Не ново, наверное, назвать очерк - «Отцы и дети».
Ведь всем известен роман великого И.С.Тургенева под таким названием.
И может быть не скромно в чем то повторять столь известного соотечественника… Но повторение касается только названия… Этим все и заканчивается. Все остальное совсем о другом и разном… Я как бы вынужден был так назвать свой очерк, потому что иначе его и назвать то трудно: речь идет об отце моего друга детства и моем отце, о моем друге и обо мне, о преемственности поколений уже в нашу эпоху – эпоху XX-XXI-го веков.
Речь пойдет об Иване Ивановиче и Степане Степановиче, прошедших через горнило той Великой войны, которая для нас является Великой Отечественной, а для кого то просто и сухо называется Второй мировой войной.
В Севастополе, в послевоенные годы Иван Иванович, отец моего товарища и Степан Степанович, мой отец сдружились, и время от времени встречались за дружеским столом. Встречались семьями. Жены их тоже подружились. У Ивана Ивановича супругу звали Верой Константиновной у Степана Степановича – Верой Петровной.
Какая-то магия имен – Иван Иванович, Степан Степанович. Вспоминается сразу гоголевская «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Но в повести ссорятся два Ивана, а в нашем случае дружат Иван и Степан…
Иван Иванович из казачьего кубанского рода, Степан Степанович – из крестьян архангельской губернии. Короче говоря, оба – выходцы из простого народа, которые в годы советской власти из бедноты выбились, считай, в интеллигенцию, стали образованными офицерами Красной армии, переименованной в дальнейшем в Советскую. Иван Иванович вначале служил фельдшером и дослужился в . подполковника медицинской службы должности главного стоматолога в госпитале Черноморского флота, Степан Степанович стал штурманом полка в бомбардировочной авиации и дослужился до звания подполковника.
В суровые годы войны Ивану Ивановичу, здоровенному мужчине с Кубани приходилось быть и фельдшером, и врачом, и много еще кем… И все это в самых невероятных условиях. Даже однажды он летал на борту самолета. Хотя впрочем, летал на борту – это громко сказано, потому что он, Иван Иванович, перемещался в пространстве в «люльке» самолета ПО-2 (санитарный вариант). Как мне рассказывали знающие люди, этот самолет был каким-то подобием «кукурузника», экипаж которого состоял из двух человек – летчика и стрелка-радиста. У самолета были встроенные емкости - «люльки», и в них можно было размещать раненых или какие-то грузы. Но если «пассажира» размещали в «люльке», то самостоятельно выбраться из нее он уже не мог, потому что она закрывалась извне, а «пассажира» на свободу мог лишь кто-то со стороны, например, кто-нибудь из экипажа.
Эту историю рассказывал о себе Иван Иванович своему другу Степану Степановичу в один из вечеров, когда они сидели за столом во дворе севастопольского домика, в летнее время, под виноградной беседкой.
Да и, действительно, в это благодатное время года чего сидеть в хате? Намного лучше организовать застолье прямо на свежем воздухе закрытого крымского дворика, который сегодня кто-то, познакомившийся с Испанией, назвал бы на испанский манер - «патио», что можно приблизительно перевести как маленький закрытый дворик при одноэтажном частном домике.
Я, будучи в то время подростком, где-то сидел в стороне и с любопытством внимал истории, байки, анекдоты, которыми делились друг с другом два приятеля. Женщины, Вера Петровна и Вера Константиновна, иногда тоже участвовали в этих разговорах, а иногда уходили в дом поболтать о своем, о «девичьем».
«Так вот, - вспоминал Иван Иванович, - зимой 1942 – го я уже был полковым врачом и секретарем парторганизации. И летел однажды в санитарном самолете в район Борисоглебска, что недалеко от Сталинграда. Нас трое – пилот, комиссар и я. Пилот и комиссар в кабинах, а меня устроили в «люльке», в которой обычно перевозили раненых. Другого места для меня не нашлось.
Мне, не хлипкому по телосложению мужику, при моих габаритах, конечно, в «люльке» было очень даже неуютно. Замкнутое пространство, тесно…
Летим… И вот, во время полета нас обнаружил «Мессер». Пилот нашего «кукурузника» чухнул куда подальше. Внизу река Хопер, замерзшая… Приземлились на лед.
Пилот и комиссар полка быстро выбрались из кабины и рванули в окрестный лес.
«Мессер» несколько раз заходил в пике и обстреливал самолет… Не попадал. А я в это время продолжал находиться в «люльке», из которой меня не вытащили мои сотоварищи, прежде чем бежать в лес. Я клял все на свете: и фашистского «Мессера», и своих соотечественников, забывших меня в самолете. Удовольствия я тебе скажу, Степан, было мало!
Немец сделал два захода. Ни в кого не попал, никого не убил. Пострелял, пострелял, да и улетел… Наш самолет остался целым.
Комиссар и пилот вернулись к самолету и, наконец-то, вспомнили про меня - открыли «люльку». Я с матом набросился на своих товарищей, они от меня, я за ними, прихватив по пути какой-то дрын, они опять в лес… Долго мы бегали, пока не выдохлись…»
Здесь следует заметить, что в те минуты обстрела «кукурузника» Ивану Ивановичу, наверное, было далеко не весело. Но Степану Степановичу он рассказывал про это весело и залихватски. Ведь прошло уже столько лет… Да и, как я вспоминаю, не любил он рассказывать об ужасах войны. Видимо затрагивать эту сторону той, военной жизни ему не хотелось. Слишком тяжелыми были эти эпизоды… Тем более, медику, которому приходилось видеть многое, чего обычный солдат видеть не мог…
И мой отец, Степан Степанович тоже не любил вспоминать кошмары войны…
Все больше говорили о чем-то курьезном и забавном из тех лет…
Ведь, действительно, если постоянно говорить о тяжких событиях той войны, психика человека, его мозг могут не выдержать. Видимо в человеческом существе заложена способность откладывать негатив в дальние ниши памяти, тем самым спасая себя от разрушения. А окружающих бывших фронтовиков людей, они, в большинстве своем, старались не кошмарить.
Они чаще предпочитали говорить о других сторонах человеческого бытия на войне.
Конечно, нельзя забывать наши жертвы. Для русского народа эта война означала геноцид, была русским холокостом. И не только для русского народа, но и для белорусов, для сербов, для многих других народов эта война была своим собственным холокостом…
Вместе с тем сегодня нам становятся известными многие страницы истории, которые раньше в условиях более закрытого общества были менее доступны. Они, не умаляя главного, красочно дополняют палитру прошлого, делают его более многогранной и многоцветнойм. Мир не должен быть только черно-белым.
Ну а что касается всяких там вымыслов и клеветы на прошлое, то в условиях плюрализма мнений и отсутствия цензуры, внутри нас должен быть свой внутренний цензор – это совесть и патриотизм. А в обществе в целом, вообще должен формироваться здоровый климат общественного мнения, уравновешивающего крайности.
Мне нравится смотреть комедии на тему войны, хотя я вовсе не представляю войну исключительно в комедийных красках.
ххх
Я воспроизведу некоторые маленькие истории, рассказанные Иваном Ивановичем во внутреннем дворике крымского дома.
- Какое-то время сразу после выхода Румынии из войны советские воинские части дислоцировались в Румынии. В этой стране сформировалась новая власть, сотрудничающая с СССР. Часто румыны приглашали нас, советских офицеров к себе на вечеринки, на официальные торжественные банкеты. Многие из румын интересовались нашими настроениями, хотели узнать, что мы думаем о тех или иных событиях. На одном из банкетов к группе офицеров, в которой был и я, вдруг прилип какой-то щуплый молодой румын. Стал произносить тосты во славу советского оружия, в честь румыно-советской дружбы. А потом как-то невзначай спросил, что мы думаем, востребует ли Советский Союз репарации с Румынии за участие вместе с Гитлером в войне против СССР?
Я, не задумываясь, ответил: «Конечно, Румыния будет платить. И поделом ей! Ведь в Советский Союз ее никто не приглашал, воевала против нас! А теперь пусть платит за все!»
Мои боевые товарищи меня поддержали.
Позже я узнал, что этим румыном был коммунист Николае Чаушеску, будущий глава социалистической Румынии. Но он на тот момент еще не был ни генеральным секретарем румынской компартии, ни главой государства…»
ххх
Эти рассказы Ивана Ивановича во время своего очередного отпуска я пересказал своему другу детства Виктору, сыну Ивана Ивановича. Рассказал в том же самом севастопольском дворике, под виноградной беседкой, за рюмкой чая. Пардон, оговорился – не за рюмкой чая, а за стаканом хорошего красного вина в сопровождении только что приготовленного на мангале шашлыка. Уже не было в живых Ивана Ивановича, не было мамы Виктора, как и не было моего отца и моей матери.
Они ушли от нас, ушли в небытие…
Но мы надеемся, что где то они есть…
Виктору было приятно услышать то, что напоминало о его отце. Виктор как то сразу оживился и тут же сообщил мне, что знает множество таких историй, рассказанных его любимым родителем. «Давай, давай, рассказывай, Витя!» - поощрял я его. – Мне это очень интересно!»
А сам я думал: «Ведь это будет хорошим материалом для моих маленьких рассказов». В то время я начал увлекаться писательством, хотя никому этого не афишировал, потому что стеснялся своей неопытности в этом деле… Просто, это стало моим увлечением, моим хобби.
И Виктор поведал мне много эпизодов из жизни Ивана Ивановича. К сожалению, не все я запомнил, и в то же время при мне не было диктофона, чтобы записать их, не надеясь на собственную память…
Но кое-что я все-таки запомнил и после возвращения в Москву перенес на бумагу.
Поделюсь с читателем этими воспоминаниями. При этом не буду приводить их в строгой хронологии событий. Мне проще пересказать все в той последовательности, в которой мне рассказывал Виктор.
Звезды на груди
Иван Иванович среди красноармейцев в послевоенной Румынии. Как то увидели мужской монастырь, попросили у священника разрешения посмотреть и поприсутствовать на службе. Священник красноармейцам: «Можно, только фуражки снимите».
Разговорились. Священник: «А это правда, что у вас на груди у коммунистов звезды выколоты…»
Показали, расстегнули гимнастерки. Оказалось, все в порядке».
ххх
По Венгрии на «Виллисе»
Иван Иванович едет с товарищами по сельской местности на «Виллисе», в Венгрии. Иногда заезжает в села или на хутора. Просит у селян попить. Всякое бывает. Кто-то даст кружку воды, потом после пития ее выбросит. Иногда приходилось на всякий случай похлопать по кобуре пистолета и заставить самого мадьяра вначале выпить…
В каком-то глухом селе просит воду. Отвечает хозяин: «Воды нет». Пришлось похлопать по кобуре. После этого вода нашлась… Потом попросили что-нибудь выпить… Венгр принес хорошего, доброго вина… Ужрались вместе с венгром вусмерть… Обнимались, целовались… Потом вместе катались на «Виллисе». Врезались в дерево…
Очередное воинское звание после этого Ивану Ивановичу на какое-то время задержали…»
ххх
«Ну, ничего хоть с курицей повезло…!»
После победы над Германией Ивану Ивановичу пришлось повоевать и на Дальнем Востоке против милитаристской Японии. Но все рано или поздно заканчивается и воины в эшелонах возвращаются в европейскую часть страны. Дорога длинная и долгая… Военнослужащие на остановках выскакивают на перрон, покупают что-нибудь в привокзальных ларьках или у бабушек на перронах.
В вагоне кто-то из приятелей Ивана Ивановича обнаружил, что у одного зажимистого мужика есть бутылка водки. Да и деньги у мужика тоже есть. Но мужик не раскалывается, не хочет делиться со спутниками. Тогда ночью, когда зажимистый спал, кто-то незаметно вытащил у него бутылку из вещевого мешка, раскупорил, опорожнил водку, налил воду, запечатал сургучом, положил на старое место.
Утром кто-то говорит громко: «У нас водка есть. Правда, закуски нет».
Зажимистый чудак оживился. Говорит: «Я сейчас на станции что-нибудь закусить куплю».
Купил на станции курицу.
С большим предвкушением открывают бутылку, разливают. Оказывается – вода. Следует изумление и разочарование.
«О, елки-палки, бабка нас на*бала!» - кричит кто-то.
«Ничего!» - кричит зажимистый мужик. «Хоть с курицей нам повезло!»
ххх
Опасное родство
Совсем юным отец Виктора поступает в Ростове на Дону в медучилище, чтобы выучиться на фельдшера. Но вскоре его отчислили, дескать, скрыл в анкетах фамилию какого-то не прямого, дальнего родственника, кстати, совпадающую с девичьей фамилией жены Михаила Шолохова. Прослышал случайно про это сам Михаил Шолохов. Отстоял казаченка Ивана Филимонова. Дескать, там же дальний родственник не попом был, а всего лишь дьячком, церковным пролетарием. После этого Ивана опять восстанавливают в училище…
А в 38 году происходит опять нечто подобное… Отцу Виктора предлагают идти на службу в армию командарма С.К.Тимошенко. Из комиссии раздается голос: «Вот, Филимонов… А это не родственник ли атамана Филимонова?»
Пришлось доказывать, что не родственник…
ххх
Медики под арестом
В авиаполку медики, как всегда снимали пробы на кухне. Сняли в один прекрасный день и все вроде было нормально… Но прошло несколько часов и всех пронесло, повальная диарея.
Всех медиков сразу взяли под арест, и держали в камере пока не пришло с Украины сообщение, что консервы, использованные для приготовления пищи на кухне, были заражены кишечной палочкой, вызывающей парапроктит.
ххх
Владимир Ленин об Иосифе Сталине
После войны, где-то в 1952-м на политзанятии Иван Иванович зачитал пассажи из работы Ленина «Письмо к съезду», в которых вождь пролетарской революции, уже близкий к своей физической кончине, дал характеристику Иосифу Сталину. Вероятно, и в 1952-ом году в библиотеках еще сохранялись издания 20-х годов, где Ленин критически характеризовал своего последователя. Сохранялись эти издания, думается, по чьему-либо недосмотру, особенно где-нибудь на периферии. И вот, такая книженция попала в руки Ивану Ивановичу. Он то и постарался удивить всех на политзанятиях. Зачитал некоторые пассажи…
Ведущий занятие офицер слегка прибалдел, но виду не подал… Но часа через два после окончания занятия вызывают Ивана Ивановича в политотдел и начинаются вопросы и ответы. «Ты что?», «Где взял?» «Покажи!» «Срочно, книжку сюда!»
Короче говоря, книжку изъяли, а Ивану Ивановичу порекомендовали про нее не вспоминать и рот на эту тему нигде не открывать.
Все обошлось…
ххх
Опять экзамен
Филимонов опять сдает экзамен в системе повышения квалификации, где наряду с профессией подтверждается уровень политической грамотности.
Получает оценку «4». Полковник, возглавляющий экзаменационную комиссию, разъясняет, почему такая оценка: «Не упомянул заслуги товарища Берии, поэтому оценка «4».
И вдруг через неделю в Москве Лаврентия Павловича «берут за жопу».
После этого товарищ полковник опять общался с Филимоновым. Унижался, оправдывался…
ххх
Москва ноябрь 2014 г.
(продолжение следует)
Работы А.С. Попова читатель может найти –
1) на сайте www.proza.ru, где в поисковой системе сайта искать – Александр Попов 8
2) Сайт www.profmigr.com , колонка А.С.Попова