Глава 4
Глава 4
Выйдя за пределы посёлка, я увидел водоём. На склоне горы были сложены запасы дров рядом со следами кострища. Продолговатый деревянный помост с соломенным навесом, не менее двадцати метров длиной, с редкими подпорками поручней и зашитый от ветра и дождя с двух сторон, закрывал край озера.
– «Так вот где собрался весь народ!» - подумал было я, но приблизившись, понял, что в «летнем кафе» деревенского типа, опять веселятся только мужики.
- Ооо! Михаил, проходи! – обрадовались они новой компании и, отодвинув локтями пустые кружки, усадили меня за грязный стол, рядом с «тестем».
- Ну, давай за знакомство, - предложил какой-то бородач, которого вчера вечером в доме Есении не было. Только имени его я не узнал, он так и не представился. Большинство было уже «навеселе», и новый повод для продолжения праздника им пришелся кстати.
Я подумал, что нужно найти Волошина, потом понял, что сегодня мои проблемы обсуждать - не вариант. Что ему я, раз он даже о своём сыне за день не вспомнил?
Пили мужики брагу. Мне она показалась не выстоянной, сладковатой, но очень крепкой. Пожалуй, немного, заинтересовало, на каком натурпродукте эта гадость настояна.
Меня расспрашивали о жизни в моём мире, я уже знал, что он называется Явь, поэтому казался вполне, осведомлённым для их рассказов. Мужиков больше всего заинтересовала наша техника. Они дивились на то, что мне казалось привычным и упоминалось мной вскользь:
- Такая же глухая деревня как у вас, без дороги, туда на вертолёте скорая помощь добирается, - рассказывал я о быте жителей посёлка, на крайнем севере.
- Верхолёт? Это крылатое животное?
- Нет, - я вошел в ступор. Моему пятилетнему племяннику, это было бы легче рассказать. Да, он в три года намного больше понимал! – Телега это летающая, - упрощая содержание до глупости, мне пришлось выдумать для них устройство этой самой «железной телеги» с пропеллером.
Ещё больше эмоций у подвыпивших слушателей вызвала сказка Пушкина «О рыбаке и золотой рыбке». Ну не мог же я оставить их настолько невеждами, чтоб о Пушкине не знали. Рассказал, как помнил с детства и подивился их кровожадности, ненависти к жене главного героя. Даже попытался замолвить словечко, списывая её глупость на преклонный возраст. Они, как дети, быстро переключились с проклятий на более приятные темы,
- Нужно Михею нашу рыбалку показать, - предложил отец Есении. Звали его Фадеем Панычем. Многие заговорили одобрительно, и он продолжил:
- А ещё лучше его на торжище в Царев Град взять, пусть на чудеса разные подивится.
- Помню как бесовских коней, первый раз увидел, так и замер! - Поделился впечатлениями мужик, имени которого я так же не помнил, - Так они к себе глаз манят!
- А Потанин не удержался и купил, – перебил его рыжеволосый с проседью весельчак и даже прыснул со смеху, предавшись воспоминаниям.
- Да ты, что? Так старик опростоволосился? – переспросил третий.
- Правду говорю. Все деньги он на коня спустил. Не сдержался. Бес точно знал, сколько с дурня старого запросить.
- А оставить покупку смог?
- Нет, конечно! Только за рекой первые дома показались, конь взбрыкнул, да так бережно седока сбросил! Ведь тот, аккурат, в воду старым задом угодил, как говорит, иначе костей бы не собрали.
- Этих бестий только с заговором можно в стойло заманить, а так поведёшься на их стать и силу, бесы все деньги, до копеечки, выманят.
- Самое страшное, как Потанин рассказывал, его дома ожидало. Деньги он, конечно, бесу отдал и с пустыми руками с торжища вернулся. Вот его баба Матрёна и давай пилить: «Ты по, что такой простак? Как можно было все деньги бесам отдать?» День, он терпел, второй, и на третий не легче, даже ещё хуже. Он за стол садиться, а наглая баба ему вместо обеда: «Как деньги профукал - так и покушай!»
Ну, дед не выдержал, схватил пустой котелок со стола и запустил в жену. Та увернулась, с молодецкой удалью из дома бежать. Потанин ещё больше обозлился, а резвости догнать нет. Во дворе вилы схватил, кричит:
- «Заколю оторва!» - и за ней. Она в сарай и он туда, она по сходням на сеновал и он с вилами туда же. Ну, всё! Чувствует старуха, что смерть близка, у деда глаза навыкат от злости, а бежать больше некуда. И, что вы думаете, как только она поняла, что попалась, шлёп на сено, ноги рогаткой, подол задрала и кричит себе под юбку, благим матом: «Бу-у-у-ка! Бу-у-ука! Жри деда!» - и на полном серьёзе кажет на деда пальцем.
Потанин говорит, что до «Буки» ему уже сто лет дела не было, так, что тут он и вовсе растерялся! Только подумал, как старухин голый срам его есть принимается, так и со смеху чуть не надорвался.
Тут мы все, представив ситуацию, повалились хохотать.
- Ой, не могу, - кряхтели мужики, - Бука! Это ж надо выдумать!
- Жить захочешь - не такое выдумаешь!
- Со мной, тоже, казус с торжищем вышел, - вспомнил кто-то за столом и начал рассказывать: - Собрался ехать пораньше. Мёда у меня в тот год много было. Жена меня ни свет не заря разбудила и сказала, что мёд в крынки разлит. Я быстро их в телегу перенёс, подивился, что меньше получилось, чем рассчитывал и в Царь Град отправился. Место занял выгодное и кричу: «Мёд с весенних цветов! Самый нежный вкус!» Народ подошел: «Давай мёд на пробу!». Открываю первую крынку, а там кислое молоко, вторую то же самое! Думал, черти разыгрывают. Покупатели надо мной покатываются, а я так нелепо выглядел, что и не припомню, чтоб так ещё когда было.
- Как молоко-то в крынках оказалось?
- А я, толком не проснувшись, не те крынки взял, а баба за мной не усмотрела. Тоже, осерчал на неё, думал - побью.
- Так, без денег, с кислым молоком и вернулся?
- Не совсем. Одна бойкая бабёнка, у меня, три крынки простокваши за медяк взяла, сказала, творог собиралась купить, да забыла. А пока я домой собирался, моя Зинка с кумовьями мёд подвезла. Хорошая торговля состоялась, не смотря на неладное начало. Нужных вещей тогда, много купил, и простокваша до дому не испортилась — жена её забрала и сыр сварила.
Грубоватые истории о деревенской жизни не заканчивались до рассвета. Некоторые были настолько неправдоподобными, что мне вспомнились ночные страшилки в пионерском лагере, причем в роли вечно во всём виноватых вожатых выступали жены рассказчиков.
К утру я узнал, что пьяный в дымину, тощий мужик, спящий сидя во главе большого стола, был тот самый староста Волошин.
Наша компания заметно поредела. Выпивохи расходились по домам отсыпаться, пообещав друг другу встретиться «как жара спадёт».
Мы с Фадеем Панычем, предоставив заботы о «начальстве» двум молодцам, побрели в сторону дома.
- А Волошин всегда так крепко напивается? – я оглянулся, чтобы увидеть, как староста сдался, перестал отпихивать поддерживающие руки и повис на плечах товарищей, вполне удобный для транспортировки.
- Нет, за ним такое, только, последний год водится. Не может по-другому горе обуздать. Худой стал как жердь, людей дичится. Он старшего сына год назад схоронил, теперь видимо черёд меньшего пришел.
Я вспомнил измождённого отравлением мальчика, стал думать, нужно ли делиться своими соображениями, потом решил, что маловато оснований обвинять местную знахарку, нужно знать больше, для правильных выводов.
Чтобы окончательно развеять моё недоверие к местной власти Паныч продолжил,
- Ты его не осуждай – он мужик хороший и староста толковый. Каждый год собственные деньги на нужды села тратит, и вес у местных и чужих имеет.
Войдя в дом, Фадей Паныч сразу отправился в свою комнату, а я с похмелья спать не мог, мутить начинало не шуточно.
- Даринка, неси Михею поесть, - дал указание отец, из спальни.
Ко мне подошла девочка-подросток, предложила покушать. Я, поборов тошноту, поспешил отказаться и вышел во двор.
Две женщины, не глядя в мою сторону, прошли мимо и остановились у колодца. Старшая вытянула из него ведро и перелила колодезную воду в своё ведёрко. Я представил его немалый вес. Деревянные края не меньше двух сантиметров толщиной, размер ведра литров на десять. Женщина даже согнулась под своей ношей. А молодая девушка не спешила помогать, шла следом, легко, как исполнительница народных танцев.
В Екатеринбурге на заключительном концерте четвёртого Съезда Физиологического общества имени Павлова, где я, будучи студентом, помогал организаторам, был подобный номер. Танцовщицы ходили на носочках, плавно переставляя ноги под длинными платьями, словно плыли по сцене, быстро меняя направление, согласно рисунку ритма. Девушка, приближавшаяся ко мне, была просто виртуозом, в таком перемещении. У неё даже подол не менял форму, а ведь это не пол сцены, это земля, покрытая галькой и травой. У первой, края платья вымокли от росы, а эта как в туман одета. Они поравнялись со мной, я поздоровался сначала с одной, а потом и со второй. Обе отреагировали только на второе приветствие. Старшая таращилась от удивления, оглянулась. Не останавливаясь, скользнула взглядом мимо компаньонки, подняла свои глаза на меня. Взгляд был не из приятных, про такие глаза принято говорить – потухшие.
- Ты кого-то видишь…там? – кивком она указала за своё плечо.
- Девушку. Она за вами идёт.
- Молоденькая? – её рука взметнулась, словно в испуге.
- Да, не больше двадцати лет.
Женщина выронила ведёрко с водой,
- Матушка-Ладушка! Здесь! Здесь это будет! - и с громкими стенаниями побежала в соседний двор. Вторая, сначала, также выглядела удивлённой, затем расстроенной, стояла молча, смотрела на меня словно осуждая, пустила слезу, и поплыла по воздуху в соседний двор, как облако по небу. И не ходила она вовсе, парила над землёй, не двигая ногами.
Не успел подумать, что нет конца этим чудесам, как на вопли женщины уже народ собирался. Даринка выскочила, схватила меня за руку и назад в дом завела.
- Вы, по что тётю Дуню обидели?
- Если обидел, то не специально. Я с ней молодую женщину видел, странную какую-то, немую что-ли… - замялся, не умея подобрать подходящее слово, - говорю же странную! Тётка эта спросила, вижу ли я кого, ну я и сказал, что вижу. Она причитать. Я понять ничего не успел, как и другая разревелась.
- Тятя, вставайте! – Заговорила Даринка в другой комнате, - вставайте, нужно колодец досками заколотить. Михаил Суденицу видел.
- Что? К кому Суденица приходила?
- К тёть Дуне. Колодец надо закрыть. Я пойду воду наберу про запас, а Вы по соседям пройдитесь, предупредите всех.
- Сам знаю, что делать! Иди уже.
- Дарина, что происходит-то? – Я помог девочке вытащить полное ведро из колодца. Она, немного придя в себя, ответила,
- В прошлую Открытую Седмицу, тётю Дуню угораздило вещунью встретить. Она про то как муж сгинул была не прочь узнать, Ладушкино колечко пять лет как почернело, а пророчица ей сказала: «Береги – не береги, но как ленок созреет, так в колодце смерть найдёт!» У тёти Дуни сына Владленом зовут, с детства Ленком кличут, вот она и плачет с тех пор как ему луну назад восемнадцать исполнилось. Они свой колодец давно заколотили, у нас воду берут. Жалко если беда случится.
- Так эта, ну которую она боится, за ней ходила, не за сыном.
- Суденица смерти молодых кажет, старых смерть сама чует Путь к месту она же мерит, вот и ходит.
Мы набрали воды во все возможные ёмкости, полные ведра, кадки и чан в бане. После чего Даринка убежала к соседке тёте Дуне. Я вернулся в дом, не зная чем заняться, чтобы больше не навредить. «Хоть не шевелись, блин!»
- Михей! – услышал, я голос Кузьмича, - тебе сегодня с утра послание доставили и велели, как придёшь, передать. Кузьмич отодвинул занавеску, достал с полки в сенях свёрток тёмной бумаги.
Я развернул послание и не сразу понял, что это буквы, сначала вообще за иероглифы их принял, уж больно витиеватые. Потом пригляделся, вроде можно прочитать: «Ваше примера да предлагата на 24-го Липеня сего 7522 лета от Септуагинта. Заслушани би потекало во катедрали Лада в пополданских урах» - смог я с трудом прочитать завитки буквенных знаков.
- Кузьмич, не могу понять, что тут написано, - протянул я свиток назад, но тот его брать не стал, лишь пояснил: - Я грамоте не обучен, по рождению не положено.
«Есению нужно спросить», - пришел я к логическому умозаключению, - А Есению где найти можно?
- На покосе обе хозяйки. Бабы второй день сено гребут.
Я прошел по пустому посёлку, до дома Волошиных. Меня встретила всё та же девочка и проводила в дом. Мальчик был очень слаб, но температура больше не повышалась.
- Митя, тебе кто зелёное питьё давал?
- Баба Липата с собой в бутылке приносит.
- Она вчера тоже приходила?
- Нет, позавчера была.
- А питьё вчера выпил?
- Да, баба Липата не велит сразу пить. Сок под кроватью оставляет. Он очень вкусный и полезный. Если его не пить ещё хуже будет.
- Что хуже может быть? Ты вчера, чуть не умер.
Мальчишка замолчал, хотя по глазам видно, что ответ у него готовый имеется.
- Баба Липата тебе, что-то рассказала, так? Скажи шёпотом, только мне, я никому не проболтаюсь. Клянусь.
Ребёнок не имел сил подняться, сидя на стуле перед ним, я наклонился вперёд и он доверчиво поделился тем, во что верил,
- У меня рога и хвост растут. Если я не буду пить изумрудный сок, то они станут большими и все увидят какой я уродливый.
- Митя, ты почему так думаешь? Я никаких рогов не вижу.
- Это потому, что я вчера сок пил. Баба Липата их останавливает. Она приходит и они исчезают.
- Как быстро они вырастают? – Мы переговаривались, по-прежнему шёпотом, почти касаясь друг друга головами.
- Раньше дольше, а теперь за три дня так отросли.
- Ты их видел или руками нащупал?
- Мне их самому пока не разглядеть, но баба Липата в зеркале показывала какие они страшные.
- Митя, я тебе, сейчас, дам талисман и не нужно будет ядовитый сок пить, - достав из кармана джинсов пятирублёвую монету, я вложил её в руку ребёнка, - это ещё больший секрет, чем ты до этого хранил, а Липате мы ничего не скажем. Она принесёт сок, ты его не пей. Я скоро приду тебя проведать. Спи и не переживай больше, только талисман при себе держи.
Посоветовав его сестрёнке приготовить ему куриный бульон, я, между прочим, узнал, что старшие женщины семьи тоже на уборке сена. - «Что же за жизнь у местных семей? Мужики празднуют – бабы пашут!»