я люблю весь мир, как каждый ребёнок любит свою мамочку. Но моя улыбчивость почему-то многих раздражает...
Вдруг по непонятной нам причине мы, такие разные, оказались в одной палате отделения непознанных болезней местной больницы, которая является главной достопримечательностью нашего мало кому известного городка.
Мы быстро подружились. Вернее, я сдружил всех между собой, обняв, расцеловав, взбодрив каждого. И через час нашего знакомства они уже не пугались моей негасимой улыбки. Ну, а главной фишечкой нашей встречи было то, что вся это произошло в последний день уходящего года.
Моих друзей волновал один и тот же вопрос. Если они не окажутся дома, как будут тут, без ёлки, без праздничного стола встречать Новый год??? А я почему-то был уверен, что именно тут и должно всё произойти: когда часы отмерят двенадцать, к нам придёт Дед Мороз, и – случится настоящее чудо. Чудо, для которого не важны ни ёлки, ни столы. Ведь наш Дед Мороз будет самым-самым настоящим. Он сделает для нас самое-самое необходимое, чтобы каждый из нас смог стать самым-самым счастливым. Я даже называл такого Деда Мороза – ни мало, ни много – самим Господом Богом.
И вот когда я пытался всё это объяснить моим новым друзьям, в палату вошёл старенький доктор в сопровождении медсестёр. Они, молча, словно мы не люди, а какие-то тренажёры, стали брать у нас анализы крови, вешать на нас какие-то приборы, записывать их показания и т.д., и т.п. Только Тюпочкину могло такое понравиться. Ну, и мне тоже, ведь я всему улыбаюсь. Лобзиков и Лапушкина уже было выстроились в оппозицию, но, к счастью, наши обследователи стали сворачиваться. Так и не сказав ни слова, доктор удалился.
Дабы успокоить Лобзикова и Лапушкину, сомневающихся, смогут ли их тут вылечить неизвестно от чего и неизвестно чем, я сказал:
– Друзья! Вылечу вас я сам! Здесь и сейчас!
Я огляделся по сторонам, пошарил у себя в тумбочке. В итоге, у меня в руках оказался живой тараканчик и почти «мёртвый» мобильник. Этого было достаточно.
Я попросил у Лобзикова его недопитую бутылку пепси-колы, налил её содержимое в стакан и бросил туда тараканчика, сказав припеваючи
– Ждём! Минут пятнадцать!
Не теряя ни минуты, я принялся за Лапушкину, показав ей на мобильнике фотографии, на которых были мной запечатлены лучшие кадры времён года. Она увидела, каким, оказывается, цветным, разнообразным бывает этот самый окружающий мир. Утопая в цветах и красках, она клятвенно пообещала научиться рисовать и даже стать художником или дизайнером.
Пока мы с ней радовались нашим открытиям, тараканчик, плавающий в газировке Лобзикова, уже издох. Этого я и ждал. Попросив прощения у беззащитного насекомого, безвременно ушедшего из жизни ради спасения человечества в лице нашего загазированного друга, я неимоверными усилиями воли убрал улыбку со своего лица и попытался изобразить… ужас. И даже всплакнуть.
– О, наш дорогой Лобзиков! Вы подвергаетесь неимоверной опасности, коль даже этот неистребимый никакими химическими средствами тараканище не смог вынести на своих прочнейших внутренних органах этого газированного яда!
В те мгновения я был изумительно красноречив. И находчив. А посему добавил:
– Тюпочкин, мировая наука со мной солидарна?
Мой наукоёмкий друг многофункционально кивнул. И Лобзикова, схватившегося за живот, тут же вытошнило. Лапушкина и Тюпочкин скривились, а я снова заулыбался.
Через минут пять дверь в палату распахнулась. И к нам пожаловал доктор с каким-то ещё более стареньким и более важным врачом, которого называл профессором.
Они мерили нам давление, пристально изучали наши языки, глаза и нервы. Но ушли, так и не задав никому ни одного вопроса.
Вслед за ними пришли ещё люди в белых одеждах – они принесли нам обед.
С аппетитом ели все. Даже Лобзиков. За дружеским столом я излился благостным порывом сообщить всем, что все мы уже здоровы. И повторил, что нам необходимо встретить Новый год именно тут. Тут, средь этих сырых-пресерых стен, которые согреет, озарит, разукрасит не просто Дед Мороз, а сам Господь Бог.
Мои речи были, видимо, ещё убедительнее, ещё лучезарнее, коль уж после недолгих возражений друзья согласились.
Врачи нас больше не беспокоили. Мы могли спокойно беседовать, рассказывать о себе. Я учил моих друзей улыбаться. В моём арсенале уже более восьмиста улыбок. Я успел помочь овладеть двадцатью из них...
Так и вечер пришёл. О, какие это были блаженные часы! Но времени мы не замечали. Каждый рассказал о себе всё, что хотел. Каждый продемонстрировал свои скрытые способности. Оказывается, Лобзиков, невзирая на свой большущий вес, умеет садиться на шпагат и делать танцевальное па. Лапушкина, не смотря на свою пессимистично-критическую душу, подражает голоса экзотических животных. А Тюпочкин, превзойдя свой заинтеллектуализированный ум, способен пародировать гримасы детей и взрослых. Я же умел предсказывать события. И одно из предсказаний должно было скоро сбыться с приходом Бога-Мороза.
Нам не принесли ужин, но мы не расстроились и ничего не требовали. На коридоре стало шумно. За окном уже потемнело, зажглись огни, и с третьего этажа палаты открывались вечерние красоты нашего городка, где перемигивались фонари и гирлянды, гремели петарды, шумели весёлые компании...
Долгожданная полночь приближалась. Шум на коридоре усиливался. Мы сидели вокруг нашего пустого стола и, согласно моим рекомендациям, каждый из нас представлял мысленно своего Бога, чтобы, как говорится, быть в теме. Ведь если хоть один из нас не будет готов к встречи с Творцом всего сущего, Он может просто пройти, пролететь, проскользнуть мимо.
Шум за дверью уже очень мешал сосредоточиться. Мы выглянули в коридор (как ни странно, впервые за всё это время). Там творилось нечто, похожее на балаган. Больные и медперсонал перемешались. И те, и другие бегали вокруг ёлки, танцевали на накрытых столах, боролись за место у телевизора. Среди последних был и наш старенький доктор.
Мы переглянулись. Каждому из нас стало стыдно за каждого из этих балагуров. Из-за них Бог-Мороз может даже не заглянуть в нашу палату.
– Маленький дурдомчик становится большим – многозначительно фыркнула Лапушкина.
После всего увиденного мне даже стало трудно улыбаться. Лобзиков поспешил закрыть дверь. А Тюпочкин, заглядывая в свой блокнот, где он периодически делал какие-то вычисления, спросил у меня, пробуя применить улыбку № 12
– Объясните мне, Барсиков, как, всё-таки, может такой высокоэнергетический, многофазовый, мультидинамичный, сверхматериальный концентратор, каким, по моим последним, расчётам, является Бог – как может ТАКОЕ явиться к нам? Я зависаю...
Варьируя улыбками №№134-143, я ответил:
– Не зависайте! Отвисайте, наш дорогой учёный! Всё очень просто! Дело в том, что к нам придёт не концентратор, а его проводник, то есть посланник. Новогодний Посланник Бога на нашей планете. Поэтому я называю его Бог-Мороз.
Дабы не отвлекаться на цирк за дверью, я предложил всем заткнуть уши ватой. Мы заткнулись и сели снова за стол. И сконцентрировались. И даже глаза закрыли...
Тюпочкин периодически поглядывал на свои сверхточные часы. Я напоминал друзьям, как важно теперь максимально поверить в то, что Посланник явится. Я уже предвкушал сие явление, как вдруг Лапушкина спросила, применяя улыбки №№ 16-18:
– Ах, Барсиков, милый, лучезарный Барсиков! Напомните, что же нам всё-таки даст явление Бога-Мороза?
– О, дорогая Лапушкина! Даст самое главное! Посланник укажет нам путь! Путь к Абсолютному счастью, которое абсолютно не зависит от условий существования каждого из нас! Понимаете?
Она неоднозначно кивнула головой, а я расплылся в улыбке № 348, заметив, что не просто повторяю одни и те же истины, а выражаю их в развитии творческой мысли.
А потом... Потом всё случилось очень быстро и очень изумительно. Тюпочкин объявил, что уже без пяти минут двенадцать. Мы снова расселись за столом, снова сконцентрировались, даже за руки взялись. Затаили дыхание, и... Раз, два, три...
Ещё раз, два, три... И вот часы, висевшие на коридоре, стали бить двенадцать, сливаясь с криками циркачей на коридоре. После последнего боя, я повторил: «Раз, два, три…» И… Раздался стук в нашу дверь.
Моё сердце на мгновенье замерло, а затем забилось быстро-быстро. На пороге палаты стоял… мальчик. Мальчик в шапочке Деда Мороза. За его спиной виднелось звёздное небо (цирк «уехал»). И было тихо. Тихо-тихо повсюду. И очень выразительно и музыкально звучала тишина.
Улыбаясь всеми моими 800-ми улыбками вместе взятыми, мальчик подошёл к каждому из нас, вручил по конфетке, поздравил с Новым годом, а затем встал на подоконник и распахнул окно...
Там, за окном, тоже сияло безмятежное звёздное небо. Посланник обернулся к нам и, кивнув, дал знак следовать за ним. Я не помню, как мы затащили на узкий подоконник нашего необъятного Лобзикова, но уже через минуту-другую вся четвёрка, взявшись за руки, порхала в этом чудесном космическом пространстве. Оно меняло свои многочисленные оттенки и формы. Оно наполняло наши души своей божественной музыкой... Наши ладони разжались, и каждый из нас растворился в этих бескрайних мирах...
А когда я приземлился у порога своего дома, был счастлив в десятки раз сильнее (!!!), чем когда-либо. Я был совершенно спокоен за участь моих друзей.
Я был почему-то уверен, что именно в последний день наступившего года мы встретимся вновь. Так же неожиданно, как и в этот раз. Только местом встречи будет уже не больничная палата, а какой-нибудь просторный зал или даже дворец… И расцветающая, помолодевшая Лапушкина, владеющая уже как минимум целой сотней улыбок, непременно скажет:
– Ах, Барсиков, милый, лучезарный Барсиков! Как я рада нашей встрече! Как я рада!.. Это будет самый-самый изумительный день в году!..
Ноябрь 2013
Сентябрь 2014