Отличительная черта классической Музы – длинное белое платье, лира и крылья за спиной. Зря, что ли, слово «классика» мы привыкли отождествлять со словом «шедевр»? Хотя графоманы наверняка были и в девятнадцатом веке. А как выглядели их Музы? Или у них не было Муз?
«А кому, к его конфузу,
Как бодачей телке рог,
Бог не дал с рожденья Музу –
Тот писать без Музы смог.»
Никак не может быть, чтобы Музы до сих пор летали в белых до пят платьях. Не сочетается литература молодых писателей с воздушными кружевами. Скорее с рваными джинсами. И вообще, Музы явно сменили стиль общения, стали своими в доску. Подругами. Входит такая в дверь в джинсовых шортах и зеленом топе, с банкой пива в руке, садится в кресло и говорит: «Привет, как дела?» Что значит – хватайся за клавиатуру, пока я здесь.
Что ж, ухватимся.
Жила-была толстая девочка. Толстой она была с раннего детства. Родители ничего против этого не имели, ибо в те времена в той стране упитанность была хорошим тоном и значила, что люди ни в чем не нуждаются. Однако у окружавших девочку сверстников было свое мнение, и, надо сказать, в нем была логика. Девочку звали «бомбовозом» и «бочкой», а где же видано, чтобы бочка по деревьям лазала? И в прятки с ней не поиграешь – бока из-за всех укрытий торчат. Легко, но неинтересно. И на бегу она пыхтела. Словом, девочку в игры не звали, а если она сама просилась, говорили: «Нужна ты нам, бочка». Со временем девочка перестала подходить к другим детям. Не сказать, что ей это легко далось, она плакала от обиды и почем зря лупила приходящих к старшей сестре подружек. Просто за то, что они у сестры были, а у нее не было никого, разве родители в счет идут?
…Гм-гм. А, ничего, это Муза переложила ногу на ногу и отхлебнула пива.
Девочка рано стала читать. Много читать. Закончив детские книжки, бралась за взрослые. Между книжками собирала мозаики и конструкторы, рисовала бумажных кукол и одежки для них. Настоящих кукол она не очень любила. Каждую новую куклу она сразу начинала нещадно расчесывать и стричь, делая ей прическу. Куклы быстро лысели, после чего отправлялись в дальний угол. Впрочем, одна кукла жила долго и счастливо: ее лысая голова стала подставкой для маминого парика. Парик же расчесывать имела право только сама мама.
Зато бумажные куклы возымели ошеломляющий успех среди одноклассниц. Разумеется, когда девочка пошла в школу. Играть, правда, с девочкой по-прежнему не хотели, зато одна из соучениц попросила: «Нарисуй и мне. И с одежками». Девочке эта просьба очень польстила, значит, и она на что-то годится. Но соученица добавила: «И чтобы одежек было сто!» - «Ну ладно.» - «А триста сможешь?» - «Попробую.» - «И чтобы все были разные!»
Непомерный объем собственного обещания так смущал и тяготил девочку, что она никак не могла собраться с духом и начать выполнять обещанное. В конце концов, через три месяца постоянных вопросов: «Ну, сколько нарисовала?» - и ответов: «Пятьдесят. Сто. Сто тридцать…» - девочка собрала мужество в кулак и на очередной вопрос ответила, что нарисовала почти все, а мама убиралась и нечаянно все выбросила в печку. После чего последовало обещание, что попытается нарисовать снова, но потом, не сейчас. Похоже, инстинктивно девочка уже тогда знала, что «потом» - волшебное слово. Действительно, «потом» одноклассница вообще забыла про желанную куклу и одежки. Девочке долго было стыдно, тем не менее, она вздохнула с облегчением.
Муза смотрит в никуда, задумчиво улыбаясь. Вдруг посещает крамольная мысль: а как она стала Музой? Ничего такого особенного в ней нет: рыжая, с короткой стрижкой, красивыми ногами, выщипанные брови… Но тут выщипанные брови сдвинулись, взгляд вернулся из далей и построжел. Типа, ты не отвлекайся, при чем тут я, ты щелкай себе!
Итак, девочка. Книги, родители, учителя учили ее быть всегда честной, и она верила, что только так и можно. И вот однажды класс писал сочинение. А девочке вместе с четырьмя другими отличницами было велено писать сочинение на тему «Что такое дружба». Сочинения планировалось отправить на конкурс. Ну и откуда девочке было знать что-то про дружбу? Ведь друзей-то у нее никогда не было. Она сидела и смотрела, как другие исписывают страницы, голова была звенящей и пустой. Наконец она встала и сказала: «Я не могу писать про дружбу, я не знаю, что это такое».
Потом было общеклассное собрание, девочку выставили в коридор. После собрания несколько одноклассниц подошли к ней и сказали, что записались к ней в подруги. Девочка ничего не сказала, но впервые в жизни ощутила сомнение и недоверие. Почему – она бы не смогла объяснить. Хотя все просто – каждый когда-то начинает отличать настоящее от деклараций.
…А что там делает рыжая? Ааааа, никого уже и нет. Только вмятина в кресле. И забытая пустая банка на полу. Что-то, видимо, пошло не так. Или что?.. Но надо как-то дописать.
В общем, девочка… Да ну ее, эту девочку! Девочка выросла, как и все, и жизнь ее трепала не меньше, чем всех. Но это уже совсем другая история…