С нами жизнь порой обходится жестоко,
От печали мы стареем раньше срока.
Только в чудо непременно надо верить,
В то, что рядом где-то бродит Веденеев.
В час, когда грущу, тоскую, холодею,
В храм души нахально входит Веденеев.
Он сидит со мною рядом у окошка
И наигрывает на губной гармошке,
Он читает до рассвета с выраженьем
Замечательных поэтов сочиненья.
Веденеев, Веденеев,
Я-то знаю: ты не робот, не игрушка заводная,
Ты ранимое творенье и смешное,
Ты спасение, придуманное мною.
Жанры, хоть немного подходящие к Веденееву, - эпос, сага, педагогическая ода, тантра, а проще говоря миф. Сухой апофатический стиль нашей повести полезно слегка разнообразить, перечислив отдельные имена Веденеева:
Устремленный, Решительный, Стремительный, Быстрый, Верный, Справедливый, Оставивший Наказания, Помнящий, Внимательный, Широко Смотрящий, Стерегущий, Бдительный, Стойкий, Скромный, Крепкоспящий, Вкусно Едящий, Мечтательный, Беззаботный, Нетерпимый к Окружению…
Веденеев – атаман истины, батько познания, куренной самостийной физики и бессменный кошевой гнозиса. Он генерал генералов, маршалино Виктор фон Ведель, рыцарь Ордена кривого меча.
Впрочем, ни Буквы, ни энергия чувств уже не помогают, когда сталкиваешься с таким явлением. Хронически не хватает эпитетов, чтобы обозначить выдающуюся фигуру: все прошедшие века лучшие языки поэзии пытались делать это, но лишь поистратили слова. А мы продолжаем и в меру силы укрепляем традицию рыцарских романов, трубадуров и бардов, восхваляющих Героя.
Что греха таить: как только засияет звездой светлая личность, рядом проступает темное облако. Влезет на дерево Обезьяна – встанет на вахту Дарвин с блокнотом, запоет Ворона – завертит хвостом Лисица.
Вспоминаются здесь Ильф и Петров, делившие Книгу, Герцен и Огарев, делившие Женщину, Маркс и Энгельс, делившие Капитал, Ахилл и Патрокл, делившие славу, Кастор и Поллукс, делившие Время и Зодиак, Александр Великий и Гефестион, разделившие смерть.
Последовательно возвращаясь назад, отметим еще Ницше и Супермена, Полицейского и Бродягу, Фурманова и Чапаева, Ландау и Лифшица, Доктора Ватсона и Шерлока Холмса, Майринка и Голема, Сальери и Моцарта, Пушкина и Дантеса, Народ и Гэсэра. Вот и ко мне стучится живой эпос, прямо в окна компьютера.
– Вот и я, Карлсон! - крикнул Малыш, отворяя дверь. Но Карлсон исчез. Малыш стоял с тарелкой посреди комнаты и оглядывался по сторонам. Никакого Карлсона не было. Это было так грустно, что у Малыша сразу же испортилось настроение.
– Он ушел, – сказал вслух Малыш. – Он ушел. Но вдруг...