История, которую нельзя переписать. Глава 4

Татьяна Кырова
                4.
               


          Теперь Зина старалась держаться ближе к Серафиме и, подражая старшей сестре, принялась читать книжки.

          С того дня она часто думала о высоком офицере. Тихонько выведала у мамы, что фамилия следователя была Зубков. Девочке сделалось стыдно за своё мятое платье и без всякого принуждения со стороны взрослых стала следить за своим внешним видом.  Перестала приставать к другим и научилась заплетать косички вслепую, укладывая так, как ей нравится.  Бабушка Прасковья Павловна подарила  две синие атласные ленточки и кружевной воротничок на школьное платье. Ленточки на ночь зажимала между учебниками, для веса добавляя Митиных, чтобы к утру они разгладились, холщевое платье черного цвета от белого воротничка сильно преобразилось.  Но это всё же было не совсем то. Эмма Эдуардовна рассказывала, что ввели школьную форму и в больших городах ученики ходят нарядные. С тихой завистью присматривалась Зина к продавщице сельпо и школьным учителям, которые одевались несколько иначе, чем все остальные.

          Новая математичка отважилась надеть шляпку, вот смеху было,  в деревне шляпа, всё равно, что на корове седло. Приезжая сразу поняла свою ошибку, но прозвище Шляпа закрепилось навсегда. Униформа колхозника была неизменна: всесезонная телогрейка, а на ногах валенки, сапоги или чуни.  Фельдшерица в Пуховой, на что уж уважаемый человек, и то платок носит, правда он у неё очень красивый и дорогущий, посадский называется, такого больше ни у кого нет, с войны привезла. Зина вздохнула, шаль у неё совсем вытерлась, продувает насквозь. Мама говорит, от бабушки память осталась. Ещё платье красивое было, но его перешили Серафиме на выпускной. Плюшевая шубка с чернобуркой ушла, когда лекарства понадобились, фельдшерица теперь в ней ходит. Но Зине совсем не жалко, потому что мама в тот год сильно болела, два дня её дома не было, а потом ещё неделю лежала. Слова аборт никто не произносил, и девочка ни о чём не догадывалась. После ареста мужа от пережитого стресса у Анны Дмитриевны открылось кровотечение и чтобы спасти женщину, пришлось прервать беременность. Денег не было, и Анна рассчиталась за дефицитные лекарства шубой, единственной ценностью уцелевшей при раскулачивании родительского дома.

          Откроет Зина сундук, постоит над ним и обратно закроет, ничего подходящего и близко нет. Жалко, что Симочку не пустили в медицинское училище, через год бы уже окончила, тогда купила бы Зине красивое платье, как у Ритки. Подружке родственники из города на днях привезли целый чемодан поношенных вещей, она хвасталась, у Зины даже дыхание перехватило от такой несправедливости, куда ей столько. «Нашим девочкам такое барахло теперь без надобности» - передразнивала их довольная Ритка. Дядя у них большую должность получил, вот они и шикуют.

          Знала Зина, что ей подарков ждать не от кого, но всё равно мечтала и мысленно примеряла всевозможные наряды. А когда вырастет, поедет в город, встретит товарища Зубкова, вот он удивится, какая красавица перед ним. Шляпку она, конечно, одевать не будет, вдруг ему не понравится.  Слово там какое-то специально придумали, чтобы насмехаться. Зина отложила роман, задумалась:

          - Сима, как говорят, антиле…наподобие агента?

          - Интеллигент. Ты чего там читаешь?

          Серафима подошла к сестре, перевернула книгу, на обложке стояло название «Петр первый» Алексея Толстого:

          - Вот чудачка! Ты где витаешь?


          Только с бабушкой Прасковьей Павловной девочка отважилась поговорить на заветную тему:

          - А красивый был следователь, правда?

          Старушка насторожилась:

          - Какой следователь?

          - Ну, тот, который нас с мамой оправдал.

          - Фу, ты. Не знаю, не заметила, может и красивый. Мне теперь все на одно лицо. Понравился что ли!?

          Зина покраснела и отошла к окну. Недавно оторвавшимся ставнем разбило стекло, и на его месте бабушка наклеила толстым слоем газеты. Такая домовитая Прасковья Павловна, неужели и у неё нет денег на новое стекло:

          - Бабушка, ты чего портрет товарища Сталина вверх ногами приклеила?

          - О, Господи! Свят, Свят! И верно девка, сослепу сотворила. Там в кути ещё клейстер остался в ковшике, заклей вдругорядь, да побыстрей. Вот ведь дура старая натворила дел.

          Антисоветская выходка Прасковьи Павловны так неосмотрительно выставленная в окне на всеобщее обозрение была тщательно замаскирована. Чтобы окончательно успокоить старушку Зинаида нашла в стопке газет большой портрет вождя народов и повесила его на стенку:

          - А ты чего стекло не купишь?

          - Купить можно, только кто вставит. У Елисея руки не из того места растут, а молодежь не обучена. Дед Арсений свой алмазный резак ещё в войну на мешок муки выменял.

          - У многих в окнах бумажки наклеены, некрасиво и темно. Вы бы попросили на общем собрании председателя, чтобы вставил.

          - Его попросишь, так вставит, догонит и ещё добавит. Пусть уж  пока стоит, не до красоты, я газеты всё одно не читаю, а выписывать заставляют, так хоть пригодились.

          - Бабусь, а, правда, тетке Дарье целых пять лет дали. Вот ужас.

          - Поели мясца. Как только поперёк горла не встало. Чуть мать твою со света не сжили, злыдни бестолковые. Однако ты права хороший следователь попался. Добрый человек, надо бы помолиться за него, отблагодарить, а то я и забыла.
 
          - Ой, бабушка, что ещё скажу, Петька Цаплин на нашу Симочку стал заглядываться. Мимо дома проходит и чуть шею не сворачивает.

          - Да, как можно, это же по навету Елисея отца твоего посадили.  Петруха его в кутузку препроводил. А мать, что!?

          - Мама ещё не знает, но меня не проведёшь.

          - Грех, какой.

          - Какой грех, бабушка, Симочка и виду не показывает, дома сидит вечерами. Разве когда на ферму ходит, тогда видятся. Нет, сестрёнка у меня строгая. Пусть Петька помучается.

          - Ох, девка, что за мысли роятся в твоей головушке. Давай лучше делом займёмся.  Шерсть купила, сейчас вычешем, спрядём, и научу тебя носки вязать.

          - Нет, бабушка, ты одна почеши пока, больно запах от неё противный. А я тебе книжку почитаю, «Госпожа Бовари» называется. Там такая любовь, я её уже третий раз читаю. Еле выпросила у нашей учительницы. Два яйца за это дала, только не говори никому. Мама думает, что  курицы нестись плохо стали.

          - Ладно, стрекоза, читай. А яйца у меня возьми, нехорошо мать обманывать, ей ещё продналог сдавать. Да ближе к окошку садись, темнят рано теперь.

          Довольная собой, Зина принялась читать, обрадовалась, что Прасковья Павловна согласилась прикрыть её маленькое прегрешение. Сколько у немки книжек, и всё про любовь, не то, что в избе-читальне.  Истории одна интереснее другой будоражили воображение,  не без труда старалась представить в роли героя любовника следователя Зубкова.  Натыкаясь на строгий взгляд бабушки, слышала предостережение внутреннего голоса, рано ещё об этом думать и лишние картинки сразу исчезали.

          Наконец Прасковья Павловна не выдержала:

          - Зина, у какой учительницы ты взяла эту книгу?

          Девочка замолчала, соображая, стоит ли называть имя:

          - А что тебе не нравится?

          - Мне, кажется, тебе рано читать об этом.

          - Ну, вот, я думала, хоть ты меня понимаешь. Посмотри, какая серая жизнь вокруг. Скучно же бабушка. Меня ужас охватывает только от одной мысли, что я останусь здесь навсегда - повторяла Зина слова Эммы Эдуардовны.

          - Эта госпожа Бовари, наверняка, плохо кончила.

          - Ну, это же книжка. Вот ты говоришь, всю жизнь любила моего деда, а сама два раза замуж выходила, это как понять?

          - Так и понимать, женщине одной тяжело. Положено замуж выходить, придёт пора, и ты выскочишь, только сдаётся мне, больно уж торопишься. Скучно ей,  а чтобы нескучно было, держи прялку.

          - Ба-аа, ну ты… Ладно, давай.

          - От скуки на все руки, говорят. Работать надо, чтобы черти не одолевали. И что же мне оставалось, если дед твой на другой женился. Бабе главное дети, а мужики что…хорошо, конечно, когда по любви. Только как поймёшь любовь это или  так просто тянет. Это теперь я точно знаю, что одного Дмитрия Фатеевича любила.

          - А что ты знаешь? Как определила?

          - Да разве объяснишь умом то. Это же не от ума идёт, сердце подскажет. Только услышать надо, любовь во весь голос не кричит, она ласку любит. Нежность и тепло разливается в душе. Больно разговорчивая ты стала, держи веретено и займись делом.

          Зина совсем не хотела ссориться с Прасковьей Павловной и повиновалась. Так уж получилось, что в этом доме она встретила свою первую любовь. Если раньше, просто, чувствовала неосознанную радость, переполнявшую её при одной мысли о Зубкове теперь, спустя два года, начитавшись романов, девочка уже знала, что с ней такое происходит. Правильно бабушка говорит - нежность. Зина гордилась своим выбором, это не то, что у Симочки. Теперь стала догадываться, что Петька не совсем безответно вздыхает по сестре. Серафима не может открыто гулять с Петром, поэтому и сидит дома. Интересно, чем всё закончится!?  И главное, как отреагируют родители. По её подсчётам отец должен вернуться через два года, но загадывать страшно, эта тема дома даже не обсуждается, ждут молча. После истории с пропажей телёнка мама стала особенно осторожна и на словах и на деле.

          С немецким языком у Зины полный швах, и было жалко, что Эмма Эдуардовна учит их последний год, но в такой глухомани молодой симпатичной женщине тоска зелёная. Учителей всего четверо, потому ведут несколько предметов, независимо от специализации. Математичка удивила всех, выйдя замуж за своего бывшего ученика. Теперь бегает вместе со всеми коров встречать и полощет на речке мазутную спецовку своего любимого тракториста. « Шляпа, она и есть Шляпа. Разве это любовь!», - Зинаида удивлялась глупой безрассудности. Эмма Эдуардовна другая, по описанию на госпожу Бовари похожа, даже имя такое же. Любовников только нет, на деревенских и не взглянет, зачем они ей. Вообще поговаривают, что старшеклассников отправят учиться в район, там уже строят здание интерната. Было бы здорово, если так, то она встретит Зубкова даже раньше, чем думала. И уж точно, не вернётся в свою деревню, ни за какие коврижки. А если Цаплин не отпустит? Нет, она даже не хотела об этом думать. У неё есть Бог и Зубков. Обязательно уедет.