Глава Vа

Вадим Росин
             1

Пять лет прошло с тех пор как тешил беса 
в Селе любвеобильный ловелас.
София уж оправилась от стресса.
Серьёзные мужчины и повесы
нередко на неё «ложили глаз».
Ей предлагали сердце и зарплату.
Но, встретившись с улыбкой ледяной,
тотчас ретировались виновато.

Пифия наша чтила постулаты,
однако перспектива стать женой…
кукушка не становится наседкой,
это известно. Бремя брачных уз
её пугало, как Жар-Птицу клетка.
Что может быть важней служенья муз? –
пожалуй лишь Любовь, любовь к подруге.

Но рядом больше нет любезных птах.
Они теперь примерные супруги.
Покинули гнездо, увы и ах.

Так где же наши сизые голубы?
Виола, та законная жена,
теперь она вдыхает воздух Кубы.
Такая вот жестокая цена,
что Софья заплатила за измену.

Фортуна повернулась задом к ней
в тот час, когда София зачала,
она к ней подселила Мельпомену.
Но то «дела давно минувших дней».
Напомню: Софья Павловна травилась
(снотворного без меры напилась).
Не Виолетта б...... - вовремя явилась.
Но после эта нить оборвалась.

О, если б как гадюке кожу скинуть.
Софья кляла свою с Вадимом связь.
«Спасла, чтоб навсегда меня покинуть.
Когда бы не Наташенька - спилась.
Не знаю, как до этого дошла я .
Теперь одна, как рекрут на часах.
Наташа умотала в Николаев, 
трудилась где-то в «Алых парусах».

Уж лучше б я жила на небесах»


София ощущала, как сочится 
жизнь из неё как капельки воды.
Она, аки голодная волчица,
теперь металась в поисках «еды».
Надеялась – хоть кто-то постучится
и снова оживёт её нора.
Наташа в отпуск может быть примчится.
Два года не была - уже пора.

«Зимой, в мороз, не испугалась стужи,
Приехала. Ах, можно ли забыть…?
Пусть приезжает даже (черт с ним ) с мужем.
О, Господи! Как хочется любить!
Да так, чтоб можно было не таиться,
не прятаться от Коли, как в тот раз,
не дал нам вдоволь жлоб повеселиться.
Так любит, что с неё не сводит глаз,

противный. Ну уж это я сумею.
Уж мы с тобой поладим, милый мой.
Так насладимся, ты – зелёным змеем,
а я твоею ласковой женой.

Как надоела чёртова рутина –
уроки, заседанья, педсовет.

Теперь вот появилась Алевтина.
Хоть, наконец, зажгла в окошке свет.
Надежду подала, оберегала
хоть изредка от всяческих невзгод.
Но осенью был наш последний год,
когда я ту лошадку запрягала»

О, сколько сил ушло на ожиданье!
Она ждала, и всё-таки не зря.
И как-то вдруг в начале января
Внезапно её кончились страданья.

Стоял двадцатиградусный мороз,
когда примчалась весть из жаркой Кубы
«Ах, едут, едут, едут «душегубы» -
Виола, сын Алёшка и матрос.
И надо же пять лет уже мальцу.
А моему-то было бы четыре…»
София тушь размазав по лицу,
галопом прибралась в своей квартире.

Что ж наша повесть движется к концу.
Подходит час развязки мелодрамы.
Мужи и уважаемые дамы,
делящие с подругами мужей,
достигнув настоящих рубежей,
мы начинаем снова эпопею,
что предваряет в пьесах эпилог.
Не потерять бы только верный слог.
«Одиннадцатый час… я не успею…» -
Хозяйка волновалась всякий раз   
от встреч даже сильней, чем от разлук.

Друзья мои, не отвращайте глаз
от этой заключительной картины.
Поверьте в нашей драме нет рутины.
И всё это написано для Вас,
в ком ещё бродят жизненные соки.
В наш век сверхмеркантильный и жестокий
отражена лишь сущность бытия,
ведь сам я не придумал ни х…
и пусть Вас не шокируют те строки.
Наш Старый мир давно погряз в пороке,
а Нового совсем не знаю я.

Пусть слух не оскорбит смысл слов простых.
Ведь в мире нет и не было святых..


               2.


Состав пришёл без опозданья, в срок.
Миг долгожданной встречи, как он сладок.
- Вы не пугайтесь - в доме беспорядок
Вот вам ключи.
- А ты?
- Я на урок.

София после сдержанных объятий
умчалась, их увидев лишь едва.
Не нам судить о качестве занятий.
Домой она вернулась ровно в два.
С порога её встретила Виола.
София раскраснелась на ветру.
- о, будь она неладна эта школа..
Еле дождалась… думала умру.
Ты прямо настоящая испанка.
Одна?
- Ага.
- А где же мужики?
- И…  к лешему, катаются на санках..
Просили: мать блинов нам испеки.
- Что, испекла?.
-Да, слышишь полно чада.
-Давно ушли? Он взял с собой ключи?
-Да с полчаса…
- О, Боже, как я рада…
Любимая…
Виола: помолчи..
- Как я люблю, люблю….
Нашла пижаму?
- Меня, или супруга моего?
Тебе бы не мешало выйти замуж,
- и, помолчав, - а впрочем, для чего?
Есть муж у нас, не так ли? – тон всё злее.
Виола к ней вплотную подошла:
- втроём и есть, и пить, и спать теплее.
- Зачем же ты тогда меня спасла?
В такую даль плыла от самой Кубы,
чтобы сказать мне… ведь прошли года, -
 у Софьи нервно вздрагивали губы.
- Я помню всё и помнила всегда.
- Да знала ты хотя б как я тоскую,
как мучусь, пропадаю столько лет?
- Ах, мученица, глянь-ка, мать такую.
С тоской своей сходи-ка в туалет,
- сказала резко, зло, но, правда, в тоне
«испанки», надававшей «оплеух»
«блуднице», разнесчастной тёте Соне,
в какой-то миг маэстро чуткий слух
вдруг уловил уже не жажду мщенья,
не приговор бесстрастный палача,
а, движимый любовью, дух прощенья
уже витал над ними. «Каланча»
то ли от возбужденья утомилась,
толь Софья, разуваясь, наклонилась,
и форма, облегавших панталон
сменили наконец-то гнев на милость.
Только Виола вдруг угомонилась
и рухнул неприступный Вавилон.


                3.

………………………………..
- Прости меня, прости.
- Давно простила, но только попрошу, не надо луж.
- Скажи, ведь я за грех свой заплатила?
- Да заплатила, заплатила уж, 
злодейка, не реви, не рви ты душу.
Ступай под душ.
- А ты придёшь, скажи?
- Я мылась
- Но…
- Оставь меня.
- Послушай…
- Да ладно, канарейка, не дрожи.
Распутница, давай, снимай-ка «сбрую»,
кобыла..
Софья робко: «не ворчи,
дай я тебя хоть толком поцелую»
………………………………….
Они как две зажжённые свечи
на ароматных ветках можжевеля
(католики их жгут на Рождество)
стояли и друг дружку просто ели.
«Любить, любить!» - кричало естество.
Срываются петели и застёжки.


Любовницы оскаливают рты,
как две изголодавшиеся кошки.
Вытягивают шеи и хребты.

Касанье тел. Сплетенье ног и рук.
Страсть вышла, наконец из заточенья.
Безудержное дикое влеченье,
любовью переполненных, подруг,
внезапно вдруг поплывших по теченью
в Аркадию свою в волнах реки;
туда, где они могут «оторваться».
Скрещаются как шпаги языки.
Ах, только бы успеть поцеловаться,
покамест не вернулись мужики.
Как жаль, что им приходится скрываться.
Открыто б прямо в логово ворваться,
накинуться и … захватить редут.
«О, боже мой! Ах, кажется, идут.
Чёрт бы побрал их… надо одеваться.».

Едва лишь соскользнуть успела на пол
Софи, окинуть взглядом «цитадель»
- Не надо волноваться, моя лапа,
я заперла.., - шепнула ей «модель».

Мужчинам не нарушить их идиллии.
На лестнице затих шум голосов.
София наклонилась к чёрной лилии,
очерченной по линии трусов.

Где красовались пышные меха,
осталась только узкая полоска –
свидетельство взыскательного лоска,
скрывавшее вместилище греха
и святости, хранилище дурмана,
прикрытое махровым лопухом.

Почувствовав дыхание саванны
в предбаннике уютном и сухом,
София принялась за дело рьяно…

Всецело поглощённая грехом,
искала София Павловна изъяны
в шкатулке драгоценностей жены.
Притом они вели себя как пьяные,
Поскольку обе были влюблены.

Да можно ль не любить такое тело.
Ещё после столь долгого поста.
«Племянница «давно уже хотела
Замкнуть устами Софьины уста,
отдать себя желаньям тёти Сони,
излить перебродившее вино,
внимая зову сердца, что полно
всегда было любви к её персоне.
А Сонечка могла ли устоять 
пред негою под выбритыми складками
«О, Боже, да какая же ты сладкая,
кто мог такое чудо изваять?!»

Её нетерпеливые ладони 
и пальцы, цитадель развороша,
ласкали плоть, в то время как душа
молилась загорелой примадонне,
сливаясь с ней в сладкоголосом хоре
архангелов стоящих наверху.

Прикладывая ухо к гребешку,
София наслаждалась шумом моря.

Пять лет томилась в собственном соку
«племянницей" покинутая «тётя».

Теперь прижавшись к чёрному лубку,
всецело отдалась она работе.
Заглаживала прежнюю вину
перед капризной гостьею из Кубы.
Целуя благодетельницу в губы,
влекла свою «испанку» к топчану..
Подталкивала нервно, торопила.
Сюда, дескать, смелей. Моя краса.
Сейчас мы улетим на небеса.
У Господа билеты я купила.
Поднимемся в заоблачные выси,
а хочешь, так опустимся на дно.
Виола бормотала: «Соня, киса,
неси сюда скорей своё руно.
Ты золотко, - шептала Виолетта.
Грудь окатило тёплою волной.
В лицо её пахнуло жаром лета –
София развернулась к ней спиной,
на просьбу Скрипки делом отвечая.
Глаза жены покрылись пеленой,
а губы, будто соком молочая…
едва лишь ощутив поверхность рта,
София  застонала: «я кончаю,
О боже!» Воспалённые уста
Виолы оказались в тёплой влаге,
которая, как божья благодать,
лилась… София же лишь думала о благе
такою королевой обладать,
какою в ту минуту обладала.

Душа, освобождённая от грёз
стонала, хохотала и рыдала,
не прячась и не сдерживая слёз..

Виола с интересом наблюдала
под сенью золотистого руна,
как движется навстречу ей волна
из пламени горящего сандала,
как смерч неотвратима и сильна.
С тревогою она ждала паденья:
Сейчас вот-вот обрушится она.
Её терзала жажда наслажденья.

Душа её была устремлена 
душе Софии Павловны навстречу.
Виола вновь была ослеплена
любовью  к Софье. Что же, время лечит.

Ведь на чужбине в дальней стороне,
ты разве не об этом  ли мечтала?
Страсть у Виолы в недрах клокотала.
Вертясь теперь на жёстком топчане,
она громы и молнии метала.
Душа её парила в вышине.

Какой же был резон любовь скрывать.
Ей больше ничего не оставалось,
как только её брать и отдавать.
Виола всей душою отдавалась
обидчице, вновь обретя покой.
Её не возмутит непостоянство.
Обиды прочь, коль счастье под рукой.
Любовь, она ведь тоже пьянство.
Виола вдруг подумала с тоской:
«Я мучила её, она страдала
за «грех». Какой там грех, смешно.
Увидела б что там я увидала.
В кино, как в жизни. В жизни, как в кино.
………………………………………..
Но как была Виола ни пьяна,
душой плескаясь в золотом тумане,
в ней не дремала мама и жена.
В разгар безумства вскрикнула она.
- Пусти меня!
-?
Вернулись басурмане!.

Как сладок, но как краток миг услад.
Но стоит с Провидением судиться?
Виола отыскала дивный клад,
но не успела вволю насладиться.

И как была бы жажда ни сильна,
и как ни голодна младая львица,
и как была бы пицца ни вкусна,
всё ж надо было им остановиться.

И кинув напоследок нежный взгляд
 на куб, освобождаясь от дурмана,
Виола, встав, набросила халат
на плечи, вынимая из кармана
трусы, и, остывая на ходу,
любовью раскалённая сафари,
уже надела маску Мата Харри.
Им что-то говорила про еду,
ругала мужа: «Что ты окаянный.
Ты посмотри ребёнок весь промок!
- Пришла София Павловна?
- Да, в ванной.
Мол, только что закончила урок.

Конечно, впечатлений было много.
Алёшка в первый раз увидел снег.
Но мама говорила с ними строго.
Она уже оправилась от нег.
…………………………………



            4.


Алёшка уже час как видел сны.
Обед сам по себе продлился в ужин.
И все были уж чуточку пьяны
и даже чересчур возбуждены.
Жена полемизировала с мужем.
София лишь глядит со стороны.

Всё до последней капли разделили.
Виола была дюже хороша.
Вадиму на диване постелили.
Но жаль было тревожить малыша,
так сладко спит.
А где же наш «паша»?
Ему ведь тоже спать необходимо
и как-то справедливость соблюсти.

- А может быть возьмём с собой Вадима?
- Смотря как будет он себя вести,  -
сострила тётя Соня и смутилась
(…и незачем устраивать бедлам,
«испанка» совершенно распустилась)
и поскорей на кухню, по делам.

Всё делалось, конечно, впопыхах.
Пропитанная винными парами,
она не помышляли о грехах,
но вся изволновалась уж заранее.
И как не привлекательна затея,
всё ж не привычно нарушать канон.
В Софии оживала Галатея.
А как же вёл себя Пигмалион?

Весь вид Вадима говорил о том,
что он и впредь намерен быть послушным.
Герой наш, право, добрым был «скотом».
Сейчас же он казался равнодушным 
и даже безучастным ко всему.
Он вёл себя как истинный подводник.
А сознавал ли этот греховодник
какое счастье выпало ему?

Опасность ведь была, как ни крутите.
И как бы он Виолу не любил,
моряк душой всегда стремился в Питер,
поскольку те три ночи не забыл.

Отметим, что он был не слишком падок 
на жён, но Софья Павловна не в счёт.
Сейчас же он, как тот шкодливый кот,
в глазах  любимых выглядел невинным.
Он знал уже каков запретный плод.
Ему по нраву обе половины.

Та «тайна их» в его душе жила
(он полагал связь тайной оставалась)
Он чувствовал, как Софья волновалась,
тарелки убирая со стола.

Как ринулась на кухню мыть посуду,
боясь остаться с ним наедине.
Не ведал он, как ту тянуло к блуду.
Вопрос к кому? К нему или к жене.

Для всех то оставалось всё ж загадкой.
Так, иногда она себе самой 
казалась отвратительной т гадкой, 
за то что называла «милый мой»
в воспоминаньях, как бы забывалась,
устав от одиночества во тьму
слова шептала, страстно отдавалась,
не ощущая - ей или ему.

В сознании её существовало
два образа теперь, но дело в том,
что душу ей лишь Скрипка волновала.
Напрасно Виолетта ревновала
их. Оба, изведённые «постом»,
три ночи «наедались» до отвала,
но думали об «образе святом».

И им же прикрывались как щитом,
когда бросались в жаркое сраженье,
вдруг сердцу и рассудку вопреки,
в бою скрещали острые клинки
и бились, бились до изнеможенья.
………………………….
Какие всё ж злодеи мужики.

 


              5.

Всё ясно в море, но не так на суше.
Душа жены – для нас закрытый сейф.

Когда муж, возвратившийся из душа,
как велено ему, «улёгся в дрейф», 
всё было тихо.
                Жаркая, как лето,
без ничего, свободна, как мечта,
спиной к нему лежала Виолетта,
причём к Софии Павловне «валетом».
Вот так распределились их места..

Себе он не позволит распалиться.
Так думал, отстраняясь от жены,
наш «Магеллан», боясь пошевелиться.
Вот только этот «изверг» рвёт штаны.

Приказывал себе: «Вадим, держись!»
А подлый дьявол в трюме шевелится.
Не выполнял команду он «ложись».
А в это время спящая телица
пошевелилась, видимо со сна.
К морскому льву, как молодая львица,
прильнула задом. Выгнулась спина.
Как бы во сне супруга потянулась
так сладко. У подводника душа
взыграла. Что тут скажешь? Хороша.
И страсть в нём тут же птицей встрепенулась,
(не видел он, как Скрипка улыбнулась).

Моряк себе приказывал: «борись!»,
а «дьяволу» - «знай место, окаянный!»
но «изверг», как солдатик оловянный,
стоял пень пнём. Попутный бриз
влечёт корабль, тянет. Паруса
полнеют, крепнут, словно ягодицы.
Натянуты все шкоты и троса…
Когда же капитан распорядится?...

Корабль покачнулся на волне.
Указывает курс конец бушприта.
Виола подвигается во сне 
к нему. И понимает он, что путь открытый.

Лукавый поощрял: «моряк, не дрейфь!»,
но трезвый голос: «дальше от скандала»
Вадим лежал, зарывшись в чёрный шлейф,
не видел, чем супруга обладала
в тот самый миг. Что происходит с ней?
Какие чудеса метаморфозы?
Но а супруга, не меняя позы,
лишь прижималась к мужу посильней.

Ещё пытался сдерживать порывы
он своего ретивого конька,
вдыхая аромат роскошной гривы.
Ладони нежно гладили бока.

Он зрил лишь днище, но не видел рубки,
хотя та от него была близка.
Не видел, как пленительные губки
сбирают мёд с поверхности цветка.

А конь его уж бился как в припадке.
Вадим, держа за талию жену, 
целует её плечи и лопатки,
тогда как конь вступал на целину.

Упорный лоцман долго путь искал.
Он рёк вперёдсмотрящему: «смотри же!»,
и лот то поднимал, то опускал.
Потом причалил к гавани, что ближе.

Он к цели шёл на ощупь, наугад,
во мраке, без спасательного круга,
невольным став участником регат,
которые задумала супруга;

давно уже мечтавшая о том,
как ей осуществить свою идею.
Сейчас она отыскивала ртом
на клумбе золотую орхидею.

Сбывалась её тайная мечта,
о чём Судьбу молила «бога ради»,
целуя Софью Павловну в уста,
дрожь ощущая спереди и сзади.

В волнах качаясь, медленно плыла
фелюга под названьем «Виолетта».

Она и отдавала и брала 
и мелкою и крупною монетой.

И поднимая на волне корму,
нос погружала в зыбкую пучину,
как маятник часов: «тебе- ему»,
согласно положению и чину.

Она сама вела свою игру,
свершая втайне то, чего стыдилась.

Фортуна, наконец, распорядилась
ей царствовать на дьявольском пиру.



             6.


Исполнив сложный трюк, довольный муж
поцеловал супругу в ягодицы,
поднялся и направился под душ.
Необходимо было охладиться..

Виола, успокоив Сатану,
Софию ущипнула, рассмеялась
довольная собой: « я так боялась…»
И тоже встала, подошла к окну.

«Испанка» не скрывала торжества.
Стояла, как икона вся светилась.
То было накануне Рождества.
Блудейка, вспомнив, вдруг перекрестилась.

Притихшая застыла у окна
во власти суеверного экстаза.
Плыла золоторогая луна.
На Землю небо сыпало алмазы -
в садах и парках Царского Села
уже живого места не осталось.

«Как долго же я этого ждала,
приятными надеждами питалась,
не веря, что когда-то получу
в подарок неожиданно всё сразу.
Волненье охватило «Каланчу» -
«Я не была так счастлива ни разу»

«Похоже удалось ей провести…
Он вроде ничего и не заметил.
Прости меня ты, Боженька, прости
Я самая счастливая на свете»

Попав однажды в лапы Сатаны,
она сопротивляться не пыталась.
Когда супруг проник к ней со спины,
язык Софии, как упругий фаллос,
уже лагуны мерил глубину.
«Голубчик мой» и «золотко моё».
Земные ли ей силы потакали.
Когда Виолу с двух сторон ласкали
раскаянье не мучило её.

Напротив вид овального кольца 
в середине золотой роскошной чаши…
Представил я, как вспыхнули сердца,
как вздрогнули читательницы наши,
как пальцы пробежали торопливо
по складкам, отворяя тайный вход,
где спрятано заветное огниво…
……………………………………
…………………………………..
Они играли мастерски без нот,
экспромтом, это дьявольское трио.

Герой наш воротился. Он прилёг,
волнуемый той пережитой новью.
И тут он обнаружил пару ног
простершуюся прямо к изголовью.

Моряк, отнюдь, не верил чудесам,
но всё же огляделся вкруг пугливо.
Потом провёл рукой по волосам,
почувствовал, как вспыхнуло огниво.

Да чтоб мне провалиться в ту нору,
коль это всё не Дьявола работа.
И тот час же почувствовал как кто-то
с «банана»  очищает кожуру.

Вадим во тьме нащупал гребешок.
Нажал на накалившиеся дуги
( они принадлежали не супруге)
Тут сзади вдруг послышался смешок.

Встревоженное сердце застучало.
Сознанье провалилось в пустоту.
Ладью и мачту сразу закачало
……………………………..

Виола не дремала на посту…

Отметим, Скрипка хоть и не рыдала,
но походила на бикфордов шнур…

супруга с интересом наблюдала
живой этюд «Венера и Амур».
Сюжет ведь проходил перед глазами.


Её супруг попал в любовный плен.
Она смотрела чуть не со слезами,
как подлая Венера «грызла» ч...
случайно оказавшийся в «сезаме»,
на то, как жадно втягивались щёки….
«Да чтоб ей подавиться, вот змея!»

В ней забродили жизненные соки,
мелькнуло: «почему она … не я …?»

Виолу возбуждало их дыханье:
«Подумать ведь, какой хамелеон.
Кому, кому, кому молился он,
склонясь над мокрой рыжею лоханью»

супруга раздражалась всё сильнее:
«Какой подлец! Нет, я его убью!»
Не выдержала всё ж: «Ну,чья вкуснее?»
……………………………………
Тать рухнул на колени перед нею:
Мол, я давно не пробовал твою.
-"Ну да, конечно, я ведь не даю.
Жена ведь у тебя такая скряга,
не то что эта Фея-Доброта.
Она накормит блудного кота.
Скажи, изголодался он бедняга.»
…………………………..
- Иди, иди к своей распутной тётке!
- Пожалуйста, не думай о плохом.
……………………………………
Виола оказалась вдруг верхом
на этом «отвратительном злодее»,
лупила по «башке его пустой»
за то, что причащался к «орхидее».
То била, то поглаживала дланью,
подбадривала грешника пятой,
в нём возбуждая верность и …желанье
сравнить тотчас «её сосуд святой»
с той самой «отвратительной лоханью»,
сравнимой больше с вазою роскошной.
………………………………..
Последние года, живя с женой,
Вадим всё чаще вспоминал о прошлом.

И вот от изобилия хмельной,
поверженный он наслаждался вкусом.
Держа в ладонях чёрное руно,
и сравнивая разное вино,
он ощущал себя Бруно и Гусом
в пылу любви, то Гусом, то Бруно.
................................

         Эпилог

 Предвидя вопрос читателя об отношении автора к любви такого рода, готов ответить  на него с предельной искренностью. К гомосексуальным связям слабого пола, с некоторой оговоркой, отношусь спокойно, поскольку считаю, что женщина самой природой создана для любви, а потому в любом случае она остаётся женщиной, независимо, подчёркиваю, от того кому она дарит эту свою любовь. Другое дело особи мужеского пола. Связи между ними по моему твёрдому убеждению - натуральная мерзость и никакой физиологией оправдана быть не может....

                конец