Впервые я увидел её, когда ей было без малого 16 лет. Эту девушку ввели в наручниках в здание тюрьмы и буквально кинули в карцер, не успев попасть в стены Оушенбрика, она выстрелила в охранника, тем самым, получив полгода карцера.
Когда она вышла из карцера, в её глазах был тот огонь, который многие из нас уже потеряли бы, пробыв хоть месяц там. Все говорили, что её посадили за убийство дочери сенатора, но по её поступкам было ясно, что убить она не может, но, тем не менее, её приговорили на пожизненное заключение.
Через год только я узнал её имя – Шарлин. Я пытался помочь ей, как только мне предоставлялась такая возможность. Каждую ночь она ходила по своей камере и что - то искала. Я никогда не видел Шарлин со всеми в столовой, мы уходили – она была в камере, а приходили, её уже не было там. Только ночью я мог услышать тихие шаги в клетке рядом.
Спустя пять лет, когда у Шарлин был 22 день рождения, её перевели ко мне. Мы стали друзьями, даже больше, я стал её наставником. Мы делились воспоминаниями, мыслями, помню, однажды она почти в слезах прошептала, что не делала того, в чем её обвиняли. Я частенько слышал, как она что – то делала со стеной, но не мог понять что именно.
Однажды у стены, Шарлин присела, и когда я подошел к ней, сказала ‘Я была с ней близка, никому бы не пожелала потерять лучшего друга, а потом еще и быть наказанным за это. Нет ни секунды, чтоб я не жалела что все именно так. Я устала, от всего этого, но скоро все изменится, я ненадолго здесь’.
С того момента я стал думать, что же это могло значить? Самая страшная мысль посетила меня, когда её снова поместили в карцер по неизвестной причине, мысль, что Шарлин сведет счеты с жизнью, но не покидала и другая, она часто говорила, что скоро сбежит, может, она говорила именно об этом.
Её выпустили из карцера и тогда, в первый раз я увидел, её глаза потускнели, того огня уже не было. Этой же ночью она не спала, я окликнул её, пожалуй, это единственное, что я ясно помню.
- Я знаю, ты не спишь, ты не можешь просто так сдаться, не могут эти семь лет пройти бесследно, не для тебя. – И только я отвернулся, как Шарлин позвала меня.
- Я не сдаюсь, Вы правы, я просто не имею права сдаться. Сегодня я узнала, что мой отец умер, но я все равно должна пытаться. Это эгоизм, если я все брошу. Не моя судьба умереть здесь, любого из охранников, некоторых заключенных, но не моя.
- Тогда что же происходит? Ты будто уже смирилась.
В тот момент она так на меня посмотрела, будто увидела во мне спасителя, будто всем взглядом просила помощи.
- Я не могу все бросить, потому, что считаю, что есть вещи, ради которых хочется жить, за которые не жалко даже отдать жизнь.
- Какие же вещи?
- Это может лишь слова, но здесь они немного больше. Вера, свобода, надежда, здесь эти слова приобретают иной смысл, чем там, за стеной. У меня есть план, мы все сможем сбежать. В смену выйдут 57 охранников, а нас в три, а то и в пять раз больше. Мы обязаны сделать все, чтобы получить то, что мы хотим. У меня есть одна просьба.
- Какая?
- Вы знаете, что я не хожу со всеми в столовую, а Вы можете сказать всем, чтобы начали бунт.
- Но как мы поймем, когда начать?
- Вы поймете. Только скажите.
На следующий день Шарлин доделала нож из камня стены и напала на одного из охранников, тот выстрелил в неё. Тогда произошло ужасное, она упала и перестала подавать признаки жизни. Я увидел, что все смотрели на того охранника, и в них закипала злость. Люди, убийцы, маньяки, все были в ярости из-за девчонки, о которой толком ничего не знали, но готовы были порвать всех за нее. Начался бунт, 1140 заключенных напали на охрану. Я оттащил Шарлин в безопасное место, там она открыла глаза и сказала несколько прощальных слов.
- Вот то, о чем я говорила, спасибо за все Вам, я никогда не забуду все то, что Вы сделали для меня.
- Мы победили. Что ж удачи тебе.
- Вы не идете со мной?
- Нет, ты права есть вещи, за которые нужно бороться, я буду бороться, за то, во что верю.
- Прощай, удачи тебе. – Это был единственный раз, когда она обратилась ко мне на ты.
В тот день погибло 125 охранников, включая подкрепление и 380 заключенных тюрьмы Оушенбрик. Остальные сбежали. Никто не был найден. Я больше ничего не слышал о Шарлин, только то, что она, где - то в Аризоне. И то, что её назвали Железная леди. Пожалуй, никто бы в наше время не смог бы и представить, что 23 летняя девушка смогла бы поднять бунт в самой охраняемой тюрьме. Шарлин не имела ничего, кроме того, во что сама свято верила. Порою вера – все, что у нас есть и эту веру стоит беречь, ради неё следует жить и можно умереть.