НОВЫЕ ЧЕМАЛЬСКИЕ ЧУДИКИ И ПАССИОНАРНОСТЬ
Боже, как же изменился Чемал за прошедшие 15 лет! Вместо некогда невзрачной, пыльной площади – яркие магазинчики, рекламные вывески, телефоны частных гостиниц, и всюду туристы снуют… Чемал за это время превратился в один из центров массового туризма, но дух местной провинциальной чудаковатости здесь пока не выветрился, нет. Я его носом чуял.
В небольшом продмаге, куда я зашёл за хлебом, меня сразу же ошарашил интеллигентный молодой человек, стоявший рядом с прилавком.
- Добрый день! – радостно поприветствовал он меня, широко раскинув руки. – Ну, где же вы так долго пропадали? Мы уже и беспокоиться стали за вас… - и, не дав мне опомниться, быстро продолжил, - вот, взгляните, пожалуйста, что нам Анатолий Михайлович предлагает, - и выложил на прилавок 5 увесистых книг «обо всём самом интересном».
«Ага, - думаю про себя, - понятно, чуваку книги надо кому-то втюхать, но причём тут Анатолий Михайлович? Кто он такой?»
А парнишка уже начал доверительно, как бы только для меня лично, урчать-расхваливать свои книги, причём абсолютно не раздражая, что называется, без мыла…
- …Каждая из книг по 100 рэ, все вместе - 500 рэ, и вы становитесь обладателем уникальнейшей информации обо всём на свете, почти бесплатно! Ну, где вы ещё найдёте такие цены?
- …Книги, которые я предлагаю, многофункциональны, - продолжал он ворковать уже прямо мне в ухо. - Если вам, допустим, надоело читать, то их можно использовать в качестве освежающего вентилятора, - и он похлопал обложками книги в мою сторону. - Ну как, освежает? Такой оригинальный кондиционер стоит всего 100 рублей, найдите дешевле…
Именно здесь, в продмаге, во мне впервые шевельнулось смутное, далёкое чувство, связанное с чемальскими чудиками…
Молодой человек, между тем, протянул мне свою визитку.
- Звоните или запросто заходите, буду рад вас видеть.
Я вежливо отказался, ответив, что если суждено, то обязательно встретимся, вышел из магазина и направился по памяти искать дом заготовителя трав Ивана Бабурганова. С некоторых пор я взял за правило навещать на Алтае своих старых знакомых, которых не видел тысячу лет. В Чемале тоже такие были.
Нашёл нужную улицу, иду, с трудом припоминая дорогу. Вот вроде та самая колонка, из которой я когда-то пил, а вон и неказистый домишко Бабурганова виднеется… Сердечко моё учащённо забилось, 15 лет - не шутка…
Женщина с коляской подтвердила, что это дом Бабургановых:
- Только Ивана давно уже нет в живых. Долго вы, видимо, в наших краях не бывали… - добавила она с лёгкой укоризной.
Мне стало не по себе. Я вдруг остро ощутил, что многое уже безвозвратно изменилось и ушло в прошлое. Да и я сам уже наполовину в прошлом. Присев на скамейку, я сунул в рот карамельку и помянул Ивана Бабурганова.
В доме Ивана я был трижды. В первый раз я его не застал. Меня встретил один из его корешей, который стоял возле калитки в черных семейных трусах, резиновых калошах на босу ногу, из спутанных волос солома торчит…
Судя по алкоголической обстановке, в доме давно пили. Иван находился в тайге на заготовках и скоро должен был спуститься.
Спустя пару дней я заглянул к нему ещё раз. На этот раз Иван был дома, но праздник гранёных стаканов продолжался. Мы познакомились, а потом, сидя на крылечке, после длительных переговоров произвели, как бы сейчас сказали, бартерную сделку. Я оставил Ивану патроны 16 калибра, 2 пачки патронов от «мелкашки», цепь от пилы «Дружба» - всё страшный дефицит в советское время. За это он мне должен был заготовить: венерин башмачок, володушку, лиственничную губку, гриб агарикус и немного горной смолы.
Бабурганов был, пожалуй, одним из самых знающих заготовителей трав, из тех, с кем мне приходилось иметь дело на Алтае. Этим и жил. К тому же, он знал редкие, неходовые травы. Принимал и спецзаказы от учёных из Питера, Москвы, Новосибирска… В тот день я впервые увидел образец горной смолы, которая встречается примерно в тех же местах, что и мумиё, но в отличие от него она беловатого цвета и в ней больше органических соединений. Ну, а на посошок Иван поделился со мной «секретной» технологией приготовления очищенного мумиё.
Несмотря на пьянство, Бабурганов-старший оставил впечатление честного, интеллигентного крестьянина. Уходя, я с горечью подумал тогда, что таким спецам как Иван цены нет, а он живёт в г**не и тихо спивается…
Вернувшись в центр села, я решил двинуть в сторону Куюса, сам не знаю почему. Ветер в ту сторону подул. Перед дорогой надо было подкрепиться. Кафешку долго искать не пришлось. Я сел за столик и начал уплетать невкусное рагу, прикидывая по ходу, как бы подешевле добраться до Куюса, как вдруг услышал сбоку от себя тихий мужской голос:
- Приятного аппетита, сэр. Машина уже подана.
Сначала я подумал, что это не ко мне, в углу допивала пиво молодая пара, но обладатель тихого голоса не уходил, он стоял сбоку от меня и смотрел в мою сторону.
Я повернулся к нему.
- Машина у крыльца сэр, - с изысканной вежливостью повторил он, как будто мы с ним уже давно договорились, и, непринуждённо поигрывая ключами, ретировался на улицу.
"Господи, что за мистика? Откуда он нарисовался? Прочитал мои мысли про Куюс? - вихрем завертелось в моей голове.- Вот это сервис в Чемале, на ментальном уровне развивается… А может, в Куюс с ним смотаться? Нет, мутный какой-то, лицо помятое и тату серьёзное на руках…"
Я выпил чай и вышел на улицу.
«Копейка» с помятой бочиной стояла неподалёку. Её хозяин сидел рядом, в характерной позе на корточках и курил, поджидая меня. Смутное беспокойство, связанное с чемальскими чудиками, вновь шевельнулось во мне. Я даже пробежался вокруг глазами, в надежде отыскать того старого чудака с козой, который хотел «уложить» меня здесь 15 лет назад, а через час уже угощал чаем у себя дома.
На ближайший столб приземлилась ворона и громко каркнула в мою сторону. Что я на пороге какого-то нового, непонятного пока приключения, стало ясно как божий день.
Я подошёл к «копейке» и, дабы не разрушать ментальный чемальский флер, бросил в сторону бомбилы загадочную, как мне казалось, фразу:
- Мы с Анатолием Михайловичем это… переиграли. - И изобразил руками подобающий жест.
Бомбила со знанием дела кивнул мне, завёл свой раздолбанный раритет советской поры и уехал, оставив за собой шлейф дыма. Маленькая собачонка, разразившись заливистым лаем, бросилась вслед за машиной. «Копейка» оказалась ещё и без глушителя.
Я прошёлся по многолюдному центру, потом решил взглянуть на самую известную здесь достопримечательность – остров Патмос. До него было минут пятнадцать ходьбы, но мне почему-то захотелось проехаться. Я же в отпуске.
Такси в Чемале на любой вкус. Здесь вы можете заказать себе даже лошадь с шашечками, да что там лошадь! Катамаран с шашечками всегда к вашим услугам, были бы деньги. Я выбрал «Оку» с шашечками.
За рулём «Оки» сидел грузный, седой мужик в полосатом тельнике.
- Чё, курсируешь, садись, - кивнул он на сиденье. - За так почти свезу.
Это его «курсируешь» лишь упрочило смутную тревогу, это «курсируешь» мне не раз доводилось слышать здесь, 15 лет назад.
- Сам-то откуда будешь? - привычно поинтересовался он, когда я с рюкзаком забрался в его машинёшку.
- Да вы не знаете, из небольшого городка по имени Чайковский… на Каме стоит…
- Это я-то Чайковский не знаю!? - возмущённо взревел водила, как будто я только что его лично оскорбил. - Да я, б…, 20 лет по Каме плавал и тыщу раз твой Чайковский проплывал, понял!?
Я выпучил на него глаза. Сибирский мужик – и знает мой маленький городок!?
Грузный кэп был удовлетворён моим замешательством и тут же смягчился:
- Хороший городок, чистый… хорошо, кстати, с палубы смотрится, особенно ваша Ольховка на берегу…
- Да у меня там дом рядышком! – едва ли не прокричал я ему.
Между нами установился моментальный контакт, дальше мы общались уже душа в душу. Грузный кэп меня даже по Чемалу бесплатно прокатил, прежде чем повернул на Патмос - вот что значит «ходили когда-то по одной земле»! Настроение моё поднялось, Грузный кэп тоже повеселел. Он так вальяжно откинулся на сиденье, будто вёл не тесную «Оку», а как минимум «Рейнж Ровер».
Я узнал, что родом он из Чемала, всю жизнь проплавал на разных судах, жил в городе, «пока не стал задыхаться». Вот и «бросил последний якорь» у себя на родине, в Чемале. А я тогда многим задавал один и тот же вопрос: что изменилось в Горном Алтае за прошедшее время? Задал его и Кэпу.
- Да всё изменилось, - коротко ответил Кэп и показал рукой на забор.
Я повернул голову и прочитал маленькую рекламку на местном английском: «Moloko, med en baniy pliz…»
- Оборзели совсем… иностранцев, вишь, уже начали приманивать…
В конце кривой улочки замелькали туристы, значит, скоро местный Патмос.
По словам водилы, монастырь на скале построил какой-то чудаковатый москвич, который всю жизнь прожил в столице, но что-то, говорит, понял на старости лет, продал все свои причиндалы, машину, квартиру и построил на вырученные деньги женский монастырь и подвесной мостик к нему, - так на него здешняя чемальская атмосфера подействовала... Сейчас это самый популярный здесь туробъект. А вообще, говорит, туристов здесь как-то поменьше стало. Люди жалуются на высокие цены, а «сервис-то здесь – неказистый, даже вкусно покушать негде».
Монастырь мне видеть не приходилось, и я с затаённым интересом подошёл к подвесному мостику. То, что я увидел по ту сторону, оправдало мои ожидания: прямо из бирюзовых вод Катуни взметнулась кверху высокая скала-монолит, к которой прилепилась маленькая обитель в несколько аккуратных строений - женский монастырь имени Иоанна Богослова. Картинка словно из сказки выплыла. Выглянувшее солнышко добавило сказочной обители красок, и я с удовольствием походил по склону, подыскивая оптимальную точку для фотосъёмки. Это не понравилось грузному Кэпу. Когда я, довольный, вернулся к тачке, он беззлобно высказал мне:
- И чё вы там все так долго ходите? Увидел, щёлкнул - и назад, нет, чё-то ходят, ходят всё… там смотреть-то неча…
Я забрался в его машинку.
- А на Козью тропу не хочешь, что ли? – поинтересовался он. - Их тут, - кивнул он на толпу туристов, - сейчас всех по ней гоняют… до аттракционов…
- Так, товарищи, а теперь все на Козью тропу! - услышал я громкий, зазывающий голос гида и увидел, как несколько групп стали объединять в одну большую.
Глядя на туристов, увешанных цифровыми фото- и киноаппаратами, я вспомнил, как в далёкой юности мы уходили отсюда в двухнедельный поход с тяжёлыми брезентовыми палатками и гитарами…
А толпу туристов между тем «погнали» по Козьей тропе.
- Местная туриндустрия в натуре, - метко охарактеризовал увиденное грузный Кэп.
А я опять унёсся в далёкое прошлое. В первый раз я приехал в Чемал в конце семидесятых. Объявлений о сдаче домиков тогда практически не было. Какая-то пожилая женщина, видя, что мне некуда податься, пригласила меня в свою избу, и я прожил у неё три дня. Денег за проживание с бедного студента она не взяла. У меня сохранилась чёрно-белое фото той женщины, светлая ей память. Тогда здесь всё было чёрно-белым, за редким исключением.
Второй раз я был здесь с группой, а спустя несколько лет уже сознательно искал и нашёл в Чемале интересных людей: самобытного художника Николая Чедокова, заготовителя трав Ивана Бабурганова…
«А что, если и в этот раз попробовать?» - неожиданно мелькнуло у меня.
- Слушай, шеф, не подскажешь, есть тут у вас интересные люди? - спросил я у водилы.
- Шаманы, что ли?
- Ну… можно и шаманов…
- Есть, - уверенно ответил он.
- Кто?
- Я.
- Хм…
- Мы, белые шаманы, одолеваем пространства мыслью,-заучено продекламировал Грузный кэп.
- Ну и как ты… шаманишь?
- А как шаманишь… … кулаком в бубен, дождь-то и приходит.
- А если серьёзно?
- А если серьёзно, здесь - нет.
- Уверен?
- Если я не слышал, значит, нет.
- А где есть?
- В Кырлыке, слышал, есть.
- И кто там?
- Баба одна. Ничё, говорят, шаманит…
- А поближе?
- Поближе нет. Хотя на Алтае их щас много развелось… При советской-то власти их гоняли, а щас выгодно быть шаманом, даже бабки на туристах можно зашибать. Из-за денег они своё шаманство и поделить не могут никак…
Я взял всё это на заметку.
-Сколько с меня? – спросил я, когда он вновь привёз меня в центр.
-Так-то, сотня, но с тебя - полтинник.
«Аллилуйя!» - воскликнул я про себя. Не всё, не всё измеряется деньгами даже в наше тухлое время! Мне даже захотелось выпить с Кэпом пивка, но я вовремя вспомнил про непредсказуемую чемальскую атмосферу. Расстались мы с ним словно старые знакомые.
-Привет Чайковску передавай!- крикнул он на прощание и уехал на своей миниатюре домой.
За время нашего отсутствия в центре ничего не изменилось, только у кафешки, в которой я перекусывал, появился медицинский «уазик». Хозяин «таблетки» лежал под машиной и что-то подкручивал.
Я подошёл к машине.
Водила с русско-алтайскими чертами взглянул на меня снизу и сразу всё понял.
- Щас доделаю и в Эдиган. Если надо - поехали, - сказал он
- А в Эдигане есть интересные люди? - поинтересовался я.
- В Эдигане?... нет, наверное, а вот в Куюсе, вроде, есть один…
- Тогда лучше в Куюс.
- Поехали, - махнул он рукой.
Я забросил в салон рюкзак, сам сел в кабину и увлекательнейшее ралли вдоль живописного берега Катуни началось! Водила выполнял любую мою просьбу. Мы часто останавливались, я, словно восторженный пацан, носился по живописным берегам с фотиком и был почти счастлив. И мне всё было интересно, как и в юности - земля-то древняя кругом …
Водила по ходу начал рассказывать, что Чемал находится в особой природно-климатической зоне, что здесь хотят построить какой-то большой оздоровительный комплекс, и что земли вдоль Катуни скоро все будут скуплены, а вполне возможно, что их уже и продали. Земельный вопрос здесь сейчас самый злободневный. Люди жалуются на бесконечную волокиту с оформлением паёв, циничное кидалово, продажу лучшей земли в первую очередь себе, своим родственникам, и втихую богатым, за взятки.
В общем, с землёй здесь творится всё то же самое, что и по всей стране, с одной лишь разницей: проблему резко обострили богатые «любители» Горного Алтая из Москвы, Питера, Новосиба, Барнаула, в разы взвинтив цены и социальную напряжённость.
Получает он пять тысяч в месяц. Пять тысяч для деревни - очень даже неплохо. Работы в сельской местности нет, и тяжёлое безденежье охватило все деревни. Выживают кто как может. Почти все держат скотину, кто не держит - потихоньку спивается. Многие уже спились.
Потом он начал вводить меня в курс дела по поводу местных достопримечательностей. Рассказал, что за Куюсом есть очень необычный порог под названием Тельдегпень, а дальше за ним можно увидеть наскальные рисунки древних людей.
Наша машина быстро пожирала дорогу, солнышко уже начало садиться, но о том, что надо где-то заночевать, я совсем не думал, потому что всеми фибрами чувствовал, что кривая вывезет.
Проехали Еланду, поворот на Ороктой… Шофёр, душа мужик, довёз меня до самого Куюса, хотя ему надо было свернуть значительно раньше, в Эдиган. Куюс на этой дороге последний населённый пункт. Деревенька, «стоящая на камнях». Довольно суровое для жизни место, скудная растительность есть только в садах.
Тормознули мы у коричневого «уазика», над которым корпели два алтайца: один маленький, крепенький в камуфляже, другой - худой, долговязый и в очках.
Водила вышел к ним и сказал, показывая на меня:
- Вот человек, ищет какого-нибудь интересного алтайца. Кто у нас тут есть интересный?
Мужики отхлебнули пивка и со всей серьёзностью стали прикидывать, кто у них тут есть самый интересный. Минут через пять вспомнили про какого-то деда, который разные фигурки из дерева может вырезать, а раньше чабаном работал, и даже вывел какую-то ценную породу овец. Но колхозы к тому времени развалились, и ценная порода оказалась никому не нужна.
Высокий алтаец вызвался помочь в поисках, перебрался к нам в «таблетку», и мы поехали искать деда. Подъехали к дому на самой окраине. Толя (так звали высокого алтайца) зашёл в дом и скоро вышел вместе с этаким молодцеватым дедком в фуфайке и шерстяной шапочке набок.
Не успел я раскрыть рот, как дед разразился продолжительной тирадой о своём любимом овцеводстве, мол «с этой … перестройкой его потомки навек потеряли выведенную им золотую породу овец». Я сразу понял, что «бабай», как я назвал его про себя, не тот человек, который может меня заинтересовать, тем более, что он даже во двор нас не пригласил. Хитромудрый какой-то алтаец оказался. Куркулистый. Я же говорю, меняются алтайцы, скоро совсем как русские будут. В, общем, интересного человека мы так и не нашли. Взяли с горя три полторашки, добавили к пиву хлеба, огурцов, консервов, и к Толе домой.
Живёт Толя чрезвычайно скромно. Несмотря на то, что он оказался гостеприимным хозяином и стол был уже накрыт, водила из Эдигана вдруг неожиданно засобирался домой, хотя до этого всецело поддерживал нашу кампанию. Я понял, что он боится начать. Он мне сам об этом ещё в машине намекал. Может сильно увлечься, а ему нельзя. Я видел, как ему не хотелось от нас уезжать, но поневоле пришлось. Так мы остались с Толей вдвоём и начали потихоньку общаться.
Сначала разговор не клеился, но где-то после второй кружки наши мысли заработали в одном направлении, а когда я подарил Толе свою книгу про Горный Алтай, мы даже обрадовались, что остались с ним один на один.
После третьей я узнал, что Толя закончил институт кинематографии в Питере. Вернулся в Горно-Алтайск, но в городе жить не смог из-за слабого здоровья, которое требовало чистого воздуха. Вот Толя и оказался в Куюсе. Дышит сейчас чистым воздухом, держит скотину, огород, а счастья нет, потому что чувствует себя не на своём месте. "Да кто у нас сейчас чувствует себя на своём месте? - начал успокаивать я его. У нас дипломы получают по одной профессии, а всю жизнь работают по другой и третьей… процентов, говорю, семьдесят таких «спецов» с дипломами. Не переживай. Мы сейчас, говорю, все не на своём месте. Вся страна."
Потом наш разговор снова да ладом скатился на земельную тему.
- Продают нашу землю оптом и в розницу, и нас скоро продадут вместе с землёй, - начал печалиться Анатолий. - А бедному алтайцу земли не получить. Вот мне тут полоска земли в 1,5 метра к участку понадобилось, так не дают даже 1,5 метра!
- Ты смотри, что получается… - продолжал он, - с севера нас поджимает огромная Россия с её нефтегазовым снобизмом, с юга - казахи-мусульмане, а по телику приглашают на курсы китайского языка… А нас мало, мы более уязвимы для цивилизации…
Услышав про «курсы китайского языка», я вспомнил, что на подобные курсы, помимо Горно-Алтайска, приглашают также в Хабаровске, Благовещенске, Чите, Кызыле… А ещё я вспомнил, как на «заре туманной юности», ночевал как-то под мокрым целлофаном, неподалёку от "заимки Путина", которой тогда в помине не было, и чтобы спастись от острого приступа одиночества, охватившего меня, стал ловить музыку на маленьком транзисторе… Поймал какую-то китайскую радиостанцию, и вдруг слышу: «Здравствуйте, дорогие советские радиослушатели, временно проживающие на китайской территории... послушайте, пожалуйста, оперу «Красный партизан…». Я онемел от неожиданности. Неужели тоже «вражеский голос»? Оперу я слушать не стал, а вот обращение китайцев к «дорогим советским радиослушателям», запомнил на всю жизнь.
- А хочешь, анекдот расскажу? – продолжил между тем Анатолий. - Недавно наши депутаты, поддержали инициативу главы и решили назвать одну из вершин Курайского хребта «Газпромом». Я серьёзно говорю. Прикинь: Ортолык, Куюктанор, Тыдтугем и «Газпром» рядышком…
Тут мы выпили за здоровье местных депутатов и предложили следующую вершину назвать именем «Роснефти». Градус нашего разговора всё повышался и вскоре мы вознеслись аж до теории пассионарности, которая, оказывается, особенно хороша под пиво с килькой. Пассионарность - это такая космическая энергия, которая влияет на подъём и угасание целых этносов. Здесь Толя завёлся не на шутку, видно было, что Лев Гумилёв со своей теорией интересует его самым серьёзным образом.
Толя всё удивлялся, как это тихий московский интеллигент смог додуматься до такой теории, написать в тюрьме книгу «История древних тюрков» и даже выучить тюркский язык? Только с божьей помощью, - решил он. «Ну, правильно, - согласился я, - если поэта ни за что упечь в тюрягу, он и не до такого может додуматься, поэт - это же чуткая антенна…».
И мы стали прикидывать теорию пассионарности применительно к России. И безрадостная у нас получилась картина. По Гумилёву, в нашем, конечно, нетрезвом преломлении, выходило, что русский этнос окончательно деградировал так и недоразвившись. Башковитых, активных пассионариев во всех областях жизни повывели, остальных воспитали как надо, вот вся наша «Ямперия» и зарастает бурьяном. Сейчас это апатичная, примитивная цивилизация с криминальным государством - антисистемой, у которой свои законы: любое действие антисистемы направлено против её самой. Другими словами, чтобы они ни делали, будет только хуже. Короче, решили мы в итоге, в России сейчас время лидеров среди убогих, время, когда подавляющее меньшинство недалёких, вороватых и лживых жлобов имеют всё и всех.
Потом мы стали прикидывать теорию пассионарности применительно к коренным алтайцам, и я сказал, что у алтайцев перспектив-то побольше может быть, если, конечно, им удастся самоорганизоваться. А для этого нужен реальный лидер из народа. В России такого лидера сразу затюкают или посадят, а в республике он может подняться.
- А вот тут я с тобой не согласен, - возразил мне Толя. - Если у алтайцев появится настоящий, большой лидер, то он долго не проживёт.
- Почему?
- Да не дадут ему пожить. Потому что он на мах сможет сплотить всех алтайцев, алтайцы почувствуют свою силу, а это им не нужно. Им нужно, чтобы алтайцы были пьющими, неуверенными, раздробленными и тогда они будут спокойно хозяйничать на нашей земле. Об этом ещё Потанин Чорос-Гуркину говорил…
Стукнуло двенадцать ночи, и вдруг я понял, что Анатолий-то и есть здесь самый интересный человек. Кто бы мог подумать, что в далёком, заброшенном Куюсе я встречу знающего теорию пассионарности алтайца, да ещё с такими наработанными, мозолистыми руками?
Вышли на свежий воздух, закурили и стали развивать тему на крыльце. Звёзды, льющие на землю свой холодный, пассионарный свет, тихо посмеивались над нами. А мы принялись обсуждать возможность появления пассионарной личности среди алтайцев, то бишь, настоящего духовного лидера, который сейчас нужен алтайцам как никогда. Толя говорил, что такой лидер вот-вот должен появиться, а я говорил, что если судить по тому, что происходить сейчас, то его и близко нет. Толя уповал на провидение и высшие силы, я говорил, что пассионарность имеет и земную, биологическую природу тоже. Но в главном мы с ним были единодушны: чтобы найти выход, и республике и России нужны не реформы и инвестиции, а люди, для начала хотя бы просто честные. Допили остатки пива и разошлись по койкам.
С утра пораньше прошлись по деревне. В Куюсе есть, конечно, крепкие дома с большими, современными аилами рядышком, но в основном всюду вопиющая бедность, к которой привыкли. Отсюда трудно предположить, что совсем недалеко есть большие города, в которых люди разъезжают на дорогих иномарках и сорят деньгами. По материальному достатку - это два разных мира, которые ненадолго пересекаются в Куюсе в летний туристический сезон.
Пришло время собираться обратно в Горный. Голосовал я долго, но безуспешно. Никто из автотуристов не остановился. В полдень мимо нас проехал пустой лесовоз, который спустился вниз к пилораме и начал загружаться. Я сбегал, договорился с мужиками насчёт «подбросить», купил пива и мы пошли к Толе поправляться. Его жена предложила сварить пельмени из маралятины, но я отказался.
Устроились мы прямо во дворе, на травке. Толя принес две табуретки и разлил пиво в железные кружки. Присев на табуретку, закинул ногу на ногу, закурил и глубоко задумался о чём-то, о своём, пассионарном… Таким я его и сфотал на память.
*******
Александр Ситников – путешественник по Горному Алтаю.
Иллюстрация: Чемал, о.Патмос, подвесной мост к монастырю.
Фото из интернета - спасибо автору.