Колобродин завернул в театральный буфет. У стойки натолкнулся на приятелей: Полухина и Полунина. Они не только были со схожими фамилиями, но и обличьем, как братья-близнецы. Их даже часто путали. Эти «два молодца из одного ларца», как в сказке, выказывали готовность услужить артисту:
- Никак на концерт пришли?
- А что? Вот тяпнем по сто пятьдесят и в партер…
- А на меня пятьдесят слабо?
- Столик занимай.
Едва троица разместилась, в предвкушении скромной трапезы разрезав бутерброд на троих, как возник озабоченный помощник постановщика по кличке Тыбик.
- Колобродин, где тебя носит? Везде обыскался!
- Тише ты, чего гремишь, как заяц в бубен. Я во втором отделении, время позволяет с друзьями «мекнуть».
- Ошибаешься! Соломоныч поставил тебя в первое, вместо Дутова. – Концертная неразбериха держала помощника в психозе.
- Дутова во второе вместо меня? Странно. Я всегда на вторых ролях числился.
- Его номер совсем сняли! Репертуар не выше пояса, а сегодня публика… Преподаватели университетов, институтов, короче, ин-тел-ли-ген-ция.
- Сейчас выпью и буду на месте.
- Тебе бы не советовал, – последовало традиционное пожелание Тыбика артистам.
- Пятьдесят грамм для звезды? Только на пользу: кровь разогнать, кураж разбудить, - Колобродин манерно поднял рюмку и выпил.
Друзья махом опрокинули в себя налитое, и голосом Полухина поинтересовались:
- Выступаешь?
- Вы же слышали, в первом отделении… - И тут в его уже возбуждённую голову влетела шальная мысль. Колобродин выдержал паузу и озвучил то, что влетело:
- Ребята, вы тоже можете поучаствовать в концерте.
- Да ты чё? Если только цветы тебе поднести.
- Нет, я про другое. Вы видели, как выступает Ян Арлазоров? Ну, который – мужик, будешь чайником со свистком… И свистят ведь! Так и мы сработаем. Как только я делаю паузу, будто бы забыл, вы мне подсказываете. Вот ты, - он указал на Полухина, - как только я на тебя посмотрю, начнёшь вслух: слон, медведь, мамонт. А ты, - дошла очередь до Полунина, - своё: оператор, режиссёр… Запомнили? Главное – громко, на весь зал.
- Ха, чего проще, - выразил общее согласие Полунин.
- Где ваши места?
- Во втором ряду, говорю же, партер, почти соседи.
- Прекрасно! Будет фурор! Уверен.
«А сейчас встречайте! Наша местная звезда юмора - Колобродин!» – объявил конферансье.
Под хлипкие аплодисменты Колобродин возник на сцене. Бодреньким голосом начал:
« Миниатюра «Интервью».
В шесть утра звонок. Узнаю бодрый голос Альбины. Она руководит спортсменами-пенсионерами. Говорит, что ей скоро восемьдесят, а я бы и шестьдесят не дал. Вот только у неё память ни к чёрту. А у меня хорошая, очень хорошая, хорошая, говорю, память, хоть мне и пятьдесят, правда, от рождества… Христова.
Здесь по-обыкновению уже слышались смешки, а сейчас все молчали. Колобродину стало не по себе - он хорошо знал законы своего жанра: если в первые минуты нет смеха, жди провала. Потом раскачать на «ха-ха-ха» невозможно.
Тут до него дошло, что он ляпнул что-то не то, и зал в юмор не въехал. «Ладно, - успокоил себя, - сейчас вы заржёте».
Но память хорошая! До сих пор помню, как с дедом по улицам водили, ну такого большого… как его?
Его взгляд упёрся в Полунина, как бульдозер в скалу. Тот сделал глаза брошенной в кипяток рыбы. «Он что, идиот, со ста пятидесяти все слова забыл?» - взорвался внутри себя Колобродин, не спуская с Полунина требовательного взора.
- Оператор! – с испугу во всю глотку выкрикнул партнёр.
- Да какой ещё оператор? Такой большой и лохматый, как его…
- Режиссёр!
- Нет! А-а! Вспомнил – мамонт!
Зал безмолвствовал. Зрители с недоумением переваривали услышанное и не могли взять в толк, что к чему, и где здесь юмор. Колобродин растерялся. В голове колоколом зазвенело: провал, полный провал! Он уже не мог вспомнить, что дальше. Стал шарить по карманам, в надежде найти текст. Краем глаза ухватил за занавесом окаменевшие лица и автора, и постановщика. Уф, вот он! «А что, Жванецкий всегда читает с листа, и ничего, народу нравится», - вспыхнуло облегчённо в мозгу. Приободрившись, продолжил:
- Ой, о чём это я хотел рассказать? А, вспомнил… Меня разбудила Альбина:
- Василий, физкультпривет! Срочное дело! Сегодня в 12-00 мы должны собраться в роще. Прихватите с собой лыжи. Первый канал будет снимать сюжет для новогодних новостей: как ветераны в Сибири проводят досуг. Вы с женой должны быть обязательно.
- А ты ничего не путаешь? – спрашиваю недоверчиво.
- Три раза записала, пять раз подчеркнула.
- Тогда будем!
«Что за зритель! Раньше, что ни фраза, то смех, а сейчас читаю, читаю и тихо, как в подводной лодке на боевом дежурстве. Ух, как ненавижу эту интеллигенцию», - думал Колобродин, ощущая всем существом, как погружается в трясину позора. Однако дна ещё не достиг. Старался себе помогать и мимикой, и жестами, играл голосом, но чуда не происходило.
… Но как ни поспешали, опоздали. Уже стоят телевизионщики, снимают.
Только завидели мужики с камерами мою окладистую бороду, уже изрядно заиндевевшую, и к нам. Подбегает этот, как его…
И вновь его взгляд блуждает в поисках помощника. Но у него уже полностью отшибло память, кому и что он впопыхах поручил. Глазами находит Полухина, и тот во всё горло:
- Слон!
- Какой ещё слон?
- Медведь!
- Да не медведь!
- Мамонт!
- Вспомнил! Режиссёр!
Через секундное замешательство зрители догадались, что эта «звезда местного розлива» не только ошибся в тексте, но и перепутал подсадных «помогальников» в зале.
И грохнул сотрясающий стены хохот. Это было нечто, похожее на цунами. Нет. Слабо. На грохот каменной лавины, сошедшей с крутого склона. Закачались люстры, зазвенев хрусталём. Кто корчился в кресле, кто хохотал до слёз, а на галёрке кого-то прихватила падучая. Наконец всё стихло, и он продолжил монолог:
- Окружили меня, крутят, вертят, ракурс выбирают. То ли поскользнулась моя жена, то ли толкнул кто её, только упала она снопом всем под ноги. « Вася! Подними!» – вопит.
А мне недосуг – интервью даю!
В зале установилась тишина, звенящая, как туго натянутая струна. Все терпеливо с обострённым вниманием следили за текстом.
…- Ну, хоть кто-нибудь… - барахтается в снегу жена, запутавшись в лыжах, как муха в паутине.
- Лежи, как лежишь, - шипит помощник оператора. – Видишь, съёмка пошла. – И придавил её, как лягушонка, башмаком сорок седьмого размера...
…- Ну, а теперь заснимем вас в движении, - выталкивает нас старший на лыжню.
И жену подняли. Вроде моргает, а ни слова не говорит, наверно, замёрзла.
Далее должно быть всё гладко, без запинки прочитано, но тут Колобродина, словно чёрт за язык дёрнул, или точнее: висевшее в пространстве напряжение сотен зрителей. Вот, наконец, дождались-таки! Юморист брякнул:
- Ну, этот, как его…
Что тут началось! Одни ухали: слон!, другие, стараясь всех перекричать, ревели: медведь!, пришёлся по душе и мамонт! Неслись выкрики: оператор!, режиссёр!, водитель!
Колобродина трясло, как в лихорадке, он не видел лиц - ревущая масса! Поняв, что просто так народ не утихнет, он… снял штаны и показал задницу! От неожиданности «Ах», и замерли. А он продолжил:
- Да не водитель! Не оператор! Вспомнил! Режиссёр пожалел-таки, и отвёз на машине домой.
Наконец всё. Весь ужас позади. И тут произошло невероятное: зрители встали и стоя аплодировали за доставленную возможность поучаствовать в шоу.
Колобродин нырнул за кулисы. Там его уже ждали…
- Ну, ты и выдал! Такого у нас в театре ещё не случалось! Лавры Бори Михеева покоя не дают? Так он на тебя может в суд подать. Это его брэнд! Его интеллектуальная собственность! Ты всё это специально устроил? - то ли хвалил, то ли ругал Соломоныч.
- Идиот! – подпрыгивая, орал автор ему в ухо, норовя поддать в глаз. Что ты, мерзавец, с моей миниатюрой сотворил! Ничего больше от меня не получишь! Чтоб твоей ноги в театре не было! Чтоб ты жил на одну пенсию!
- Да замёрзни! Тоже мне гений!
- Ну, ты и вошь в сиропе!
- Ну, пока-пока. – И Колобродин вымелся из театра.
Он шёл и размышлял: «Да, страшный провал. Позор небывалый. Но этого постановщик, кстати, не сказал. Значит, есть шанс опять появиться на сцене, ужаснее всего остаться в эти годы на одной пенсии».
На следующий день город бурлил, обсуждая происшествие в театре. В последующие дни с раннего утра, давя друг друга, штурмом брали кассы, стараясь попасть на концерт восходящей мега-звезды Колобродина.
Через неделю Колобродина пригласили в Москву на телевидение - на канал ТНТ.