Машенька и серый...

               

На железнодорожном вокзале толчея. Что я здесь делаю ? Куда еду и зачем?  Нет, зачем я знаю. Нашей газете, то есть газете в которой я работаю репортёром, срочно требуется свежий материал. Конечно для этого надо куда- то ехать, что - то искать. Но где? И что?

Толпа внесла меня в вагон. Я загадал, что сойду на первой станции, которая будет звучать красиво.
В течении часа, я не услышал ни одной приятно звучащей станции и почти потерял надежду, как вдруг объявили : " Дубровская".
Мне понравилось название и я выскочил из вагона.

На перроне бабушки торговали всякой всячиной. Вёдра с яблоками, лесной ягодой, солёными огурцами и помидорами своими запахами сбивали с ног. Я вспомнил, что сегодня не завтракал.

Чистенькая на вид старушка продавала пирожки.
- Что соколик смотришь, подходи не стесняйся. Свежие пирожки, сама пекла. Хочешь с картошкой или с капустой?
- Один с картошкой, один с капустой.
Она подняла клеёнку и протянула мне два пирожка.
- Ешь на здоровье, в городе поди таких нету?

Я откусил...
- Точно нету, спасибо. Очень вкусно.
- А ты по што в наши края? Али заблудился?
- Да нет, просто так, подышать ехал. А с поезда сошёл на удачу.
Она улыбнулась, вытерла руки о передник.
- На удачу говоришь? Какая у нас тут удача? Хотя места-то красивые, сказочные места. И лес у нас чистый и речка с рыбой, и люди не шипко злые. А ты часом не журналист?
Я смутился, пирожок в горле застрял.
- А что, сильно заметно?
- Мне заметно, я от природы внимательная. Из сумки у тебя вон компьютер виднеется, а с боку ручка и карандаш с блокнотом. О чём пишешь?
- Да разное, для газеты материал собираю.
- Ага, как это...? Сенсацию ищешь?

Раскусила меня, местная шерлокхолмша.
- Будет тебе сенсация. Иди вниз по тропинке, дойдёшь до деревни, там спроси дом Машеньки.   Коли понравишься, расскажет она тебе ....

Дорога от станции до деревни оказалось не близкой, или я не той тропинкой пошёл, но только через час набрёл на палатку, в которой продавалась всякая дребедень.
Розовощёкая деваха бойко торговала. Увидев меня, подмигнула накрашенным глазом и выдала:
- Что из газеты? Машенькин дом на отшибе стоит, в конце деревни.
-А откуда ты...?
Спросил я, не скрывая удивления.
-Меня баба Маня предупредила.
 И помахала мобильником.
 Ну-да.. Не в деревне ведь, цивилизация и прогресс.
 
Дом оказался полуразвалившейся хибарой, окруженной по пояс не кошеной травой. Полусгнившие брёвна, с проросшим между ними мхом, намекали на преклонный возраст строения. Как-то страшновато было туда заходить, того и глядишь, обвалится.

Поднявшись на скрипучее крыльцо, я было занёс руку, чтоб постучать, как дверь распахнулась...

-Ты ко мне?
В дверях стояла древняя, маленького роста старушка в белом платке. На вид ей было за восемьдесят.

- Здравствуйте, вы Машенька?
- Да.
- Тогда я к вам.
- Заходи, мил человек, гостем будешь.

Она посторонилась и я прошёл в избу, больно ударившись о низкий косяк.  Внутри было чисто и прибрано, в углу виднелась икона с горящей под ней лампадой.  Пахло травами, над печкой висели связанные венечки. Время в этой избе остановилось давным давно. Старенькая печка, на которой стоял антикварный чугунок, прялка, рукомойник. Всё, как в кино о дореволюционной России.
Мы сели за стол, с вязанной крючком скатертью, местами стёртой, но залатанной заботливой рукой.

-Чаю будем пить, с варением - смешно выговаривая, сказала Машенька.
-Спасибо, я...
-Варенье-то вишнёвое, прошлый год много наварила, не откажи.
 Моё любимое варенье, как она знала?

На столе стоял самовар с медалями и вензелями.
- Откуда такой?-спрашиваю.
- Это ещё от батюшки мого остался, в огороде схоронила. Знатный был купец, царство ему небесное.
 И перекрестилась морщинистой рукой.
 
Мы пили чай со смородиновым листом, заедали вишнёвым вареньем и молчали. Я не знал, да и не хотел её не о чём распрашивать, а она и не торопила. Странная, непонятная тишина, будто знаем друг друга много лет, будто говорено всё переговорено. На стене мерно тикают ходики, слышно, как из рукомойника в таз, срывается капля.

-А тебя, конечно, Сергеем кличут? - вдруг произнесла старушка.
Я так и замер с ложкой в руке. Неужели я сошёл с ума? Что здесь происходит, куда я попал?
- Что, угадала?
- Да...А..?
 Она улыбнулась. Улыбка зажгла глаза. Я представил её в молодости, по всему видать, была первой красавицей на деревне.
- Не робей, мне на Серёж везёт. Записывать
 будешь, аль так запомнишь? - спросила Машенька, расправляя руками скатерть на столе.
- Буду записывать - ответил я, доставая блокнот.

- До революции эта деревня...
Она вздохнула.
- А потом раскулачили, батеньку и братьев поубили... Одна я осталась. Хозяйство малое, но жить можно. Мой муж первый, покойный Сергей Михайлович, долго сватался, потом пришёл сказал: "Или за меня пойдешь, или в тюрьме сгною, контра.."
 Погиб он ешо до войны с гитлером. А потом немцы пришли, били меня..
А потом наши...ещё хуже. Партизаны...Всё под чистую забирали. А как жить, когда есть нечего?
" Всё для фронта, всё для победы". Голод. В деревне уже кошек не осталось, думала Богу душу отдам. Молилась каждый день...Просила Господа:" забери меня или чудо яви".
Так на коленях стояла, каждую ночь. И слышу вдруг дверь скрипнула, не половица, а дверь.  А я как раз поклон отбивала. Подошёл он сзади...Меня за пояс как ухватит, я разогнуться-то боюс, глаза зажмурила, а он в спину мне дышит...Юбку-то задрал, а вонища от него. Сделал своё дело и ухо мне лижет. "Вот же ирод" - думаю.
Открываю один глаз...Господи, спаси и сохрани. Волчище-то, огромный такой. В глаза мне смотрит. Будто спрашивает :"  тебе тоже хорошо было? ".  И ушёл.
А на следующий вечер тетерева принёс. В избу зашёл, к ногам моим положил. Я тогда к соседям сбегала, к тем что с голоду померли, дров у них с поленницы принесла, суп сварила, ему тарелку налила. Всё съел и спать лёг. Я на печке, он-под печкой. Тепло ему.
Заботился обо мне. Почти каждый день добычу приносил: то зайцев, то тетеревов, а однажды даже оленью ногу притащил.  А я ужин сварю и кормлю его, а ему нравится. Поест и трётся об меня, как пёс ручной, я его "Серёжей" звала. Как в сказке: " Машенька и серый волк".
 Своей волчицы видать у него не было. Так и перезимовали. А весной партизаны опять по деревне пошли...Когда дверь в горницу открыли, Серый на них бросился, одного порезал, а второй его из нагана и застрелил. Тоже Сергеем звали, Петровичем...после войны ко мне приехал...пять лет прожили, да помер он. Язва.  От него сынок у меня остался, Сергей Сергеечем кличут.  Да только он здесь давненько не показывался. Говорит занятой, делов говорит у него невпроворот. Ты уж пропиши про него в газете-то, не по христиански это - об родной матери забывать...
 Пей, пей чай, а то остывает.   
 
Дороги обратно к станции я не запомнил. Всё думал о Машеньке и Сергеях.