Когда тени на улицах начинают удлиняться, а в помещениях – темнеть, в руках твоих рождается дрожь. Признак отнюдь не волнения. То, каким взглядом ты окидываешь надвигающиеся сумерки и провожаешь заходящее солнце, наталкивает на мысль о страхе. Или точнее о чистейшем ужасе, плескающемся на дне твоих светлых глаз. Что ты скрываешь? Чего так боишься? И почему при таком состоянии единственное, чего тебе хочется, это остаться одной? Не логичнее было бы предположить, что вдвоем переживать потрясения легче, чем в одиночестве, когда нет рядом никого, способного подтвердить твою адекватность и отпугнуть безумие. Но ты не такая, это подтверждает твое каждое слово, каждое движение. Я очарован и слегка разочарован, ведь снова остаюсь позади твоих решений, твоих предпочтений.
Немного странно наблюдать, как в твоих глазах нарастает паника, как расширяются зрачки и темнеет радужка: разве еще у кого-нибудь бывает такое, чтобы светло-серый цвет плавно наливался тьмой? Дальше стоило бы приметить бледность, но этого нет: на твои щеки медленно наползает румянец, такой здоровый и прекрасный, какого у тебя не бывает и на морозе. Далее кровь приливает к твоим губам, отчего цвет их темнеет: вишневый, наряду с синюшностью, какая-то аномальная нелогичность. Дрожь в руках усиливается, и ты скомкано прощаешься со мной, стремясь сбежать как можно быстрее и дальше. Я знаю тебя, по крайней мере, я так думаю.
Когда твоя фигура тает за поворотом, я следую за тобой. Знаю, что не должен вмешиваться, личное должно оставаться личным, даже между двумя самыми близкими, рамки на то и нужны, чтобы размечать территорию. Мне достаточно того, что ты моя, что не бежишь от меня и не противишься моему обществу – это и так больше, чем ты обычно позволяешь окружающим. Говоришь, что в твоей жизни есть черта, за которую ты не пустишь никого, и дело тут вовсе не в доверии. Ты одиночка, и с этим нужно считаться, что обычно я и делаю. Но сегодня все с самого начала непривычно: твое опоздание, несосредоточенность, фразы невпопад, а теперь этот иррациональный страх. Я должен знать, что тебя так пугает, потому что ко всем милым фобиям ты крайне устойчива. Это бы должно насторожить, но меня лишь подзадоривает. Любопытство пустило свои корни уже давно, пора встречать всходы.
Пара кварталов по густонаселенному центру, с переменным переходом с шага на бег, но с очевидным игнорированием наземного транспорта, несколько безлюдных подворотен, совершенно дикий маршрут и неизвестная цель. То, что она все же есть, я уверен, невозможно спешить в никуда. Ночь надвигается довольно быстро, тьма ровным туманом ползет по углам, а на небе появляются первые блеклые звезды. Ты спешишь, снова спускаясь на бег, в этот раз он агрессивнее и нетерпеливее, я едва поспеваю, хотя должно быть наоборот. Спустя еще пару дворов я теряюсь в пространстве окончательно и больше не слежу за маршрутом, боясь упустить из виду твою спину. С непривычки легкие жжет от бега, некстати приходит мысль, что нужно бы завязывать с сигаретами. Появляются одышка и тяжесть в мышцах, а ты так и не сбавляешь скорость, приходится делать над собой усилия, прогоняя в голове методики экономии дыхания. На небе появляется еще несколько звезд, кажется, восхождение луны не за горами, а пока единственный свет, что спасает от теней, это фонарный. Но в тех переулках, которые ты выбираешь, их встречается все меньше. Я собираюсь уже прекратить преследование, когда вывернув из очередного поворота, упираюсь взглядом в раскинутый на окраине города лес. Тут же резко останавливаюсь, вмиг забывая об усталости и отдышке: мы преодолели без малого половину города, пусть не напрямик, а улочками и дворами, но все же, боюсь представить сколько это в километрах. Твоя фигура тем временем скрывается среди деревьев, и я, очнувшись, быстрым шагом иду следом.
Не знаю, сколько минут я уже блуждаю среди веток и стволов, но тебя я больше не вижу. Кругом темно, листва закрывает немногочисленный свет, идущий от звезд, луна еще не взошла. Но вот и она: бледный диск мелькает над головой, восходя все выше с каждый моим шагом, то скрываясь во встречном облаке, то выходя из него. По сути, небо довольно ясное, облака встречаются нечасто, и вскоре обещают исчезнуть вовсе. Впереди я вижу освещенный пятачок и спешу к нему, вернуться назад я уже не успею, а ночевать под деревьями мне не хотелось бы. Пространство оказывается открытой поляной, и на ней уже кто-то есть. Одинокий силуэт заметен издалека: невысокий, худой, но примечательный под ярким светом луны. Я достигаю края поляны, от которой меня отделяют теперь лишь пара рядов деревьев. Я понимаю, что фигура впереди твоя: сложно спутать с кем-то еще, слишком мала вероятность, что ночью в лесу появится еще одна рыжеволосая невысокая девушка в светлом сарафане. Ты не замечаешь меня, а я не спешу тебя окликать, завороженный видением твоего тела в лунном свете. Странный парадокс: твои волосы отливают тем оттенком рыжего, какой мелькает в пламени костра, но какого не бывает в неверном свете ночного светила. Но ты есть, и красота твоя у меня перед глазами в каком-то жалком десятке метров. Мне бы только коснуться.
Но вот луна достигает наивысшей точки, полностью преодолевая облачные помехи, и ее бледный холодный свет начинает впитываться в тебя, твоя фигура вдруг оказывается единственным светлым пятном на всей поляне, будто под наведенным лучом прожектора, только более прекрасным и натуральным. Твоя кожа начинает светиться, в прямом смысле этого слова, мелкие крапинки огня вспыхивают то тут, то там, создавая сюрреалистическую картину живого факела. Не успевают глаза привыкнуть к этому зрелищу, как твое тело буквально взмывает вверх на высоту пары метров над землей, находясь все в том же застывшем положении, лишь голова запрокидывается чуть дальше, руки расходятся в стороны чуть больше, а колени слегка подгибаются. Все это происходит за мгновения в абсолютной, аномальной, для летнего леса тишине. В твоих волосах появляется ветерок, отчего медные прядки начинают свой собственный танец, кожа приобретает ровный фарфоровый оттенок, а на руках начинает проявляться рисунок, будто невидимый художник в живую рисует на них картину. Платье меняет цвет и добавляет длины, отчего под белоснежной робой скрываются сначала колени, а потом и голени со щиколотками, только за спиной одеяние продолжает мерцать. Через секунду становится ясно почему: за плечами у тебя начинают расти крылья, в буквальном смысле вспарывая кожу на спине, разве что ни капли крови не ударяется о землю, а с губ не срывается ни звука. Проходят мгновения, которые будто вне времени или не подчиняются ему, и за спиной сквозь белые одеяния проступают огромные крылья неоднозначного цвета, ибо сложно сказать, каких перьев в них больше: светлых или темных. Как только свершается пара уверенных взмахов, сияние пропадает, а ты опускаешься на мягкую траву лесной поляны. Еще мгновение и твоя фигура взмывает в небеса одним уверенным движением.
Сложно сказать, сколько ощущений разом накатывает на меня, но мыслей как ни странно нет. Эта удивительная тишина позволяет выбраться из леса невиданным образом, будто вело меня шестое чувство, а не зрение и знание пути, сесть на свой маршрут и добраться до дома. Даже раздеться и разобрать постель, все в тишине и в мысленном ступоре. Сейчас глаза закрываются сами собой, а с губ скрывается единственный едва слышимый вопрос: "Да кто же ты?", и раздается последующий ответ: "Ангел... Твой Ангел. Спи спокойно!".