ГЛАВА 19.
СМИРИТЕЛЬНАЯ РУБАШКА.
Вещи были собраны, последние тряпочки досыхали на верёвках в саду, а Мари и Кэр… не хотели уезжать!
Карина, проплакав три дня, попросила прощения и помирилась со всеми. То ли молодость взяла своё, то ли гибкая психика девочки, но факт оставался фактом: не желала даже слышать имени Юрки!
Кто и чем её так усмирил, осталось загадкой для Мари. Лишь догадывалась, что те походы к соседке по дому оказались весьма продуктивными: дочери тёти Нины порассказали многое о проделках местного паршивца.
Кириенко пропал из компании.
Девушки всё равно старались не выходить из дома по вечерам, приглашая ребят к себе в гости.
Боря, Игорь, Саша и Бек стали частыми гостями в саду дома Риманс, а подружки забегали лишь на минутку, обременённые детьми и семьями.
…Приехали старые друзья семьи из района: Роза и Серик – казахские «молочные» брат и сестра Марины.
Подумали, подумали и… всей оравой совершили вылазку в горы в гости к пастухам.
Сколько было радости у Карин, когда увидела высокогорное джайлау своими глазами, вдохнула хрустальный воздух, напоённый ароматом тающего льда и снега! Зашлась в восхищении, когда посадили на настоящую чабанскую мосластую лошадку с серебряным седлом и исторической упряжью, насчитывающую полтора столетия – передавалась членами семьи по наследству из поколения в поколение! Так и сняли на фотоаппарат юную москвичку, сидящую в старинном седле с поднятой вверх правой рукой и немного смущённым личиком. Вид тучных овечьих отар, остерегаемых злющими псами-алабаями, просто ввели в раж! Поразила до оторопи настоящая юрта и её хозяйки с непростым и неприхотливым бытом кочевников.
Надвигающая на пастбище сильная гроза заставила друзей покинуть гостеприимных казахов-чабанов, проводивших их до Нижнего перевала и указавших ближайшую дорогу к домику егеря.
Неопытных и неосмотрительных туристов, продрогших и насквозь промокших, безропотно приютил малоразговорчивый мужчина-охотник, замещающий хозяина на время его отсутствия: подал полотенца, вскипятил большой самовар, угостил горным тёмным мёдом, на десерт каждому дал за щёку по горошинке мумиё с ворчанием:
– Так простуда не прихватит.
Время клонилось к вечеру.
Все так устали, что не чаяли уж, как бы вернуться домой.
Вдруг во дворе егерского домика затрещали моторы мотоциклов.
Выйдя шумной гурьбой, увидели, что это свои!
Оставшиеся в селе парни из команды забили тревогу, беспокоясь об их долгом отсутствии. Подняли на ноги владельцев лёгкого транспорта, уговорив поискать заезжих туристов за первым перевалом. Угадали.
Теперь шесть лёгких и полутяжёлых машин стояли на каменистой дороге к домику и ждали, сигналя и рыча выхлопными трубами.
Через полчаса были дома!
Уставшие, голодные, но счастливые, покидали сиденья быстроногих железных коней.
В радостной суете и спешке москвички не заметили среди добровольных мото-таксистов Кириенко в глухом незнакомом шлеме. На его мотоцикле приехали гости Марины, брат и сестра Турсуновы.
Только у дома он, сняв шлем, чтобы за руку попрощаться с Сериком, поглядел в сторону подруг. Тогда и увидели, кто им помог.
Юрик спокойно посмотрел на них с Кэр, кивнул головой, прощаясь, и уехал, не оглянувшись.
– Как только узнал, что вы пропали в горах, кинулся всех поднимать, – рассказала Варвара. – И знаете, девчонки, попросил за всё прощения: и у меня, и у вас, и у соседки. Сказал, что на него затмение какое-то тогда нашло – себя не помнил, – задумалась, что-то припоминая. – Ой, не пошёл бы в деда! Тот тоже был с «заходами»! Но Егор Степанович-то фронтовик был, контуженый. А тут молодой парень…
Слушать некогда было: гостей надо накормить и куда-то разместить.
Назавтра у москвичек были билеты на самолёт, на ночной рейс – конец отпуску.
Поблагодарив мужчин-сельчан, пожав всем руки и обняв знакомых, пошли в дом.
…Ранний обед удался на славу!
Роза удивила, проснувшись с петухами и нажарив в соседском казане к семейному торжеству баурсаков и лепёшек, картошки в масле и мяса, которое с Сериком привезли вчера перед поездкой в горы.
Объевшись вкусностей, опившись чаю из огромного самовара, который одолжила соседка-татарка тётя Маннигуль, подняв настроение добрыми шутками и забавными случаями из детства, смеялись и чувствовали себя счастливыми.
Это настроило всех на легкомысленный лад, и захотелось пошалить, походить по гостям и искупаться! Почесав головы в растерянности от разнообразия желаний при острой нехватке времени, решили разделиться: кто – на плотину, кто – по гостям, а кто – пошалить.
Сверив часы, договорились к пяти часам собраться дома и всей компанией отправиться на остановку к половине шестого, чтобы проводить гостей из родного села на автобус.
Марина осталась вдвоём с Борисом, решив со всеми попрощаться, пройдясь по домам друзей, одноклассников и добрых знакомых напоследок.
…Оказалось, это невозможно выдержать!
Они обошли с Борей только несколько домов, а у Мари уже кружилась голова от выпитого! Ворчала под нос, сопя возмущённо:
– Ну, что за правила такие, блин? Почему, прощаясь, необходимо обязательно выпить с провожаемым? И не откажешься, завопят: «Не уважаешь!» А я непьющая и не железная леди!
Так и шли дальше.
– Нет, Борь, будешь пить только ты, а то меня в самолёт не пустят! – глупо хихикнув, повисла на нём. – Кто у нас по списку следующий? – покорно посматривала искоса, втайне понадеявшись, что поймёт правильно и поведёт домой. – Борь, давай домой в постельку? А? Даже разрешу рядом прилечь в моей тёмной комнатке, в прохладе… – всё сильнее прижималась, соблазняя приятной перспективой. – Одни… Все разбежались…
Удивил.
Не поддавшись, не отвечая на вопросы и заманчивое предложение, пряча смущённое лицо и глаза, быстро повёл… к Нурлану!
– Боря! – встала стопором, мгновенно протрезвев при виде знакомого дома. – Зачем?
– Я дал честное слово, что приведу тебя, даже если придётся перекинуть твоё пьяное тельце через плечо! – шутил, а глаза были тоскливыми, как у побитой собаки. – Вам нужно, в конце концов, встретиться. Поговорить и проститься по-человечески.
У Мари задрожали руки, по спине прокатилась чувственная волна «мурашек», напрягшая грудь с трудом вмещалась в жёсткой «грации» под белой кружевной блузкой.
Перед глазами всплыло страстное, необузданное, неистовое смуглое лицо, жаркие, дурманящие, раскосые агатовые глаза и цепкие руки с сильными кистями, чуткими пальцами. Физически рядом с собой ощутила мощное, гибкое, горячее тело, словно вновь оказалась под окнами школы. Её кровь на пылающих губах Нуры, гулкий ритм зашедшихся в волнении сердец.
Вспомнилось обоюдное безумие, неспособность справиться с влечением юных тел, глухая и слепая страсть, едва не сорвавшаяся «с резьбы»…
– Нет!
Боря остановился, посмотрел свысока, с иронией, презрительно окидывая с головы до ног нахальным вызывающим взглядом. Скривил рот, недоверчиво вздёрнув правую бровь.
– Трусишь? Ты? Не верю! «Спеклась»? Так скоро?
Безмолвно взвыла, стиснув кулачки: «Вот гад! Зная слабые стороны характера, “муженёк” просто шантажирует ими сейчас! Если бы дело было только в этом! Только во мне… Чёрт-чёрт!»
– Не о себе беспокоюсь! – сильно треснув парня по прессу кулаком, рассердилась. – Ты что, ничего не понимаешь? Совсем дурак? Или прикидываешься?
– Не только понимаю, но и давно про вас с Нурланом знаю, – спокойно смотрел в потемневшие «лесные» глаза. – Он как-то, сильно выпив, выплакался у меня на плече и всё рассказал с самого начала. С вашей встречи на остановке «на низах», – схватил и поволок её к дому насильно. – Говоришь, не о себе беспокоишься – отлично! Вот и повидайтесь лицом к лицу.
Резко остановившись, принял любимую, летящую по инерции вперёд, в объятия. Поймал, сжал, трепеща длинным телом, громко стуча мощным сердцем.
– Скажи всё сама, милая! Отпусти его, Маринка! Он в беде, в настоящей яме! Самому оттуда не выбраться никак. Сопьётся! Спаси, Мариш! Любишь – стань ему воздухом хоть на несколько часов. Может, это спасёт парня? Молю…
Негодующе вскинула светлую голову, пытаясь возразить, восстать, объяснить.
– Да я уже устала быть для всех «скорой помощью»! Не замечаешь, что ли? Эта «помощь» мне потом вылезает боком! Вредит репутации элементарно! Уж молчу о том, что сильно ранит сердце и душу… Треплет нервы, а они и так…
Не слушая, покачав каштановой головой, молча ринулся вниз по улице к заветному домику над Оспанкой, крепко сжимая девичью руку и таща, как тягач!
Только тут до неё кое-что дошло:
«За все дни отпуска ничего не слышала о Нурлане! В первые дни кто-то из ребят обмолвился, что он где-то на заработках, и я… с радостью забыла, словно выдохнула с облегчением! И в прошлые приезды нам не довелось встретиться: армия, учёба, командировка, выездные работы на вахте… Бог хранил целых девять лет! Кажется, лимит оберега закончен – встреча неминуема, – заскулила, с мольбой глядя в небеса. – Господи, смилуйся, дай ещё немного времени! Только сутки, день, полдня, несколько часов, пока не сяду в самолёт! А?..»
Не смилостивился. Не дал.
…На подходе к дому заметила во дворе Сабиевых троих незнакомых молодых парней-казахов с взрослым мужчиной. Облегчённо вздохнула, прослезившись на радостях: «У них в доме гости! Мы не останемся ни на минуту наедине. Спасибо, божечка, что дал поблажку, не вверг в очередное искушение меня! Нет, нас!»
Увидев Марину с Борисом возле калитки, группка парней внезапно стихла, потупила раскосые узкие глаза, заалела смуглыми лицами и ушками.
На приветственные слова Бори обернулся высокий, накачанный, по-спортивному крепкий молодой мужчина, дочерна загорелый и незнакомый, пока… не повернул лицо.
На гостей смотрел возмужавший и серьёзный, красивый и потрясающе притягательный Нурлан, державшийся с поразительным достоинством и самообладанием.
Мари тайком выдохнула и расслабилась. Слегка улыбаясь, склонила голову в привычном для него жесте, протянула руку в приветствии…
В тот же миг оказалась в таких тесных объятиях, что мир померк. Застонав, закричав, закружившись, он стал завлекать её в омут, в бездну, в чёрную дыру чувств! Время и годы стремительно понеслись вспять: двадцать пять, двадцать, семнадцать, пятнадцать…
– Машук!.. – стенал Нури в девичьи волосы, сливаясь-срастаясь с тощим тельцем, явно не собираясь отпускать ни на миг, ни на век. – Ты…
– Ой, Мариночка! Здравствуй, милая! – их буквально разрывала руками мать Нурлана, Нарима. – Да оторвись ты, сынок! Я тоже хочу прижать её к своей истосковавшейся груди!
Ласково обнимала, целовала, гладила волнистые светлые волосы.
– Айяяйй! Зачем ты свои роскошные волосы обрезала? Неужели не было жалко? Или химией сожгли? Вот мерзавки! Такие чудесные волосы моей любимице испортили… – Нара всё сыпала вопросами, тут же на них отвечала. – Ах, как я соскучилась по твоим чудным глазам! Как чигинда! Красавица моя! Ты стала ещё краше, доченька!
Восторгалась, крутила в руках и всё-таки вырвала Мари из сильных и цепких рук сына.
– Пойдём в дом, пропащая! Как я тебя давно не видела, голоска радостного не слышала и смеха нежного… Как же соскучилась по милому чистому личику… Ягнёночек мой шёлковый… Верблюжонок белый… Годы тебе не вредят, наша голубка горная…
За их спинами, едва двинулись в дом, к Нуре бросились парни, что-то говоря на казахском. Удержали его дикий порыв догнать и силой отобрать желанную гостью, крепко схватили за могучие плечи и цепкие руки.
Марина поразилась до оторопи, восхитившись: «Ай, да Нара! Пригласила племянников в гости специально, дав соответствующие инструкции! Умница!»
Метнула взгляд на провожатого.
Борис с побледневшим лицом стоял в стороне и с отчаянием наблюдал за тяжёлой сценой.
– Ты поклялся! Обещал! – шептал Нурлану одними губами, посиневшими и трясущимися.
В ответ неслось только неистовое рычание и хрип обезумевшего друга, рвущегося из молодых, но сильных рук родни.
– Опомнись! Всё испортишь… Потеряешь навсегда… Очнись!
Быстро заведя Мари в прохладу комнаты, притемнённой наружными маркизами, Нарима усадила на пол, на мягкое корпе.
Борю ввела в дом старшая дочь, Диля.
Сел. Смотрел перед собой невидящим взглядом, побледнел до синевы, трепетал в мелкой нервной дрожи.
Хозяйка с любовь похлопала его по руке.
– Ты ни в чём не виноват, Боря. Не кори себя. Кто же знал, что так выйдет? – отвернула лицо от сочувствующих и понимающих глаз москвички, стараясь скрыть горькие слёзы. – О, Аллах, дай нам всем силы! А сыну моему разума…
Вечные слова молитвы заметались под белёным потолком кухоньки.
– Маринка, здравствуй! – подсела Диляра, став на колени и обняв гостью с нежностью. – Какая ты стала красивая! Ещё сильнее похудела, глаза такие чудесные! Переливаются, как радуга! – льнула, оглядывала, всматриваясь в лицо карими глазами с милой раскосинкой. – А ты нос сожгла, – прыснула, прикрыв озорную улыбку ладошкой.
– Дочь, не пора ли напоить дорогих гостей чаем? – строго призвала к сдержанности и учтивости Нара. – Самовар готов? Накрывай дастархан, неси угощенье.
Мари прислушивалась краем уха к звукам со двора и всё ждала чего-то непоправимого, чего-то, что потребует смирительную рубашку или Нурлану, или ей. Сидя в маленькой комнатке, улыбаясь и отвечая на вопросы его матери, продолжала ощущать на теле страстные руки Нуры и слышала неистовый стон-шёпот: «Машук!.. Ты…»
Протяжно выдохнула, стискивая зубы: «Не верится, но очевидно: для него время остановилось на том дне, девять лет назад, когда парни перекрывали крышу школы. Тогда мы расстались с Нурой, как казалось, навсегда. Невероятно! Частью сущности остался возле того ствола тополя, замер в ожидании. Карету мне, карету! Психиатричку! И двухметровых санитаров-амбалов со смирительными рубашками. Боюсь, без них нам обоим не обойтись… Безумие на пороге…»
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
Фото из личного архива: на верхушке горы в 1,3 км н.у.м., село далеко внизу, напротив вершины в 2,8 и 3,1 км (уже Киргизия).
http://www.proza.ru/2013/02/09/379