Он стоял у лифта, с трудом удерживаясь на ногах, как всегда, в сильном алкогольном опьянении. Красные с поволокой глаза, синюшное, одутловатое лицо, щетина, грязные нечесаные волосы, такая же грязная и мятая одежда. Если бы не мои больные ноги, я пошла бы пешком, но приходилось терпеть, в который уже раз.
Это мой сосед по лестничной площадке, Юра. Когда мы заселялись в новый дом, ему не исполнилось еще и десяти, значит, сейчас около сорока, выглядел он ужасно, лет на шестьдесят, впрочем, у таких возраст не определишь. Жуткая история его семьи всплыла в памяти, пока ждали лифт...
Наша первая встреча с его семьей здесь и состоялась, прямо у лифта. Мы с мужем возвращались домой, зайдя в подъезд, увидели женщину с мужчиной и двух мальчиков, один был старше другого лет на пять. Оказалось, что нам на один этаж, так мы и познакомились.
Его отец, Максим, высокий, крупного телосложения мужик, темноволосый, напоминал чем-то медведя, до того широкой казалась его фигура. На вид ему было лет тридцать пять - сорок, работал он шофером-дальнебойщиком, возил по союзу пиво. Крупные капилляры на лице, характерный пивной живот, все свидетельствовало о его возможной пагубной привычке, которой он предавался в свободное от работы время.
Его жена, Нина, такая же высокая, светловолосая, слегка сутулая, не выделялась ни красотой, ни фигурой, обычная женщина, пройдешь и не запомнишь.
Мальчишки, как по заказу, были похожи на своих родителей, старший, Юра унаследовал черты матери, младший – копия отца, звали его Дима, как и моего мужа.
Никакой дружбы между нами не получилось, так, «здрасьте», и разошлись. Каждый жил своей жизнью, взрослые работали, дети росли. Лишь однажды, через полтора десятка лет, произошел один случай. Уже и не вспомню, по какой причине, но зашел Максим к нам в гости, точнее, к моему мужу на 100 грамм.
Они сидели на кухне, о чем-то говорили, пили принесенную соседом водку. Терпение мое закончилось, уже достаточно себя накрутив, я готова была вмешаться, такого рода посиделки мне не нравились, я ненавидела алкоголь, что называется «до мозга костей», и людей, склоняющих моего драгоценного мужа на этот скользкий путь.
Уже у самой двери почему-то я остановилась и прислушалась.
- Мой Димка – хороший парень, люблю его безумно, вся моя надежда на него, - говорил Макс о младшем сыне, - Юрка бандит, тюрьма по нему плачет. Эх, сколько я уже денег потратил, чтобы его из дерьма вытаскивать. Меня не станет, пропадет, как пить дать, пропадет. Вот, попомнишь мое слово.
- Ты, Макс, не думай о плохом, все хорошо будет, медицина сейчас далеко шагнула, лекарства есть всякие, ты же не нищий, деньжата водятся, сможешь и на "лапу" дать доктору, чтобы получше что назначил.
- Эх, Димка, Димка, хороший ты мужик, уговариваешь меня, жаль, что с первого дня я тебя не знал так, как теперь. Другие соседи, ни дать, ни взять, чужие все вокруг, не с кем словом перекинуться.
Я не стала входить, разговор шел о детях, да что-то еще тревожно царапнуло мне душу, но задумываться по этому поводу не стала, мало ли о чем они говорили, показалось... Да, и водки больше нет, всего одна бутылка у них, мой мелкий, конечно, а Максиму литра маловато.
Разошлись мужики за полночь, я видела уже седьмой сон, когда муж лег ко мне, утром он ничего мне не рассказал о разговоре, и я забыла об этом, выбросив из головы, как ненужный хлам.
Через месяц Макс умер от рака пищевода, ему исполнилось только сорок пять. Когда, вечером раздался звонок в дверь, что-то екнуло в груди, предчувствие меня не обмануло, за дверью стояла Нина в черной косынке.
Я сразу вспомнила тот разговор, стало понятно, откуда тогда появилась необъяснимая тревога, со мной всегда так, жаль, никому и ничем не могу помочь. Провидение не делает мою жизнь ни легче, ни богаче, скорее наоборот, ранит мое больное сердце раз за разом.
На поминках вспоминали Максима таким, какого мы и не знали никогда, друзья и родные говорили о нем много, не скупясь на теплые и добрые слова, отзывчивый он был и щедрый, детей своих любил и жизнь, которой судьба отвела ему так мало.
Его любимому сыну Диме исполнилось восемнадцать, в ту осень должны были его призвать в армию. Он и повестку получил, но Максим его туда не отпустил...
Его тело нашли в туалете, на брючном ремне, закрепив его за вентиляционную трубу, он упокоился навсегда. Это стало шоком для всего нашего дома и не только. Этот случай еще долго обсуждала вся округа, ведь через два дня, в день похорон Димы, было ровно сорок дней по Максиму. Впрочем, все по порядку.
На третьи сутки после похорон отца, Дима сообщил матери, что ему снился папа. Сон насторожил Нину, она даже говорила об этом с сестрами. Макс не просто приснился, во сне он звал сына к себе.
Заправляя постель, Нина наткнулась на фотографию Максима, которая лежала под подушкой сына. Ничего не говоря Диме, она фотографию забрала и положила обратно в альбом. Однако на следующий день все повторилось.
- Димка, зачем ты ложишь папину фотографию под подушку?
- Я не делал этого, мама!
- А кто ж это сделал, господи! Не сама же она из альбома вылезла и тебе под подушку забралась.
- Но я, правда, не брал папину фотку из альбома! – рассерженный Дима выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.
На девятый день Максим наведался к сыну снова, на этот раз у него был план, которым он обещал поделиться в ближайшее время. Нина буквально похолодела, когда Дима рассказал ей свой сон. Ей бы что-нибудь предпринять, в церковь сходить, что ли... Но бедная женщина была не в состоянии, топя свое горе в водке, вместе со старшим сыном.
Больше Дима не упоминал об отце, хотя его фотография из-под подушки перекочевала к нему в карман. «Ничего, пойдет в армию, забудет»,- успокаивала себя Нина, осматривая рубашку сына.
О том, что Максим донес свой план до сознания сына во сне, мы узнали на поминках. Об этом Дима поделился только с Андреем, своим лучшим другом и одноклассником.
- Дима рассказывал мне, что ему несколько раз снился папа... Дядя Максим звал его к себе, говорил, что не может ТАМ без него жить..., а еще он сказал ему, чтобы Дима повесился..., что это совсем не страшно..., и тогда они смогут быть ТАМ вместе..., и чтобы... до сорока дней. Иначе дядя Максим уйдет навсегда, и они больше никогда не встретятся, - это говорил Андрей, его слова прерывались рыданиями, он поспешно вытирал набегающие слезы, - я говорил Диме, что это бред..., пообещал спросить у мамы, что сделать, чтобы дядя Максим больше не снился... Но Дима сказал, что ему с папой хорошо, словно он живой..., и не нужно ничего никому говорить. Тетя Нина, простите меня, я же не знал, что он ЭТО с собой сделает.
Парень был растерян, он плакал, обвиняя себя в том, что никому не сказал о таком разговоре, хотя в чем его вина, он выполнял просьбу товарища. Они дружили с детства, строили совместные планы, и не понять ему, какие силы отняли у него лучшего друга, а, главное, зачем?
Как близкие соседи, мы помогали с похоронами, и, проводив в последний путь молодого, красивого парня, остались поддержать Нину. На женщину больно было смотреть, жутко находиться в квартире, где один за другим ушли из жизни знакомые люди, безвременно, непонятно и глупо. Не пережив смерти мужа и сына, Нина постепенно спилась, и тихо ушла в один из дней заснеженного и морозного февраля, так и не отметив годовщину их смерти.
Несколько лет квартира пустовала, Юра то ли сидел, то ли скрывался от кого-то, пару раз наведывался к нам участковый, расспрашивал о нем. Прав был Максим, не раз мы с мужем говорили об этом, ничего путного из его старшего сына не вышло. Сейчас он алкоголик, в той стадии, откуда нет возврата. Каждый день его навещают такие же особи мужского и женского пола, их лица похожи, их желания известны, их жизнь предрешена...
Лифт подъехал, открылись двери, я посторонилась, пропуская его вперед, нажала нужный этаж. Он что-то нечленораздельное промычал, не поднимая глаз. Я вышла первая, не оглядываясь, вошла в свою квартиру. Там, за стеной, остановилась жизнь, у целой семьи, навсегда, за такой короткий срок.