Пирог с пирожками

Дар Темьев
                ***
              Продолжается публикация воспитательной книжки для родителей
                "Засахаренная килька"
                ***

          Дядюшка обратил внимание на мурлыканье головы. На портрете перед головой стоял мольберт, в руке - кисть. Голова вдохновенно рисовала.
- А чего это ты делаешь? - заинтересовался дядюшка.
- Решила заняться живописью, - ответила голова. - Тебе, дядюшка, этого, вероятно, не понять. Ты далёк от волнующего ощущения, когда мысль воплощается в образ и на полотне появляется изображение.
- Значит, не понять! - с угрозой в голосе воскликнул дядюшка, - а вот ты сможешь понять, что я сейчас занавешу тебя телогрейкой, а?
- Ну что ты шуток не понимаешь! - воскликнула голова, немедленно сообразив, что дядюшкина угроза не шутка. - Я очень высоко ценю твоё художественное чутьё, и нуждаюсь в твоих советах. Я знаю, что тебе не чуждо чувство прекрасного. Вспомним хотя бы твое стадо красных коров.
- Ладно, - смягчился дядюшка, - так что ты там решилась намазать?
- Твой портрет, конечно.
- Ну, ну! - Дядюшка поспешил на кухню поделиться с тётушкой новостью.
- А как же мой портрет? - спросила тётушка, выслушав дядюшкино сообщение, - я её кормлю, стираю пыль с рамы, и вот вам благодарность!

          Тётушка, как была с большим половником в руках, так и влетела в комнату. Её взору предстала та же картина: голова занятая живописью.
- Значит, твоего вдохновения хватает только на портрет дядюшки?!
- Кто тебе сказал? - возмущённо ответила голова. - Я с самого утра напряжённо пишу твой портрет, а ты с претензиями и с половником!
И голова внимательно посмотрела на половник в руках тётушки.
- Это я так, случайно, - засмущалась тётушка. - Я пришла сказать, чтобы ты рисовала себе спокойненько, а я пока приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое. Хочешь пирог с пирожками с капустой?
- Конечно, хочу! А что это такое, пирог с пирожками?
- Ну, как тебе объяснить... Делаются такие крохотные пирожки с капустой, а потом ими начиняется большой пирог. Вот такой я для тебя и испеку.

          И тётушка скрылась на кухне. А к портрету подошла киса.
- Эй, мазила бездарная, хочешь всем угодить?! Я тебе вот что скажу. Ты знаешь, у меня припасён пузырёк чернил. И вот, если ты не нарисуешь мой портрет, считай, что пузырёк уже пуст.
- Знаешь что, киса, - ответила голова, - угрозами от меня ничего не добьёшься, но у тебя настолько убедительная аргументация, что я не могу отказаться от этого предложения. Более того, я уже начала твой портрет в полный рост с ушами и сейчас тщательно выписываю хвост. Каждую шерстинку!
- Врёшь! - засомневалась киса, правда, очень неуверенно.
- Клянусь хвостом! - воскликнула голова.
Этот эмоциональный порыв почему-то убедил кису, и она, удовлетворённо замурлыкав, снова вспрыгнула на кресло и свернулась клубком. Но голова не смогла вернуться к рисованию. Что-то её беспокоило. Она сняла берет, вытерла им лицо и повесила на раму портрета. И тут её взгляд встретился с немигающим взглядом канарейки. Казалось, птичка о чём-то умоляла. И голове стало стыдно. Голова подмигнула канарейке, та всё поняла, запорхала по клетке и залилась трелями.
- Да не скрепи ты, - лениво заметила киса, - мешаешь голове, сбиваешь творческий настрой, а ей ещё работать и работать над моим хвостом.

          Но канарейка не слышала её. Она представляла свой портрет. Она сидит в кресле, одетая в горностаевую мантию; одним крылом опирается на жезл, другим поддерживает корону. А вокруг - восхищённые взгляды! И пока канарейка витала в мире грёз, голова трудилась. Она делала мазок, откидывала ладонью непокорную прядь волос, оценивала результат и делала новый мазок кистью. Киса притаилась, ожидая знакомства с изображением своего пышного хвоста. Кроме того, её занимала мысль о том, где же она повесит свой портрет. Можно было бы укрепить его рядом с портретом головы, но не понятно, как к этому отнесутся дядюшка и тётушка.  Лучше всего повесить его внизу, в уголочке, где находится гиря дядюшки Хантера. Удобно, знаете ли, сидя на гире, разглядывать свой портрет. Да, было над чем поломать голову.

          Размышления кисы были прерваны приходом дядюшка Хантера. Он перекусил на кухне и, в ожидании завершения работы над своим портретом, пришёл задать голове пару вопросов.
- Слушай-ка, голова, я же могу тебе позировать. Стоит ли рисовать по памяти, когда я есть прямо тут?
- Дядюшка, - ответила голова, - не беспокойся, я помню каждую твою морщинку. Кроме того, ты обулся в валенки, а это грубо попирает моё эстетическое чувство.
- Ну, валенки я могу снять, - заворчал дядюшка, - носки не будут попирать твое эстетическое чувство?
- Носки? - переспросила голова, - пожалуй, тоже будут.
- Так как же нам быть, - воскликнул дядюшка. - Во что ты мне прикажешь обуться?
- Есть такая обувь, - задумчиво ответила голова, - называется "когти". В них электрики лазают по деревянным столбам исправлять проводку.
Это была явная насмешка, но дядюшка ответить не успел, т.к. голова разразилась стихами:

     Я как милку испугаюсь
     На фонарный столб взбираюсь.
     Милка тоже не зевает,
     Мигом “когти” надевает.

- А почему так называется, "когти"? - заинтересованно спросила киса.
- Потому что надевая эти "когти", электрики цепляются ими за столбы, как кошки.
- И мяукают? - продолжала допытываться киса.
- Бывает, - ответила голова, - когда вниз летят.
- Ужас! - воскликнула киса.
- Да, работёнка у них, - вздохнул дядюшка, - и всё ж ответь, в какой обуви ты меня рисуешь?
- Да ни в какой, - раздражённо ответила голова, - я пишу тебя по пояс, с орденами и медалями.
- Какими медалями! - ахнул дядюшка, - У меня есть только нагрудный знак "Почётный птичник", и всё.

          - А я, может, в будущее заглядываю. Каждый настоящий художник есть авгур, провидец и немного весталка. Вот один художник, Рембрандт или кто, не помню, нарисовал свою натурщицу с кольцом на пальце. И что? Вскоре, та действительно вышла замуж. Известны и другие случаи подобного рода. Например, Айвазовский; он написал картину "Девятый Вал". Там корабль во время бури. И вы думаете, что корабль не утонул, что ли? Как пить дать утонул.
Потрясённые эрудицией головы дядюшка и киса молчали. А голова продолжала свою речь, не забывая наносить кистью мазки:
- Вот, скажем, художники-баталисты. Это которые рисуют битвы, по-английски - баталии. Обычно они на картинах талантливо изображают раненых воинов с искажёнными болью лицами. И что? Сейчас можно с полной уверенностью сказать, что мало осталось в живых участников этих битв. Художники часто видят будущее. Вот, к примеру, простая вещь - натюрморт. Перед художником на столе бутылка вина и селёдка. А что на холсте? А на холсте изображены опрокинутая пустая бутылка и селёдочный скелет. Потому что каким-то неземным взглядом, наитием, что ли, художник смотрит вперёд, видит будущие события и передаёт их на холсте. А теперь прошу мне не мешать, не нарушать творческий процесс.

          Дядюшка отошёл от портрета головы и сел в кресло с газетой, а киса засеменила куда-то с неизвестными целями. В комнате наступила тишина. Простояла она не долго. Открылась дверь и тётушка ласково спросила голову:
- Проголодалась? Я вот тут тебе принесла перекусить. А как подвигается мой портрет? Я надеюсь, ты меня изобразишь в шляпке? Может, мне надеть её? И не забудь, пожалуйста, нарисовать красивую брошь на платье.
Вместо головы ответил дядюшка: 
- Не мешай ей. Голова пишет мой портрет. В орденах и медалях, которые я получу за какие-нибудь подвиги.
- О! Ордена! - хмыкнула тётушка, - из кефирных пробок, что ли? И какие подвиги ты собираешься совершить? Живот лучше подтяни. Никаких подвигов! Голова рисует мой портрет, который будет повешен при входе, как самая большая художественная ценность в доме.
- Тётушка, не злись, пожалуйста, не нервничай. После моего портрета голова обязательно нарисует твой. И мы повесим его там, где тебе понравится, хоть в ванной, хоть на кухне.
- На кухне я тебя самого повешу, без всякого портрета, - раздражённо ответила тётушка, - а что касается моего портрета, то он будет сейчас готов, мне голова обещала с самого утра.

          И тут произошло странное и неожиданное событие. Голова разрыдалась. Все уставились на нее с огромным удивлением, а рыдания только усиливались и усиливались. Кроме рыданий можно было разобрать отдельные слова:

      Не надо было врать,
      Не надо обещать,
      Я вовсе не умею,
      Не умею рисовать!

- Да перестань ты выть, - прикрикнула киса, примчавшаяся из кухни на вопли головы, - Что, совсем ничего не умеешь, и хвост не умеешь?
- Совершенно! - сквозь рыдания ответила голова и разразилась стихами:

      Ни шерстинки, ни пушинки
      Не могу изобразить.
      Я бездарная такая!
      Меня надо удавить!

- Так! - промолвил дядюшка, - удавить мы тебя всегда успеем, а вот скажи, что же ты там намазюкала?
Голова не ответила; она молча выставила на обозрение свою работу. На картине изображался предмет, похожий на старый ботинок, долго пролежавший на дне заброшенного колодца. Ботинок, как избушка Бабы Яги, был укреплён на птичьей лапе, на каждый коготь которой был также надет ботинок.
- М...да, - произнёс дядюшка.
- Это больше похоже на вывеску сапожника! - сказала тётушка.
- А мне кажется, это больше похоже на бред ненормальной головы, - сказала киса и обмахнулась хвостом.
А канарейка просто нахохлилась в углу клетки. Все её мечты разом пропали, вера в мастерство головы рассеялась.
Наступило долгое молчание. А чем оно закончилась, это уже другая история.


*
«Засахаренная килька», глава 21