Апперкот (восьмой рассказ из цикла Поручик)
Рота торчала в этих проклятых припортовых бараках уже вторую неделю. Не знаю, что там готовили в штабе армии, но о нас, «хаки»-пехоте, похоже забыли. Солдат выпускали в город по дюжине в день, выдавая при этом гражданскую одежду отвратительного качества. У офицеров с этим было полегче – главное оставлять трех дежурных на роту и гуляй сколько вздумается.
Представьте себе две сотни парней, запертых на ограниченной территории… Я как мог помогал бойцам: брал заказы на покупки, относил почту, отпускал в город больше людей, чем положено. И очень просил ни во что не ввязываться: штабные, похоже, готовили какую-то военную хитрость, и обнаруживать наше здесь присутствие было крайне нежелательно.
- Господин поручик, вам никогда не дослужиться до капитана, - сказал мне однажды вахмистр Перец. – Слишком вы к нашему брату добрый.
Я подумал о том, что это сейчас я им начальство. И когда война закончится, я перестану быть начальством и снова стану студентом-недоучкой. А тот же Перец, бывший до войны хозяином ремонтной мастерской, будет куда более важной птицей…
***
Сегодня был мой день. То есть я мог выйти в город.
Получив у каптернамуса гражданский костюм я отправился переодеваться.
Серые брюки, немного узкие туфли и рубашка в полосочку казались мне дикостью. Я настолько привык к родному «хаки», сапогам и портупее, что чувствовал себя голым.
Солдаты наперебой совали мне письма-«треугольники», дали целую пачку помятых купюр и список желаемых покупок. Шумная толпа проводила меня до КПП и я услышал, как кто-то крикнул:
- Берегись, девчата! Господин поручик в город идет!
И взрыв смеха. Они давно хотели мне кого-нибудь сосватать: то симпатичную докторшу из медсанчасти, то полковничью дочку во время последнего нашего долгосрочного отдыха. Не получалось.
Шагая по улицам с разбитым асфальтом, из-под которого виднелась брусчатка невесть какого века, я смотрел по сторонам и удивлялся этому городу. Война коснулась его в самом своем начале, и теперь пустые проемы окон, выбоины от пуль в стенах и обвалившиеся крыши соседствовали с буйной субтропической растительностью. Природа брала свое, плющ и лианы увивали полуразвалившиеся здания, деревья высовывали свои ветки в окна с разбитыми стеклами, трава пробивалась между плитами тротуара.
На почте хмурая тетка приняла письма, пересчитала их толстыми пальцами и сунула в какой-то ящик, не проронив ни слова. Я пожал плечами и вышел через тяжелую деревянную дверь.
Непривычным было то, что ни один прохожий не остановил на мне своего взгляда: одобряющего или осуждающего. Имперская форма всегда вызывала какие-то эмоции, я уже привык к этому. А рубашка в полосочку – не вызывала.
Я хотел посидеть где-нибудь в тихом месте, попить кофе, отдохнуть от гомона и суеты, царящих в бараках, и поэтому зашагал к вывеске, обещавшей свежую выпечку и кофе «по-восточному».
Чашка кофе и горячий рогалик с маком согрели мне душу, и я, закинув ногу на ногу, принялся пересчитывать солдатские деньги, которые бойцы насовали мне перед выходом, рассчитывая на то, что я вернусь с целой кипой гостинцев из длинного списка, составленного ребятами.
Мятые купюры, тусклые монеты, простые мечты моих бойцов, записанные химическим карандашом на оберточной бумаге… Зубная паста, «книжка про пиратов», полкило халвы…
Я улыбнулся, завернул деньги в список покупок и попросил счет.
Задвинув стул, я блаженно потянулся, хрустнув суставами, и зашагал к выходу. Краем глаза я заметил, что одновременно со мной поднялась компания из трех мутного вида типов. Один из них, небритый парень в картузе, кинул на стол смятую купюру и сделал какой-то знак своим дружкам.
Особого внимания я на это не обратил, вышел из кафе и отправился к единственному месту, которое могло удовлетворить всем пунктам списка покупок – городскому рынку.
Настроение у меня было приподнятое, я пинал носком ботинка какой-то камешек, благо в по гражданке это было не стыдно. Вдруг камешек забился между плохо пригнанными сегментами брусчатки. Я даже ругнулся от досады. Это, конечно, было ребячество, но такое вот несерьезное настроение у меня получалось.
Я прошел еще несколько десятков шагов, как вдруг какой-то неприятный голос сзади громко позвал:
- Эй, дядя!
Я как-то не привык чтоб меня звали «дядя», да и вообще – кому я мог быть нужен в этом городке? Поэтому идти дальше показалось мне самым разумным решением. Но голос не унимался:
- Эй ты, в полосочку!
« В какую полосочку?» - подумал я, а потом сообразил, что это касается расцветки моей рубашки. Я развернулся на пятках и оказался на расстоянии вытянутой руки от того самого типа в картузе, которого видел в кафе совсем недавно. Его дружки были стояли чуть позади и ехидно улыбались.
- Дядя, тут такое дело… Помоги ветеранам гражданской войны на хлебушек!
Я удивленно на него уставился. Ветеран гражданской войны? Это в каких-таких войсках он служил, что его демобилизовали? Война-то еще… Так, стоп, о чем это я? Ясно ведь, чего ему надо.
- Нет, ребята. Помочь я вам не могу, - сказал я, и собирался было уже развернуться, как вдруг цепкая рука типа в картузе схватила меня за плечо.
- Мы кровь за тебя проливали, фраер! У тебя денежка есть, я видел, - сказал он и его рука потянулась к карману моих брюк.
Это что еще такое?! Я резким движением освободил плечо, левой рукой пресек его поползновения к моему карману.
- Ты в какой части служил, ветеран? – поинтересовался я, отступив назад.
Ситуация накалялась. Дружки парня в картузе взяли меня в полукольцо, глаза главаря нехорошо прищурились:
- Отдай денежки, дядя! Мы таких как ты… - начал он и вдруг у меня в голове взорвался кумулятивный снаряд.
Мощный апперкот в подбородок чуть не сбил меня с ног, заставив зашататься и отступить на пару шагов. Главарь в картузе подул на костяшки кулака, только что побывавшего в соприкосновении с моим подбородком и сказал:
- Отдай денежки, а то ведь здесь тебя и закопаем…
Я затравленно огляделся. На самом деле переулок был тихий, безлюдный. Какой черт меня сюда понес?
- Нет, не отдам. Хрен тебе а не деньги! – сказал я, и сплюнул кровь из прокушенной во время удара щеки.
Став в боксерскую стойку я смотрел прямо в глаза доморощенному грабителю, демонстрируя решительность сопротивляться. Черт побери, я имперский офицер! Я лоялистов убивал!
Он демонстративно закатал рукава и двинулся ко мне. Когда его картуз был в прямой досягаемости моих кулаков, я резко нырнул вправо и длинным прыжком оказался нос к носу с одним из подельников «картуза», сутулым парнем с сигаретой в зубах.
Я влепил классическую «двоечку» ему в голову, из носа у него потекла кровь, а я не останавливался, бил и бил поочередно обеими руками, превращая его лицо в кровавое месиво.
Сутулый рухнул на землю, а мне крепко прилетело кованым сапогом по почкам, то ли от «картуза», то ли от второго его приятеля. Боль была адская! Я отлетел вперед споткнулся обо что-то, упал, ушибив руку…
- Отдавай деньги, фраер! - я увидел два сапога перед своим лицом.
- А вот хрен тебе! – прорычал я, схватил обеими руками за правый сапог и дернул что есть силы на себя.
Мой противник больно сел на кобчик рядом со мной, я тут же набросился на него, сбил с его головы ненавистный картуз… Я бил и бил его, в корпус, в голову, по подставленным рукам до тех пор, пока удар с размаху ногой мне прямо в висок, нанесенный оставшимся налетчиком не сбросил меня на землю.
- С-сука! – главарь, застонав, поднялся на ноги и пнул мне по ребрам. – Где там его деньги?
Они начали обшаривать мои карманы, но пронзительный свист патруля военной полиции заставил их отвлечься от меня и, подобрав своего друга, обратить тыл.
Я, скорчившись, лежал на земле и дышал мелкими глотками. Подошедшему ко мне патрульному я прохрипел:
- Я имперский офицер… Доложите полковнику… - я закашлялся, в голове у меня помутилось.
- Скрутили голубчиков! – расслышал я.
***
Я подошел к блокпосту в припортовой зоне, слегка прихрамывая. Караульный отсалютовал мне, и я узнал в нем бойца, заказывавшего зубную пасту.
Скинув на землю с плеча «сидор», я нащупал внутри тюбик и протянул караульному. Он широко улыбнулся, сказал:
- Благодарствую!
А я похромал к баракам, и на душе у меня было хорошо.